Нэпман 10. Финал

Глава 10 Эмиссар Сталина

Триумф в Кремле оставил после себя смешанное чувство удовлетворения и нарастающей тревоги.

Орден Ленина, прикрепленный к моему пиджаку самим Сталиным, тяжело давил на грудь, не физически, но как напоминание о возложенной ответственности. Мои предсказания сбывались с пугающей точностью, маятник истории раскачивался, и теперь от моих действий зависело слишком многое.

Утро после кремлевского заседания выдалось хмурым. Московское небо затянули тяжелые серые тучи, словно природа отражала напряженную атмосферу в столице. Моросил мелкий дождь, превращая улицы в блестящие зеркала, в которых отражались силуэты прохожих.

Мой ЗИС-101, блестящий черный автомобиль, символ статуса и положения в советской иерархии, остановился у главного здания треста «Союзнефть» на Маросейке. Массивное пятиэтажное здание из темно-красного кирпича с широкими окнами выглядело внушительно даже в серой пелене дождя. Над входом красовалась свежая вывеска с эмблемой треста — нефтяная вышка на фоне восходящего солнца.

Степан, мой неизменный водитель, выскочил из машины и услужливо распахнул дверцу.

— В котором часу за мной вернуться, Леонид Иванович?

— Через два часа, — ответил я, поправляя плащ. — Потом поедем на Центральный телеграф и в заводоуправление. Нужно связаться с нашими уральскими предприятиями.

В вестибюле меня встретил Головачев, мой верный секретарь. Увидев меня, он просиял.

— Леонид Иванович! — воскликнул он, поспешно вставая из-за стола. — Какая радость! Мы не ожидали вас так скоро после возвращения.

Все верно. Из-за конфиденциальной поездки в Дацин пришлось молчать о времени приезда. Знал только Мышкин.

— Времени мало, Семен Артурович, — я сбросил мокрый плащ. — Скоро предстоит новая командировка. Нужно проверить состояние дел.

— Вы имеете в виду новую экспедицию? — понизил голос Головачев. — Уже говорят, что вы…

— Именно, — прервал я. — Соберите в малом конференц-зале всех руководителей направлений, кто сейчас в Москве. И свяжитесь с Котовым, он должен подготовить сводку по финансовому состоянию.

Головачев кивнул и бросился к телефону. А я поднялся по широкой мраморной лестнице на третий этаж, где располагался мой кабинет.

Просторное помещение встретило меня запахом полироли и кожи. Массивный дубовый стол, кожаное кресло, книжные шкафы вдоль стен. На столе аккуратно разложены папки с документами, требующими моего внимания. Рядом с чернильным прибором стояла фотография нефтепромысла в Баку, первого крупного успеха «Союзнефти».

Не успел я погрузиться в изучение документов, как в дверь постучали.

— Войдите, — отозвался я, не отрываясь от бумаг.

В кабинет вошел Котов, главный бухгалтер всех моих предприятий. Невысокий сухощавый человек в строгом костюме дореволюционного покроя, с аккуратно подстриженной седой бородкой и золотым пенсне на тонкой цепочке.

— Леонид Иванович, — поклонился он по старой привычке. — Позвольте поздравить с благополучным возвращением и государственной наградой.

— Спасибо, Василий Андреевич, — я жестом указал на кресло напротив. — Присаживайтесь. Расскажите, как обстоят дела в мое отсутствие.

Котов извлек из объемного портфеля несколько папок и разложил их на столе.

— Финансовое положение превосходное, — начал он, поправляя пенсне. — Выполнение оборонного заказа идет опережающими темпами. Квартальную прибыль превысили на двадцать три процента.

— А ситуация с «Вторым Баку»? — прервал я. — Как продвигается разработка?

— Изумительно, — Котов раскрыл синюю папку с грифом «Совершенно секретно». — Дебит скважин превысил первоначальные расчеты на тридцать процентов. Производительность новой технологии бурения, которую вы предложили, оправдала себя полностью.

Я удовлетворенно кивнул. Наклонное бурение и новейшие турбобуры, внедренные мной, существенно ускорили темпы освоения месторождений Волго-Уральского нефтяного бассейна. Технологии, которые в моей прежней реальности получили массовое распространение только в послевоенные годы.

— Что с автозаводом? — спросил я, просматривая финансовые сводки.

— Горьковский завод наращивает выпуск грузовиков «Полет», — Котов открыл следующую папку. — В прошлом месяце преодолели отметку в пятьсот машин. Дизельная модификация «Полет-Д» еще успешнее. Технические характеристики признаны превосходными.

Я откинулся в кресле, вспоминая, как два года назад лично подписывал чертежи нового двигателя на базе известной мне из будущего ГАЗели. Тогда многие сомневались в возможности наладить производство дизельных двигателей в СССР конца двадцатых годов. Но благодаря привлечению лучших инженеров и созданию специального конструкторского бюро мы опередили график на несколько лет.

— Василий Андреевич, — я задал ключевой вопрос, — насколько рентабельны наши предприятия по сравнению с государственными трестами, работающими по плановой системе?

Котов улыбнулся, и в его глазах промелькнул азартный блеск.

— Даже сравнивать неприлично, Леонид Иванович, — он достал сравнительную таблицу. — Рентабельность наших предприятий выше в среднем на сорок процентов. Себестоимость продукции ниже на тридцать два процента. При этом зарплата рабочих и инженерно-технического персонала выше на двадцать пять процентов, что положительно сказывается на производительности труда и качестве продукции.

Я просмотрел таблицу и удовлетворенно кивнул. Цифры говорили сами за себя. Внедренная система организации производства, сочетающая государственное планирование с элементами рыночной экономики, полностью оправдывала себя.

— И еще один момент, — Котов понизил голос, хотя в кабинете кроме нас никого не было. — Налоговые отчисления в государственный бюджет с наших предприятий превышают плановые показатели на пятьдесят два процента. Думаю, этот факт особенно оценят в Кремле.

В дверь снова постучали. На этот раз в кабинет вошел Головачев.

— Леонид Иванович, все собрались в малом конференц-зале, — доложил он. — Ждут только вас.

Мы с Котовым поднялись и направились на совещание.

Малый конференц-зал, расположенный в правом крыле здания, напоминал университетскую аудиторию. Ряды столов полукругом спускались к центральной трибуне, создавая атмосферу научного собрания. Высокие окна пропускали достаточно света даже в пасмурный день, а электрические лампы под потолком добавляли помещению торжественности.

Когда я вошел, разговоры стихли. За столами сидели руководители всех направлений моей промышленной империи. Знакомые лица, проверенные люди, каждый из которых отвечал за важный участок работы.

Я прошел к трибуне и обвел взглядом присутствующих.

— Товарищи, — начал я без предисловий, — рад видеть вас всех в добром здравии. Как вам известно, недавно вернулся из… Башкирии, где наша экспедиция открыла новые нефтяные месторождения. Это значительно укрепит энергетическую безопасность страны.

Само собой, лишний раз упоминать про Маньчжурию нельзя. Поэтому я напомнил про предыдущие достижения.

По залу пронесся одобрительный гул.

— Теперь перед нами стоит новая задача государственной важности, — продолжил я. — В ближайшее время я отправляюсь с особой миссией в Мурманск, по поручению правительства, для геологических изысканий арктического шельфе.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ведущие инженеры и руководители подразделений переглянулись с нескрываемым удивлением. Хотя, опять-таки, про операцию Дацин я по-прежнему не мог ничего рассказать.

— На время моего отсутствия необходимо обеспечить бесперебойную работу всех предприятий, — я перешел к конкретным указаниям. — Особое внимание уделить трем ключевым направлениям: ускоренной разработке «Второго Баку», увеличению производства дизельных грузовиков «Полет-Д» и выполнению специального заказа по линии наркомата обороны.

Я жестом пригласил к трибуне Сорокина, молодого инженера, руководившего конструкторским бюро.

Сорокин, высокий худощавый молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой и пронзительным взглядом, быстро поднялся с места. В руках он держал папку с чертежами.

— Товарищи, — начал он, раскладывая на трибуне схемы, — по распоряжению Леонида Ивановича мы завершили разработку новых видов стали и алюминия. Это революционные проекты, не имеющие аналогов в мире.

На стене развернули большой чертеж. Присутствующие с интересом рассматривали схемы. Сорокин дал самые радужные прогнозы по металлургическому проекту.

— Увеличьте план еще на процентов, — распорядился я. — Задействуйте Коломенский и Сормовский заводы. Высший приоритет.

Сорокин кивнул и сделал пометку в блокноте.

Следующим выступил Воробьев, руководитель исследовательского отдела, невысокий худощавый человек с редеющими русыми волосами и круглыми очками в тонкой оправе.

После него выступили другие руководители. Рихтер доложил о прогрессе в нефтепереработке, Протасов представил еще один отчет по металлургическому производству, а по телеметрической связи Руднев рассказал о новых технологиях прецизионной обработки и Звонарев отчитался о строительстве новых объектов на Горьковском автозаводе.

В завершение совещания слово взяла Загорская, руководитель автомобильного направления, невысокая энергичная женщина с короткой стрижкой и решительным взглядом. Тоже по телеметрии.

— Товарищи, — она говорила уверенно и по существу, — производство грузовиков «Полет» и «Полет-Д» налажено в полном объеме. Готовимся к выпуску специальных модификаций для Дальнего Востока с усиленной подвеской и увеличенным запасом хода. Особо отмечу, что себестоимость наших машин на двадцать процентов ниже, чем у зарубежных аналогов, при сопоставимых технических характеристиках.

Я подвел итог совещания:

— Товарищи, благодарю за четкие доклады. Наша задача не просто выполнить план, а доказать эффективность принципов организации производства, которые мы внедрили. Вы все знаете, что идет активная дискуссия о путях развития советской промышленности. Наши предприятия — живое доказательство того, что сочетание государственного планирования с хозрасчетом и материальной заинтересованностью дает наилучшие результаты.

После совещания я отправился в наш узел связи, чтобы связаться с уральскими предприятиями. В специальной кабине для правительственной связи меня соединили с Нижнетагильским металлургическим заводом.

Разговор с директором принес хорошие вести. Производство специальной стали для танковой брони шло с опережением графика. Новые мартеновские печи, модернизированные по моим чертежам, показывали рекордную производительность.

Следующий разговор состоялся с руководством Ижевского оружейного завода. Здесь тоже радовали успехами — производство новых противотанковых ружей налажено в полном объеме, испытания показали высокую эффективность.

Затем последовали переговоры с Златоустовским инструментальным, Пермскими моторными заводами, Верх-Исетским металлургическим. Везде дела шли хорошо, план выполнялся и перевыполнялся.

К вечеру, завершив все дела, я отправился в небольшой особняк на Остоженке, где жил профессор Величковский. Меня интересовало его мнение о предстоящей экспедиции в Маньчжурию, а также оценка эффективности моей промышленной системы глазами ученого-экономиста.

Особняк Величковского представлял собой элегантное двухэтажное здание старой московской постройки с колоннами у входа и небольшим садом, огороженным коваными решетками. Несмотря на позднее время, в окнах горел свет. Профессор, как обычно, работал допоздна.

Дверь открыл сам хозяин, одетый в домашний халат поверх белоснежной рубашки. Увидев меня, он просиял.

— Леонид Иванович! Какая приятная неожиданность! Прошу, прошу, — он гостеприимно распахнул дверь. — Только что получил превосходный чай из Цейлона. Отличный повод его опробовать.

Мы прошли в кабинет профессора, просторную комнату с высокими потолками, заставленную книжными шкафами от пола до потолка. В центре располагался массивный письменный стол, заваленный книгами, рукописями и чертежами. Рядом с камином два удобных кресла и столик, на котором уже дымился самовар.

— Как продвигается подготовка к экспедиции? — спросил Величковский, разливая ароматный чай в фарфоровые чашки. Он был в курсе моей тайной миссии, так что с ним можно не секретничать.

— Полным ходом, — ответил я, принимая чашку. — Как вы знаете, теперь это не просто геологическая разведка, а дипломатическая миссия особой важности.

— Да-да, — кивнул профессор. — Слышал о вашей выступлении на Политбюро. Весьма интересный поворот событий.

Величковский откинулся в кресле и внимательно посмотрел на меня поверх очков.

— А теперь, Леонид Иванович, расскажите мне о том, что вас действительно тревожит. Я достаточно давно вас знаю, чтобы видеть, на уме у вас не только маньчжурская нефть.

Я улыбнулся. Проницательность старого профессора никогда не подводила.

— Вы правы, как всегда, Николай Александрович. Меня беспокоит судьба промышленной системы, которую мы создали. Как вы оцениваете ее жизнеспособность в текущих политических условиях?

Величковский задумчиво погладил седую бороду.

— Ваша система, мой друг, представляет собой уникальный эксперимент, — начал он. — По сути, вы создали то, что можно назвать «усовершенствованным НЭПом». Сочетание государственного планирования с рыночными механизмами стимулирования труда и элементами конкуренции между предприятиями.

Он поднялся и прошел к книжному шкафу, извлек оттуда несколько папок.

— Посмотрите на эти графики, — профессор разложил на столе диаграммы. — Я провел сравнительный анализ эффективности различных моделей управления промышленностью. Ваша система показывает наивысшую производительность труда, наименьшую себестоимость продукции и максимальный технологический прогресс.

Я внимательно изучил данные. Цифры выглядели впечатляюще.

— Но политическая ситуация меняется, — заметил я. — Сталин все больше склоняется к жесткой централизации экономики, полному огосударствлению промышленности.

Величковский задумчиво покачал головой.

— В этом главное противоречие момента, Леонид Иванович. С экономической точки зрения ваша модель значительно эффективнее. Но с политической… — он сделал паузу. — С политической точки зрения централизованная плановая система дает большую власть и контроль.

— Именно это меня и беспокоит, — я отставил чашку. — Мы доказали преимущества нашей системы на практике. Но выдержит ли она в политической борьбе?

Профессор неожиданно улыбнулся.

— Знаете, Леонид Иванович, в чем ваше главное преимущество? Вы демонстрируете не только экономическую эффективность, но и политическую лояльность. Ваши предприятия перевыполняют план, обеспечивают оборонные заказы, увеличивают налоговые отчисления в бюджет. А теперь вы еще и личный эмиссар Сталина.

Он наклонился ближе.

— Если вам удастся успешно выполнить маньчжурскую миссию, ваш политический вес возрастет настолько, что даже самые ярые противники промышленного НЭПа вынуждены будут признать вашу правоту.

Я задумчиво смотрел на огонь в камине. Величковский прав. Предстоящая операция имела значение не только для внешней политики, но и для внутренней борьбы за экономическую модель развития страны.

— А что в долгосрочной перспективе? — спросил я. — Как вы оцениваете шансы на сохранение нашей модели?

Профессор вздохнул.

— История непредсказуема, мой друг. Но одно могу сказать с уверенностью. Ваш практический успех говорит громче любых теоретических дискуссий. Пока ваши предприятия демонстрируют превосходные результаты, у вас есть аргумент, с которым трудно спорить.

Он встал и подошел к окну, глядя на вечернюю Москву.

— Знаете, Леонид Иванович, иногда мне кажется, что вы действительно человек из будущего, — неожиданно произнес Величковский. — Ваше понимание экономических процессов, технические решения, предвидение политических событий… Все это выходит за рамки обычного.

Я напрягся, но постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Вы преувеличиваете мои способности, Николай Александрович. Просто внимательное изучение мирового опыта и умение анализировать тенденции.

— Возможно, — улыбнулся профессор. — Но результаты говорят сами за себя. Ваша модель промышленного НЭПа демонстрирует удивительную эффективность. И если вам удастся закрепить этот успех политически, кто знает, может быть, история пойдет совсем другим путем.

Мы проговорили до поздней ночи, обсуждая детали предстоящей операции и перспективы промышленного развития. Величковский дал мне несколько ценных советов по организации работы предприятий в мое отсутствие.

Покидая особняк профессора, я чувствовал себя увереннее. Разговор подтвердил мои интуитивные предположения.

Созданная мной промышленная империя не только экономически эффективна, но и имеет шансы на политическое выживание. Предстоящая миссия в Маньчжурии могла стать решающим аргументом в этой сложной игре.

Поздний вечер окутал Москву прохладой. Я шел по пустынным улицам, обдумывая предстоящую экспедицию. Стратегические расчеты, политические интриги, технические детали, все смешивалось в голове.

Но одно я знал точно. Эта миссия станет поворотным пунктом не только для меня лично, но и для всей страны.

За пеленой дождя проступали очертания Кремля, древней крепости, символа нашей государственности. Где-то там, за красной кирпичной стеной, в своем кабинете, возможно, не спал и Сталин, обдумывая свои планы. Планы, в которых мне отводилась особая роль.

Эмиссар Сталина… Эта роль открывала огромные возможности, но и налагала колоссальную ответственность. И я должен оправдать это доверие.

И, что немаловажно, ради доказательства преимуществ созданной мной экономической модели, промышленного НЭПа, который мог вывести советскую экономику на принципиально новый уровень эффективности.