Нэпман 10. Финал

Глава 14 Командиры

Многоосные грузовики «Полет-Д» с характерным рокотом дизельных двигателей уверенно преодолевали размытую дождями дорогу.

Небо постепенно светлело. Приближался рассвет второго дня нашего марша из Читы. Но конечным пунктом была не линия фронта, как могли подумать многие, а замаскированный армейский лагерь в ста километрах от советско-китайской границы.

Я перечитал шифрованную радиограмму, полученную еще в Чите от Ворошилова: «Прибыть в расположение специальной ударной группы ОДВА под командованием Сопкина. Объединить силы. Детали операции согласовать на месте».

Сидевший рядом Александров выглядел задумчивым:

— Интересно, насколько этот Сопкин в курсе всех деталей операции?

— Ворошилов охарактеризовал его как лучшего специалиста по танковым рейдам на Дальнем Востоке, — ответил я. — К тому же, он уже провел несколько успешных операций против японских диверсантов в приграничной полосе.

Наша колонна из десяти грузовиков и двух бронеавтомобилей представляла лишь малую часть сил, выделенных для операции «Дацин». Основные силы, танковая группа, артиллерия и специальные подразделения, должны ожидать нас в лагере Сопкина.

— А что с Забродиным и Степаненко? — поинтересовался Архангельский, выглядывая из-за брезентового полога кузова. — Они ведь тоже оказали нам существенную поддержку в Чите.

— Отряд Забродина будет обеспечивать связь и снабжение, — пояснил я. — Его бойцы хорошо знают приграничные тропы. А Степаненко со своей группой уже на месте, обеспечивает контрразведывательное прикрытие.

Лицо Архангельского на миг озарилось пониманием:

— Значит, стягиваем все силы в один кулак?

— Именно, — кивнул я. — Операция такого масштаба требует координации всех подразделений. Сопкин будет командовать объединенными военными силами, мы обеспечиваем техническую и геологическую часть, а на месте к нам присоединятся еще и китайские товарищи.

Воронцов, сидевший напротив, оторвался от изучения чертежей и включился в разговор:

— Насчет китайцев, доверять им можно?

— Им нужна наша помощь против японцев так же, как нам нужна их численность для маскировки нашего участия, — ответил я. — Но доверять полностью никому не стоит. Особенно в такой операции.

Дорога шла через густой хвойный лес. Сквозь просветы между деревьями изредка мелькали дальние сопки, окутанные синеватой дымкой. Воздух наполняли запахи смолы и влажной земли.

На одном из поворотов нас остановил замаскированный патруль, красноармейцы в полной боевой выкладке, с винтовками наперевес.

— Пароль? — требовательно спросил сержант с шрамом через всю щеку.

— Амур-Ангара, — ответил наш водитель.

— Отзыв Байкал-Енисей, — кивнул сержант, становясь менее напряженным. — Проезжайте. Лагерь в двух километрах, за холмом.

Вскоре лес расступился, и мы увидели широкую поляну, на которой расположился военный лагерь. Под маскировочными сетями угадывались очертания техники: танки, бронемашины, артиллерийские орудия. Между палатками сновали красноармейцы, дымились полевые кухни.

У въезда в лагерь нас встретил Степаненко, начальник особого отдела Читинского гарнизона. Его обычно непроницаемое лицо выражало необычное оживление.

— Товарищ Краснов! Наконец-то! — он козырнул, подходя к нашей машине. — Товарищ Сопкин с утра справляется о вашем прибытии.

— Задержались на размытом участке дороги, — объяснил я, спрыгивая с подножки грузовика. — Как обстановка в лагере?

— Полная боевая готовность, — кратко отчитался Степаненко. — Техника и люди ждут приказа. Разведчики проверяют возможные маршруты движения. Связь с китайскими товарищами налажена, их представитель уже здесь.

— Вот как? — я был приятно удивлен такой оперативностью. — А Забродин?

— Прибыл вчера вечером со своей группой, — ответил Степаненко. — Обеспечивает тыловую поддержку и маскировку перемещений.

Лагерь представлял собой образец военной организованности. Четко расположенные по периметру посты охранения, техника в капонирах под маскировочными сетями, в центре командирские палатки с узлом связи.

— Учения? — с улыбкой поинтересовался я у группы красноармейцев, проходивших мимо с полевыми катушками телефонного кабеля.

— Никак нет, товарищ! — бодро отозвался молодой боец. — Настоящее дело! Хоть и секретное.

Настроение в лагере ощущалось приподнятое, бойцы чувствовали, что готовится нечто важное.

Степаненко провел нас к большой палатке защитного цвета, над которой развевался небольшой красный флаг, знак командного пункта.

— Товарищ Сопкин ждет вас, — произнес Степаненко, отступая в сторону.

Внутри палатки царила деловая атмосфера полевого штаба, стол с развернутыми картами, полевой телефон, несколько военных, склонившихся над документами. В центре этого организованного хаоса стоял человек, которого я сразу определил как командира. Крепко сложенный, с квадратным волевым подбородком и внимательными серыми глазами под густыми бровями.

— Товарищ Краснов! — Сопкин выпрямился и энергично шагнул мне навстречу. — Рад наконец познакомиться лично.

Павел Артемьевич Сопкин оказался крепким мужчиной среднего роста, на вид немногим старше тридцати. Короткий ежик русых волос, загорелое лицо с отчетливыми морщинками в уголках глаз, следами постоянного прищура человека, привыкшего вглядываться в даль. Военная гимнастерка сидела на нем без единой складки, но не благодаря штабному щегольству, а из-за развитой мускулатуры, ладно и ловко наполняющей форму.

— Взаимно, товарищ Сопкин, — ответил я, пожимая его сухую, крепкую руку. — Наслышан о ваших успехах в противодействии японским диверсантам.

Сопкин улыбнулся, обнажив крепкие зубы:

— Нужное дело, но мелкое. То, что предстоит нам сейчас, несравнимо масштабнее. Прошу, — он указал на карту Маньчжурии, развернутую на столе.

Я подошел ближе. Карта оказалась детальной военной топографической съемкой приграничных районов, с нанесенными от руки пометками. Красным карандашом отмечены японские гарнизоны, синим возможные пути продвижения наших войск.

— Изучал подходы к Дацину, — Сопкин обвел пальцем район нефтяных месторождений. — Местность гладкая, как стол, для танков идеально, но и нас будет видно издалека. Придется использовать складки местности для скрытного приближения.

Его палец заскользил по карте:

— Вот здесь болотистая низина, танки не пройдут, придется огибать. Зато тут — смотрите, — он указал на извилистую линию, — русло пересохшей реки. Глубина до четырех метров, идеальное укрытие для техники при дневном марше.

В его движениях чувствовалась энергия сжатой пружины, готовой распрямиться в нужный момент. Этот человек явно не привык сидеть на месте.

— Что скажете о силах японцев в этом районе? — спросил я, разглядывая красные отметки на карте.

Сопкин достал из картонной папки несколько фотографий:

— Разведка доносит о двух усиленных пехотных ротах, общей численностью до трехсот штыков. Легкая артиллерия, четыре горных орудия калибра семьдесят пять миллиметров. Бронетехника десяток легких танков «Тип 89», жестянки с противопульной броней.

Он выложил на стол фотографию приземистого японского танка на фоне маньчжурского пейзажа:

— Наши Т-30 прошьют их насквозь с любой дистанции. Основная проблема это авиация. У японцев на аэродроме в Цицикаре эскадрилья истребителей «Накадзима».

— Наши танки до подхода к Дацину будут тщательно замаскированы, — заметил я. — Марш только ночью или в утреннем тумане. И это еще не все.

Я достал из планшета запечатанный конверт с грифом «Совершенно секретно» и положил перед Сопкиным:

— Ознакомьтесь. Только вам лично.

Сопкин аккуратно вскрыл конверт. Его брови поползли вверх, когда он увидел чертежи и фотографии «Катюш».

— Что это? Ракетная система? — в его голосе звучала смесь удивления и восхищения. — Никогда не видел ничего подобного.

— Новейшая разработка, — подтвердил я. — Реактивная система залпового огня. Шестнадцать снарядов за восемь секунд. Дальность до пяти с половиной километров. Эффект уничтожение всего живого на площади до двух гектаров.

Сопкин присвистнул:

— Потрясающе. И сколько таких систем будет в нашем распоряжении?

— Две установки. Достаточно для демонстрации силы и решения тактических задач. Особенно важен будет психологический эффект. Японцы никогда не сталкивались с подобным оружием.

Сопкин задумчиво потер подбородок:

— Понимаю. Внезапность, шок, паника… — Он снова склонился над картой. — Предлагаю следующую тактику: танковый кулак наносит основной удар здесь, — его палец указал на центр японской обороны, — а эти «Катюши» поддерживают с фланга, выбивая их артиллерийские позиции и резервы.

Я кивнул:

— Добавьте к этому китайскую пехоту, которая создаст видимость масштабного наступления местных сил, — я поднял на него внимательный взгляд: — Насколько надежны наши китайские товарищи? Слышал, там каждый командир тянет одеяло на себя.

— На нас будет работать Хэ Лун, один из лучших командиров китайских коммунистов, — ответил Сопкин. — Мы налаживаем контакт через Коминтерн. Кроме того, местные крестьяне ненавидят японцев, поддержка населения обеспечена.

Он выпрямился и подошел к пологу палатки. Откинулся, выглянул наружу.

— Так мало времени на подготовку, — произнес он, не оборачиваясь. — Сжатые сроки, но выполнимо. Танки уже доставлены железной дорогой в приграничную зону, замаскированы под сельскохозяйственную технику. Личный состав проходит специальную подготовку.

Он повернулся ко мне, в его глазах читалась решимость:

— Вы уже знакомы с капитаном Окуневым?

— Только по документам, — ответил я. — Талантливый танкист, по отзывам.

— Не просто талантливый, а гениальный, — Сопкин улыбнулся. — Я лично отобрал его для командования танковым батальоном. Этот человек чувствует бронемашину, как продолжение собственного тела. В учебном бою на полигоне умудрился подбить три мишени из движения, на полном ходу.

Он вернулся к столу и склонился над картой:

— Предлагаю решить вопрос с маршрутом движения. Вот смотрите, — его палец обвел излучину реки, — если двигаться ночью через этот участок, можно срезать почти двадцать километров и выйти прямо к флангу японских позиций.

Следующий час мы с Сопкиным провели, склонившись над картами, обсуждая маршруты движения, порядок переброски техники, расположение засад и секретов. С каждой минутой во мне крепла уверенность, что выбор командира для операции сделан правильно.

Сопкин мыслил нестандартно. Предложенная им тактика включала ночной марш-бросок через считавшийся непроходимым заболоченный участок, внезапный удар с тыла в предрассветных сумерках, когда видимость ограничена, и использование дымовых завес для скрытия маневра танков.

— Особенно важен момент внезапности, — подчеркнул Сопкин, — японцы не ожидают удара с севера. Их разведка сосредоточена на юго-восточном направлении, где они готовят свою провокацию.

Снаружи постепенно темнело. Дальневосточные сумерки наступали быстро, как будто торопя нас с подготовкой.

— Предлагаю завтра с утра выехать на танковый полигон, — произнес Сопкин, сворачивая карты. — Познакомлю вас с Окуневым и покажу, на что способны ваши Т-30.

— Согласен, — кивнул я, поднимаясь. — Чем раньше мы наладим взаимодействие между всеми частями операции, тем лучше.

Когда я уже стоял у выхода, Сопкин окликнул меня:

— Товарищ Краснов, позвольте вопрос, не для протокола.

Я обернулся:

— Слушаю.

— Эта операция… она ведь гораздо важнее, чем просто захват нефтяного месторождения, верно? — в глазах Сопкина читалось понимание. — Это поворотный момент.

Я внимательно посмотрел на него. Этот человек явно понимал больше, чем говорил.

— Вы правы, товарищ Сопкин. Мы меняем ход истории. И если все пройдет успешно, японский милитаризм получит такой удар, что надолго приостановит свою экспансию.

Сопкин молча кивнул. В его взгляде я увидел то особое выражение, которое появляется у людей, осознающих свою причастность к великим событиям.

— До завтра, товарищ Краснов. В шесть утра подъем, проверим технику.

Покидая шатер командующего, я глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, напоенный запахом реки и хвойных лесов. Отправившись в свою палатку, я тут же провалился в сон.

Предрассветные сумерки окутывали полигон зыбкой пеленой, пряча в полумраке силуэты техники. Воздух наполнен запахами солярки, мокрой земли и сосновой смолы.

Даже несмотря на ранний час, полигон жил своей жизнью. Вдалеке слышались приглушенные команды, лязг гусениц, рокот моторов.

— Здесь экипажи осваивают новую технику, — Сопкин указал на дальний участок полигона, где в предрассветной дымке угадывались приземистые силуэты танков. — Т-30 принципиально новая машина для наших танкистов. Освоить ее за короткий срок задача не из легких.

Мы подошли ближе, и я смог разглядеть эти стальные боевые машины во всей красе. Приземистые, с наклонной броней и характерным силуэтом, они напоминали хищников, готовых к прыжку. Вроде хорошую машину мы разработали.

На башнях ни опознавательных знаков, ни номеров, ни каких-либо надписей. Только грунтовка защитного цвета, поверх которой местами нанесены маскировочные пятна.

— Дизельный двигатель мощностью в пятьсот лошадиных сил, — продолжал Сопкин, обходя вокруг ближайшего танка. — Семидесятишестимиллиметровая пушка с начальной скоростью снаряда шестьсот двадцать метров в секунду. Броня на лобовых деталях до сорока пяти миллиметров, установленная под углом. — Он ласково похлопал по броне. — Ни один японский снаряд ее не пробьет. Славная игрушка.

— А экипажи освоили новую технику? — поинтересовался я, рассматривая танк.

— Окунев тренирует их круглосуточно, — ответил Сопкин. — Кстати, вот и он сам.

К нам направлялся невысокий коренастый человек в промасленном комбинезоне. Его движения отличались какой-то особой стремительностью и точностью, ни одного лишнего жеста. Обветренное лицо с резкими чертами, высокий лоб, внимательные глаза, оценивающий взгляд, который мгновенно схватывает все детали, таким предстал передо мной капитан Окунев.

— Товарищ Краснов! — козырнул он, подойдя. — Рад встрече. Наслышан о вашей операции в Маньчжурии. А теперь еще и этот совместный проект…

Его рукопожатие оказалось крепким, как тиски. Мозоли на ладони говорили о том, что капитан не чурается тяжелой работы.

— Говорят, наши новые танки произвели на вас впечатление? — спросил я. — Насколько готовы экипажи?

Окунев бросил взгляд на машины:

— Готовность восемьдесят процентов. Механики-водители уже чувствуют машину, наводчики осваивают новую систему прицеливания. Проблема в том, что мало практики стрельбы. Боеприпасы экономим.

— Этот вопрос решен, — вмешался Сопкин. — Утром пришла телеграмма из Москвы. Дополнительный боекомплект для учебных стрельб доставят сегодня к вечеру.

— Отлично! — оживился Окунев. — Тогда завтра проведем полноценное выступление. Покажем товарищу Краснову, на что способны наши стальные хищники.

Танкист подвел нас к ближайшей машине. Люк механика-водителя был открыт, и оттуда выглядывал молодой красноармеец с закопченным лицом и масляными разводами на щеках.

— Младший сержант Полозов, механик-водитель танка номер один-семь, — представил его Окунев. — Лучший в батальоне. Что угодно провернет на этой машине. Полозов, покажи, как ты можешь развернуть Т-30 на месте.

Младший сержант кивнул и нырнул обратно в люк. Через несколько секунд двигатель ожил с характерным низким рыком. В отличие от бензиновых моторов, дизель не ревел, а басовито рокотал, словно большой зверь.

Тридцатитонная машина на удивление легко тронулась с места и начала разворачиваться практически на месте, задействуя бортовые фрикционы. Танк, казавшийся таким неповоротливым, неожиданно продемонстрировал удивительную маневренность для своих габаритов.

— Впечатляет! — признал я, когда рокот двигателя стих. — А что с точностью стрельбы?

— Недавно провели тренировку, — ответил Окунев. — Три попадания из трех выстрелов на дистанции тысяча двести метров, с короткой остановки. Думаю, мы сможем вести огонь даже с хода, если придется.

Он взмахнул рукой, подзывая другого танкиста:

— Сержант Буденовский, командир второго взвода. Расскажите товарищу Краснову об опыте применения машин в условиях, приближенных к маньчжурским.

Подошедший сержант, высокий плечистый мужчина с добродушным лицом, начал рассказывать о проведенных учениях с использованием рельефа местности для маскировки:

— Основная проблема маньчжурских равнин — открытая местность. Мы отрабатывали движение по руслам пересохших рек, использование туманов для скрытного продвижения, маскировку техники сетями. Вчера провели ночной марш-бросок. Тридцать километров без единого огня.

Следующий час мы провели, осматривая технику и наблюдая за тренировками экипажей. Танкисты отрабатывали тактические приемы маневрирования в составе взводов, преодоление препятствий.

Наконец, Сопкин взглянул на часы:

— Предлагаю вернуться в штаб. Скоро начнется совещание с руководителями всех подразделений. Нужно согласовать детали операции.

Когда мы покидали полигон, солнце уже полностью взошло, заливая яркими лучами всю местность. В утреннем свете танки Т-30 уже не казались такими грозными и неуязвимыми, как в предрассветных сумерках.

Но я знал, что это лишь иллюзия. На самом деле это хищники, которые только и ждали команды, чтобы обрушиться на ничего не подозревающую японскую группировку в Дацине.

Штабная палатка была просторнее, чем казалась снаружи. Внутри царил организованный порядок.

Стол с развернутыми картами занимал центральное место, вокруг стояли складные стулья. В углу работала полевая радиостанция, связист в наушниках тихо принимал какие-то сообщения, записывая их в журнал.

К нашему приходу уже собрались все основные участники предстоящей операции. Я узнал Забродина, сухощавого командира читинской группы обеспечения; рядом с ним сидел Степаненко, начальник особого отдела, перебирающий какие-то бумаги.

Воронцов, Архангельский и Александров заняли места в дальнем конце стола. Был здесь и Овсянников, инженер, отвечавший за «Катюши», он что-то оживленно обсуждал с артиллеристами.

Но мое внимание привлекла фигура в дальнем углу палатки.

Китаец в простой серой куртке военного покроя, с типичным для коммунистических командиров головным убором. Его узкое лицо с высокими скулами и внимательными глазами выражало спокойствие человека, привыкшего к опасности.

— Товарищ Вэй, представитель Хэ Луна, — представил его Сопкин. — Координирует взаимодействие с китайскими товарищами.

Китаец слегка наклонил голову, выражая почтение:

— Рад встрече, товарищ Краснов. Наслышан о вашей миссии.

Его русский был безупречен, лишь легкий акцент выдавал иностранное происхождение.

— Сколько людей сможет выставить Хэ Лун? — поинтересовался я.

— Около полутора тысяч бойцов, — ответил Вэй. — В основном партизаны, но есть и бывшие солдаты. Оружие разнородное, от японских винтовок до маузеров. Примерно треть имеет боевой опыт.

— А что с поддержкой местного населения?

— Крестьяне ненавидят японцев, — лицо Вэя на мгновение исказилось от сдерживаемой ярости. — После карательных операций прошлого года в каждой деревне найдутся люди, готовые помогать. Но открыто выступать многие боятся, слишком сильно запугали их японцы.

Сопкин кашлянул, привлекая внимание собравшихся:

— Товарищи, начнем совещание. Прошу всех занять места.

Когда все расселись, Сопкин продолжил:

— Сегодня мы обсудим план операции «Дацин». Фактически, это будет первая в истории крупная танковая операция Красной Армии с преодолением государственной границы. И хотя официально наше участие будет замаскировано под действия китайских патриотических сил, фактически это будет советская военная операция.

Он кивнул Забродину:

— Доложите обстановку на границе.

Забродин поднялся со своего места:

— На данный момент японцы не проявляют особой активности в интересующем нас секторе. Основное внимание Квантунской армии сосредоточено южнее, в районе Мукдена, где они снова готовят провокацию. Наша разведка сообщает, что пограничные посты ослаблены, лучшие части переброшены под Мукден.

Степаненко добавил:

— Информация подтверждается. Более того, мы получили данные о том, что японцы не ожидают удара с севера. Их разведка считает, что СССР не пойдет на открытое вмешательство в Маньчжурии.

Сопкин развернул на столе подробную карту приграничного района:

— Наш план следующий. Первый этап — скрытное пересечение границы танковым батальоном и мотопехотой. Здесь, — он указал на излучину реки, — понтонная переправа, подготовленная саперами. Прикрытие — китайские партизаны, действующие под командованием товарища Вэя.

Вэй коротко кивнул, подтверждая готовность.

— Второй этап — ночной марш-бросок по этому маршруту, — продолжил Сопкин, проводя пальцем по карте. — Тридцать километров по пересеченной местности. Используем лощины, распадки, русла пересохших рек для маскировки движения. На рассвете выходим к Дацину с северо-востока. Японцы не ожидают нападения с этого направления.

Окунев вступил в обсуждение:

— Предлагаю разделить танковые силы на три группы. Первая наносит основной удар, прямо по центру японской обороны. Вторая и третья делают обходные маневры с флангов, для окружения. Это классический «канне», двойной охват.

— «Катюши» могут поддержать с дистанции в три километра, — добавил Овсянников. — Предлагаю нанести первый удар именно реактивной артиллерией, чтобы дезориентировать противника, а затем уже вводить танки.

Сопкин одобрительно кивнул:

— Хорошая идея. Психологический эффект от неизвестного оружия может сыграть решающую роль.

Затем он повернулся ко мне:

— Товарищ Краснов, как эмиссар Сталина с особыми полномочиями, вы имеете окончательное слово в этой операции. Ваше мнение?

Я внимательно изучил карту, размышляя над предложенным планом. Он был хорош, но требовал некоторых корректировок.

— План в целом одобряю, — наконец сказал я. — Но предлагаю внести несколько изменений. Во-первых, мне не нравится идея форсировать реку по понтонному мосту. Слишком заметно. Предлагаю использовать танковый брод, обнаруженный разведкой в десяти километрах выше по течению.

Сопкин пометил место на карте:

— Согласен. Это увеличит маршрут на пятнадцать километров, но повысит скрытность операции.

— Во-вторых, — продолжил я, — необходимо более тщательно продумать взаимодействие с китайскими силами. Предлагаю распределить их так. Основная масса партизан создает видимость масштабного наступления с юга, отвлекая внимание японцев. Наиболее боеспособные отряды поддерживают наш танковый удар с северо-востока, выполняя роль пехотного прикрытия.

Вэй склонил голову:

— Разумное предложение. Хэ Лун согласится, он понимает важность координации.

— И последнее, — я указал на карте точку в десяти километрах к западу от Дацина. — Здесь расположен японский аэродром. После начала нашего наступления они немедленно поднимут авиацию. Необходимо нейтрализовать их раньше, чем они смогут вмешаться в бой.

— У нас нет авиации, — нахмурился Сопкин. — Как вы предлагаете это сделать?

— Диверсионная группа, — ответил я. — Александров со своими людьми и отборный отряд китайских партизан. Задача — проникнуть на аэродром до начала нашего наступления и вывести из строя максимальное количество самолетов.

Александров кивнул:

— Выполнимо. При подготовке внезапного удара японцы не ожидают диверсии. Охрана аэродрома обычно слабая.

— Отлично, — подытожил Сопкин. — План принимается с учетом корректировок товарища Краснова.

Следующие два часа мы снова обсуждали детали операции. Порядок движения колонны, систему связи, опознавательные сигналы, взаимодействие между подразделениями. Каждый руководитель группы докладывал о готовности своих людей и техники.

Забродин подробно рассказал о системе снабжения и эвакуации раненых. Степаненко доложил о мерах контрразведывательного обеспечения операции. Воронцов представил инженерный план быстрого развертывания нефтедобывающего оборудования в случае успешного захвата месторождения.

Особое внимание уделили вопросу маскировки советского участия. Вся техника должна быть без опознавательных знаков.

Документы личного состава изъяты и заменены на специально подготовленные. Даже форма бойцов модифицирована, никаких советских знаков различия, погоны и петлицы сняты.

Закончив обсуждение военных аспектов, мы перешли к политической стороне вопроса. Здесь инициативу взял я:

— После успешного захвата Дацина главное не допустить эскалации конфликта до полномасштабной войны с Японией. Для этого необходимо немедленно создать видимость того, что операцию провели исключительно китайские патриотические силы при минимальной поддержке «международных добровольцев».

Вэй задумчиво кивнул:

— Хэ Лун понимает важность этой легенды. Он готов выступить с официальным заявлением от имени Объединенного фронта сопротивления японской агрессии.

— Кроме того, — продолжил я, — мы должны быть готовы к созданию совместной китайско-советской администрации нефтяного района, с главенством китайской стороны.

Китайское главенство будет, конечно же, формальным, но это уже детали.

— А японцы? — спросил Забродин. — Они же не оставят это просто так.

— Разумеется, нет, — согласился я. — Скорее всего, они попытаются организовать контрудар. Но здесь сработают два фактора. Во-первых, международное давление. Мы привлечем внимание Лиги Наций к японской агрессии в Маньчжурии. Во-вторых, демонстрация силы. «Катюши» и Т-30 произведут на японцев настолько сильное впечатление, что они дважды подумают, прежде чем ввязываться в новый конфликт.

Сопкин подвел итог совещания:

— Товарищи, операция «Дацин» начинается через сорок восемь часов. Все подразделения должны быть приведены в полную боевую готовность. Выдвижение к границе — завтра с наступлением темноты. Пересечение границы — послезавтра, в два часа ночи.

Он обвел взглядом всех собравшихся:

— Значение этой операции трудно переоценить. Мы не только обеспечим энергетическую безопасность нашей страны, но и нанесем мощный удар по японскому милитаризму. От каждого из вас зависит успех.

Выйдя из штабной палатки, я на минуту остановился, глядя на лагерь. Бойцы в последний раз проверяли технику, заправляли танки, подвозили боеприпасы. Все были сосредоточены и серьезны, каждый понимал значимость предстоящей операции.

За пеленой облаков угадывалось вечернее солнце, окрашивая небо в бледно-золотистые тона.

Меня охватило странное чувство дежавю. В моей прежней жизни я изучал историю, читал о японской оккупации Маньчжурии, о Мукденском инциденте, о захвате природных ресурсов империалистическими державами. А теперь я сам творил новую историю, где Советский Союз, благодаря промышленному НЭПу и современным технологиям, мог стать энергетически независимой сверхдержавой на десятилетия раньше.

— Товарищ Краснов, — раздался сзади знакомый голос. — Срочно послушайте меня!