Нэпман 10. Финал

Глава 8 Контрприем

— Связной установил контакт, — сообщил военный, проверяя портативный фотоаппарат «ФЭД», замаскированный под портсигар. — Сато согласился на встречу сегодня вечером в чайном домике на окраине. Упомянули о деньгах, сразу заинтересовался.

— Насколько он может быть полезен?

— По нашим данным, именно Сато руководит непосредственной закладкой взрывчатки. Если удастся его завербовать, можем получить точное время операции или даже саботировать ее изнутри.

Я кивнул, понимая важность этого направления работы.

— Будьте предельно осторожны. Если Сато работает на контрразведку, нам несдобровать.

— Я проведу беседу через посредника, — успокоил меня Александров. — Лично появлюсь только при твердой уверенности в его намерениях.

Тем временем Воронцов с группой технических специалистов уже обследовал район предполагаемой диверсии. Под видом обычной железнодорожной бригады они провели целый день у моста, готовя «техническое решение» на случай обнаружения взрывных устройств.

— Скорее всего, используют динамит с часовым механизмом, — докладывал Воронцов по возвращении. — Мы подготовили специальный состав для нейтрализации взрывчатки. Если узнаем точное расположение зарядов, сможем незаметно обработать их составом, который сделает детонацию невозможной.

Специальный состав, использованный Воронцовым для нейтрализации японской взрывчатки, представлял собой инновационную химическую смесь, разработанную советскими специалистами по взрывотехнике в конце 1920-х годов. Этот состав базировался на коллоидном растворе с высоким содержанием гигроскопических солей и органических растворителей.

Принцип действия был следующий. Жидкость, имеющая консистенцию густой смазки, незаметно наносилась на оболочку взрывного устройства при помощи тонких медицинских шприцев. Благодаря своим химическим свойствам, состав постепенно проникал через микротрещины и поры в корпусе заряда, достигая детонирующего вещества.

Ключевым компонентом смеси выступал модифицированный глицерин с добавлением соединений меди, которые вступали в реакцию с нитроглицерином и другими взрывчатыми веществами, нарушая их молекулярную структуру. Происходила так называемая «мягкая денитрация» — химический процесс, при котором взрывчатое вещество постепенно теряло способность к детонации, превращаясь в инертную массу.

При этом внешне заряд оставался неизменным. Никаких видимых следов вмешательства, никаких изменений цвета или формы. Японские диверсанты не могли визуально определить, что их взрывные устройства были нейтрализованы.

Воронцов знал об этой разработке благодаря своим связям с военно-инженерными кругами и сумел получить небольшое количество состава перед экспедицией. Подобный метод нейтрализации взрывчатки считался секретным и применялся советскими спецслужбами крайне редко, только в исключительных случаях, когда требовалось не просто обезвредить взрывное устройство, а создать эффект «технической неисправности» для дезориентации противника.

К исходу второго дня подготовки наша многоступенчатая операция приобрела четкие очертания. Каждый участник знал свою роль, каждый этап проработан с учетом возможных осложнений.

И все-таки ключевой элемент пока отсутствовал — точные сведения о времени проведения японской акции. Без этой информации нам пришлось бы действовать вслепую, распыляя силы на круглосуточное наблюдение.

Прорыв случился поздним вечером, когда Александров вернулся с тайной встречи. Его лицо выражало сдержанное удовлетворение, верный признак успеха.

— Сато согласился сотрудничать, — сообщил он, как только мы остались наедине. — Сумма в двадцать тысяч иен произвела на него должное впечатление.

— Он назвал время операции?

— Завтра в четырнадцать тридцать по местному времени. Специально выбрали момент прохождения товарного состава с военными грузами. Максимальный пропагандистский эффект.

— Детали размещения взрывчатки?

— Три заряда, распределенные по несущим конструкциям моста. Закладка планируется ранним утром, под видом ремонтных работ. В группе шесть человек.

Я удовлетворенно кивнул:

— Отлично. Информация стоит своих денег. Консул уже выделил необходимую сумму?

— Да, деньги готовы. Сато получит их после предотвращения инцидента, если его информация подтвердится.

— А если это ловушка?

Александров усмехнулся:

— У нас есть страховка. Во время беседы я незаметно сфотографировал Сато вместе с нашим посредником. Эти снимки гарантируют его лояльность.

Теперь, имея точное время и место японской операции, мы могли сконцентрировать все силы на решающем участке.

Я связался с Воронцовым, передав ему сведения о расположении зарядов. Технический план скорректирован с учетом новой информации.

Консул активизировал свои каналы, чтобы обеспечить присутствие «случайных» международных наблюдателей в районе моста к назначенному времени.

Журналисты, получив от меня последнее подтверждение, готовили статьи для срочной публикации утром следующего дня.

Губернатор Цицикара, через своих доверенных лиц, выделил нам небольшой отряд полицейских в гражданской одежде для обеспечения прикрытия операции.

Все элементы сложного плана приходили в движение, сплетаясь в единую систему противодействия японской провокации.

Утро решающего дня выдалось на удивление ясным и безветренным. Я проснулся еще до рассвета, чувствуя то особое напряжение, которое приходит перед решающими событиями.

К семи утра мы с Александровым уже заняли наблюдательную позицию на холме, с которого открывался отличный обзор моста. Замаскированные под местных крестьян, со старыми соломенными шляпами на головах, мы не привлекали внимания редких прохожих.

В восемь тридцать появилась японская «ремонтная бригада», шесть человек в рабочей одежде, с инструментами и деревянными ящиками. Среди них я узнал капитана Сато, худощавого мужчину с военной выправкой, которую не могла скрыть даже гражданская одежда, того самого, что приезжал инспектировать нас недавно.

— Начинают закладку, — прошептал Александров, наблюдая в бинокль. — Пока все идет по плану.

Я сделал едва заметный знак нашей технической группе, замаскированной под рыбаков на берегу ручья. Воронцов, внимательно следивший за ситуацией, кивнул и передал сигнал своим людям.

В девять часов прибыл первый «случайный» международный наблюдатель, шведский инженер из компании «Эрикссон», работавшей над телефонизацией Харбина. Его появление заставило японцев заметно напрячься, но они продолжали работу, старательно изображая обычный ремонт моста.

К десяти часам в ближайшей деревне начали распространяться первые экземпляры специального выпуска местной газеты с перепечаткой статей Паркера и Томпсона о готовящейся японской провокации. Подобная оперативность стала возможной благодаря взаимодействию с губернатором, который негласно предоставил доступ к типографии.

Сквозь бинокль я наблюдал, как несколько крестьян с газетами прошли мимо моста, демонстративно разглядывая японцев и показывая друг другу статьи. Этот простой прием производил нужный эффект. Диверсанты заметно нервничали, переговариваясь между собой.

Я заметил, как Сато отошел в сторону и начал совещаться с другим офицером. Его жесты свидетельствовали о растущем беспокойстве.

— Кажется, наша информационная атака работает, — шепнул Александров, не отрываясь от бинокля. — Они явно встревожены неожиданной оглаской.

К полудню обстановка вокруг моста накалилась до предела. Японская «ремонтная бригада» завершила установку зарядов, замаскировав их под элементы укрепления конструкции. Они отошли в сторону, чтобы не слишком привлекать внимания.

В тринадцать часов на станции Лютяохэ появились два иностранных журналиста, Паркер и Томпсон, в сопровождении фотографа. Их присутствие добавило японцам нервозности.

Сато снова разговаривал со своим помощником, после чего отдал какие-то распоряжения команде. Они отошли еще дальше, чтобы не привлекать журналистов, но те все равно приблизились, чтобы поговорить с японцами.

В тринадцать тридцать к мосту подъехал автомобиль с дипломатическими номерами французского консульства в Харбине. Из него вышли трое европейцев в строгих костюмах и начали фотографировать окрестности, якобы для туристического путеводителя. Эта часть плана была организована консулом через дипломатические каналы.

— Великолепная работа, — удовлетворенно заметил Александров. — Столько «случайных» свидетелей, что японцам будет крайне сложно представить инцидент как китайскую диверсию. А теперь наш выход.

Наш человек, изображавший рыбака на лодке, покачивающейся выше по течению, незаметно нырнул в воду и поплыл к мосту, не показываясь на поверхности. Затем бесшумно показался под мостом и приступил к нейтрализации зарядов. Он воспользовался тем, что иностранцы почти полностью отвлеклась японцев.

В четырнадцать часов мы получили подтверждение от Воронцова о полной нейтрализации всех зарядов. Теперь, даже если японцы активируют взрывной механизм, ничего не произойдет.

Напряжение нарастало с каждой минутой. Я чувствовал, как бешено колотится сердце. Успех операции зависел от множества факторов, любой из которых мог подвести в решающий момент.

В четырнадцать пятнадцать прибыл последний элемент нашего плана, запыленный автомобиль с флажком японского военного атташе. Из него вышел высокопоставленный офицер в полевой форме и напрямую обратился к Сато. Между ними завязался напряженный разговор.

— Похоже, у них разногласия по поводу исполнения операции, — прокомментировал Александров, наблюдая сцену. — Слишком много свидетелей, слишком большая огласка.

Действительно, японский офицер выглядел крайне недовольным. Он энергично жестикулировал, указывая на журналистов и дипломатов, фотографирующих окрестности моста. Сато, сохраняя внешнее спокойствие, что-то доказывал, периодически сверяясь с карманными часами.

В четырнадцать двадцать пять с южного направления послышался приближающийся гудок паровоза. Товарный состав с военными грузами, который по плану японцев должен был стать жертвой «китайской диверсии», приближался к мосту.

Сато, получив последние указания от офицера, быстро вернулся к группе. Он отдал приказ, и один из диверсантов извлек из деревянного ящика компактный детонатор.

— Момент истины, — прошептал я, сжимая кулаки от напряжения.

Поезд медленно приближался к мосту. Японцы укрылись за насыпью, готовясь активировать взрывное устройство. Высокопоставленный офицер наблюдал за происходящим из автомобиля, готовый зафиксировать «доказательства китайской диверсии».

Сато поднял руку, давая сигнал к действию. Диверсант нажал на рычаг детонатора…

Ничего не произошло.

Он нажал повторно, с большим усилием. Снова безрезультатно.

Товарный состав тем временем неспешно прошел по мосту, громыхая тяжелыми колесами по рельсам.

Никакого взрыва. Никакой катастрофы. Просто обычный поезд на обычном мосту.

Лица японцев выражали смесь недоумения и паники. Сато выхватил детонатор у подчиненного и попытался активировать его самостоятельно. Безуспешно.

Высокопоставленный офицер выскочил из автомобиля и быстрым шагом направился к группе диверсантов. Судя по его жестам, он был в ярости.

— Полный провал операции, — удовлетворенно констатировал Александров. — И множество иностранных свидетелей вокруг. Даже если они попытаются организовать другой инцидент, международная огласка уже обеспечена.

Мы продолжали наблюдать за развитием событий с нашей позиции. Японцы спешно собирали оборудование, стараясь выглядеть как обычная ремонтная бригада, завершившая работы.

Офицер вернулся в автомобиль и, судя по всему, ругался так, что даже до нас доносились его крики. Как он теперь будет отчитываться о провале вышестоящему командованию? Наверное, сделает ритуальное самоубийство.

— Пора уходить, — решил я, заметив, что к мосту приближается еще один японский автомобиль с военными номерами. — Наша задача выполнена.

Мы осторожно покинули наблюдательную позицию и, соблюдая все меры предосторожности, вернулись в Цицикар окружным путем.

В условленной квартире нас уже ждали Воронцов и консул. Лица обоих выражали сдержанное удовлетворение.

— Операция прошла успешно, — доложил Воронцов, едва мы переступили порог. — Все заряды нейтрализованы. Даже если бы не международных наблюдателей, взрыв все равно не произошел бы.

— А что с японской реакцией? — спросил я консула.

— Полная растерянность, — ответил тот с легкой улыбкой. — Наши источники сообщают, что в штабе Квантунской армии сейчас настоящий переполох. Кого-то вызвали в Токио для объяснений, несколько офицеров арестованы.

— Капитан Сато?

— Под домашним арестом, — сообщил вошедший в комнату связной. — Но, вероятно, выйдет сухим из воды. Его версия событий — техническая неисправность детонатора.

Александров взглянул на меня:

— А что с нашим обещанием заплатить ему двадцать тысяч иен?

Я задумался на мгновение:

— Его информация была точной и помогла предотвратить инцидент. Думаю, мы должны выполнить обещание. Это вопрос профессиональной этики.

Консул кивнул:

— Сумма будет передана через надежного посредника, когда ситуация немного успокоится.

Мы перешли к обсуждению дальнейших действий. Несмотря на успех операции, положение экспедиции оставалось крайне опасным.

Японцы, оправившись от первого шока, наверняка начнут искать виновных в срыве их планов. Может быть, постараются снова устроить диверсию.

— Необходимо срочно эвакуировать всю группу вместе с геологическими материалами, — решил я. — Мы временно отсрочили японскую агрессию, но полностью предотвратить ее не в наших силах.

Консул согласился:

— Из Москвы получены указания обеспечить вашу безопасную эвакуацию любыми средствами. Транспорт и сопровождение будут предоставлены. Материалы мы отправим отдельно, чтобы при обыске у вас ничего не нашли.

Мы договорились о деталях эвакуации, и я отправил курьера с инструкциями Архангельскому о немедленной подготовке к отъезду.

Когда основные вопросы были решены, консул и связные удалились, оставив нас с Александровым наедине.

— Что дальше, Леонид Иванович? — негромко спросил полковник, закуривая папиросу. — Мы изменили планы противника. Инцидент не состоялся в запланированное время.

Я подошел к окну, глядя на вечерний Цицикар, погружающийся в сумерки. Где-то на восточном горизонте вспыхивали первые звезды.

— Они упрямы, Александр Петрович, — ответил я после долгой паузы. — Мы выиграли время, но не изменили фундаментальные противоречия. Япония все равно найдет или создаст повод для оккупации Маньчжурии. Возможно, несколько недель или месяцев спустя, возможно, другим способом, но это произойдет.

— Тогда в чем смысл нашего вмешательства?

— В том, что мы доставим в Москву сведения о Дацинском месторождении. Это изменит стратегические расчеты и энергетический баланс перед грядущей мировой войной. Советский Союз будет знать, что здесь, в Маньчжурии, находятся колоссальные запасы нефти. И, скорее всего, сейчас, после того, как в прессе поднимется вой, иностранные державы призовут Японию к ответу. Им придется нелегко, они все равно устроят диверсию, но зато мы выиграли время.

— Знание — сила, — задумчиво произнес Александров.

— Именно, — кивнул я. — И это знание может изменить итоги будущих конфликтов.

Мы еще долго сидели в полутемной комнате, обсуждая мельчайшие детали предстоящей эвакуации. Карта Маньчжурии, расстеленная на столе, отражала тусклый свет керосиновой лампы.

Из соседней комнаты дежурный связист принес радиограмму, только что расшифрованную:

«ОПЕРАЦИЯ ВЫСОКО ОЦЕНЕНА. НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ. ЛИЧНАЯ ВСТРЕЧА ПО ПРИБЫТИИ. С.»

Подпись не оставляла сомнений. Сталин сам следил за нашей миссией и ждал результатов.

Рано утром, когда сизый туман расстилался над Цицикаром, мы собрались на станции для отправления. Всю ночь шли последние приготовления к эвакуации экспедиции.

Образцы керна, пропитанные драгоценной нефтью, уже отправлены дипломатической почтой в специальных герметичных контейнерах, замаскированных под обычный багаж. Документация, включая карты, схемы и расчеты, также разделена на несколько частей, надежно спрятана и отправлена через консульство. У нас ничего не было.

Железнодорожная платформа пустовала в этот ранний час. Только несколько сонных китайских носильщиков и усиленный наряд японской военной полиции, внимательно проверявшей документы немногочисленных пассажиров.

— Будьте предельно осторожны, — шепнул мне Александров, когда мы приблизились к контрольному пункту. — Японцы явно что-то подозревают. Патрули так и кишат по всему городу.

Я молча кивнул, сохраняя невозмутимый вид и крепко сжимая видавший виды саквояж.

— Документы, — отрывисто произнес японский офицер, бесцеремонно протягивая руку.

Я спокойно предъявил дипломатический паспорт, подготовленный консульством, и командировочное предписание, объясняющее наше присутствие в Маньчжурии.

— Инженер Краснов, технический специалист КВЖД, — произнес я ровным голосом. — Возвращаюсь после планового обследования железнодорожного полотна.

Офицер внимательно изучил бумаги, задерживаясь на каждой печати и подписи. Его взгляд скользнул на мой саквояж, но кожаный планшет с документами, демонстративно прижатый к груди, отвлек его внимание.

— Багаж? — сухо спросил он, кивнув на чемоданы, которые грузили в вагон Перминов и Архангельский.

— Стандартное инженерное оборудование и личные вещи, — ответил я. — Можете проверить, если желаете.

К моему облегчению, офицер ограничился поверхностным осмотром. Наша техническая легенда и документы консульства сработали безупречно.

Поезд на Харбин подали точно по расписанию. Старый, но добротный состав с паровозом серии «Е», пыхтящим клубами пара в утренней прохладе.

Мы заняли два купе в середине вагона первого класса, обеспечивающего относительный комфорт и, что важнее, некоторую приватность для разговоров.

Едва состав тронулся, я почувствовал, как напряжение последних дней начинает отпускать. Мерный стук колес действовал успокаивающе, а проплывающие за окном равнины Маньчжурии с возделанными полями и редкими деревушками создавали иллюзию умиротворения.

Архангельский, сидевший напротив меня у окна, выглядел осунувшимся после бессонных ночей, но его глаза горели тем особым блеском, который бывает у ученого, совершившего важное открытие.

— Даже если мы больше ничего не сделаем в своей жизни, — негромко произнес он, когда проводник удалился после проверки билетов, — то, что мы обнаружили в Маньчжурии, оправдывает все риски и усилия.

Я кивнул, соглашаясь с его оценкой. Действительно, открытие гигантского нефтяного месторождения на двадцать восемь лет раньше исторического срока могло кардинально изменить стратегическую ситуацию для Советского Союза.

Александров, молча стоявший у двери купе, вдруг напрягся:

— Японский патруль проверяет вагон, — шепнул он, быстро выглянув в коридор. — Ведите себя естественно.

Мы продолжили разговор об обычных инженерных проблемах на КВЖД, когда дверь купе резко отодвинулась. На пороге стоял капитан Танака, тот самый японский офицер, который посещал наш лагерь и проявлял подозрительный интерес к нашим работам. И которого я видел в Харбине.

— Какая неожиданная встреча, товарищ Краснов, — произнес он по-русски с легким акцентом. Его тонкие губы тронула холодная улыбка. — Возвращаетесь в Харбин?

— Как видите, капитан, — я сохранял невозмутимость. — Плановое обследование завершено, составлены акты о состоянии путей. Обычная рутинная работа.

Танака окинул внимательным взглядом купе, задержавшись на наших чемоданах.

— Странное совпадение, — задумчиво произнес он. — Ваш отъезд происходит сразу после неудачной операции на Южно-Маньчжурской железной дороге. Вы слышали? Говорят, китайские диверсанты готовили там взрыв. Вы не находите это любопытным?

Я сделал удивленное лицо:

— Диверсия? Взрыв? Первый раз слышу. Что произошло?

Танака внимательно наблюдал за моей реакцией.

— Вы действительно не знаете? Это странно, учитывая, что весь Цицикар только об этом и говорит. Кто-то сорвал диверсию, организовав утечку информации в прессу и нейтрализовав техническое оборудование. Правда, журналисты почему-то обвиняют нас, японцев, хотя это мы, наоборот, чуть не пострадали.

— Звучит как шпионский роман, — я позволил себе легкую улыбку. — К сожалению, наша работа гораздо более прозаична. Проверка состояния железнодорожного полотна, измерение прогиба рельсов, оценка дренажных систем. Мы этим и занимались. Хорошо, что на вверенном нам участке ничего не произошло. У нас, знаете ли, не было ничего захватывающего. Мы работали и ничего такого не слышали.

Танака неожиданно опустился на сиденье напротив меня.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам на некоторое время? — это было скорее утверждение, чем вопрос. — У нас есть возможность поговорить откровенно, без лишних ушей.

Я кивнул Александрову и Перминову, и они неохотно вышли из купе, оставив меня наедине с японским офицером. Архангельский остался, делая вид, что увлечен пейзажем за окном.

— Итак, капитан, о чем вы хотели поговорить?

Танака некоторое время молча изучал меня, словно пытаясь проникнуть сквозь маску невозмутимости.

— Вы интересный человек, товарищ Краснов, — наконец произнес он. — На первый взгляд, обычный инженер, проверяющий состояние путей. Но что-то в вас не соответствует этому образу.

— Например?

— Ваши глаза. В них читается знание, которого не должно быть у простого путейца. Ваши действия слишком точно рассчитаны. Ваше появление в районе, представляющем стратегический интерес, слишком своевременно.

Я сохранял спокойствие, понимая, что Танака ведет психологическую игру, пытаясь вывести меня на откровенность.

— Вы мне льстите, капитан. Я всего лишь инженер, выполняющий свою работу.

— Инженер, — Танака улыбнулся уголками губ, — который случайно оказывается рядом с местом неудавшейся диверсии. Инженер, чья экспедиция проявляет необычный интерес к геологии района. Инженер, использующий буровое оборудование для проверки железнодорожного полотна.

Я понял, что он знает гораздо больше, чем показывает. Но доказательств у него нет, иначе наша группа уже находилась бы под арестом.

— Чего вы хотите, капитан?

Танака подался вперед:

— Правды, товарищ Краснов. Я хочу знать, что вы действительно искали в Маньчжурии. И что нашли.

— Истина в том, что я действительно инженер-путеец, и моя задача заключалась в проверке состояния железнодорожного полотна, — я говорил спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Все остальное плод вашего воображения.

Танака откинулся на спинку сиденья, не скрывая разочарования.

Наши взгляды скрестились в молчаливом поединке. Я понимал, что Танака опасный противник, но также чувствовал его бессилие. У него четкие подозрения, но не доказательства.

— Возможно, наши пути еще пересекутся, товарищ Краснов, — наконец произнес он, поднимаясь. — И тогда разговор будет иным.

— Возможно, — согласился я. — Но пока что позвольте пожелать вам удачного дня.

Танака коротко кивнул и вышел из купе. Через несколько секунд вернулись Александров и Перминов.

— Что ему было нужно? — напряженно спросил Александров.

— Он пытался выяснить нашу связь с сорванной провокацией, — ответил я. — У него есть подозрения, но нет доказательств.

Через два часа пути проводник принес китайские и английские газеты, изданные в Харбине. Первые полосы всех изданий кричали о предотвращенной японской провокации. Мировая пресса подхватила сенсацию, раздувая скандал до международных масштабов.

«ЯПОНСКАЯ ВОЕНЩИНА ГОТОВИЛА КРОВАВУЮ ПРОВОКАЦИЮ» — гласил заголовок американской газеты, издававшейся в Шанхае.

«МУКДЕНСКИЙ ЗАГОВОР РАСКРЫТ» — вторила ей британская «Норт-Чайна Дейли Ньюс».

Даже китайские газеты, обычно осторожные в отношении японцев, публиковали подробные отчеты о предотвращенном инциденте, ссылаясь на свидетельства международных наблюдателей.

— Международный скандал разгорается, — удовлетворенно заметил Архангельский, просматривая публикации. — Японцам придется объясняться перед Лигой Наций.

— Это только оттягивает неизбежное, — задумчиво произнес я. — Они найдут другой повод для оккупации. Возможно, более тщательно подготовленный.

— Но мы выиграли время, — заметил Александров. — А время сейчас работает на нас.

Поезд неторопливо продвигался по равнинам Маньчжурии, приближаясь к Харбину. В городе нам предстояла пересадка на Транссибирскую магистраль и долгий путь через всю Сибирь до Москвы.

Транссибирский экспресс, отправлявшийся из Харбина в Москву, был заполнен дипломатами и журналистами, спешившими передать последние новости о маньчжурском кризисе своим правительствам и редакциям. В вагоне-ресторане то и дело вспыхивали жаркие дискуссии о японских планах и международной политике.

Мы держались в стороне от этих обсуждений. Каждый перестук колес приближал нас к советской границе, за которой относительная безопасность.

На третий день пути, после всех остановок на проверку локомотива мы прошли станцию Суйфэньхэ близ границы, а затем добрались до Гродеково, первой крупной станции в СССР. Я уединился с Архангельским в пустом купе для обсуждения научных аспектов экспедиции.

— Следует подготовить детальный отчет о месторождении еще до прибытия в Москву, — предложил геолог, раскладывая карты на откидном столике. — Если наши предположения верны, Дацинское месторождение просто огромное.

— Три миллиарда тонн высококачественной нефти, — кивнул я, сверяясь с записями в блокноте. — Плюс огромные запасы природного газа. Это может полностью изменить энергетическую стратегию страны.

— И геополитический расклад, — добавил Архангельский. — Теперь Советский Союз будет действовать на Дальнем Востоке с позиции силы, зная о существовании этих ресурсов.

Мы продолжили работу над отчетом, систематизируя полученные данные и составляя предварительные карты месторождения. Архангельский оказался не только талантливым геологом, но и превосходным аналитиком, способным на основе ограниченных данных сделать точные выводы о структуре нефтеносного пласта.

После пересечения границы напряжение, до того не отпускающее ни на минуту, начало потихоньку спадать. Мы наконец оказались на родной земле, и теперь уже ничто не могло помешать нам доставить сведения о Дацинском месторождении в Москву.

Я стоял в коридоре вагона, глядя на проносящиеся мимо бескрайние сибирские леса. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона.

Александров, бесшумно появившийся рядом, нарушил мои размышления:

— О чем задумались, Леонид Иванович?

— О том, что мы всего лишь в начале пути, — ответил я. — Открытие месторождения только первый шаг. Теперь предстоит убедить руководство в необходимости действовать, основываясь на этом знании.

— Вы думаете, возникнут сложности? — удивился Александров. — Ведь очевидно стратегическое значение такого открытия.

Я вздохнул, вспоминая, как часто в моей прежней жизни бюрократическая машина тормозила самые перспективные проекты:

— В политике мало что бывает очевидным. А стратегические решения такого масштаба требуют не только знания, но и политической воли, чтобы действовать на основе этого знания.

— Что ж, — Александров смотрел на закатное солнце, — мы сделали все, что могли. Теперь решение за теми, кто стоит у руля государства.

Я кивнул, не отрывая взгляда от горизонта.