Глава 18

Спал я без задних ног.

А на рассвете меня разбудил запах омлета, поджаренного на сливочном масле до нежно-коричневой корочки и посыпанного тертым твердым сыром.

Я вдохнул этот восхитительный аромат, открыл глаза и несколько секунд с улыбкой смотрел в потолок. А потом проснулся.

Горячий душ прогнал остатки сна. Некоторое время я стоял под тугими колючими струйками воды, ни о чем не думая — просто наслаждаясь ощущениями. Потом растерся жестким полотенцем и быстро оделся.

Столик с шахматной доской за ночь незаметно перебрался в спальню. Таким образом дом деликатно намекал на то, что мне давно пора сделать свой ход в нашей очередной партии.

Да, мы с домом играли в шахматы, это было одним из наших развлечений.

— Прошу прощения, — весело улыбнулся я.

Взглянул на расстановку фигур, подумал секунду и двинул вперед коня.

— Вот так!


Игнат готовил завтрак. Старик где-то раздобыл белый поварской фартук и теперь деловито нарезал овощи для салата, дробно стуча ножом по деревянной доске.

— Доброе утро, Александр Васильевич. Завтрак почти готов.

— Доброе утро, Игнат, — кивнул я и взялся за кофемолку, чтобы помочь старику.

Кофейные зерна, вкусно похрустывая между жерновами кофемолки, превратились в молотый кофе. Я налил в джезву холодной воды, поставил ее на огонь и высыпал туда молотый кофе. Подумал и добавил измельченной корицы — немного, четверть чайной ложки.

Когда поднялась пена, я снял джезву с огня, пристукнул по краю жаровни, чтобы осела гуща, и осторожно разлил кофе по маленьким чашкам. Долил свежие сливки, взял свою чашку и вышел с ней на балкон.

Воздух был пронзительно-свежим. С залива дул ветер, он пах морской солью и водорослями. Я поежился, сделал глоток кофе и поставил чашку на широкие перила, влажные от ночной росы.

Над зеленью парковых лип угрюмо торчала закопченная труба алхимических лабораторий на Левом Берегу. Там обитали загадочные магические существа, с которыми я собирался познакомиться в самом скором времени. Над трубой, громко вскрикивая, кружила белая чайка, и я счел это добрым предзнаменованием.

А потом посмотрел вниз и увидел возле калитки садовника Люцерна. Наконец-то!

— Доброе утро, господин Люцерн! — я помахал садовнику рукой. — Вы ко мне?

Садовник молча кивнул, широкие поля его шляпы качнулись вверх-вниз.

— Входите, — пригласил я. — Сейчас я спущусь.

И вернулся в кухню.

— Подать завтрак в беседку? — спросил Игнат, заканчивая раскладывать нарезанные овощи на широкой тарелке.

— Отличная идея, — улыбнулся я.

Завтрак на свежем воздухе летним утром — только ради этого стоило поселиться на Каменном острове.

Садовник Люцерн ждал меня возле крыльца.

— Позавтракаете с нами? — предложил я ему.

— Спасибо, не откажусь. Александр Васильевич, эти воры снова приходили на Потаенную поляну.

— Сегодня ночью? — уточнил я.

— Да, — кивнул Люцерн. — Я поджидал их, сидя за кустом орешника, как вы и посоветовали. Они появились неожиданно и бесшумно. Я успел только заметить, что их фигуры светились, а потом…

— А потом вы заснули крепким сном, — весело закончил я.

— Так и было, — виноватым голосом подтвердил Люцерн. — Я только что проснулся и сразу пришел к вам.

— Не переживайте, — рассмеялся я. — Мне удалось кое-что узнать об этих существах. Они называют себя туннелонцами, варят удивительные зелья и ищут в нашем мире какого-то Огненного Скакуна. Надеюсь, скоро мы с ними познакомимся.

— Так вот для чего им понадобился мой зверобой — для зелий!

Игнат накрыл на стол. Я пригласил садовника Люцерна в беседку.

Помня о просьбе господина Иевлина, я собирался поговорить с Люцерном о магических специях, которых так не хватало бывшему императорскому повару. Но решил отложить разговор до другого случая — слишком расстроенным выглядел садовник. Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме таинственных похитителей зверобоя.

Но о беде, которая постигла Библиуса, я промолчать не мог.

— Господин Люцерн, помните Туманную розу, которую вы подарили Библиусу? Она вянет. Библиус измаялся, пытаясь понять — в чем причина. Он думает, что все дело в земле. Цветку нужна особая почва, а достать ее негде.

Разговор на любимую тему отвлек садовника от горьких раздумий. Он сдвинул на затылок шляпу, которую не снимал даже во время еды. Я снова с удивлением отметил, что лицо Люцерна абсолютно ничем не примечательно. Оно исчезало из памяти, едва я отводил взгляд в сторону.

— Пожалуй, ваш друг прав, — кивнул садовник. — Все дело в почве. Я подумаю, чем ему помочь.

— А я помогу вам, — улыбнулся я. — Знакомые мастера пообещали сделать для меня один удивительный артефакт, и я очень надеюсь, что у них все получится. Возможно, уже сегодня я смогу пообщаться с вашими незваными гостями.

— Я надеюсь на вас, — серьезно кивнул Люцерн.

— Все будет хорошо, — пообещал я, принимаясь за омлет.


После завтрака я собирался поехать в госпиталь к Спиридону Ковшину. Но едва я закончил с омлетом, как в моем сознании раздался незнакомый голос.

— Ваше сиятельство!

— Кто это? — насторожившись, спросил я.

— Это тренер Нагайцев. Вы помните меня?

Тренер Нагайцев руководил конюшнями графа Толубеева. Кроме того, он тренировал Мальчика — чудесного скакового жеребца, которого граф подарил мне в благодарность за то, что я спас его от разорения.

— Конечно, господин Нагайцев, я вас помню.

Судя по голосу, Нагайцев был очень встревожен.

— Ваше сиятельство… вы не могли бы приехать в конюшню? Нужна ваша помощь. С Мальчиком беда.

Эти слова тренер выговорил будто через силу.

— Что с ним случилось? — спросил я.

— Приезжайте скорее. Я все покажу.

Нагайцев исчез из моего сознания так резко, словно кто-то оборвал разговор.

Я попытался послать ему зов, но он не ответил.

— Еду, — вслух сказал я, отодвигая тарелку.

— Куда вы, Александр Васильевич? — всполошился Игнат. — И кофе не допили.

— Нет времени, — нетерпеливо сказал я. — Извините, господин Люцерн.

Садовник молча кивнул и тоже поднялся.

— Вы к обеду-то вернетесь? — спросил Игнат.

— Вряд ли, — честно ответил я.

Старик только покачал головой.


На этот раз я выгнал из гаража свой мобиль. Поездка по пустому шоссе до Сосновки не доставила мне удовольствия — меня мучила тревога. Я сдерживал себя, чтобы не гнать слишком быстро. Мотор басовито рычал, широкие колеса поскрипывали резиной на поворотах.

Я промчался по шоссе, миновал зеленые поля с пасущимися на них коровами и рассыпанные вдалеке домики пригородных ферм. Потом свернул на знакомую лесную дорогу и поневоле сбавил скорость, чтобы не разбить подвеску мобиля.

Тренер Нагайцев встретил меня возле узкого моста через овраг. Его светлые усы растерянно обвисли, клетчатый пиджак был застегнут не на те пуговицы.

— Что с Мальчиком? — спросил я, выбираясь из мобиля.

— Его отравили, — глухим голосом ответил тренер.

И умоляюще уставился на меня:

— Я не доглядел, ваше сиятельство! Я виноват, мне и отвечать! Только прошу — найдите того, кто это сделал.

— Мальчик погиб? — дрогнувшим голосом спросил я.

Вспомнил доверчивый взгляд коня, гордую посадку его головы, горячее дыхание и мягкие губы, которые брали хлеб у меня с ладони.

— Нет! — замотал головой тренер. — Нет. Жив, слава богу! Что вы, ваше сиятельство! Только никак не превращается обратно. Кто-то опоил его неизвестным зельем.

— Отведите меня к нему, — попросил я. — А по дороге подробно расскажите, что произошло.

— Идемте, — заторопился тренер.

Он повел меня прямо через широкий тренировочный круг к конюшням.

— Вчера с ним все было в порядке. Я сам гонял его рысью по кругу, не доверил конюхам. Через три дня скачки, коня нужно в форме держать. И сегодня утром снова решил его потренировать. Вы же помните, как я Мальчика от газетчиков прячу?

— С помощью зелья превращения, — кивнул я.

— Я дал ему Зеркальное зелье, а оно не подействовало! Мальчик… он не становится собой, понимаете?

Тренер говорил сбивчиво и тяжело дышал, широко шагая по двору. Тревога за Мальчика буквально раздавила его. Я чувствовал, что Нагайцев искренне потрясен случившимся.

— Может быть, вы дали слишком мало зелья? — предположил я. — Или оно поддельное?

— Не могло такого быть, ваше сиятельство, — убитым голосом сказал Нагайцев. — Дозировку я знаю. Ровно двенадцать капель дал, из того же флакона, что и вчера.

— А у кого вы покупаете зелья?

— У купца Сойкина на Стеклянном рынке.

— Вы лично к нему ездите или посылаете кого-то из работников?

— Сам езжу. В таких делах я никому не доверяю.

Нагайцев открыл дверь конюшни и пропустил меня вперед. В ноздри ударил уже знакомый запах сухой травы и терпкого лошадиного пота. Мы пошли вдоль денников по длинному коридору, пол которого был устлан свежим сеном. Лошади с любопытством косились на нас, переступая тонкими ногами.

Я подошел к деннику, в котором стоял Мальчик.


Тощий конь грязно-бурой масти равнодушно и печально взглянул на меня. Его костлявые бока мерно раздувались и опадали. В кормушке перед ним лежала охапка свежего сена.

Затем конь узнал меня и потянулся ко мне мордой. Я заметил, что его глаза слезятся, и у меня защемило сердце.

Не спрашивая позволения Нагайцева, я толкнул деревянную решетку и вошел в денник.

— Мальчик, здравствуй. Какой же негодяй тебя опоил?

Конь тихо фыркнул, раздувая ноздри и доверчиво потянулся мордой к моему карману. Черт, я даже горбушку хлеба с собой не захватил!

Я виновато погладил Мальчика по щеке.

— Ничего, хороший мой, ничего. Я знаю, как тебе помочь.

Картина произошедшего была мне совершенно ясна.

Купец Сойкин признался, что заказывал у туннелонцев зелья превращения, которые действовали сильнее обычных. Наверняка, одно из таких зелий и подлили Мальчику. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы конь участвовал в скачках.

Оставалось выяснить причину и виновника.

Я осторожно похлопал Мальчика по крупу и повернулся к Нагайцеву.

— Вы сообщили о случившемся графу Толубееву?

— Нет, — ответил Нагайцев.

— Почему? — поинтересовался я, глядя ему в глаза. — Ведь он владелец конюшни. Почему вы попросили приехать меня, а графа даже не поставили в известность?

Нагайцев выдержал мой взгляд.

— Потому что в таком случае вы бы уже не застали здесь ни меня, ни конюхов. Его сиятельство горяч, он бы всех уволил, а меня просто пристрелил.

— Боитесь? — без улыбки спросил я.

— Я виноват, мне и отвечать, — твердо ответил тренер. — Но сначала я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь Мальчику. Я много слышал про вас, господин Тайновидец. Только вы сможете здесь разобраться.

— Хорошо, — кивнул я. — Если потребуется, я привлеку полицию. Теперь будем разбираться по порядку. Вчера вы лично дали Мальчику зелье превращения?

— Да, — кивнул Нагайцев. — Сам. Вот этими вот руками.

Он вытянул вперед ладони, как будто это могло в чем-то меня убедить.

— Где флакон из-под зелья?

— Вот он, ваше сиятельство. Все это время он был у меня в кармане.

Тренер достал из внутреннего кармана стеклянный флакон. Он был полон на треть.

— Вы уверены, что это зелье превращения? — нахмурился я.

— Конечно. Флакона на три дня хватает. Сегодня третий день.

— Мог кто-нибудь подменить вам флакон?

— Как? Я этот пиджак вечером только и снимаю, когда домой прихожу. И зелья сразу прячу в сейф.

— А Зеркальное зелье? Где оно?

— Тоже у меня.

Нагайцев показал мне второй флакон.

Все это время я внимательно следил за его эмоциями. Тренер не пытался мне врать, ложь я бы почувствовал сразу.

— Сколько у вас работников?

— Шестеро конюхов, я и мой сын. И моя жена — она готовит еду для конюхов.

— Все конюхи и живут здесь?

— Да. У них есть комнаты над конюшней. Его сиятельство не берет с них платы, им так выходит дешевле. И до работы добираться не надо.

Нагайцев поднял глаза к дощатому потолку — комнаты конюхов располагались как раз над нами.

— А вы с семьей живете в коттедже? — спросил я.

— Да.

— Часто конюхи ездят в город?

Нагайцев пожал плечами.

— По субботам. Накануне я выдаю им жалованье, а поблизости развлечься негде. Иногда и ночуют в городе, я не против. Требую только, чтобы утром в понедельник они были на работе трезвыми.

— А кто-то из конюхов остается здесь в выходные, помогать вам?

Нагайцев покачал головой.

— Тимофей Слободин. Он здесь дольше всех работает. Вроде помощника у меня.

— Он совсем не ездит в город?

Нагайцев покачал головой.

— Редко. У него там никого. Его дом здесь.

— Вчера утром все конюхи вернулись вовремя? Ничего странного вы не заметили?

— Нет, — нахмурился Нагайцев.

— Соберите всех, — повторил я. — Я хочу с ними поговорить.

На лице Нагайцева появилось отсутствующее выражение — он посылал кому-то мысленный зов.

Наблюдая за ним, я некстати подумал, что тренеру очень легко сговориться со своими людьми. Ведь подслушать мысленную речь невозможно. По крайней мере, я этого не умел.

Эмоции Нагайцева не вызывали у меня подозрений. Он чувствовал себя виноватым. Но не потому, что подлил зелье Мальчику, а потому что недоглядел.

Мальчик как будто понял, что я думаю о нем. Потянулся ко мне и смешно фыркнул в самое ухо.

Я погладил его.

— Все будет хорошо, доверься мне.

Над головой послышались глухие шаги и голоса, с потолка посыпалась древесная труха. Мальчик дернул ушами и покосился наверх.

Нагайцев тихо кашлянул, привлекая мое внимание:

— Конюхи ждут возле конюшни, ваше сиятельство.

— Хорошо, идемте.

Напоследок я потрепал Мальчика по шее и вышел из денника. Нагайцев шел за мной.


Конюхи собрались кучкой возле высокой поленницы, которая была сложена у передней стены конюшни. Они тихо переговаривались между собой, с простодушным любопытством поглядывая на нас. На всех были серые рабочие штаны и рубашки в крупную клетку. Так что издали их было и не различить, если не приглядываться.

Когда мы с Нагайцевым подошли, конюхи примолкли.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Мое имя Александр Васильевич Воронцов, я владелец скакового жеребца Мальчика. Думаю, вы все уже знаете, что случилось. Кто-то подлил Мальчику неизвестное зелье. Вы знаете, кто это сделал?

Я не тешил себя надеждой, что кто-то из конюхов признается. Но и не хотел врать, что не подозреваю их. Они все равно бы мне не поверили.

Конюхи хмуро молчали.

— Ладно, — кивнул я. — Начнем по порядку. Вы что-нибудь видели?

Я обращался к высокому темноволосому конюху, который прислонился плечом к поленнице. К его закатанному рукаву прилипли сухие комочки навоза.

— Нет, — односложно ответил он.

— Посмотрите мне в глаза, — приказал я.

Конюх неохотно повернул голову.

— Я спал.

Я чувствовал, что он раздражен. Но страха или вины я не ощутил.

— Благодарю, — кивнул я, и конюх сразу же отвернулся.

А я принялся за другого работника. Этот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. На его губах играла напряженная и немного вызывающая улыбка.

— Вы что-нибудь видели? — спросил я его.

— Я тоже спал. Сквозь сон слышал, вроде, как Шарик лает, вот и все.

— Шарик — это местный пес? Не запомнили время, когда он лаял?

Конюх пожал узкими плечами.

— Ночью. Точнее не скажу.

— Понятно, — усмехнулся я.

Короткий опрос трех других конюхов тоже ничего не дал. Все они спали. Еще один, вроде бы, слышал сквозь сон лай собаки, но не был в этом уверен. У меня сложилось впечатление, что совесть их чиста и не отягощена серьезными проступками. Магический дар молчал, и способность чувствовать эмоции тоже не подсказывала ничего важного.

Оставался последний конюх. Он сидел на чурбаке для колки дров и задумчиво теребил в руках травинку. На вид он был старше других.

— Вы Тимофей Слобонин? — спросил я его.

Конюх неторопливо поднялся с чурбака.

— Да, ваше сиятельство.

— Вы что-нибудь видели сегодня ночью? Слышали лай собаки?

— Нет, — спокойно ответил он. — Ничего не слышал. Я спал.

Он с мирной улыбкой взглянул на меня. Магический дар чутко толкнул меня в грудь, и я понял, что конюх лжет.

Загрузка...