Глава 3

Старый Театр находился на Солнечной площади. Здание, облицованное серым гранитом, густо оплетал ярко-зеленый плющ. До Смуты особняк принадлежал князьям Гостомысловым, а представления давали прямо на площади. По слухам, в них участвовали тролли из гостомысловских каменоломен и живые драконы.

Потом эти же тролли штурмовали Императорский дворец на Петровском острове, но были уничтожены союзными войсками.

Мятежных дворян казнили или выслали за пределы Империи. Выщербленную тяжелыми лапами троллей площадь вымостили янтарными камнями и назвали Солнечной. Магию высоких рангов запретили под страхом смертной казни. А в роскошном княжеском особняке устроили театр.

На ступеньках театра зевал в рукав швейцар в ярко-красном мундире с золотыми эполетами. Он выглядел важно, точно военный министр. На нас швейцар даже не взглянул — публика собиралась в театр только вечером.

— Сквер находится позади театра, — сказал мне Зотов.

Он поджидал меня, нетерпеливо прохаживаясь возле своего мобиля — черного, с хищными обводами.

Проходя по площади, я не удержался и зацепил пальцами упругий стебель плюща. На сером камне под широкими листьями чернела старая подпалина.

Похоже, слухи не врали. На этой площади когда-то резвились драконы.


Сквер оказался старым дворцовым парком и вплотную примыкал к задней стене театра. За кронами деревьев маячила круглая крыша летнего кафе. А на песчаной дорожке, ведущей к распахнутым чугунным воротам, нас поджидал полицейский следователь Степан Богданович Прудников. С ним был помощник следователя Миша Кожемяко и двое городовых.

Увидев Мишу, я радостно улыбнулся. Мы вместе учились в императорском магическом лицее и до сих пор дружили. Миша был похож на своего былинного предка — такой же плечистый и светловолосый, с наивным взглядом голубых глаз.

Мечта столичных барышень!

— Как служба? — весело спросил я, крепко пожимая руку Миши.

Миша виновато оглянулся на Прудникова.

— Дел невпроворот, — пожаловался он. — Город готовится к карнавалу. На площадях и мостах днем и ночью идут представления. Карманники съехались со всей Империи, городовые сбились с ног. А тут еще эта дикая сплетня про ящера.

— Вот именно! — кивнул Прудников, воинственно сверкая круглыми стеклами очков. — Дикая сплетня, лучше и не скажешь!

Он был невысоким и полным, и смотрел на Зотова снизу вверх, гордо задирая округлый подбородок.

— С каких пор тайная служба интересуется городскими слухами, Никита Михайлович? Да еще и привлекает к расследованию тайновидцев?

— С тех самых пор, как эти слухи появляются в городских газетах, Степан Богданович, — спокойно ответил Зотов. — Вы осмотрели сквер?

Прудников снял очки и яростно протер стекла носовым платком.

— Мы только что приехали.

— Тогда давайте займемся делом.

Прудников недовольно кивнул городовым:

— Осмотрите здесь все. Господин Кожемяко, подготовьте протокол осмотра места происшествия.

Миша послушно достал из кожаной папки чистый лист бумаги.

А я медленно обвел взглядом деревья и клумбы сквера.

За высокой оградой с позолоченными пиками я увидел тихую улицу. В примыкающих друг к другу домах чернели арки подворотен.

Улица Лунных Фонарей, вспомнил я. И даже разглядел уличный фонарь, положий на молочно-белую луну. Сейчас фонарь не горел.

Мой магический Дар снова встрепенулся, и я почувствовал охотничий азарт.

— Ящер побежал в ту сторону? — спросил я полицейского следователя.

— Да откуда я знаю, — скривился Прудников. — Эти свидетели толком ничего не сказали. Твердили про зубастую пасть, про кривые когти. Привиделось им, вот и все.

Почти не слушая его, я продолжал внимательно осматривать сквер.

В дальнем углу ограды я заметил калитку, которая выходила на улицу Лунных Фонарей. В сторону калитки вела песчаная дорожка, но она делала крюк, огибая небольшой пруд в середине сквера, заросший белыми кувшинками.

Я пошел напрямик к калитке. Между мной и оградой была большая клумба, усыпанная сине-фиолетовыми цветами. На одном из цветков, сложив крылья, грелась на солнце большая зеленая бабочка.

Зотов и Прудников молча шли за мной.

Дар коротко стукнул в грудную клетку.

— Это мне тоже привиделось? — насмешливо спросил я Прудникова, показывая на клумбу.

На рыхлой земле виднелся глубокий отпечаток звериной лапы с тремя пальцами.

Испуганная моим движением бабочка взмахнула крыльями и улетела.

Прудников озадаченно снял очки и снова принялся протирать стекла.

— Ночью темно было, — невыразительным голосом сказал он. — Вот и не заметили след.

Степан Богданович покрутил головой, как будто его короткой шее стало тесно в вороте мундира. Потом решительно кивнул Мише:

— Господин Кожемяко, позовите сюда городовых. Пусть внимательно осмотрят траву от этой клумбы до той калитки. А вы измерьте и зарисуйте след.

— Слушаюсь, господин следователь, — послушно ответил Миша.

— Не нужно, — неожиданно вмешался Зотов.

Он присел на корточки возле клумбы и поднес длинную ладонь к следу. Задумчиво пошевелил губами, что-то прикидывая в уме.

— Ростом с человека, не меньше. И точно не иллюзия — след глубокий. А когтищи-то какие! Я вызову нашего эксперта.

— Как хотите, — с облегчением пробормотал Прудников. — Нам меньше работы.

Зотов легко поднялся и посмотрел на меня.

— Что думаете, господин тайновидец? Тварь пробежала через сквер, напугала свидетелей и скрылась в одной из подворотен? Может быть, нам обыскать дворы?

— Да эти дворы тянутся отсюда до самой городской стены, — возразил Прудников. — И везде арки, проходные подъезды. Чтобы их обыскать, не одна неделя потребуется.

— Думаю, есть другой способ, — улыбнулся я, глядя на заднюю стену театра.

В ней виднелась узкая дверь, окованная железом. Над дверью нависал небольшой козырек, а рядом пристроился одинокий фонарь.

— Как думаете, что это?

— Служебный выход, — пожал плечами Зотов.

— Вот именно, — усмехнулся я. — Господин следователь, в какое время свидетели видели ящера?

— Около полуночи, — скучным голосом ответил Прудников.

— Значит, в театре еще шел спектакль.

— Вы думаете, это мог быть один из артистов? — догадался Зотов.

— Артисты часто используют зелья превращения вместо грима, — кивнул я. — Думаю, начать надо именно с театра.

— Точно! — просиял Прудников. — Кто-то из артистов решил подшутить над прохожими, вот и все. Господин Кожемяко, немедленно допросите персонал театра и найдите этого шутника. На крыльце я видел швейцара — начните с него. Запишите все показания, чтобы преступник потом не отвертелся.

— Не будем делать поспешные выводы, — поморщился Зотов. — Раз уж мы все здесь, поговорим с персоналом театра вместе.

— Для чего? — изумился Степан Богданович. — Мой помощник прекрасно справится, уверяю вас.

Взгляд начальника тайной службы похолодел.

— Это приказ, господин следователь, — ледяным тоном ответил он. — Вы, и ваш помощник идите с нами, а городовые пусть дождутся эксперта.

Зотов посмотрел на меня.

— Александр Васильевич, вы не откажетесь и дальше помочь в расследовании?

— Не откажусь, — улыбнулся я.

И посмотрел на часы. Три часа у меня есть, отлично.

Следователь хотел еще что-то сказать, но Зотов легким движением ладони остановил его. Послал зов эксперту — я понял это по отсутствующему выражению его лица — выслушал ответ и кивнул нам:

— Эксперт уже выехал. Идемте, господа!

* * *

— Господин Кастеллано изволит отдыхать! — отважно заявил швейцар, со страхом глядя на золоченые пуговицы кителя Прудникова. — Вчера премьера была. До утра гуляли-с.

Вблизи швейцар выглядел не так величественно. Под его мутными глазами набрякли мешки, а из рукавов роскошного мундира выглядывали несвежие обшлага сорочки.

— Мы ненадолго, — успокоил его Зотов.

— Прошу-с!

Почтительно наклонив седую голову, швейцар с привычным усилием распахнул тяжелую дверь.

— Благодарю, — сухо бросил Зотов, проходя в прохладную полутьму театрального фойе.

Следователь и Миша шли за ним.

— А вы куда?

Швейцар с подозрением посмотрел на меня и даже попытался закрыть дверь перед моим носом. Но дверь оказалась слишком тяжелой.

— Я с ними, — широко улыбнулся я.

Только взглянув на швейцара, я понял, что он из тех, кто любит поболтать. Это было мне на руку. Наверняка он что-то видел или слышал.

— Вы ведь со вчерашнего вечера здесь? — спросил я. — Ничего необычного не произошло во время премьеры?

Секунду швейцар недоверчиво смотрел на меня. Размышлял, стоит ли отвечать незнакомому молодому человеку в летнем костюме.

Но швейцару было скучно, а моя уверенная улыбка решила дело.

— Артист у нас пропал, — поделился новостями швейцар. — Спиридон Ковшин. Господин Кастеллано рвал и метал!

— Спиридон Ковшин? — задумался я.

Театральные премьеры и раньше не очень привлекали меня. А перебравшись в старый особняк на Каменном острове, я совсем забросил светскую жизнь. Но фамилии известных артистов часто мелькали на страницах газет, а газеты я читал регулярно.

— Не помню такого. Кто-то из статистов?

— Да вы что, господин хороший!

Швейцар многозначительно поднял лохматые седые брови и округлил мутные глаза.

— Восходящая звезда! В новом спектакле у него главная роль. Вчера премьера была, а он пропал! Первый звонок, второй, третий — а Ковшина нет! Публика уже в зале, господин Кастеллано кричит, премьера срывается!

Швейцар так убедительно изобразил гнев и отчаяние неизвестного господина Кастеллано, что я усмехнулся:

— Вам бы на сцене играть.

— А я и играю, — довольно кивнул швейцар. — Господин Кастеллано мне важную роль поручил. Слов нет, зато все время на виду у публики.

— И кого же играете?

— Швейцара.

— Ясно, — рассмеялся я. — Но я ничего не слышал о сорванной премьере. Как же господин Кастеллано выкрутился?

— Дублер спас положение. Господин Удашев. Хороший артист, из старых. Не чета нынешним. Ох, как он короля Лира играл! Сам император аплодировал.

Швейцар закатил глаза и с чувством произнес:

— Дуй ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Лей дождь, как из ведра и затопи верхушки флюгеров и колоколен!

— Браво! — улыбнулся я. — У вас талант.

— Вот! — благодарно кивнул швейцар. — И господин Кастеллано так сказал.

— А как вы думаете, что случилось со Спиридоном Ковшиным? Почему он не пришел на премьеру?

— А кто вам сказал, что он не пришел? — удивился швейцар. — Пришел, еще полудня не было. Спиря всегда рано приходит. Репетирует у себя в гримерке, готовится. Важная роль, надо понимать!

— Так куда же он делся?

— А то вы не знаете⁈

Швейцар хитро улыбнулся.

— На улице за театром есть трактир. Работает с утра и до утра. Не закрывается, значит. Наши артисты всегда туда бегают, горло промочить. Выскочат через заднюю дверь, и бегом, пока господин Кастеллано не увидел. Вот и Спиридон туда побежал. Переволновался, видно, перед премьерой. Ну, и решил принять для храбрости. А оно, знаете, как? Где одна рюмка, там и вторая. А потом и графин. А как понял, что лыка не вяжет, так и решил не возвращаться, чтобы господин Кастеллано его не прибил. Теперь дома отлеживается, прячется.

Швейцар говорил уверенно, со знанием дела.

— Вы видели, как Ковшин выходил из театра? — уточнил я.

— А зачем мне видеть? — изумился швейцар. — Я и так знаю. В трактир он пошел. А куда еще?

— И то верно, — улыбнулся я. — Последний вопрос — как мне найти господина Кастеллано?

— У него квартира прямо в театре, — охотно объяснил швейцар. — Как войдете в фойе, поверните налево. Пройдете коридором, там широкая дверь. За ней еще коридор, а потом лестница. Подниметесь на два этажа, там опять коридор…

— А мог бы кто-нибудь меня проводить? — терпеливо спросил я.

— Правильно, — уважительно кивнул швейцар, впечатленный моей находчивостью. — Сейчас я вызову билетера, он покажет.

Швейцар закатил глаза и наморщил лоб, посылая зов билетеру. На его лице появилась страдальческая гримаса — даже такая простая магия давалась ему с огромным трудом.

— Фух! — облегченно выдохнул он. — Билетер ждет вас в фойе, господин хороший.

— Спасибо за разговор, — улыбнулся я. — Вы очень помогли следствию.

С этими словами я протянул швейцару серебряный рубль.

— Благодарю, ваша милость! — умилился швейцар, бережно принимая монету. — Прошу!

Проворно спрятав рубль в карман роскошного мундира, он потянул на себя тяжелую створку двери.


Билетер в белых перчатках проводил меня к дверям квартиры господина Кастеллано. Шли мы долго. Так что, разглядывая роскошную потрескавшуюся лепнину и громадные театральные механизмы, я не терял времени и успел разговорить билетера. И узнал, что господин Кастеллано руководит Старым Театром уже десять лет. Сам набирает и выгоняет артистов, сам придумывает декорации и ставит спектакли.

— Значит, господин Кастеллано — режиссер? — уточнил я. — А директор у театра есть?

— Целый совет директоров, — понизив голос, ответил билетер. — Но они в театральные дела не вмешиваются. Только на премьеры приезжают.

За стеной слева что-то загудело. Потрескавшийся паркет под моими ногами задрожал, с потолка посыпалась меловая пыль.

— Что это? — удивился я.

— Декорации опускают, — невозмутимо ответил билетер.

Я из любопытства взглянул в пыльное полукруглое окно, которое выходило на площадь перед театром. И увидел, как далеко внизу поворачивает за угол швейцар в роскошном красном мундире. Судя по направлению, он стремился в тот самый трактир на улице Лунных Фонарей.

Простое и очевидное решение — обменять честно заработанный рубль на пару рюмочек удовольствия.

— Пришли, — сказал билетер, останавливаясь перед потемневшей деревянной дверью.

Тонкую резьбу на двери давно следовало заново покрыть лаком. Наверное, дверь сохранилась еще со времен князей Гостомысловых. Как и растрескавшаяся лепнина.

— Это квартира господина Кастеллано. Если на обратном пути заблудитесь, пришлите мне зов.

— Благодарю, — улыбнулся я и расстался еще с одной монетой.

Прислушался и удивленно хмыкнул. За дверью было тихо. А куда делись мои спутники? Я был уверен, что они вовсю допрашивают режиссера, пока я болтаю со швейцаром.


Звонка возле двери я не обнаружил. Поэтому постучал костяшками пальцев по звонкому дереву и громко позвал:

— Господин Кастеллано, вы у себя?

— Провалитесь в ад! — раздраженно ответил из-за двери сочный баритон. — До трех меня нет!

Что-то тяжелое ударило в дверь с той стороны и, судя по звону, разлетелось вдребезги. Испуганно взвизгнула женщина.

Ничего себе!

— Это полиция! — повысив голос, строго сказал я. — Откройте!

На секунду за дверью повисла мертвая тишина.

— Открой, Марио! — внезапно закричала женщина. — Ты ни в чем не виноват! Они не посмеют тебя обвинять! Я впущу их, или они выломают дверь!

Я услышал быстрый топот босых ног. Затем женщина вскрикнула:

— Там стекло на полу! Марио, брось мне тапки и халатик!

— Донна ступида! — грубо оборвал ее баритон. — Накройся одеялом! Я сам разберусь.

Щелкнул замок. Я увидел смуглого небритого мужчину в небрежно запахнутом ярком халате. Его курчавые волосы уже начали седеть.

— Я ничего не брал! — сверкнув темными глазами, заявил мужчина. — Кроме того, я все отдам! Вы знаете, сколько стоит ремонт здания? А костюмы? А осетрина в буфете?

— Господин Кастеллано? — вежливо спросил я. — Вы позволите войти?

— Врывайтесь! — театрально воскликнул Кастеллано и широким жестом распахнул дверь.

Одновременно распахнулся и его халат, но я, к счастью, успел зажмуриться.

— Входите и обыщите здесь все! — запахивая халат, взревел Кастеллано. — У меня ничего нет! Так жить нельзя!

С этими словами он повернулся и стремительно пошел к окну, шлепая по паркету розовыми меховыми тапками без задников. Дернул створку, и окно открылось с жалобным скрежетом.

— Моя смерть будет на вашей совести! — грозно заявил Кастеллано и полез на подоконник.

Тапок свалился с его ноги.

— Марио, нет! — вскрикнула женщина.

Она стояла в дверях спальни, завернувшись в одеяло. Хорошенькая блондинка с распахнутыми в испуге глазами. За ее спиной я увидел измятую постель с тяжелым балдахином.

— Прощай, донна миа! — воскликнул Кастеллано и выжидающе посмотрел на меня.

Я дружелюбно улыбнулся, чтобы успокоить его. Черт знает, еще и в самом деле выпрыгнет.

Потом осторожно перешагнул через зеленые осколки бутылочного стекла и вошел в квартиру.

— Меня не интересуют деньги. Я пришел по поводу вашего артиста Спиридона Ковшина. Говорят, он пропал?

Загрузка...