Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1

Глава 19

— Кто братик?.. — повторил я, глядя на Ольгу, но в следующую секунду перевёл взгляд на Якова.

— Ты мне ничего не хочешь объяснить? Ты же говорил, что я остался один.

— Формально, молодой господин, так оно и есть, — невозмутимо произнёс он. — Ваши родители погибли шесть лет назад. А вашего брата забрали в школу-интернат. Вернее, в ясли-интернат — ему был всего один год. Сейчас ему семь, он учится в начальной школе при том же интернате.

На секунду показалось, будто мир вокруг рухнул. Не в том смысле, что я схватился за голову и заплакал — нет. Просто в голове стало тихо.

В прошлой жизни я тоже рано ушёл от семьи, но по другой причине: статус вундеркинда и самого умного человека на планете делал своё дело. Меня забрали из дома в школы и университеты, где я жил на полном пансионе. Позже, работая на корпорацию — она следила, чтобы вокруг всегда была охрана и чтобы никто, даже семья, не подходил слишком близко. Не из-за того что они меня любили — из расчёта. Мои разработки стоили слишком дорого, и случайная «несчастная смерть» могла стоить корпорации миллиарды.

В этом мире я был уверен, что вообще единственный из своего рода. И тут выясняется — есть брат. Я не боюсь, что он заберёт у меня право на Род. Вопрос в другом:

— Как так вышло, что я в десять лет стал главой, а его отправили в интернат? И почему я сам туда не попал?

— Потому что, — Яков чуть склонил голову, — старший в роду получает право управлять им даже в пять лет, если он единственный. Просто до четырнадцати вам официально никто не может объявить войну или напасть. Неофициально — могут, но за это последуют суровые расследования и наказания. Вырезать Род можно только после того, как ребёнок станет совершеннолетним. А здесь совершеннолетие — в четырнадцать.

Он обернулся к Ольге, его голос чуть потеплел:

— Не обращайте внимания, госпожа Ольга, наш господин потерял память. Я вам об этом говорил в машине.

Потом снова повернулся ко мне, его взгляд стал чуть строже:

— Ваш брат до четырнадцати лет обязан учиться в школе-интернате для аристократов. Это защита: если весь род будет уничтожен, интернат сохранит таких детей как последнюю кровь. Через пару недель мы должны его навестить — это стандартный срок, два визита в месяц. В этом месяце вы уже были, поэтому следующий визит назначен на двадцать седьмое — тридцатое октября.

Он на секунду задержал взгляд, затем добавил:

— Кстати, Ольга тоже аристократ. Последняя из своего рода. Но об этом мы никому не будем говорить. Кто сможет продолжить их род — вопрос отдельного разговора. Но сейчас… — он чуть наклонил голову вперёд, — сейчас нам нужно провести ритуал.

Я машинально скользнул взглядом по её Эхо — и едва заметно приподнял бровь. Магия у неё была… но слабая. Не такая, как у Милены, где каждая нить светится напряжённой силой, готовой выстрелить в любую секунду. Здесь же тонкие, полупрозрачные струны, будто когда-то надломленные и так и не восстановленные.

Тем страннее было слышать от Якова, что она должна ехать с нами в Академию. Ещё страннее — что её фон всё же сильнее, чем у той служанки, которую я видел в коридоре с Сергеем. Мысль зацепилась и не хотела отпускать, но разбирать её прямо сейчас было некогда.

— Прошу, после вас. — Жестом руки, направил нас Яков в сторону поместья.

Мы прошли в замок и направились к широкой лестнице, что вела вниз, к залу ритуалов. Я, притормозив, нагнал Якова и вполголоса спросил:

— Слушай… мне ведь не придётся её… ну… убить как?... Ну, ты понял, о ком я.

Он чуть скосил на меня взгляд — спокойный, как ледяная вода, но в уголках глаз мелькнуло что-то опасно похожее на насмешку.

— Нет, молодой господин. Этот ритуал совсем другой. Там вы создавали фамильяра. А здесь… — он сделал лёгкую паузу, — того, кто не сможет вам изменить и будет верен только вам.

Тон был безупречно официальный, но пауза и чуть растянутое «только вам» сделали так, что у меня внутри что-то неприятно кольнуло.

— …Верность роду? — уточнил я, чувствуя, как скулы сводит от напряжённой улыбки.

— Разумеется, — кивнул он, и всё же в его голосе осталась тёплая, почти маслянистая интонация, будто он знал, о чём я подумал, и нарочно подлил масла в огонь.

Он склонился чуть ближе, словно делился секретом:

— Если вы не уверены, как себя вести в таких случаях… я всегда могу рассказать все… тонкости.

Я отвёл взгляд, чтобы скрыть, как у меня непроизвольно дёрнулся уголок рта.

— Пройдёмте, — закончил он, выпрямляясь и указывая на широкую лестницу.

Мы спустились по широкой лестнице. С каждым шагом вниз воздух становился прохладнее, с лёгким привкусом сырости. Мягкий свет магических светильников скользил по стенам, будто нехотя, выхватывая из полумрака наши силуэты.

Мы пересекли первый зал, затем второй — тот самый, где обычно собираются гости, наблюдающие за ритуалами. Здесь царила глухая тишина, и каждый шаг отдавался так, будто стены хотели запомнить его навсегда. У третьей двери Яков остановился и, не оборачиваясь, сказал:

— Господин, вам делать ничего не нужно. Она всё сделает сама. Я уже всё объяснил.— потом он обратился к Ольге. — Госпожа, будьте к нему снисходительны, это его первый раз.

Произнесено это было с таким каменным лицом, что у меня даже не сразу получилось понять, он это специально или так совпало. Но совпадения с Яковым… я уже научился воспринимать скептически.

— Он тоже мой первый. — ответила она.

И она ту да же...

— Мы же сейчас об ритуале говорим? — не удержался я уточнить.

На что они синхронно кивнули.

Мы вошли в зал ритуалов.

Ольга шагнула вперёд, обогнула меня и встала очень близко — слишком близко — на колени. Я посмотрел сверху вниз… и поймал себя на мысли, что выглядело это так, будто мы репетируем сцену из какого-нибудь романтического представления для публики по старше.

— Прошу, госпожа Ольга, — ровно произнёс Яков. — Как вам будет удобнее.

Она медленно — нарочито медленно — потянулась к верхним пуговицам блузки. Пальцы двигались плавно, почти лениво, и с каждой расстёгнутой пуговицей ткань чуть расходилась, открывая больше, чем, пожалуй, следовало. Когда расстояние между полами блузки стало достаточно широким, я вдруг понял, что под ней нет ни намёка на бельё. И грудь, словно нарочно, держалась идеально — ровно в моём поле зрения.

Я отвёл взгляд, чувствуя, как в голове непрошено всплывают самые нелепые ассоциации.

— Видите, — невинно сказал Яков, — уже подготовилась заранее. Это всегда ценится.

Она скользнула ладонью вниз по бедру, словно поправляя подол юбки… но движение было слишком длинным и мягким, чтобы его можно было назвать случайным. Из-под ткани показался тонкий нож в ножнах, закреплённых ремешком на другом бедре. Она достала его с отточенной ловкостью, будто делала это сотни раз.

Нож блеснул в свете магических ламп. Ольга подняла его к груди, сделала аккуратный надрез чуть выше сердца. Капля алого медленно скатилась вниз, оставив тонкий след на коже.

Она подняла глаза, поймав мой взгляд, и протянула нож рукоятью вперёд.

— Теперь ваша очередь… внести свой вклад, — сказал Яков, и тон его был как всегда официальным, но так выверен по паузам и интонациям, что у меня не оставалось сомнений — он это делает нарочно.

Я взял нож, чувствуя на себе взгляд Ольги. Лезвие в моих пальцах было лёгким, но острым, и почему-то в голову пришла мысль, что сейчас я должен… Стоп. А что я должен?

Яков, конечно, заметил мою паузу.

— Молодой господин, — ровно произнёс он, — вы должны порезать руку.

Он чуть приподнял бровь. — А вы что подумали сделать с этим ножом? Или… какой именно вклад вы хотели внести?

Я едва не закашлялся, понимая, что в его голосе двусмысленности хватило бы, чтобы свести с ума целую аудиторию.

— Руку, значит, — пробормотал я, стараясь выглядеть максимально серьёзно.

— Именно, — кивнул он, уже без тени насмешки, и его тон стал более собранным. — Надрежьте ладонь. Приложите к её ране, чтобы кровь соединилась. Это — обмен. Символический и магический.

Я сделал короткое, резкое движение — тонкая полоска боли на ладони тут же наполнилась тёплой кровью.

Ольга не шелохнулась, продолжая смотреть прямо на меня.

— Теперь приложите, — сказал Яков. — К тому месту, где течёт её кровь.

Я протянул руку, и моя ладонь легла на её грудь, чуть выше сердца, туда, где алый след всё ещё блестел в свете магических линий на камнях. Тепло её кожи смешалось с теплом крови, и в этот момент воздух вокруг словно стал плотнее, тише.

Моя рука лежала на её коже. Тепло её тела мягко расходилось по моим пальцам, под ними ритмично билось сердце. Я прикрыл глаза на миг, переключаясь на зрение Эхо — и тут же увидел, как тонкие, полупрозрачные струны внутри неё дрогнули. Они были почти обломаны, слабые, будто долгие годы лежали в пыли, но стоило моему Эхо коснуться их, как они начали оживать.

Сначала — робко, осторожно. Потом — увереннее, вплетаясь в мой ритм, переплетаясь с моими струнами. Я не сразу понял, теряю я сейчас силу или наоборот — получаю её. Ощущения были странные: лёгкая дрожь в пальцах, мягкое покалывание в груди и словно тяжесть внутри, которая постепенно становилась приятной.

Я чувствовал её дыхание. Медленное, но глубокое. Оно отдавалось под ладонью и, кажется, где-то в моём собственном ритме сердца. Всё вокруг — стены, свет, даже воздух — будто отошло на второй план.

— Я, Ольга Викторовна… — начала она.

— Аристарху, — негромко перебил Яков.

В тот же миг магия в зале вздрогнула, как если бы кто-то ударил по натянутой струне. В груди что-то рвануло, и моё Эхо откликнулось на это имя, словно его позвали настоящим голосом. Волна силы прошла сквозь меня, разогревая кровь.

Ольга коротко кивнула и произнесла уже полную клятву:

— Я, Ольга Викторовна Драгомилова,— На её фамилии магия снова дрогнула. Всплеск был мягче, чем на моём имени, но ощутимый — как лёгкая волна, прокатившаяся по каменным стенам зала и она продолжила произносить клятву:

Клянусь перед Эхо, пред лицом неба и земли, и пред памятью предков моих, принадлежать тебе, Аристарху, отныне и во веки веков.

Клянусь отдать тебе верность нерушимую, в час мира — быть твоим советом, в час битвы — твоим клинком, в час тьмы — твоим светом, в час испытаний — твоей опорой.

Обещаю хранить жизнь твою, блюсти честь твою, оберегать кровь твою, яко свою, и стоять меж тобою и всякою бедою, что осмелится коснуться тебя.

Клянусь, что рука моя не поднимется на тебя, слово моё не обернётся ложью, а сердце моё не уклонится от пути твоего.

Да будет дыхание моё — твоим дыханием, сила моя — твоей силой, и Эхо моё — твоим Эхо, доколе я жива.

И если изменю тебе делом, мыслью или духом — да отвернётся от меня Эхо, и да паду я во тьму, без имени и рода.

Я видел, как её Эхо становилось всё ярче, плотнее. Оно уже не просто тянулось ко мне — оно вплеталось в моё, оставляя отпечаток, который невозможно стереть. Она не клялась роду. Она клялась мне. И теперь, что бы ни случилось, эта связь останется.

А потом всё стихло. Лишь наши дыхания нарушали тишину.

И в этой тишине я почувствовал, как Эхо фиксирует клятву — глубоко, необратимо. Словно печать опустилась сразу и на меня, и на неё, вписав эту связь в саму ткань источников. Воздух в груди стал тяжёлым, я задержал дыхание и понял: сейчас нельзя ни двигаться, ни говорить.

Эхо принимало клятву. Оно тянуло невидимые нити куда-то далеко, за пределы зала, далеко за стены замка, за города и земли, к самому горизонту. Я знал — оно вписывает её слова в себя, в свой вечный шёпот, чтобы где бы мы ни оказались, эта клятва оставалась неоспоримой.

Только когда волна силы прошла, отпустив нас обоих, я медленно выдохнул.

Клятва была вписана в сам мир.

Теперь настала моя очередь.

Я распрямился, сохранив ладонь на её груди, и произнёс, чётко, без колебаний, с тем уважением, которого требовал этот момент:

— Я, Аристарх, принимаю твою клятву.

В тот же миг воздух дрогнул. Словно само Эхо ответило нам — лёгкий, но ощутимый удар силы разошёлся по залу, как тихий взрыв, и исчез, оставив послевкусие озона в дыхании. Я почувствовал, как невидимая печать смыкается с обеих сторон — она дала, я принял, и мир это услышал.

Теперь, где бы мы ни были, Эхо всегда будет знать: эта клятва существует. И она не может быть нарушена.

В зале повисла тишина. Воздух, казалось, стал гуще, и я ещё мгновение держал ладонь на её коже, не спеша убирать. Тепло от неё пробирало до кончиков пальцев, мягкий ритм сердца под рукой перекликался с моим, а где-то глубоко внутри ещё дрожали отголоски силы. Было странное, почти притягательное ощущение — то ли я передавал ей что-то, то ли наоборот втягивал, но разорвать этот контакт не хотелось.

Ольга подняла на меня взгляд — широкий, чуть растерянный, но в нём уже горела искра того, что только что произошло. Она стояла на коленях совсем близко, и это расстояние будто намеренно держало нас в рамках ритуала, но не позволяло забыть, что мы — всего лишь двое людей в одном пространстве.

Наконец я, нехотя, медленно убрал ладонь. Она мягко выпрямилась, откинула волосы с лица, и я протянул ей руку. Её пальцы легли в мою кисть, тёплые и чуть дрожащие. Я помог ей подняться, и, когда она оказалась на ногах, она едва заметно кивнула.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Не за что, — ответил я, отпуская её пальцы.

Она легко отряхнула юбку, движения её были спокойными, отточенными, и принялась застёгивать блузку. Пуговица за пуговицей закрывали от меня то, что ещё мгновение назад было открыто моему взгляду. Я сделал шаг назад, позволяя ей закончить, и мы вышли в первый зал, где нас уже ждал Яков.

— Господин, — произнёс он своим обычным ровным тоном, — у вас остаётся минута, максимум две, прежде чем вы потеряете сознание. Прошу, подойдите ближе, чтобы избежать ненужных падений. А то еще голову о камни разобьете.

Я нахмурился, чувствуя, как усталость уже подбирается ко мне:

— Значит… это не ритуал сделал её магом, а я. Я полез в её струны.

— Именно так, господин, — Яков слегка кивнул, как будто мы обсуждали погоду.

— Почему тогда нельзя было провести всё завтра? — я устало выдохнул. — Сегодня я уже падал в отключку.

— Сегодня было лучше, — пояснил он, не меняя интонации. — Вечер. Вы выспитесь и восстановитесь к утру.

Я сжал губы, чувствуя, как в голове щёлкает очередная мозаика подозрений. Всё слишком гладко. Он мог знать ещё с того самого дня, когда я пришёл в себя, и тогда просто не назвал Ольгу в списке, потому что «не время». Он был уверен, что я полезу чинить её струны и сделаю её магом. Более того… Яков наверняка поехал за ней именно сегодня, чтобы после ритуала меня вырубило до утра. А утром — новые заботы, новые проблемы, и никакого разговора о монстре, которого я так и не успел спросить.

— Так ты с самого начала был уверен, что она поедет в Академию? Потому что знал, что я не удержусь и полезу чинить её Эхо? — я прищурился.

— Да, господин, — кивнул он, даже не попытавшись смягчить ответ.

— Подождите, — вмешалась Ольга, до этого молча следившая за нами, — я… маг? И… еду в Академию? — её глаза широко раскрылись, в голосе звучала смесь изумления и недоверия.

— Да, Ольга, — спокойно подтвердил Яков. — Но сейчас наш господин вот-вот потеряет сознание, и мы отнесём его в покои. После этого я всё вам расскажу подробно.

— Два раза за день… — проворчал я. — Может, я всё-таки сам дойду до кровати?

— Не беспокойтесь, — с лёгкой тенью улыбки ответил он. — В поместье уже все привыкли, что вас носят на руках в покои.

Я фыркнул, но сделал шаг к нему. Краем глаза уловил, как лицо Ольги еще не отошло от слов «маг» и «Академия» — и понял, что она всё ещё не до конца верит в то, что с ней произошло.

Мир начал темнеть, и я успел подумать только одно: этот хитрый Яков всё рассчитал до мелочей… и, возможно, знает, чем закончится весь этот мир.