Глава 20

К тому времени, как по сторонам замелькали городские дома, я успел поговорить с графом Толубеевым. Разговор вышел непростой. Услышав, что Мальчика опоили, Толубеев пришел в бешенство. Мне насилу удалось убедить его не вмешиваться и не увольнять всех работников конюшни, начиная с Нагайцева.

— По крайней мере, не сейчас, Алексей Дмитриевич, — сказал я. — Не осложняйте работу полиции и Тайной службы.

— Только из уважения к вам, Александр Васильевич, — согласился Толубеев. — Но когда следствие закончится, у меня еще будет разговор с этими мерзавцами. Я им все припомню. А что же теперь будет с Мальчиком? Придется отменять заявку на скачки. Ведь нельзя же, чтобы он участвовал в таком виде.

— Нельзя, — согласился я. — Но пока ничего отменять не нужно. В крайнем случае, снимем Мальчика со скачек в последний момент.

— Вы считаете, что его можно привести в порядок? — загорелся любопытством Толубеев.

— Не могу поделиться с вами подробностями, — честно ответил я. — Но небольшой шанс есть.

— Зная ваши возможности, Александр Васильевич, я охотно верю в это, — отозвался Толубеев. — До сих пор вспоминаю разоблачение банкира Трегубова. Такого я никогда не видел. Крысы, которые на наших глазах превращались в золотые монеты! Это поразительно. Вы снова собираетесь устроить нечто подобное?

— Возможно, — улыбнулся я. — Время покажет.

* * *

Екатерина Муромцева нетерпеливо расхаживала возле высоких ворот Воронцовского госпиталя. К счастью, девушка не использовала зелье превращения, так что я сразу ее узнал.

— Ого, какой шикарный мобиль! — протянула она.

— Напрасно вы отказались от поездки, — улыбнулся я.

— Нет, — неожиданно возразила Муромцева. — Этот гад мог бы увидеть нас вместе и насторожиться. Он хитрый!

— Вы говорите про Удашева? — понял я.

— А про кого же еще! Забрал себе роль Ромео и делает вид, что ничего не случилось. Господин Кастеллано теперь носится с ним, как с писаной торбой, пылинки с него сдувает. Сволочь!

В голосе Муромцевой звучала настоящая ненависть.

— Надеюсь, вы не устроили Удашеву скандал, и вас теперь не уволят из театра? — поинтересовался я.

— Я не дура, ваше сиятельство, — прямо ответила Муромцева.

И коварно улыбнулась.

Я машинально бросил взгляд на дверь трактира «Долгожданная радость» — благо, он располагался напротив госпиталя, на другой стороне площади. Трактир был закрыт. Видно, бывший императорский повар отдыхал, или изобретал очередное необычайное угощение для своих знаменитых обедов.

— Не будем терять время, — сказал я. — Идемте, Екатерина.

Мы неторопливо пошли по широкой песчаной дорожке госпитального парка.

— Здесь красиво и спокойно, — улыбнулась Муромцева, вдыхая аромат настурций, которыми были усыпаны клумбы.

— Покой помогает лечению, — кивнул я. — Екатерина, мне нужно с вами поговорить. Я узнал, кто такой Спиридон Ковшин, и почему зелья превращения подействовали на него так необычно.

— Что значит «кто он такой»? — не поняла Муромцева. — Это Спиря. Я его тыщу лет знаю!

— А вы знаете, что он перевертыш? — прямо спросил я.

— Что? — не поверила Муромцева. — Этого не может быть!

Я удивленно нахмурился. Девушка не спросила меня, кто такой перевертыш. Где она могла слышать об этом?

— Это совершенно точно, — сказал я. — Зелье, которое Удашев подлил Ковшину называется зельем сущности. Оно снимает любые чары. Выпив зелье, Ковшин оказался в своем настоящем облике — зубастого чешуйчатого ящера. К счастью, он не до конца потерял человеческий разум. Испугался, что его увидят, и сбежал с премьеры. Добрался домой, и там стал пить зелья превращения, одно за другим. Ненадолго это помогло, поэтому когда мы его нашли, он выглядел как человек. Но теперь его настоящая сущность снова берет верх.

— Перевертыши не теряют человеческий разум, — неожиданно возразила Муромцева. — Они просто наивные. Хорошо меняют облик, но хитрить совсем не умеют.

— Откуда вы это знаете? — прямо спросил я.

— Неважно.

Муромцева отвела взгляд в сторону.

— Мне пришлось немало порыться в старых магических книгах, прежде чем я узнал о перевертышах, — заметил я. — А вы так хорошо с ними знакомы.

Муромцева молчала.

— Знаете, почему я заговорил с вами об этом? — спросил я. — Перевертыши — не звери. Это очень редкие магические существа. Просто магии удобнее существовать в человеческом облике, вот она и побуждает их превращаться в людей. Только вот настоящие люди относятся к перевертышам не очень хорошо. Это я еще мягко говорю. Не думаю, что Спиридон Ковшин хочет, чтобы его боялись.

— Вы думаете, что он покажется мне страшным или отвратительным? — с непонятной улыбкой спросила Муромцева.

— Я должен учитывать такую возможность, — кивнул я. — Если так, то вам лучше не видеться со Спиридоном. Боль может окончательно разрушить его магическую природу.

— Ладно, — медленно кивнул Муромцева. — Я расскажу вам. Помните, я говорила, что владею магическим даром Иллюзии? Знаете, откуда он у меня? От моего деда. Понимаете?

— Ваш дед был перевертышем? — изумился я. — И дар передался вам по наследству?

— Жалкие крохи, — вздохнула Муромцева. — Я очень любила дедушку, Александр Васильевич. И всегда мечтала стать, как он — настоящим волшебным существом, умеющим принимать любой облик.

— А разве перевертыши так могут?

— Вы многого не знаете о них, господин Тайновидец.

— Значит, ваши изумительные перевоплощения в старуху или мальчишку-разносчика — это отголосок вашего дара?

— Мне, все же, приходится пользоваться зельями, — вздохнула Муромцева. — А вот дедушка… Он был великим артистом. Из-за него я и пошла на сцену. А когда познакомилась со Спирей… Я была уверена, что в нем тоже течет кровь перевертышей. Он же так замечательно играет! Но я и подумать не могла… Я пыталась спросить его, но он ни в какую не хотел говорить об этом.

Муромцева замолчала и покраснела.

— Мне кажется, что характером вы пошли в дедушку, — улыбнулся я. — Такая же прямая и бесхитростная.

— Это правда, — смутилась Муромцева. — Теперь вы разрешите мне поговорить со Спиридоном?

— Конечно, — без тени сомнения ответил я.


Мы уже подошли к дверям госпиталя, и я послал зов целителю Макарову.

— Антон Григорьевич, это Александр Воронцов. Вы у себя? Я хочу повидаться со Спиридоном Ковшиным.

— Добрый день, Александр Васильевич, — отозвался Макаров. — Сейчас я вас встречу.

Через минуту целитель показался на крыльце. Он не выглядел обеспокоенным, на лице отражалось только легкое удивление.

Из любопытства я прикоснулся своей способностью к эмоциям целителя. Антон Григорьевич был спокоен и дружелюбен.

Я представил ему Екатерину Муромцеву.

— Антон Григорьевич, мне нужно поговорить с Ковшиным. Я прошу вас его разбудить.

— Вы уверены, Александр Васильевич? — обеспокоенно нахмурился Макаров. — Кажется, мне удалось остановить превращение, но по-прежнему не понимаю, чем оно вызвано. Ковшин как бы застыл в хрупком равновесии, и это равновесие очень легко нарушить.

— Именно это я и собираюсь сделать, — кивнул я. — Нерешительность — худшее, что может случиться с магическим существом.

— Погодите, — изумился Макаров. — Вы хотите сказать, что Ковшин…

— Не совсем человек, — закончил я. — Идемте к нему, я все расскажу вам по дороге.

Мы разулись, и Макаров повел нас бесконечными коридорами госпиталя. Мягкие ковровые дорожки глушили шаги.

Пока мы шли, Антон Григорьевич внимательно выслушал мой рассказ.

— Перевертыш, — Макаров изумленно покрутил головой. — Я никогда не слышал о таком.

— Магических существ не так уж много в нашем мире, — успокоил я целителя.

При этом я благоразумно умолчал о садовнике Люцерне, Набиле и хранителе Незримой библиотеки. А так же о туннелонцах, которые до сих пор скрывались в подвале заброшенной алхимической лаборатории.

Магия сама решит, кому раскрывать свои тайны.

— Получается, вы собираетесь проделать с Ковшиным то же самое, что проделали с Иваном Горчаковым? — понял Макаров. — Показать ему возможность?

— А другого выхода нет, — улыбнулся я. — Только Спиридон может решить, кем он будет. Об этом я и хочу ему сказать.

— Но если зелье сущности окажется сильнее? — забеспокоился Макаров.

— Значит, так тому и быть. Вы не сможете вечно держать его в магическом сне. Магию не обмануть, и вы прекрасно это знаете.

— Знаю, — согласился Макаров.

Он машинально поднес руку ко рту и принялся в задумчивости грызть ноготь большого пальца. Но тут же опомнился и спрятал руки за спину.

— Простите.

— Не тревожьтесь, — улыбнулся я. — У магических существ удивительная судьба, не наше дело — мешать им.

— Знаете, что я подумал, Александр Васильевич, — вдруг сказал Макаров. — А что, если Ваня Горчаков сможет вам помочь?

Я удивленно поднял брови.

— В последнее время его дар менталиста проявляется очень ярко. Он умеет убедить самых безнадежных больных поверить в лечение.

— Это замечательная идея, — улыбнулся я. — Давайте, попробуем.

Макаров поднял взгляд к потолку, посылая мысленный зов.

— Ваня сейчас подойдет, — сказал он через минуту. — Спиридон Ковшин лежит здесь.

Он показал на железную дверь, возле которой скучал санитар. Увидев нас, санитар выпрямился, демонстрируя бдительность.

— Сейчас я осторожно разбужу Ковшина, — сказал Макаров. — На это потребуется четверть часа. Потом мы сможем с ним поговорить.

— Мы подождем здесь, — кивнул я.

Целитель достал из кармана связку ключей и щелкнул замком. Артиста Ковшина держали взаперти, как я и просил.

Войдя в палату, Макаров плотно прикрыл за собой дверь, а мы с Муромцевой остались в коридоре.

— Здесь неуютно, — зябко передернув плечами, сказала девушка. — Почему Спиридона держат под замком?

— Мы не могли рисковать, пока не поняли, кто он такой, — объяснил я.

— Спросили бы меня, — упрямо нахмурилась девушка. — Я же говорила вам, что он самый лучший…

Муромцева осеклась и прикусила нижнюю губу.

— Взгляните, какой здесь вид на парк, — улыбнулся я, подходя к окну.

— Красиво, — неохотно согласилась актриса. — Но все равно мне не по себе.

— У вас очень живое воображение, — рассмеялся я.

В коридоре послышались тихие шаги. Я повернулся и увидел Ивана Горчакова, который спешил к нам. Белый халат целителя подходил его долговязой фигуре куда лучше, чем мундир лицеиста. Во взгляде Ивана появилась уверенность, спину он держал прямо.

Поразительная перемена, и очень обнадеживающая.

— Добрый день, Иван Николаевич, — улыбнулся я, протягивая ему руку.

— Здравствуйте, Александр Васильевич, — ответил Горчаков, с любопытством глядя на Муромцеву.

Я познакомил их, а потом объяснил Ивану, зачем мы пришли к Ковшину. Одно удовольствие разговаривать с хорошим целителем — Иван внимательно слушал и не перебивал меня нетерпеливыми вопросами.

— Конечно, я помогу, — сразу же согласился он, выслушав мое предложение. — Если я в силах сделать хоть что-то, вы можете на меня рассчитывать.

— Я не сомневался в вас, Иван Николаевич, — обрадовался я. — Хочу попросить вас первое время присматривать за Спиридоном. Думаю, хорошая компания ему не повредит.

— Так я и сделаю, — заверил меня Горчаков.

Потом посмотрел на Муромцеву и мягко сказал:

— Поверьте, с вашим другом все будет хорошо.

Горчаков говорил убедительно, и при этом без малейшего нажима.

Я почувствовал, что нервозность Муромцевой немного отступила.

Дверь палаты открылась. На пороге стоял Макаров.

— Спиридон проснулся, — тихо сказал целитель. — Он растерян, и плохо помнит, что с ним произошло. Но мы можем с ним поговорить.

— Сначала я поговорю с ним с глазу на глаз, — твердо сказал я.

— Конечно, — удивленно согласился Макаров, пропуская меня.

Я вошел в палату и закрыл за собой дверь.


Первое, что я увидел — прочные стальные решетки на окнах. Солнечный свет косыми четырехугольниками падал на пол, как будто и ему было запрещено проникать в палату.

Поневоле почувствуешь безнадежность, усмехнулся я.

Словно в насмешку, за окном мирно зеленел госпитальный парк, а вдалеке блестела серая лента реки. Она вспыхивала, когда солнце отражалось в невысокой невской волне.

Ниже по течению река распадалась на рукава, огибала Каменный остров и впадала в узкое горло морского залива.

Палата была обставлена очень скудно. Умывальник, над которым висело небольшое зеркало, стол с двумя стульями, выкрашенная в белый цвет тумбочка и железная больничная кровать.

Ковшин полусидел в кровати, опершись спиной на высокую подушку, и запавшими глазами молча следил за мной.

— Здравствуйте, господин артист, — улыбнулся я.

— Кто вы? — хрипло спросил Ковшин. — Почему меня держат взаперти?

— Вы совсем ничего не помните? — поинтересовался я.

— Смутно. Со мной что-то случилось?

Видно, сегодня выпал такой странный день — почти все так или иначе пытались меня обмануть. Вот и Ковшин не стал исключением. Все он отлично помнил, но отчаяние толкало его запираться до последнего.

Я придвинул стул ближе к кровати и сел.

— Меня зовут Александр Воронцов, я тайновидец, — спокойно сказал я.

И почувствовал, как от моих слов сердце Ковшина сжалось в ужасе.

— Постарайтесь унять свой страх, — нахмурился я. — Я пришел, чтобы помочь вам.

— Я не нуждаюсь в помощи.

Ковшин откинулся назад, словно хотел держаться от меня подальше.

— Да, вы отлично справлялись все эти годы, — согласился я. — Пока вас не опоили магическим зельем.

Глаза Ковшина изумленно расширились. Я заметил, что его зрачки не круглые, как у человека. Они были овальными, вытянутыми вертикально, и вспыхивали желтым свечением.

— Это было зелье? — простонал Ковшин. — Как же я сразу не догадался?

— Думаю, вам помешал страх, — мирно улыбнулся я. — Хочу, чтобы вы поняли — никто не собирается вас преследовать или осуждать.

Ковшин молча следил за мной. Я видел, что он не хочет отвечать на мои вопросы. Впрочем, я и не собирался расспрашивать его. По крайней мере, не сегодня.

Самое важное я уже выяснил — Ковшин вообще не знал, что ему подлили зелье сущности.

— Так уж вышло, что за последний год я познакомился с несколькими магическими существами, — дружелюбно сказал я. — И многое узнал о них. А заодно и о магии. Хочу поделиться этим с вами.

Ковшин внимательно слушал.

— По сути, мы все магические существа, и мало чем отличаемся друг от друга, — улыбнулся я. — Только одни стремятся подчинить себе магический дар, а другие позволяют ему воплотиться. Как думаете, Спиридон, у кого больше шансов на успех?

— Не знаю, — машинально ответил Ковшин.

— Со своей магической природой не нужно бороться, — пояснил я. — Куда разумнее ее принять. Тогда вы не потратите силы впустую.

Следя за эмоциями Ковшина, я чувствовал, что он меня понимает.

— Каким зельем меня напоили? — спросил он.

— Зелье сущности. Его принесли из другого мира. Это зелье снимает любые магические чары.

— Навсегда?

Голос Ковшина звучал еле слышно.

— Думаю, да, — кивнул я.

— Черт!

Ковшин отвернулся и тоскливо поглядел на голую стену.

— Мне кажется, вам повезло, — заметил я.

— Что вы знаете обо мне? — не поворачиваясь, пробормотал Ковшин.

— Не слишком много, — признал я. — Вы из тех магических существ, которых называют перевертышами. При помощи своего дара вы сумели принять человеческий облик. Затем устроились актером в театр. Подозреваю, что у вас очень сильные способности к магии иллюзий, так что играть на сцене для вас — сплошное удовольствие.

— Вы думаете, я сделал это нарочно? — повернувшись ко мне, спросил Ковшин. — Считаете, я этого хотел? Это однажды просто произошло, и все. Я не мог сопротивляться дару.

— Вам не нужно оправдываться, — сказал я. — Повторяю, никто не станет вас преследовать. Но отказываясь от своего желания, вы рискуете совершить огромную ошибку.

— Никто не станет преследовать?

Ковшин невесело усмехнулся, и я увидел его ровные белые зубы.

— Я перевертыш. Не человек — чудовище, которое ненадолго прикинулось человеком. Думаете, меня оставят в покое?

— Чушь, — весело улыбнулся я.

— Что? — не понял Ковшин.

— Вы говорите чушь. Подойдите к зеркалу.

— Зачем?

— Подойдите и посмотрите на себя. Зелье, которым вас опоили, показало вашу настоящую сущность. Ну, что вы видите?

Ковшин слез с кровати и подошел к умывальнику.

— Глаза, — почти сразу сказал он, недоверчиво глядя в зеркало.

— Да, глаза у вас необычные, — согласился я. — А чего вы хотели? У каждого магического существа свои особенности. Я хорошо чувствую тайны, садовник Люцерн умеет общаться с растениями, Набиль лучше всех варит кофе и легко путешествует по разным мирам, Библиус знает все обо всем. А вы можете по своей воле менять сущность. По своей воле, слышите? Это вы решаете, какой облик принять, а магия только помогает вам.

— Я думал, зелья превращения еще действуют, — растерянно сказал Спиридон. — Когда меня разбудили, я испугался, что их действие вот-вот пройдет.

— Зелья, которых вы напились с испуга, действуют только три часа, — рассмеялся я. — Они вам ничем не помогли. Зато помогло ваше желание остаться в облике человека.

Плечи Ковшина вздрогнули под больничной пижамой. Шаркающей походкой он вернулся к кровати, сел и закрыл лицо руками.

— Господин Тайновидец, я прошу вас никому не рассказывать обо мне, — глухо сказал он.

— Целители госпиталя уже знают, — усмехнулся я. — Скоро вы познакомитесь с одним из них. Он тоже в минуту слабости решил отказаться от своего дара и чуть не погиб. Думаю, его история поможет вам разобраться в себе.

— Спасибо, — не открывая лица, кивнул Ковшин. — Вы мне очень помогли. Значит, это госпиталь?

— Да, это госпиталь, — подтвердил я. — А вы решили, что оказались в тюрьме? Простите за решетки на окнах, мы приняли меры предосторожности, пока я выяснял, кто вы такой.

— Меня когда-нибудь выпустят отсюда?

Я удивленно покачал головой.

— Разумеется. Никто не станет держать вас здесь против вашей воли.

— Как только я выйду, то сразу исчезну, — настойчиво сказал Ковшин. — Я уеду из столицы, и больше вы никогда обо мне не услышите. Обещаю вам!

— Зачем? — удивился я.

— Никто в театре не должен знать обо мне. Я прошу вас, господин Тайновидец — не говорите никому!

— Особенно, Екатерине Муромцевой? — улыбнулся я.

— Да, — закивал Ковшин. — Откуда вы знаете про нее?

— Екатерина помогла нам вас найти, — объяснил я.

— Значит, она видела меня? — ужаснулся Ковшин.

— В тот момент вы были в человеческом облике, если вас волнует это, — успокоил я его. — Правда, без сознания и без одежды. Но Екатерину это не смутило.

— Пожалуйста, не говорите ей ничего!

— Екатерина приехала вместе со мной, — улыбнулся я. — И сейчас ждет за дверью. Она все знает.

— Зачем вы ей рассказали⁈

— Будьте смелее, Спиридон, — сказал я. — Поговорите с ней откровенно. И расспросите про ее дедушку. Готовы? Или мне сказать госпоже Муромцевой, что вы не желаете ее видеть?

Спиридон молча стиснул край одеяла.

— Вот и хорошо, — усмехнулся я. — Попрошу, чтобы вас сегодня же перевели в другую палату, без решеток.

Загрузка...