Спал я без задних ног.
А на рассвете меня разбудил запах омлета, поджаренного на сливочном масле до нежно-коричневой корочки и посыпанного тертым твердым сыром.
Я вдохнул этот восхитительный аромат, открыл глаза и несколько секунд с улыбкой смотрел в потолок. А потом проснулся.
Горячий душ прогнал остатки сна. Некоторое время я стоял под тугими колючими струйками воды, ни о чем не думая — просто наслаждаясь ощущениями. Потом растерся жестким полотенцем и быстро оделся.
Столик с шахматной доской за ночь незаметно перебрался в спальню. Таким образом дом деликатно намекал на то, что мне давно пора сделать свой ход в нашей очередной партии.
Да, мы с домом играли в шахматы, это было одним из наших развлечений.
— Прошу прощения, — весело улыбнулся я.
Взглянул на расстановку фигур, подумал секунду и двинул вперед коня.
— Вот так!
Игнат готовил завтрак. Старик где-то раздобыл белый поварской фартук и теперь деловито нарезал овощи для салата, дробно стуча ножом по деревянной доске.
— Доброе утро, Александр Васильевич. Завтрак почти готов.
— Доброе утро, Игнат, — кивнул я и взялся за кофемолку, чтобы помочь старику.
Кофейные зерна, вкусно похрустывая между жерновами кофемолки, превратились в молотый кофе. Я налил в джезву холодной воды, поставил ее на огонь и высыпал туда молотый кофе. Подумал и добавил измельченной корицы — немного, четверть чайной ложки.
Когда поднялась пена, я снял джезву с огня, пристукнул по краю жаровни, чтобы осела гуща, и осторожно разлил кофе по маленьким чашкам. Долил свежие сливки, взял свою чашку и вышел с ней на балкон.
Воздух был пронзительно-свежим. С залива дул ветер, он пах морской солью и водорослями. Я поежился, сделал глоток кофе и поставил чашку на широкие перила, влажные от ночной росы.
Над зеленью парковых лип угрюмо торчала закопченная труба алхимических лабораторий на Левом Берегу. Там обитали загадочные магические существа, с которыми я собирался познакомиться в самом скором времени. Над трубой, громко вскрикивая, кружила белая чайка, и я счел это добрым предзнаменованием.
А потом посмотрел вниз и увидел возле калитки садовника Люцерна. Наконец-то!
— Доброе утро, господин Люцерн! — я помахал садовнику рукой. — Вы ко мне?
Садовник молча кивнул, широкие поля его шляпы качнулись вверх-вниз.
— Входите, — пригласил я. — Сейчас я спущусь.
И вернулся в кухню.
— Подать завтрак в беседку? — спросил Игнат, заканчивая раскладывать нарезанные овощи на широкой тарелке.
— Отличная идея, — улыбнулся я.
Завтрак на свежем воздухе летним утром — только ради этого стоило поселиться на Каменном острове.
Садовник Люцерн ждал меня возле крыльца.
— Позавтракаете с нами? — предложил я ему.
— Спасибо, не откажусь. Александр Васильевич, эти воры снова приходили на Потаенную поляну.
— Сегодня ночью? — уточнил я.
— Да, — кивнул Люцерн. — Я поджидал их, сидя за кустом орешника, как вы и посоветовали. Они появились неожиданно и бесшумно. Я успел только заметить, что их фигуры светились, а потом…
— А потом вы заснули крепким сном, — весело закончил я.
— Так и было, — виноватым голосом подтвердил Люцерн. — Я только что проснулся и сразу пришел к вам.
— Не переживайте, — рассмеялся я. — Мне удалось кое-что узнать об этих существах. Они называют себя туннелонцами, варят удивительные зелья и ищут в нашем мире какого-то Огненного Скакуна. Надеюсь, скоро мы с ними познакомимся.
— Так вот для чего им понадобился мой зверобой — для зелий!
Игнат накрыл на стол. Я пригласил садовника Люцерна в беседку.
Помня о просьбе господина Иевлина, я собирался поговорить с Люцерном о магических специях, которых так не хватало бывшему императорскому повару. Но решил отложить разговор до другого случая — слишком расстроенным выглядел садовник. Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме таинственных похитителей зверобоя.
Но о беде, которая постигла Библиуса, я промолчать не мог.
— Господин Люцерн, помните Туманную розу, которую вы подарили Библиусу? Она вянет. Библиус измаялся, пытаясь понять — в чем причина. Он думает, что все дело в земле. Цветку нужна особая почва, а достать ее негде.
Разговор на любимую тему отвлек садовника от горьких раздумий. Он сдвинул на затылок шляпу, которую не снимал даже во время еды. Я снова с удивлением отметил, что лицо Люцерна абсолютно ничем не примечательно. Оно исчезало из памяти, едва я отводил взгляд в сторону.
— Пожалуй, ваш друг прав, — кивнул садовник. — Все дело в почве. Я подумаю, чем ему помочь.
— А я помогу вам, — улыбнулся я. — Знакомые мастера пообещали сделать для меня один удивительный артефакт, и я очень надеюсь, что у них все получится. Возможно, уже сегодня я смогу пообщаться с вашими незваными гостями.
— Я надеюсь на вас, — серьезно кивнул Люцерн.
— Все будет хорошо, — пообещал я, принимаясь за омлет.
После завтрака я собирался поехать в госпиталь к Спиридону Ковшину. Но едва я закончил с омлетом, как в моем сознании раздался незнакомый голос.
— Ваше сиятельство!
— Кто это? — насторожившись, спросил я.
— Это тренер Нагайцев. Вы помните меня?
Тренер Нагайцев руководил конюшнями графа Толубеева. Кроме того, он тренировал Мальчика — чудесного скакового жеребца, которого граф подарил мне в благодарность за то, что я спас его от разорения.
— Конечно, господин Нагайцев, я вас помню.
Судя по голосу, Нагайцев был очень встревожен.
— Ваше сиятельство… вы не могли бы приехать в конюшню? Нужна ваша помощь. С Мальчиком беда.
Эти слова тренер выговорил будто через силу.
— Что с ним случилось? — спросил я.
— Приезжайте скорее. Я все покажу.
Нагайцев исчез из моего сознания так резко, словно кто-то оборвал разговор.
Я попытался послать ему зов, но он не ответил.
— Еду, — вслух сказал я, отодвигая тарелку.
— Куда вы, Александр Васильевич? — всполошился Игнат. — И кофе не допили.
— Нет времени, — нетерпеливо сказал я. — Извините, господин Люцерн.
Садовник молча кивнул и тоже поднялся.
— Вы к обеду-то вернетесь? — спросил Игнат.
— Вряд ли, — честно ответил я.
Старик только покачал головой.
На этот раз я выгнал из гаража свой мобиль. Поездка по пустому шоссе до Сосновки не доставила мне удовольствия — меня мучила тревога. Я сдерживал себя, чтобы не гнать слишком быстро. Мотор басовито рычал, широкие колеса поскрипывали резиной на поворотах.
Я промчался по шоссе, миновал зеленые поля с пасущимися на них коровами и рассыпанные вдалеке домики пригородных ферм. Потом свернул на знакомую лесную дорогу и поневоле сбавил скорость, чтобы не разбить подвеску мобиля.
Тренер Нагайцев встретил меня возле узкого моста через овраг. Его светлые усы растерянно обвисли, клетчатый пиджак был застегнут не на те пуговицы.
— Что с Мальчиком? — спросил я, выбираясь из мобиля.
— Его отравили, — глухим голосом ответил тренер.
И умоляюще уставился на меня:
— Я не доглядел, ваше сиятельство! Я виноват, мне и отвечать! Только прошу — найдите того, кто это сделал.
— Мальчик погиб? — дрогнувшим голосом спросил я.
Вспомнил доверчивый взгляд коня, гордую посадку его головы, горячее дыхание и мягкие губы, которые брали хлеб у меня с ладони.
— Нет! — замотал головой тренер. — Нет. Жив, слава богу! Что вы, ваше сиятельство! Только никак не превращается обратно. Кто-то опоил его неизвестным зельем.
— Отведите меня к нему, — попросил я. — А по дороге подробно расскажите, что произошло.
— Идемте, — заторопился тренер.
Он повел меня прямо через широкий тренировочный круг к конюшням.
— Вчера с ним все было в порядке. Я сам гонял его рысью по кругу, не доверил конюхам. Через три дня скачки, коня нужно в форме держать. И сегодня утром снова решил его потренировать. Вы же помните, как я Мальчика от газетчиков прячу?
— С помощью зелья превращения, — кивнул я.
— Я дал ему Зеркальное зелье, а оно не подействовало! Мальчик… он не становится собой, понимаете?
Тренер говорил сбивчиво и тяжело дышал, широко шагая по двору. Тревога за Мальчика буквально раздавила его. Я чувствовал, что Нагайцев искренне потрясен случившимся.
— Может быть, вы дали слишком мало зелья? — предположил я. — Или оно поддельное?
— Не могло такого быть, ваше сиятельство, — убитым голосом сказал Нагайцев. — Дозировку я знаю. Ровно двенадцать капель дал, из того же флакона, что и вчера.
— А у кого вы покупаете зелья?
— У купца Сойкина на Стеклянном рынке.
— Вы лично к нему ездите или посылаете кого-то из работников?
— Сам езжу. В таких делах я никому не доверяю.
Нагайцев открыл дверь конюшни и пропустил меня вперед. В ноздри ударил уже знакомый запах сухой травы и терпкого лошадиного пота. Мы пошли вдоль денников по длинному коридору, пол которого был устлан свежим сеном. Лошади с любопытством косились на нас, переступая тонкими ногами.
Я подошел к деннику, в котором стоял Мальчик.
Тощий конь грязно-бурой масти равнодушно и печально взглянул на меня. Его костлявые бока мерно раздувались и опадали. В кормушке перед ним лежала охапка свежего сена.
Затем конь узнал меня и потянулся ко мне мордой. Я заметил, что его глаза слезятся, и у меня защемило сердце.
Не спрашивая позволения Нагайцева, я толкнул деревянную решетку и вошел в денник.
— Мальчик, здравствуй. Какой же негодяй тебя опоил?
Конь тихо фыркнул, раздувая ноздри и доверчиво потянулся мордой к моему карману. Черт, я даже горбушку хлеба с собой не захватил!
Я виновато погладил Мальчика по щеке.
— Ничего, хороший мой, ничего. Я знаю, как тебе помочь.
Картина произошедшего была мне совершенно ясна.
Купец Сойкин признался, что заказывал у туннелонцев зелья превращения, которые действовали сильнее обычных. Наверняка, одно из таких зелий и подлили Мальчику. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы конь участвовал в скачках.
Оставалось выяснить причину и виновника.
Я осторожно похлопал Мальчика по крупу и повернулся к Нагайцеву.
— Вы сообщили о случившемся графу Толубееву?
— Нет, — ответил Нагайцев.
— Почему? — поинтересовался я, глядя ему в глаза. — Ведь он владелец конюшни. Почему вы попросили приехать меня, а графа даже не поставили в известность?
Нагайцев выдержал мой взгляд.
— Потому что в таком случае вы бы уже не застали здесь ни меня, ни конюхов. Его сиятельство горяч, он бы всех уволил, а меня просто пристрелил.
— Боитесь? — без улыбки спросил я.
— Я виноват, мне и отвечать, — твердо ответил тренер. — Но сначала я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь Мальчику. Я много слышал про вас, господин Тайновидец. Только вы сможете здесь разобраться.
— Хорошо, — кивнул я. — Если потребуется, я привлеку полицию. Теперь будем разбираться по порядку. Вчера вы лично дали Мальчику зелье превращения?
— Да, — кивнул Нагайцев. — Сам. Вот этими вот руками.
Он вытянул вперед ладони, как будто это могло в чем-то меня убедить.
— Где флакон из-под зелья?
— Вот он, ваше сиятельство. Все это время он был у меня в кармане.
Тренер достал из внутреннего кармана стеклянный флакон. Он был полон на треть.
— Вы уверены, что это зелье превращения? — нахмурился я.
— Конечно. Флакона на три дня хватает. Сегодня третий день.
— Мог кто-нибудь подменить вам флакон?
— Как? Я этот пиджак вечером только и снимаю, когда домой прихожу. И зелья сразу прячу в сейф.
— А Зеркальное зелье? Где оно?
— Тоже у меня.
Нагайцев показал мне второй флакон.
Все это время я внимательно следил за его эмоциями. Тренер не пытался мне врать, ложь я бы почувствовал сразу.
— Сколько у вас работников?
— Шестеро конюхов, я и мой сын. И моя жена — она готовит еду для конюхов.
— Все конюхи и живут здесь?
— Да. У них есть комнаты над конюшней. Его сиятельство не берет с них платы, им так выходит дешевле. И до работы добираться не надо.
Нагайцев поднял глаза к дощатому потолку — комнаты конюхов располагались как раз над нами.
— А вы с семьей живете в коттедже? — спросил я.
— Да.
— Часто конюхи ездят в город?
Нагайцев пожал плечами.
— По субботам. Накануне я выдаю им жалованье, а поблизости развлечься негде. Иногда и ночуют в городе, я не против. Требую только, чтобы утром в понедельник они были на работе трезвыми.
— А кто-то из конюхов остается здесь в выходные, помогать вам?
Нагайцев покачал головой.
— Тимофей Слободин. Он здесь дольше всех работает. Вроде помощника у меня.
— Он совсем не ездит в город?
Нагайцев покачал головой.
— Редко. У него там никого. Его дом здесь.
— Вчера утром все конюхи вернулись вовремя? Ничего странного вы не заметили?
— Нет, — нахмурился Нагайцев.
— Соберите всех, — повторил я. — Я хочу с ними поговорить.
На лице Нагайцева появилось отсутствующее выражение — он посылал кому-то мысленный зов.
Наблюдая за ним, я некстати подумал, что тренеру очень легко сговориться со своими людьми. Ведь подслушать мысленную речь невозможно. По крайней мере, я этого не умел.
Эмоции Нагайцева не вызывали у меня подозрений. Он чувствовал себя виноватым. Но не потому, что подлил зелье Мальчику, а потому что недоглядел.
Мальчик как будто понял, что я думаю о нем. Потянулся ко мне и смешно фыркнул в самое ухо.
Я погладил его.
— Все будет хорошо, доверься мне.
Над головой послышались глухие шаги и голоса, с потолка посыпалась древесная труха. Мальчик дернул ушами и покосился наверх.
Нагайцев тихо кашлянул, привлекая мое внимание:
— Конюхи ждут возле конюшни, ваше сиятельство.
— Хорошо, идемте.
Напоследок я потрепал Мальчика по шее и вышел из денника. Нагайцев шел за мной.
Конюхи собрались кучкой возле высокой поленницы, которая была сложена у передней стены конюшни. Они тихо переговаривались между собой, с простодушным любопытством поглядывая на нас. На всех были серые рабочие штаны и рубашки в крупную клетку. Так что издали их было и не различить, если не приглядываться.
Когда мы с Нагайцевым подошли, конюхи примолкли.
— Доброе утро, — поздоровался я. — Мое имя Александр Васильевич Воронцов, я владелец скакового жеребца Мальчика. Думаю, вы все уже знаете, что случилось. Кто-то подлил Мальчику неизвестное зелье. Вы знаете, кто это сделал?
Я не тешил себя надеждой, что кто-то из конюхов признается. Но и не хотел врать, что не подозреваю их. Они все равно бы мне не поверили.
Конюхи хмуро молчали.
— Ладно, — кивнул я. — Начнем по порядку. Вы что-нибудь видели?
Я обращался к высокому темноволосому конюху, который прислонился плечом к поленнице. К его закатанному рукаву прилипли сухие комочки навоза.
— Нет, — односложно ответил он.
— Посмотрите мне в глаза, — приказал я.
Конюх неохотно повернул голову.
— Я спал.
Я чувствовал, что он раздражен. Но страха или вины я не ощутил.
— Благодарю, — кивнул я, и конюх сразу же отвернулся.
А я принялся за другого работника. Этот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. На его губах играла напряженная и немного вызывающая улыбка.
— Вы что-нибудь видели? — спросил я его.
— Я тоже спал. Сквозь сон слышал, вроде, как Шарик лает, вот и все.
— Шарик — это местный пес? Не запомнили время, когда он лаял?
Конюх пожал узкими плечами.
— Ночью. Точнее не скажу.
— Понятно, — усмехнулся я.
Короткий опрос трех других конюхов тоже ничего не дал. Все они спали. Еще один, вроде бы, слышал сквозь сон лай собаки, но не был в этом уверен. У меня сложилось впечатление, что совесть их чиста и не отягощена серьезными проступками. Магический дар молчал, и способность чувствовать эмоции тоже не подсказывала ничего важного.
Оставался последний конюх. Он сидел на чурбаке для колки дров и задумчиво теребил в руках травинку. На вид он был старше других.
— Вы Тимофей Слобонин? — спросил я его.
Конюх неторопливо поднялся с чурбака.
— Да, ваше сиятельство.
— Вы что-нибудь видели сегодня ночью? Слышали лай собаки?
— Нет, — спокойно ответил он. — Ничего не слышал. Я спал.
Он с мирной улыбкой взглянул на меня. Магический дар чутко толкнул меня в грудь, и я понял, что конюх лжет.