Глава 8 Я вырубил Его

Мы вышли из кухни, прошли по длинному коридору с мягким, рассеянным светом от ламп, встроенных в стены. Здесь не было окон — классический внутренний переход между комнатами. Обстановка была ухоженной, строгой, но при этом не мёртвой — в ней ощущалась жизнь, пусть и сдержанная. Пол — плотное дерево, гладкое, тщательно вычищенное вручную. Скрипа не было вовсе. Проходя мимо, я отметил, насколько всё здесь тихо и спокойно.

Когда мы подошли к лестнице и начали спускаться, я только тогда заметил: ведь мы были на кухне, и она располагалась на втором этаже. Почему я раньше не придал этому значения? Вероятно, после пробуждения я просто не успел задуматься о таких деталях, а позже — был слишком поглощён всем происходящим.

— Яков, почему кухня на втором этаже? — спросил я, обернувшись.

Он не ответил сразу. Шёл спокойно, размеренно, словно ждал этого вопроса.

— Когда-то здесь находилась вспомогательная прачечная. В поместье тогда жило куда больше людей, и она была необходима. Но когда род уменьшился, прачечную сочли избыточной. Ваша мать, — он посмотрел на меня чуть мягче, — очень любила вечерние закуски. Барон — ваш отец — приказал обустроить здесь кухню, чтобы слугам не приходилось бегать вниз. Так вашей матери было проще — тайком пробираться сюда и перекусить. Об этом знал ваш отец, и он устроил всё не только для слуг, но и для супруги.

Он сделал паузу, и уже тише добавил:

— После тех событий шестилетней давности мы с вами стали часто бывать здесь. Я выбирал это место для занятий — вы легче сосредотачивались, когда рядом были запахи чая, выпечки. Я полагаю, воспоминания о вашей матери делали это пространство для вас особенно безопасным.

И сразу в ответ на его слова, в голове вспыхнули образы. Мать в лёгкой сорочке крадётся по коридору, едва касаясь пола, держа в руках тёплую тарелку с выпечкой; заметив меня, она театрально подносит палец к губам, словно призывая к тишине и соучастию в её ночной вылазке за пирожками тети Марины.И после этого я вспоминаю следующее. Яков, стоящий у кухонного стола, показывает мне на карте границы СВЕТ. Я — совсем ребёнок, но уже спорю с ним.

Эти образы были живыми. Не искусственными, не вызванными внешним толчком. Они возвращались ко мне сами, с глубины, как будто — нет, как точно — это было моей жизнью.

На первом этаже нас встретил просторный холл. Потолок здесь был высоким, перекрытым серией монументальных колонн. Между ними — аккуратная лепнина, кое-где потемневшая, но не утратившая своей утончённости. Пол — камень с серыми прожилками, отполированный, но не глянцевый. Свет падал мягко, рассеянно, будто пространство само отталкивало резкость.

Яков замедлил шаг и провёл рукой по основанию одной из колонн:

— В этом доме многое менялось. Поколения приходили и уходили, делали ремонты, перестраивали залы и стены. Но такие места… их не тронули. Потому что они помнят.

Он задержался на лепнине, чуть наклонил голову:

— Подобных залов немного, но они есть. Уцелели не все, но некоторые пережили даже родовые войны. Им больше тысячи лет. Менялись крыши, окна, перекрытия — но эти стены держатся. И будут держать. Потому что это — опора, а не декорация.

Я молча кивнул. Впервые за всё время в этом доме я почувствовал: он не просто большой. Он — живой. И старый. Очень старый.

Мы подошли к высоким двустворчатым дверям. Я невольно замедлил шаг, рассматривая их. Такие я видел только в старых фильмах — те самые, что любили снимать в особняках, наполненных аристократической важностью и налётом древности. Потёртые латунные ручки, узорчатые панели, подчёркнутая тяжесть — всё в них говорило о статусе и о времени.

Яков, заметив мой взгляд, мягко подтвердил:

— Верно, маринская эстетика. Двери при входе должны были сразу впечатлять. Это было важно в архитектуре того времени.

Он распахнул их без усилия — плавно, легко, без скрипа. Казалось, с такими дверьми справился бы даже ребёнок. Механизм работал безупречно. Всё здесь говорило о том, что даже века спустя важна не только форма, но и содержание.

Мы вышли на крыльцо.

Я машинально обернулся — просто чтобы бросить взгляд на здание, из которого вышли.

Какого Х... И тут до меня дошло.

Это был не дом. Не поместье. Это, мать его, замок.

Настоящий.

Тот самый, который в других мирах давно бы превратили в музей, резиденцию президента или, на худой конец, закрыли под охраной и поставили табличку «объект культурного наследия». Башни. Контрфорсы. Окна-стрелы. Навесной балкон с коваными ограждениями. Всё было на месте. И всё — живое. Рабочее. Настоящее.

— Это что за х… — я не договорил. Просто молча смотрел вверх.

Яков, не оборачиваясь, спокойно заметил:

— Вы удивлены. Это видно. Но, господин… вам стоит привыкнуть. Это — поместье. Маленькое.

Он сделал шаг вперёд, чуть повернулся в мою сторону:

— Если бы вы увидели дворцы столичных родов… вы бы поняли, что это — скромное владение. Один из периферийных опорных пунктов. Дом, а не крепость. Родовой бастион, но не цитадель.

Я продолжал смотреть.

— В моём мире это называлось бы замком, — пробормотал я. — Или министерством культуры.

Он усмехнулся — едва заметно, но искренне:

— В этом и разница. У нас архитектура — не только для парада. Она ещё и для выживания.

Я повёл взгляд дальше и заметил, что территория у замка действительно большая. Вдалеке виднелись ворота — массивные, чёрные, с латунной обшивкой. Это был въезд. Прямая дорога вела от них прямо к крыльцу, где мы стояли. Да, теперь я понял: это не был главный замок рода. Изначально — просто усадьба. Место отдыха. Отдалённый угол. Но теперь… теперь это стало крепостью. Последним оплотом. Здесь больше не отдыхали — здесь держались.

Ни тебе фонтанов, ни мраморных лестниц. Всё строго. Всё по делу. Ни показной роскоши, ни заброшенности.

Слева я заметил плац. Там тренировались бойцы — чётко, синхронно, слаженно. Не новички. Справа — хозяйственный блок. Несколько складов, пара ангаров, кое-где открытые ворота, за которыми поблёскивали капоты. Гаражи. Рабочее пространство.

И как раз в этот момент к воротам подъехала машина.

Я бросил взгляд на Якова — и понял: это было не совпадение. Он шёл с такой точностью, что мы вышли ровно в тот момент, когда они подъехали. Нас видели. Мы встречали — но не ждали. Не суетились, не подстраивались. Всё по этикету. Всё правильно.

Яков почувствовал мой взгляд и, не оборачиваясь, спросил:

— Всё в порядке, господин?

Я только махнул рукой. Он, безусловно, получал удовольствие от этой ситуации. И я понимал: этот человек гораздо сложнее, чем кажется. Он рассчитывает шаги, просчитывает реакции. Он выстраивает всё заранее — даже момент появления.

Машина тем временем въехала во двор. Стража её пропустила. Она начала двигаться прямо к нам.

Я невольно замер. Это была моя первая встреча с кем-то, кто имел власть в этом мире. Кто-то, кто мог отличить ложь от правды. Кто-то, кто мог — по щелчку пальцев — разрушить всю выстроенную маску.

Что, если артефакт не сработает?

Я не чувствовал между «до» и «после» никакой разницы. Не было ощущения защиты. Никакого сигнала, вибрации, тепла — ничего. А вдруг он не активировался? А вдруг церковники используют усовершенствованные артефакты и смогут распознать попытку сокрытия? А если они вообще умеют видеть сквозь любое Эхо?

Машина остановилась у крыльца. Секунду — тишина. Потом водитель вышел, обошёл кузов и открыл дверь. Я напрягся.

Из машины вышел молодой парень. Лет тридцати. Никакой рясы. Ни посоха, ни капюшона, ни тяжёлых цепей. Просто — брюки, тёмная рубашка, куртка. Чёрная — простая, классическая. Не спортивная, не парадная — универсальная, подходящая и под повседневный костюм, и под деловой стиль. Весь образ больше походил на современного чиновника, чем на представителя церковной иерархии. Я даже слегка опешил.

Это было… не то, чего я ожидал.

Он заговорил достаточно бодрым и весёлым голосом, снова ломая мои ожидания от церковников.

— Станислав Аркадьевич Мечев, добрый день. Меня зовут Алексей Евгеньевич, я приехал сделать проверку. Это не займёт много времени — буквально пару секунд.

Он достал что-то из кармана, скользнул взглядом по устройству, щёлкнул кнопкой. Что-то моргнуло, он кивнул:

— Ага, огонь. Всё, спасибо.

Сел в машину. Уехал.

Я открыл рот и… офигел. По-другому я это даже описать не мог. Это всё? Я готовился, нервничал, просчитывал провал… А он просто глянул в стекляшку, увидел огонь и уехал.

— Он… уехал? — спросил я, сам не веря в происходящее.

— Уехал, — спокойно подтвердил Яков, и лишь прищур выдал, что он тоже слегка озадачен.

Мы оба молчали секунду, и я наконец выдал:

— Это было слишком просто.

— Слишком просто, чтобы быть случайным, — кивнул Яков. — Но и слишком грамотно, чтобы быть опасным.

— Думаешь, он знал?

Яков чуть склонил голову:

— Скорее всего, да. Возможно, Церковь уже давно поставила на вас отметку — угасшее Эхо, редкий случай. Потеря сознания, кома, странный ритуал. Всё это, рано или поздно, доходит до них. Но если они посчитали вас просто магом с нестабильной сигнатурой... значит, они решили, что это не угроза.

Я кивнул, мысленно выстраивая цепочку:

— Тогда его задача была простая: приехать, убедиться, что у меня есть Эхо, оно стабильно, и уехать. А если бы что-то пошло не так…

— Тогда у него был бы другой приказ, — завершил Яков. — Но «огонь» — это простая, первая стихия. В чистом виде — редкость, конечно, особенно после столетий смешения кровей, но ничего из ряда вон выходящего. Он увидел огонь. Обычный. Чистый. Без искажений. Значит, всё в пределах нормы.

— И ушёл, не дав ни нам сказать, ни намекнуть, — вздохнул я.

— Всё по протоколу, — спокойно произнёс Яков. — Протокол тишины. Когда угроза исключена — не задерживайся. Не разговаривай. Не пытайся понять больше, чем положено. Просто зафиксируй и исчезни.

Я кивнул. Кажется, мне начинало нравиться, как устроен этот мир.

— Кстати, господин, — заметил Яков, словно между делом, — вы лежали три дня. За это время тренировок не было. Я смотрю, как раз наши ребята разминаются. Хотите провести пару спаррингов?

Он кивнул в сторону плаца:

— Начнём по нарастанию силы. Проверим, насколько ваше тело адаптировалось. Это родовая дружина. Минимальный ранг у них — пятый, максимальный — одиннадцатый. Но старший сейчас отсутствует. Особое задание. Познакомитесь позже.

Я посмотрел туда же. Несколько бойцов уже выстраивались в пары, двигались слаженно, отточенно, точно. Без суеты. Я чувствовал, как внутри поднимается что-то.

— Будет интересно, — сказал я. — Если я правильно понимаю, как работает местная магия… у них будут вопросы.

— Не беспокойтесь, — спокойно произнёс Яков. — Здесь остались только самые преданные. Никто из них не станет болтать лишнего. Так что можете использовать всё, что у вас есть.

Он слегка усмехнулся:

— Ваш первый ранг не нанесёт им серьёзного вреда. А если нанесёт — ну… они сделают выводы.

Я кивнул, чувствуя, как в голове выстраиваются цепочки формул. Энергия. Направление. Контроль. Всё, чему я учился, начало складываться в картину. Я ещё не знал всего — но знал уже достаточно, чтобы удивить.

Сейчас действительно будет интересно. Я смогу проверить себя, понять, на что способен. Не просто наблюдать, не рассуждать — действовать.

Мы направились в сторону плаца. Пока шли, Яков заговорил:

— Бойцы дружины рода — не просто охрана или армия. Это костяк. Основа. Каждый из них следует по Пути Силы.

Я кивнул. Мысли укладывались в нужный порядок.

— В составе есть и связисты, наблюдатели, те, кто отвечает за координацию и передачу приказов. Их немного, но без них всё развалится.

Он чуть усмехнулся:

— И маги, конечно. Одну вы уже знаете.

— Ванесса, — сказал я.

— Верно. Седьмой ранг Пути Силы, шестой ранг мага. Пройдёте четырёх — она станет следующей.

К этому моменту мы вышли к плацу. Бойцы уже смотрели в нашу сторону. По их взглядам было ясно: ожидание перешло в готовность. Без команды выстроились в шеренгу — уверенно, спокойно, точно. Кто-то был в спортивных штанах и облегающей футболке, кто-то — в чём-то похожем на костюм «горка», но только нижней частью. Были и те, кто вышел в полном камуфляже. Ни единой униформы, но у всех одежда была практичной и удобной — предназначенной для тренировки и боя. В каждом ощущалась собранность и дисциплина, даже в самых простых элементах экипировки.

Яков сделал шаг вперёд:

— Сейчас пройдут спарринги с господином. Без показухи, без сдержек. Полная отдача. Один за другим. Всё ясно?

Ответа не потребовалось — строй слегка ожил, кто-то едва заметно кивнул.

Я стянул с себя рубашку — ту самую, в которой встречал церковника. Материя тянула плечи, мешала движению. Теперь нужна была свобода. Ветер коснулся кожи, прохладный, живой. Я потянулся, дал мышцам развернуться. Тело отзывалось. Напряжённое. Готовое. Ждущее сигнала.

Яков снова посмотрел на меня, кивнул:

— Можно начинать.

Первым он позвал Алексея. Пятый ранг, путь Силы. Жилистый, собранный, двигался легко. Я сразу понял — ловкач. Уверенный в своих движениях, в балансе, в скорости.

Схватка началась резко, как выстрел. Без разминки, без проверки — сразу в темп. Алексей пошёл первым, и я едва успел отреагировать. Его движения были точны, выверены. Настоящий ловкач — быстрый, гибкий, агрессивный. Я увидел, как струны Эха натянулись вдоль его бедра, и в последний момент ушёл в сторону, когда он пробил ногой. Ещё удар — руками, по касательной, я успел уклониться, но только потому, что тело двигалось быстрее, чем мозг. Я видел, что он делает, видел, куда направлен импульс, но не успевал подумать — только действовать.

И он тоже читал меня. Уходил от выпадов, скользил по дуге, парировал резкие движения. Мы сошлись вплотную — короткий клинч, толчок плечом, попытка вывести из равновесия. Почти получилось, но я вывернулся, развернулся, нанёс рубящий ладонью— он отбил. И сразу в ответ — шаг внутрь, удар снизу, точно под рёбра.

Он был хорош. Гораздо лучше, чем я ожидал. Он знал, как двигаться. Знал, как быть неудобным. Я ловил себя на том, что постоянно опаздываю. Мысль не поспевала за телом. Я понимал, что он собирается сделать — но не успевал отреагировать. Мозг тормозил. Не техника, не дух, не магия. Я сам.

А потом он поднырнул под мою атаку и всадил кулак мне в печень.

Удар был точный. Жёсткий. Уверенный. У меня перехватило дыхание. На долю секунды перед глазами потемнело. Я понимал: в прежнем теле — в том мире — я бы просто рухнул. Без шансов. Там бы меня, возможно, увезли бы на скорой. Здесь — нет. Это тело было другое. Оно знало, что такое боль. Оно помнило.

Я не упал. Не согнулся. Не захрипел. Но наклонился. И этого оказалось достаточно.

Он решил, что победил. Что я на грани. Что всё, что ему осталось — добить. И он ошибся.

Потому что когда он сделал шаг вперёд, чтобы закончить бой, он открылся. И в этот момент моё тело сработало быстрее, чем я понял, что происходит. Я машинально ушёл в сторону, позволив удару пройти мимо, и на развороте локоть сорвался сам — по отработанной годами траектории, заложенной в мышцы. Боковая дуга, разворот корпуса, импульс. Прямо в челюсть. Щелчок был глухим, коротким. Этого хватило.

Его тело дёрнулось. Потом обмякло.

Он рухнул.

Я стоял над ним, тяжело дыша. С удивлением осознавая: я не победил. Моё тело победило.

Первый бой — за мной.

Яков посмотрел на меня таким взглядом, что мне стало стыдно. Он понял: я вырвал победу с трудом. Не благодаря себе — вопреки. Тело справилось. Я — нет.

Я и сам это чувствовал. Внутри что-то дрожало. Не от страха, а от перегруза. Тело было раздражено. Недовольно. Слишком много сил ушло в пустоту, слишком много лишних движений. Всё, что могло быть сделано эффективно — было сделано не так. Не потому, что тело не готово. Не потому, что нет памяти. Она вернулась. Вся. Но мозг ещё не успел подстроиться.

Я стоял на пересечении двух миров: один — в теле, второй — в голове. И пока они не совпадали.

Следующий бой я решил провести с магией. Проверить, как сработает «огонь».

На плац вышел следующий. И я сразу понял — это будет бой между слоном и моськой, а я тот таракан , который бегал между ними. Человек-таран. Широкий, массивный, как армейский блок. Грудь, плечи, руки — всё было сложено для давления, не скорости. На спарринг вышел не просто физик, а монолит. Позже я узнал, что его звали Толик. Погоняло — Кабан. Не зря.

Я сразу попытался взять дистанцию и использовать магию. Хотел успеть среагировать, не лезть в клинч. Но тут я понял: даже магии мне не хватает мозгов. Да, я знал струны. Да, я знал, как ими пользоваться. Но этого было мало.

Теперь я понял, почему Яков настаивал на формулировках. Почему он говорил, что в начале придётся выкрикивать названия. «Огненный шар» — казалось бы, банальность. Но сейчас, прямо в бою, я не мог даже сложить плетение. Мозг не успевал собрать нужное плетение, не понимал, в каком порядке притянуть импульсы. Я знал, как. Но не мог.

Максимум, что у меня получилось — зажечь огонёк на пальце. Маленький, жалкий. Почти свечка.

На плацу кто-то усмехнулся. Не зло. Не в насмешку. Скорее тепло, по-доброму. Вероятно, им уже объяснили: я без памяти. И даже победа в первом бою, по их меркам, была достижением. Они не смеялись. Они — уважали. А когда увидели огонь… возможно, поняли: в род вернулась магия.

Но мне от этих улыбок было ни жарко, ни холодно.

Потому что Кабан уже шёл на меня. Медленно. Не торопясь. Как каток.

Он не сдерживался. Не делал вид. Не работал вполсилы. Он собирался раздавить. И я почти был уверен: Яков знал, что так будет. Возможно, он даже подогрел интерес. Возможно, пообещал что-то за победу. Это был не учебный бой. Это был бой на выносливость, на контроль, на страх.

И Кабан не собирался проигрывать.

Я двинулся вбок, стараясь держать дистанцию. Он же — уверенно и неумолимо приближался. Я попробовал отвлечь: шаг вправо, ложный выпад, прокрут — без толку. Он не вёлся. Просто шёл. Как стена. Не бежал. Не бросался. Просто шёл вперёд. И каждый шаг звучал, как аккорд на пределе.

— Анатолий, — сказал я, отскакивая в сторону, — я же твой господин. Может, поддашься?

Он не ответил. Только усмехнулся. Но в этих глазах — не было подчинения. Там была цель. И холодная решимость.

Я понял: Яков точно что-то пообещал. Что-то, что стоило усилий. Возможно, даже что-то ценное. И Анатолий шёл за этим.

Первый удар прошёл рядом. Я увернулся — почти упал, перекатом ушёл вбок. И только тогда ощутил: воздух прорезался, как лезвием. Вес руки, прошедшей в полуметре от головы, ощущался, как волна. Она не попала. Но если бы попала — мне бы размазало лицо. Не сломало — размазало.

Каждый его удар был как удар кувалды. Не размашисто — чётко. Выверено. Он не бил в воздух — он бил в пространство, где я только что был. И я уходил. Перекаты, шаги, откаты, срывы вниз. Я был быстрее. Но только пока.

Сила, с которой он шёл, не была просто грубой. Она была упорядоченной. Плотной. Такой, что ей и кирка не нужна — он мог бы крушить камень голыми руками. Я даже не сомневался, что он так и делал.

Я пытался контратаковать. Бросал искры. Срывал с пальцев нити огня. Но магия подчинялась неохотно. Плетения собирались медленно. Даже слабый импульс требовал секунды — а их у меня не было.

Он бросился вперёд — коротко, резко. Я упал на спину, перекатился, едва не сбив дыхание. Удар пронёсся надо мной, пробив землю, как будто земля — не препятствие.

Это уже не был спарринг.

Это была охота. И я — дичь.

Но даже дичь иногда может ранить охотника.

Я ждал момента. Хоть какого-то. И он появился — мимолётный сбой в шаге, едва заметная переориентация корпуса. Я сорвался, вбежал ближе, поднырнул под руку, оставив ожог на предплечье, — маленькая вспышка, магия всё-таки подчинилась. Анатолий зарычал, развернулся, и тут я ударил.

Локтем — в челюсть. Как в первом бою. Почти инстинкт.

И он качнулся. На секунду. Впервые.

Но это было не нокаут.

Он собрался, и удар был такой силы, что я не понял, чем меня задело. Летело всё — кулак, воздух, импульс. Меня отбросило. Я не упал — меня вбило в землю. Перед глазами всё поехало.

Я попытался подняться — тело не слушалось. Я слышал крики. Кто-то шагнул вперёд, кто-то выдохнул. В этом было удивление. Возможно, даже страх.

И да — я видел, как Кабан стоит, покачиваясь. У него кровь изо рта. Его тоже задело. Он вытер подбородок, бросил взгляд на меня, кивнул. Тяжело, без насмешки. Просто признание: да, это был бой.

Потом — темнота. Не полная. Просто провал.

Но прежде чем всё погасло, я успел увидеть, как Кабан тоже качнулся назад и с глухим грохотом рухнул на спину.

Последняя мысль: я его вырубил. И он вырубил меня.

Мы вырубили друг друга. Почти одновременно.

Загрузка...