Нэпман 10. Финал

Глава 18 Железный удар

С наблюдательного пункта на холме картина сражения открывалась во всей полноте.

Клубы дыма от разрывов и горящей техники стелились над долиной Дацина. Первый удар «Катюш» произвел ошеломляющий эффект.

Японцы оказались полностью деморализованы неизвестным оружием. Их командные пункты превратились в груды дымящихся обломков, артиллерийские позиции замолчали.

Однако противник постепенно приходил в себя. На центральном участке, где располагались основные укрепления гарнизона, японцы пытались организовать оборону. Сквозь пыль и дым я различал силуэты легких танков «Тип 89», выдвигающихся навстречу нашим машинам.

— Японцы концентрируют бронетехнику в центральном секторе, — произнес Сопкин, не отрывая от лица бинокль с восьмикратным увеличением. — Пытаются организовать контратаку.

Я кивнул, наблюдая за маневром противника:

— Предсказуемо. Центральная дорога — единственный путь к нефтяным месторождениям. Они будут защищать ее до последней капли крови.

Японские танки, небольшие и юркие, с малокалиберными пушками, выстраивались в боевой порядок. За ними пехота занимала позиции, готовясь поддержать бронетехнику.

Момент требовал решительных действий. Окунев, командир нашего танкового батальона, ждал приказа по обусловленному сигналу.

— Товарищ Сопкин, пора применить план «Клещи», — решительно произнес я. — Пошлите связного к Окуневу.

Сопкин кивнул и подозвал молодого красноармейца с повязкой связного на рукаве.

— Бегом к командиру танкового батальона. Передай ему приказ: «Выполнять „Клещи“. Начало через пять минут после получения сообщения».

Связной козырнул и бросился вниз по склону, петляя между воронками от разрывов. Время в такие минуты растягивается, каждая секунда кажется вечностью. Я наблюдал, как боец достиг первого танка, передал сообщение, и как по цепочке информация начала распространяться среди танковых экипажей.

Полозов, лучший механик-водитель в батальоне, сидел в тесной кабине Т-30, вцепившись в рычаги управления. Пот заливал глаза, дышать в раскаленной броневой коробке становилось все труднее. Но азарт боя захватывал, вытесняя усталость и страх.

— Полозов, вправо! — раздался в голос командира машины. — Наводчик, цель легкий танк, дистанция шестьсот метров!

Полозов плавно повернул рычаги, разворачивая тридцатитонную махину. Мощный дизельный двигатель отозвался ровным гулом, гусеницы зацепились за каменистый грунт. Танк развернулся, подставляя наклонную лобовую броню навстречу противнику.

Выстрел 76-миллиметрового орудия сотряс машину. Наводчик Мохначев не промахнулся.

Японский танк вспыхнул, словно спичечный коробок. Через несколько секунд прогремел взрыв, сдетонировал боезапас.

— Попадание! — торжествующе воскликнул Мохначев. — Горит как береста!

— Некогда любоваться, — отрезал командир. — Полозов, к оврагу, выполняем маневр по плану «Клещи»!

С наблюдательного пункта я видел, как наши танки начали перестраиваться. Основная группа под командованием Окунева продолжала фронтальное наступление, сковывая силы противника, а две фланговые группы незаметно отделились и начали обходной маневр по низинам и складкам местности.

Замысел Сопкина отличался классической простотой и эффективностью. Пока японцы сосредоточат внимание на отражении фронтального удара, фланговые группы зайдут с боков и возьмут противника в клещи.

— Товарищ Сопкин, — обратился я к командующему, — подготовьте второй залп «Катюш» по резервам противника. Момент решающий.

Сопкин передал приказ Овсянникову через связного. Пока мы ждали результатов маневра, японцы решились на контратаку. Около десятка легких танков при поддержке пехоты двинулись навстречу нашим основным силам.

Первые выстрелы показали всю бесполезность японской техники против Т-30.

Снаряды их 37-миллиметровых пушек просто отскакивали от наклонной брони советских танков, не причиняя вреда. В ответ 76-миллиметровые орудия Т-30 методично расстреливали японские машины с дистанции, недоступной для противника.

В этот момент фланговые группы завершили обходной маневр и ударили с двух сторон по японским позициям. Противник оказался в ловушке, зажатый между тремя группами наших танков.

— Сработало! — в голосе Сопкина прозвучало удовлетворение. — Классический «канне», двойной охват.

Овсянников, командир «Катюш», не подвел. Второй залп реактивных снарядов обрушился на японские резервы, уничтожив последнюю надежду противника на организованное сопротивление.

Зрелище впечатляло даже издалека.

Десятки огненных трасс прочертили небо, за ними последовала серия оглушительных взрывов. Клубы дыма и пыли окутали позиции японцев. Когда дым рассеялся, на месте резервных подразделений остались лишь воронки и разбросанное, искореженное оборудование.

В центральном секторе разыгрывалась драма последнего сопротивления. Японские танкисты, понимая безнадежность положения, продолжали сражаться.

Их легкие машины маневрировали между советскими танками, пытаясь зайти с фланга или тыла, где броня тоньше. Изредка им удавалось подбить один из наших танков, но цена таких успехов оказывалась слишком высокой.

К моему наблюдательному пункту подъехал мотоциклист с донесением от Александрова.

— Товарищ Краснов, все самолеты противника уничтожены! — доложил он, протягивая запечатанный конверт. — Диверсионная группа без потерь отходит к точке рандеву.

Еще одна хорошая новость. Теперь японцы не смогут использовать авиацию для контрудара. Танковое сражение вступило в финальную фазу.

В центре долины, где еще недавно располагались основные силы японского гарнизона, господствовал хаос. Горящие танки, разрушенные укрепления, тела погибших. Т-30 методично продвигались вперед, подавляя последние очаги сопротивления.

С южного направления подходили отряды Хэ Луна, довершая разгром противника. Китайские партизаны действовали с невероятной отвагой, атакуя превосходящие силы японцев.

Я решил спуститься с наблюдательного пункта и лично проследить за завершающей фазой операции. Водитель, подогнал бронеавтомобиль, и мы с Сопкиным направились к позициям командного пункта противника, где еще держались остатки японских сил.

По пути нам встречались группы пленных японцев под конвоем наших бойцов и китайских партизан. Деморализованные, растерянные, они не понимали, что произошло. Еще утром они чувствовали себя хозяевами Дацина, а теперь превратились в военнопленных.

Подъехав к передовым позициям, я увидел Окунева, командовавшего танковым прорывом. Почерневший от копоти, с перевязанной рукой, он продолжал руководить операцией, не обращая внимания на ранение.

— Товарищ Краснов! — он четко козырнул, увидев меня. — Докладываю. Центральный сектор обороны противника прорван. Потери минимальные: три танка подбиты, но экипажи живы. Продвигаемся к командному пункту противника.

— Отлично, товарищ Окунев, — ответил я. — Позвольте взглянуть на вашу руку.

— Пустяки, товарищ Краснов! — Окунев отмахнулся здоровой рукой. — Осколок чиркнул, когда высунулся из люка. Медик уже обработал.

Окунев выглядел усталым, но возбужденным. В его глазах читалась та особая ясность, которая приходит к человеку в минуты полного погружения в действие, когда исчезают сомнения и страхи.

— Японцы создали последний рубеж обороны вокруг командного пункта, — продолжил Окунев, указывая в сторону укрепленного комплекса зданий на вершине небольшого холма. — Там собрались остатки гарнизона под командованием какого-то подполковника. Отчаянно сопротивляются.

Я внимательно изучил позиции противника через бинокль. Японцы создали импровизированные баррикады вокруг командного пункта, установили несколько пулеметов, прикрывающих подходы. Последний оплот сопротивления.

— Нужно подавить эти пулеметные гнезда, — сказал Сопкин, оценив обстановку. — Иначе пехота понесет большие потери при штурме.

В этот момент к нам подъехал всадник в простой крестьянской одежде с красной повязкой на рукаве, связной от Хэ Луна.

— Товарищ Краснов, — произнес он на ломаном русском. — Командир Хэ Лун просит разрешения атаковать командный пункт с южной стороны. Его люди знают тропу, не простреливаемую пулеметами.

Я обменялся быстрыми взглядами с Сопкиным и Окуневым. План родился мгновенно.

— Передайте товарищу Хэ Луну: пусть готовит атаку, — ответил я. — Как только увидит сигнальную ракету, пусть начинает. Мы отвлечем внимание противника танковой атакой с фронта.

Связной кивнул и ускакал, а я повернулся к Окуневу:

— Капитан, сможете организовать демонстративную атаку? Главное — отвлечь внимание японцев от южного склона.

— Сделаем, товарищ Краснов, — Окунев повеселел. — С вашего разрешения, я лично поведу машины.

— Разрешаю, — кивнул я. — Но рисковать без необходимости запрещаю. Демонстрация должна выглядеть убедительно, но вы не должны подставляться под огонь.

Окунев отправился готовить танки к атаке, а я связался с артиллеристами, приказав подготовить дымовые снаряды для прикрытия маневра. План выглядел надежным. Танковая атака с северной стороны отвлечет японцев, а партизаны Хэ Луна незаметно подберутся с юга и нанесут решающий удар.

Через пятнадцать минут все приготовления завершились. Я выпустил сигнальную ракету, и операция началась.

Четыре Т-30 под командованием Окунева двинулись на командный пункт противника. Одновременно артиллерия выпустила несколько дымовых снарядов, окутав подступы к холму белой пеленой. Японские пулеметчики открыли огонь, но пули бессильно рикошетили от брони танков.

Я наблюдал за развитием событий через бинокль. На южном склоне, незаметно для японцев, двигались маленькие фигурки партизан Хэ Луна. Они использовали каждый кустик, каждую складку местности для прикрытия.

Внезапно с крыши командного пункта полетели гранаты. Одна из них попала под гусеницу головного танка.

Раздался взрыв, машина дернулась, но продолжила движение. Легкие японские гранаты не могли причинить серьезного вреда тяжелой бронетехнике.

В этот критический момент партизаны Хэ Луна достигли южной стороны укрепления и с громкими криками пошли на штурм. Японцы, не ожидавшие удара с тыла, заметались между двумя угрозами. Несколько пулеметчиков развернули свои машины в сторону китайцев, но было поздно.

Хэ Лун лично возглавил атаку. С пистолетом в руке, он первым ворвался на территорию командного пункта, увлекая за собой бойцов. Завязался ожесточенный рукопашный бой.

Окунев, увидев замешательство противника, приказал пехоте начать штурм с северной стороны. Красноармейцы, укрываясь за танками, быстро преодолели простреливаемую зону и присоединились к схватке.

Последняя отчаянная попытка японцев остановить наступление провалилась. Через двадцать минут интенсивного боя сопротивление организованно прекратилось. Над командным пунктом противника взвился красный флаг.

Я спешил к захваченному комплексу зданий, где уже стояла необычная суматоха. Пленных японцев выводили с поднятыми руками, среди них несколько офицеров в изорванной форме. Китайские партизаны и красноармейцы обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечам, царила атмосфера победы.

У входа в главное здание меня встретил Хэ Лун. Его одежда пропиталась потом и кровью, но глаза сияли.

— Победа, товарищ Краснов! — он широко улыбнулся, показывая белые зубы на фоне закопченного лица. — Командный пункт противника захвачен. Их командир погиб.

— Отличная работа, товарищ Хэ Лун, — я пожал ему руку, чувствуя мозолистую ладонь опытного бойца. — Ваши люди сражались как герои.

— Мы все сражались как герои, — ответил он, оглядываясь на своих измученных, но счастливых бойцов. — Объединились вместе против общего врага.

Внутри командного пункта царил беспорядок: разбросанные документы, перевернутая мебель, следы короткого, но яростного боя. Посреди комнаты на столе разложенная карта района с отмеченными на ней позициями японских частей. Бесценная информация для продолжения операции.

Капитан Окунев, вытирая пот и копоть с лица рукавом гимнастерки, отдавал распоряжения о расстановке танков для создания оборонительного периметра.

— Товарищ Краснов, — обратился он ко мне, — основные силы противника разбиты. Отдельные группы пытаются отступить в южном направлении. Отдаете приказ преследовать?

Я на мгновение задумался. Преследование разбитого противника могло окончательно деморализовать японцев, но и создавало риск растянуть наши силы, сделать их уязвимыми для возможного контрудара.

— Преследуйте в пределах пятикилометровой зоны, — решил я. — Дальше не углубляйтесь. Главная задача сейчас закрепиться на захваченных позициях и подготовиться к отражению контратаки.

Сопкин подошел с донесениями от разведчиков:

— Японцы в панике отступают по всему фронту. Потеряв командование, они не способны организовать сопротивление. Ближайшие резервы противника находятся в Цицикаре, это более семидесяти километров. Даже при полной мобилизации им потребуется не менее суток, чтобы добраться сюда.

Эта информация тактически обнадеживала, но стратегически настораживала. Реакция японского командования на захват Дацина последует неизбежно.

Вопрос лишь во времени и масштабе. Нам необходимо использовать каждую минуту передышки для укрепления позиций.

— Товарищ Сопкин, — произнес я, — передайте Воронцову. Пусть немедленно выдвигается с инженерной группой. Надо готовиться к развертыванию нефтедобывающего оборудования.

К полудню последние очаги сопротивления подавлены. Наши потери оказались на удивление небольшими: семь человек убитыми, около тридцати ранеными, три танка требовали серьезного ремонта, еще пять получили легкие повреждения. Учитывая масштаб операции, результат можно считать блестящим.

Японцы потеряли почти весь гарнизон. Около двухсот убитыми, более ста ранеными, остальные попали в плен. Вся их уцелевшая техника, танки, артиллерия, транспорт, перешла к нам в качестве трофеев.

Я поднялся на крышу захваченного командного пункта и осмотрел панораму долины Дацина. Поле боя постепенно очищалось: увозили раненых, эвакуировали подбитую технику, закапывали тела погибших. Над зданиями развевались наши флаги.

Это сражение изменило историю. Мы не просто захватили стратегически важный ресурс, мы доказали превосходство советской военной техники и тактики. «Катюши» и танки Т-30 продемонстрировали качественный скачок в развитии вооружений, на десятилетия опередив свое время.

Я достал карманные часы: прошло совсем немного времени с начала сражения. Еще утро.

Сопкин подошел с докладом о полном завершении операции:

— Товарищ Краснов, Дацин наш. Нефтяные месторождения под нашим контролем. Система обороны создается по периметру. Инженерные группы приступили к работе.

Я кивнул, чувствуя огромную усталость и одновременно глубокое удовлетворение. Первый этап операции «Дацин» завершился полным успехом.

Теперь предстояла не менее сложная задача. Удержать захваченное и заставить японцев признать новый статус-кво.

— Подготовьте радиограмму в Москву, — сказал я Сопкину. — «Дацин взят. Потери минимальные. Начато развертывание нефтедобычи. Ожидаю дальнейших указаний. Эмиссар-1».

Сопкин козырнул и отправился выполнять распоряжение. Я еще немного постоял на крыше, глядя на панораму захваченного района.

Промышленный НЭП доказал свою эффективность. Танки с дизельными двигателями, реактивная артиллерия, современные средства связи, все это стало возможным благодаря новой экономической политике, создавшей правильный баланс между централизованным планированием и инициативой на местах.

Но главное, мы изменили ход истории. В моей прежней жизни, в XXI веке, я изучал историю, в которой именно в этом году начался японский захват Маньчжурии, ставший прологом к большой войне на Тихом океане. Теперь этот сценарий нарушен. Япония получила мощный сдерживающий сигнал.

— Товарищ Краснов! — окликнул меня снизу Александров. — Союзная разведка докладывает: обнаружены первые признаки японской мобилизации в Цицикаре. По нашим оценкам, они смогут организовать контрудар не ранее чем через двое суток.

— Отлично, — ответил я. — За это время мы превратим Дацин в неприступную крепость.

Солнце быстро поднималось в зенит, освещая поле недавнего сражения и придавая особую резкость контурам окружающих холмов.

Я спустился вниз, где кипела работа по созданию оборонительного периметра. История переписывалась на наших глазах. И перо для этих изменений я принес из будущего.