К тому времени, как по сторонам замелькали городские дома, я успел поговорить с графом Толубеевым. Разговор вышел непростой. Услышав, что Мальчика опоили, Толубеев пришел в бешенство. Мне насилу удалось убедить его не вмешиваться и не увольнять всех работников конюшни, начиная с Нагайцева.
— По крайней мере, не сейчас, Алексей Дмитриевич, — сказал я. — Не осложняйте работу полиции и Тайной службы.
— Только из уважения к вам, Александр Васильевич, — согласился Толубеев. — Но когда следствие закончится, у меня еще будет разговор с этими мерзавцами. Я им все припомню. А что же теперь будет с Мальчиком? Придется отменять заявку на скачки. Ведь нельзя же, чтобы он участвовал в таком виде.
— Нельзя, — согласился я. — Но пока ничего отменять не нужно. В крайнем случае, снимем Мальчика со скачек в последний момент.
— Вы считаете, что его можно привести в порядок? — загорелся любопытством Толубеев.
— Не могу поделиться с вами подробностями, — честно ответил я. — Но небольшой шанс есть.
— Зная ваши возможности, Александр Васильевич, я охотно верю в это, — отозвался Толубеев. — До сих пор вспоминаю разоблачение банкира Трегубова. Такого я никогда не видел. Крысы, которые на наших глазах превращались в золотые монеты! Это поразительно. Вы снова собираетесь устроить нечто подобное?
— Возможно, — улыбнулся я. — Время покажет.
Екатерина Муромцева нетерпеливо расхаживала возле высоких ворот Воронцовского госпиталя. К счастью, девушка не использовала зелье превращения, так что я сразу ее узнал.
— Ого, какой шикарный мобиль! — протянула она.
— Напрасно вы отказались от поездки, — улыбнулся я.
— Нет, — неожиданно возразила Муромцева. — Этот гад мог бы увидеть нас вместе и насторожиться. Он хитрый!
— Вы говорите про Удашева? — понял я.
— А про кого же еще! Забрал себе роль Ромео и делает вид, что ничего не случилось. Господин Кастеллано теперь носится с ним, как с писаной торбой, пылинки с него сдувает. Сволочь!
В голосе Муромцевой звучала настоящая ненависть.
— Надеюсь, вы не устроили Удашеву скандал, и вас теперь не уволят из театра? — поинтересовался я.
— Я не дура, ваше сиятельство, — прямо ответила Муромцева.
И коварно улыбнулась.
Я машинально бросил взгляд на дверь трактира «Долгожданная радость» — благо, он располагался напротив госпиталя, на другой стороне площади. Трактир был закрыт. Видно, бывший императорский повар отдыхал, или изобретал очередное необычайное угощение для своих знаменитых обедов.
— Не будем терять время, — сказал я. — Идемте, Екатерина.
Мы неторопливо пошли по широкой песчаной дорожке госпитального парка.
— Здесь красиво и спокойно, — улыбнулась Муромцева, вдыхая аромат настурций, которыми были усыпаны клумбы.
— Покой помогает лечению, — кивнул я. — Екатерина, мне нужно с вами поговорить. Я узнал, кто такой Спиридон Ковшин, и почему зелья превращения подействовали на него так необычно.
— Что значит «кто он такой»? — не поняла Муромцева. — Это Спиря. Я его тыщу лет знаю!
— А вы знаете, что он перевертыш? — прямо спросил я.
— Что? — не поверила Муромцева. — Этого не может быть!
Я удивленно нахмурился. Девушка не спросила меня, кто такой перевертыш. Где она могла слышать об этом?
— Это совершенно точно, — сказал я. — Зелье, которое Удашев подлил Ковшину называется зельем сущности. Оно снимает любые чары. Выпив зелье, Ковшин оказался в своем настоящем облике — зубастого чешуйчатого ящера. К счастью, он не до конца потерял человеческий разум. Испугался, что его увидят, и сбежал с премьеры. Добрался домой, и там стал пить зелья превращения, одно за другим. Ненадолго это помогло, поэтому когда мы его нашли, он выглядел как человек. Но теперь его настоящая сущность снова берет верх.
— Перевертыши не теряют человеческий разум, — неожиданно возразила Муромцева. — Они просто наивные. Хорошо меняют облик, но хитрить совсем не умеют.
— Откуда вы это знаете? — прямо спросил я.
— Неважно.
Муромцева отвела взгляд в сторону.
— Мне пришлось немало порыться в старых магических книгах, прежде чем я узнал о перевертышах, — заметил я. — А вы так хорошо с ними знакомы.
Муромцева молчала.
— Знаете, почему я заговорил с вами об этом? — спросил я. — Перевертыши — не звери. Это очень редкие магические существа. Просто магии удобнее существовать в человеческом облике, вот она и побуждает их превращаться в людей. Только вот настоящие люди относятся к перевертышам не очень хорошо. Это я еще мягко говорю. Не думаю, что Спиридон Ковшин хочет, чтобы его боялись.
— Вы думаете, что он покажется мне страшным или отвратительным? — с непонятной улыбкой спросила Муромцева.
— Я должен учитывать такую возможность, — кивнул я. — Если так, то вам лучше не видеться со Спиридоном. Боль может окончательно разрушить его магическую природу.
— Ладно, — медленно кивнул Муромцева. — Я расскажу вам. Помните, я говорила, что владею магическим даром Иллюзии? Знаете, откуда он у меня? От моего деда. Понимаете?
— Ваш дед был перевертышем? — изумился я. — И дар передался вам по наследству?
— Жалкие крохи, — вздохнула Муромцева. — Я очень любила дедушку, Александр Васильевич. И всегда мечтала стать, как он — настоящим волшебным существом, умеющим принимать любой облик.
— А разве перевертыши так могут?
— Вы многого не знаете о них, господин Тайновидец.
— Значит, ваши изумительные перевоплощения в старуху или мальчишку-разносчика — это отголосок вашего дара?
— Мне, все же, приходится пользоваться зельями, — вздохнула Муромцева. — А вот дедушка… Он был великим артистом. Из-за него я и пошла на сцену. А когда познакомилась со Спирей… Я была уверена, что в нем тоже течет кровь перевертышей. Он же так замечательно играет! Но я и подумать не могла… Я пыталась спросить его, но он ни в какую не хотел говорить об этом.
Муромцева замолчала и покраснела.
— Мне кажется, что характером вы пошли в дедушку, — улыбнулся я. — Такая же прямая и бесхитростная.
— Это правда, — смутилась Муромцева. — Теперь вы разрешите мне поговорить со Спиридоном?
— Конечно, — без тени сомнения ответил я.
Мы уже подошли к дверям госпиталя, и я послал зов целителю Макарову.
— Антон Григорьевич, это Александр Воронцов. Вы у себя? Я хочу повидаться со Спиридоном Ковшиным.
— Добрый день, Александр Васильевич, — отозвался Макаров. — Сейчас я вас встречу.
Через минуту целитель показался на крыльце. Он не выглядел обеспокоенным, на лице отражалось только легкое удивление.
Из любопытства я прикоснулся своей способностью к эмоциям целителя. Антон Григорьевич был спокоен и дружелюбен.
Я представил ему Екатерину Муромцеву.
— Антон Григорьевич, мне нужно поговорить с Ковшиным. Я прошу вас его разбудить.
— Вы уверены, Александр Васильевич? — обеспокоенно нахмурился Макаров. — Кажется, мне удалось остановить превращение, но по-прежнему не понимаю, чем оно вызвано. Ковшин как бы застыл в хрупком равновесии, и это равновесие очень легко нарушить.
— Именно это я и собираюсь сделать, — кивнул я. — Нерешительность — худшее, что может случиться с магическим существом.
— Погодите, — изумился Макаров. — Вы хотите сказать, что Ковшин…
— Не совсем человек, — закончил я. — Идемте к нему, я все расскажу вам по дороге.
Мы разулись, и Макаров повел нас бесконечными коридорами госпиталя. Мягкие ковровые дорожки глушили шаги.
Пока мы шли, Антон Григорьевич внимательно выслушал мой рассказ.
— Перевертыш, — Макаров изумленно покрутил головой. — Я никогда не слышал о таком.
— Магических существ не так уж много в нашем мире, — успокоил я целителя.
При этом я благоразумно умолчал о садовнике Люцерне, Набиле и хранителе Незримой библиотеки. А так же о туннелонцах, которые до сих пор скрывались в подвале заброшенной алхимической лаборатории.
Магия сама решит, кому раскрывать свои тайны.
— Получается, вы собираетесь проделать с Ковшиным то же самое, что проделали с Иваном Горчаковым? — понял Макаров. — Показать ему возможность?
— А другого выхода нет, — улыбнулся я. — Только Спиридон может решить, кем он будет. Об этом я и хочу ему сказать.
— Но если зелье сущности окажется сильнее? — забеспокоился Макаров.
— Значит, так тому и быть. Вы не сможете вечно держать его в магическом сне. Магию не обмануть, и вы прекрасно это знаете.
— Знаю, — согласился Макаров.
Он машинально поднес руку ко рту и принялся в задумчивости грызть ноготь большого пальца. Но тут же опомнился и спрятал руки за спину.
— Простите.
— Не тревожьтесь, — улыбнулся я. — У магических существ удивительная судьба, не наше дело — мешать им.
— Знаете, что я подумал, Александр Васильевич, — вдруг сказал Макаров. — А что, если Ваня Горчаков сможет вам помочь?
Я удивленно поднял брови.
— В последнее время его дар менталиста проявляется очень ярко. Он умеет убедить самых безнадежных больных поверить в лечение.
— Это замечательная идея, — улыбнулся я. — Давайте, попробуем.
Макаров поднял взгляд к потолку, посылая мысленный зов.
— Ваня сейчас подойдет, — сказал он через минуту. — Спиридон Ковшин лежит здесь.
Он показал на железную дверь, возле которой скучал санитар. Увидев нас, санитар выпрямился, демонстрируя бдительность.
— Сейчас я осторожно разбужу Ковшина, — сказал Макаров. — На это потребуется четверть часа. Потом мы сможем с ним поговорить.
— Мы подождем здесь, — кивнул я.
Целитель достал из кармана связку ключей и щелкнул замком. Артиста Ковшина держали взаперти, как я и просил.
Войдя в палату, Макаров плотно прикрыл за собой дверь, а мы с Муромцевой остались в коридоре.
— Здесь неуютно, — зябко передернув плечами, сказала девушка. — Почему Спиридона держат под замком?
— Мы не могли рисковать, пока не поняли, кто он такой, — объяснил я.
— Спросили бы меня, — упрямо нахмурилась девушка. — Я же говорила вам, что он самый лучший…
Муромцева осеклась и прикусила нижнюю губу.
— Взгляните, какой здесь вид на парк, — улыбнулся я, подходя к окну.
— Красиво, — неохотно согласилась актриса. — Но все равно мне не по себе.
— У вас очень живое воображение, — рассмеялся я.
В коридоре послышались тихие шаги. Я повернулся и увидел Ивана Горчакова, который спешил к нам. Белый халат целителя подходил его долговязой фигуре куда лучше, чем мундир лицеиста. Во взгляде Ивана появилась уверенность, спину он держал прямо.
Поразительная перемена, и очень обнадеживающая.
— Добрый день, Иван Николаевич, — улыбнулся я, протягивая ему руку.
— Здравствуйте, Александр Васильевич, — ответил Горчаков, с любопытством глядя на Муромцеву.
Я познакомил их, а потом объяснил Ивану, зачем мы пришли к Ковшину. Одно удовольствие разговаривать с хорошим целителем — Иван внимательно слушал и не перебивал меня нетерпеливыми вопросами.
— Конечно, я помогу, — сразу же согласился он, выслушав мое предложение. — Если я в силах сделать хоть что-то, вы можете на меня рассчитывать.
— Я не сомневался в вас, Иван Николаевич, — обрадовался я. — Хочу попросить вас первое время присматривать за Спиридоном. Думаю, хорошая компания ему не повредит.
— Так я и сделаю, — заверил меня Горчаков.
Потом посмотрел на Муромцеву и мягко сказал:
— Поверьте, с вашим другом все будет хорошо.
Горчаков говорил убедительно, и при этом без малейшего нажима.
Я почувствовал, что нервозность Муромцевой немного отступила.
Дверь палаты открылась. На пороге стоял Макаров.
— Спиридон проснулся, — тихо сказал целитель. — Он растерян, и плохо помнит, что с ним произошло. Но мы можем с ним поговорить.
— Сначала я поговорю с ним с глазу на глаз, — твердо сказал я.
— Конечно, — удивленно согласился Макаров, пропуская меня.
Я вошел в палату и закрыл за собой дверь.
Первое, что я увидел — прочные стальные решетки на окнах. Солнечный свет косыми четырехугольниками падал на пол, как будто и ему было запрещено проникать в палату.
Поневоле почувствуешь безнадежность, усмехнулся я.
Словно в насмешку, за окном мирно зеленел госпитальный парк, а вдалеке блестела серая лента реки. Она вспыхивала, когда солнце отражалось в невысокой невской волне.
Ниже по течению река распадалась на рукава, огибала Каменный остров и впадала в узкое горло морского залива.
Палата была обставлена очень скудно. Умывальник, над которым висело небольшое зеркало, стол с двумя стульями, выкрашенная в белый цвет тумбочка и железная больничная кровать.
Ковшин полусидел в кровати, опершись спиной на высокую подушку, и запавшими глазами молча следил за мной.
— Здравствуйте, господин артист, — улыбнулся я.
— Кто вы? — хрипло спросил Ковшин. — Почему меня держат взаперти?
— Вы совсем ничего не помните? — поинтересовался я.
— Смутно. Со мной что-то случилось?
Видно, сегодня выпал такой странный день — почти все так или иначе пытались меня обмануть. Вот и Ковшин не стал исключением. Все он отлично помнил, но отчаяние толкало его запираться до последнего.
Я придвинул стул ближе к кровати и сел.
— Меня зовут Александр Воронцов, я тайновидец, — спокойно сказал я.
И почувствовал, как от моих слов сердце Ковшина сжалось в ужасе.
— Постарайтесь унять свой страх, — нахмурился я. — Я пришел, чтобы помочь вам.
— Я не нуждаюсь в помощи.
Ковшин откинулся назад, словно хотел держаться от меня подальше.
— Да, вы отлично справлялись все эти годы, — согласился я. — Пока вас не опоили магическим зельем.
Глаза Ковшина изумленно расширились. Я заметил, что его зрачки не круглые, как у человека. Они были овальными, вытянутыми вертикально, и вспыхивали желтым свечением.
— Это было зелье? — простонал Ковшин. — Как же я сразу не догадался?
— Думаю, вам помешал страх, — мирно улыбнулся я. — Хочу, чтобы вы поняли — никто не собирается вас преследовать или осуждать.
Ковшин молча следил за мной. Я видел, что он не хочет отвечать на мои вопросы. Впрочем, я и не собирался расспрашивать его. По крайней мере, не сегодня.
Самое важное я уже выяснил — Ковшин вообще не знал, что ему подлили зелье сущности.
— Так уж вышло, что за последний год я познакомился с несколькими магическими существами, — дружелюбно сказал я. — И многое узнал о них. А заодно и о магии. Хочу поделиться этим с вами.
Ковшин внимательно слушал.
— По сути, мы все магические существа, и мало чем отличаемся друг от друга, — улыбнулся я. — Только одни стремятся подчинить себе магический дар, а другие позволяют ему воплотиться. Как думаете, Спиридон, у кого больше шансов на успех?
— Не знаю, — машинально ответил Ковшин.
— Со своей магической природой не нужно бороться, — пояснил я. — Куда разумнее ее принять. Тогда вы не потратите силы впустую.
Следя за эмоциями Ковшина, я чувствовал, что он меня понимает.
— Каким зельем меня напоили? — спросил он.
— Зелье сущности. Его принесли из другого мира. Это зелье снимает любые магические чары.
— Навсегда?
Голос Ковшина звучал еле слышно.
— Думаю, да, — кивнул я.
— Черт!
Ковшин отвернулся и тоскливо поглядел на голую стену.
— Мне кажется, вам повезло, — заметил я.
— Что вы знаете обо мне? — не поворачиваясь, пробормотал Ковшин.
— Не слишком много, — признал я. — Вы из тех магических существ, которых называют перевертышами. При помощи своего дара вы сумели принять человеческий облик. Затем устроились актером в театр. Подозреваю, что у вас очень сильные способности к магии иллюзий, так что играть на сцене для вас — сплошное удовольствие.
— Вы думаете, я сделал это нарочно? — повернувшись ко мне, спросил Ковшин. — Считаете, я этого хотел? Это однажды просто произошло, и все. Я не мог сопротивляться дару.
— Вам не нужно оправдываться, — сказал я. — Повторяю, никто не станет вас преследовать. Но отказываясь от своего желания, вы рискуете совершить огромную ошибку.
— Никто не станет преследовать?
Ковшин невесело усмехнулся, и я увидел его ровные белые зубы.
— Я перевертыш. Не человек — чудовище, которое ненадолго прикинулось человеком. Думаете, меня оставят в покое?
— Чушь, — весело улыбнулся я.
— Что? — не понял Ковшин.
— Вы говорите чушь. Подойдите к зеркалу.
— Зачем?
— Подойдите и посмотрите на себя. Зелье, которым вас опоили, показало вашу настоящую сущность. Ну, что вы видите?
Ковшин слез с кровати и подошел к умывальнику.
— Глаза, — почти сразу сказал он, недоверчиво глядя в зеркало.
— Да, глаза у вас необычные, — согласился я. — А чего вы хотели? У каждого магического существа свои особенности. Я хорошо чувствую тайны, садовник Люцерн умеет общаться с растениями, Набиль лучше всех варит кофе и легко путешествует по разным мирам, Библиус знает все обо всем. А вы можете по своей воле менять сущность. По своей воле, слышите? Это вы решаете, какой облик принять, а магия только помогает вам.
— Я думал, зелья превращения еще действуют, — растерянно сказал Спиридон. — Когда меня разбудили, я испугался, что их действие вот-вот пройдет.
— Зелья, которых вы напились с испуга, действуют только три часа, — рассмеялся я. — Они вам ничем не помогли. Зато помогло ваше желание остаться в облике человека.
Плечи Ковшина вздрогнули под больничной пижамой. Шаркающей походкой он вернулся к кровати, сел и закрыл лицо руками.
— Господин Тайновидец, я прошу вас никому не рассказывать обо мне, — глухо сказал он.
— Целители госпиталя уже знают, — усмехнулся я. — Скоро вы познакомитесь с одним из них. Он тоже в минуту слабости решил отказаться от своего дара и чуть не погиб. Думаю, его история поможет вам разобраться в себе.
— Спасибо, — не открывая лица, кивнул Ковшин. — Вы мне очень помогли. Значит, это госпиталь?
— Да, это госпиталь, — подтвердил я. — А вы решили, что оказались в тюрьме? Простите за решетки на окнах, мы приняли меры предосторожности, пока я выяснял, кто вы такой.
— Меня когда-нибудь выпустят отсюда?
Я удивленно покачал головой.
— Разумеется. Никто не станет держать вас здесь против вашей воли.
— Как только я выйду, то сразу исчезну, — настойчиво сказал Ковшин. — Я уеду из столицы, и больше вы никогда обо мне не услышите. Обещаю вам!
— Зачем? — удивился я.
— Никто в театре не должен знать обо мне. Я прошу вас, господин Тайновидец — не говорите никому!
— Особенно, Екатерине Муромцевой? — улыбнулся я.
— Да, — закивал Ковшин. — Откуда вы знаете про нее?
— Екатерина помогла нам вас найти, — объяснил я.
— Значит, она видела меня? — ужаснулся Ковшин.
— В тот момент вы были в человеческом облике, если вас волнует это, — успокоил я его. — Правда, без сознания и без одежды. Но Екатерину это не смутило.
— Пожалуйста, не говорите ей ничего!
— Екатерина приехала вместе со мной, — улыбнулся я. — И сейчас ждет за дверью. Она все знает.
— Зачем вы ей рассказали⁈
— Будьте смелее, Спиридон, — сказал я. — Поговорите с ней откровенно. И расспросите про ее дедушку. Готовы? Или мне сказать госпоже Муромцевой, что вы не желаете ее видеть?
Спиридон молча стиснул край одеяла.
— Вот и хорошо, — усмехнулся я. — Попрошу, чтобы вас сегодня же перевели в другую палату, без решеток.