Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1

Глава 14

Я открыл глаза — и первым, что увидел, был тот самый чёртов светильник.

Только здесь он и есть. Я уже выучил каждый изгиб его оправы, все трещинки на стекле и рисунок из переплетённых узоров. Значит, я в своей комнате.

Тело было тяжёлым, но не пустым. Где-то в глубине тянулся слабый, чужой пульс — ровный, но еле ощутимый. Сергей жив.

— Очнулись, господин, — Яков стоял у окна, как будто всё это время просто ждал, когда я подам голос.

— Объясни, — я сел, опираясь на локти. — Зачем нужно было так над ним издеваться, а потом убить, чтобы воскресить?

— Это не цирк, — спокойно сказал Яков. — На нём была ментальная печать церкви. И, к вашему сожалению, без клоунского костюма.

Я нахмурился. Ментальная печать… Значит, он был связан с кем-то напрямую.

— То есть он передавал информацию без каких‑либо привычных каналов связи? Ни слов, ни писем, ни магических посланий и даже голубей не отправлял — просто напрямую в другую голову? — уточнил я.

— Да. Постоянно. И если это менталист, то он мог не просто убить его, а превратить в овоща — перегрузить мозг, сжечь сознание. У Сергея нет защиты от ментального воздействия: путь силы бессилен против такого удара.

— Но они этого не сделали, — я прищурился. — Зачем держали?

— Потому что ментальный блок, что они поставили, и так не позволял ему выдать ничего опасного. Но это же означало, что он не мог скрыть и свои эмоции. Каждое подозрение, каждый страх, каждая боль — всё шло туда. Когда я начал его пытать, я понял, что на нём этот блок. Но сначала нужно было перегрузить канал, а уже потом задавать правильные вопросы. Менталист в тот момент наверняка отключился, чтобы не чувствовать поток боли и ненависти.

— И именно тогда вы смогли разорвать связь, — продолжил я, уже складывая картину.

— Нет, господин, — поправил Яков. — Тогда мы лишь оборвали канал передачи. Менталист перестал считывать, потому что ему самому было неприятно и больно. Не в той же степени, что Сергею, но он всё это тоже чувствовал. Пока он находился в этом состоянии, нам нужно было удерживать Сергея на грани, не давая каналу восстановиться, и довести дело до конца — до смерти.

— И смерть… отколола кусок его Эхо, — подхватил я. — Менталист понял, что его подчинённый умер, и уже сам оборвал связь.

— Именно так. А затем мы смогли перепривязать его Эхо на вас.

Я на миг замолчал, а потом усмехнулся.

— Вот теперь я понимаю, почему был использован именно этот кинжал… и почему меня от него вырубило. Он артефактный. Пока он находился в теле, он не давал Эхо полностью уйти в мир, рассеяться.

— Да, — кивнул Яков. — Клинок удерживал жизнь ровно настолько, чтобы можно было провести всё, что мы сделали. И без него это было бы невозможно.

Я откинулся на подушки. Слабое, чужое Эхо внутри отзывалось благодарностью, тихим облегчением.

— Это понятно, — сказал я. — Что с Сергеем делать, тоже ясно. Он теперь в дружине, и точно никогда не предаст. Род как род, но меня — наверняка. Умру я — умрёт и он, верно?

— Всё верно, господин, — подтвердил Яков.

— Понимаю, что моё состояние сейчас не лучшее, но есть вопрос. Как нам вообще хватает денег? С завода мы получаем не больше двух-трёх тысяч рублей в месяц. У нас дружинников больше сотни, слуг — человек тридцать. Откуда средства на всё это?

— Все, кто остался в роду, — люди полностью преданные, — ответил Яков.

Я усмехнулся:

— А как же Сергей?

— Я знал, что он предатель, — спокойно сказал Яков. — Держал его специально, чтобы церковники не вмешивались и не мешали роду развиваться. Планировал вытащить его из-под их контроля, но не понимал, что именно с ним сделали и как он передавал информацию. Раньше канал был слаб, его нельзя было отследить. Но в те дни, когда вы очнулись и приехали церковники, я смог его разглядеть и понял, что нужно делать. Плюс вы дали прямой приказ найти крота. По законам рода, предателя убивают.

Я отвёл взгляд от Якова и заметил в окне, что небо уже краснеет — закат. Значит, я проспал ночь и весь день, очнувшись только к вечеру.

— Ты же сам говорил, что право убить есть только у главы рода, — напомнил я.

— Древние обычаи — да. Современные — нет, убить мог любой. Возмещение же всегда было — и тогда, и сейчас. Мы хотели его спасти, потому что я видел, что он хочет служить роду, но не знал, как уйти от церковников.

Яков на миг замолчал, затем продолжил:

— Теперь у нас две новые задачи. Может, и не проблемы. Первая — Сергей должен исчезнуть. Имя нужно сменить. Он содержал детские дома, и по условиям старого контракта церковники выплатят им компенсацию — хватит на три-четыре года. Потом их содержание ляжет на род.

— А вторая? — спросил я.

— Девушка-маг. Его сестра, ваша одногодка. Ей семнадцать, исполнилось в прошлом месяце. — Яков на мгновение замолчал, затем добавил: — И, к слову… сегодня и вам исполнилось семнадцать. Поздравляю с днём рождения, господин.

— Спасибо, — коротко ответил я.

Чужие поздравления всегда звучали для меня неловко. Особенно сейчас, когда вспоминаешь, что в прошлом мире умер в свой день рождения. Там — смерть, здесь — очнулся после отключки и проспал почти весь свой день.

— Разрешите, я продолжу, — Яков вернул разговор в деловое русло. — Я упоминал о ней во время казни, когда сказал, что у него ничего нет, кроме сестры. По закону, после казни предателя она переходит в распоряжение рода.

— Понимаю. Что с ней планируется?

— Она только что окончила обычную школу и поступила на экономический факультет. Её придётся отправить в Академию, скорее всего вместе с вами. Но она не должна знать, что Сергей жив. Слишком велик риск, что церковники выйдут на неё даже там.

Я прищурился. Яков уже говорил мне, что Милена поедет с нами. Стоп… выходит, ей тоже семнадцать? Или шестнадцать? А может, она старше?

— Подожди, — я повернулся к Якову. — Милене столько же, сколько и мне?

— Семнадцать, — подтвердил он. — Уже три месяца.

Я тихо хмыкнул. Лицо у неё молодое, привлекательное, но по фигуре и выправке не скажешь, что семнадцать. Хотя свежий воздух и магия делают своё дело. И тут в голове снова всплыло слово «Академия». Мысль об этом месте вернулась неожиданно, как неприятный привкус.

Учиться я хотел, но сомневался, что там смогут дать что-то ценное. Я вижу Эхо иначе, чем большинство. Единственное, что оправдывало поездку, — возможность пользоваться библиотекой Академии вместо покупки книг. Я почти уверен, что там найду больше полезного, чем на самих лекциях. Но три года вдали от дома, в Москве, усложнят управление родом и финансами. А сейчас роду нужны развитие и экономический рост, а не глава, который уехал учиться.

— Завтра хочу выехать на завод, — произнёс я, наблюдая за тем, как Яков поправил манжет. — Тот самый, что принадлежал роду. Хочу увидеть всё своими глазами.

— Осмелюсь предположить, молодой господин, — отозвался он ровно, — что там вас ждёт разочарование.

— Возможно. Но я просмотрел договор. Там чётко указано: если завод признают разрушенным — повреждено не менее сорока пяти процентов зданий и утрачено восемьдесят процентов первоначального оборудования — он возвращается прежнему владельцу. И «нашим» оборудование считается только в случае, если оно идентично изначально установленному. На момент передачи всё было в порядке, есть акты приёмки. Вы ведь были здесь всё это время. Что там на самом деле?

Яков слегка склонил голову, будто оценивая, сколько деталей стоит выдать сразу.

— Почти всё оригинальное оборудование было заменено в первые месяцы, — произнёс он спокойно. — Старые агрегаты вывезли. Корпуса в основном целы, но несколько в аварийном состоянии. Формально, молодой господин, условия для признания завода разрушенным более чем очевидны.

— То есть, если всё оформить правильно…

— …то по договору он будет возвращён роду, — закончил Яков, едва заметно усмехнувшись. — Разумеется, придётся пройти через привычную бумажную волокиту.

— С этим мы справимся, — ответил я.

— Не сомневаюсь, — произнёс он с тем тоном, в котором слышалось лёгкое «я ведь уже всё подготовил».

Я медленно поднялся с кровати. Всё это время Яков вёл себя так, что с ним можно было сидеть в любом виде — он никогда не позволял ни словом, ни взглядом почувствовать неловкость. Но, встав, я всё же натянул тёмные брюки и застегнул их, затем накинул рубашку… белую. Я усмехнулся: не чёрная, не тёмная — вот уж неожиданность. Что, чёрные закончились? Похоже, у рода и вправду серьёзные проблемы, если господину не хватает тёмных рубашек на каждый день. Прохладная ткань скользнула по плечам, а я машинально поправил манжеты.

— Ладно, я бы перекусил… и хочу навестить Сергея, — сказал я, направляясь к выходу .

— Следуйте за мной, молодой господин, — кивнул Яков и распахнул дверь.

Мы вышли в коридор. Каменные плиты пола отдавали холодом сквозь подошвы, шаги гулко отражались от стен. Яков шёл ровно, не сбивая темп, и лишь едва заметно поворачивал голову на поворотах.

— Объясни мне ритуал. И как его можно повторить, — спросил я, догоняя его.

Яков чуть замедлил шаг, но не обернулся:

— Боюсь, молодой господин, я не знаю самого ритуала. Мне было известно лишь, что родовое Эхо способно на подобные… фокусы. Я не был уверен в исходе, но понимал, что кинжал станет ключом. Я знал отдельные обстоятельства, которые могли поспособствовать задуманному, но как именно это проводится и что требуется сделать — мне неизвестно.

Мы миновали нишу с высоким окном, сквозь которое в коридор лился тусклый закатный свет.

— То есть, — я чуть прищурился, — если бы я не понял и не сообразил, то просто убил бы его, верно?

— Вероятно так, — спокойно ответил он. — И в этом был риск.

Я молча кивнул, переступая через скрипнувшую доску у входа в боковой коридор. Внутри было странное чувство — смесь ответственности, тяжести и какой-то чужой, но теперь уже ставшей частью меня силы.

— Но суть ты можешь передать? — всё же уточнил я.

— Разумеется. В момент смерти связь обрывается, но если удержать Эхо от рассеивания и переплести его с вашим, можно создать то, что условно называют профимой фамильяра. Повторить это без точного знания — крайне рискованно.

Он плавно свернул налево, и мы пошли вдоль длинной стены с развешанными гербами. — Теперь между вами и ним установилась особая связь. Не столь буквальная, как в старых легендах, но суть близка. Он будет сильнее, быстрее развиваться… и многое в его судьбе теперь зависит от вас.

— Включая жизнь? — спросил я, глядя вперёд.

— В известной мере, — тихо подтвердил Яков. — Но, полагаю, вы предпочтёте распоряжаться этим иначе.

Я вздохнул, обдумывая сказанное. — Я и сам пока до конца не понимаю, что чувствую. Это… не похоже ни на что, с чем я сталкивался раньше.

— Привыкнете, молодой господин, — произнёс он ровно.

К моему удивлению, мы начали спуск по лестнице, а не повернули к кухне на втором этаже.

— А почему не на кухню? — спросил я, глядя на его спину.

— Увидите, — только и ответил Яков с лёгкой, едва уловимой усмешкой.

Когда створки массивных дверей в столовую распахнулись, меня накрыл единый, мощный, как удар, крик:

— С днём рождения!

В зале собрались все, кого только можно было собрать — свыше сотни дружинников и несколько десятков слуг. Поздравления слились в плотное эхо, прокатившееся по стенам. И сразу стало ясно, откуда тянулся тёплый аромат хлеба: у стены стояла тележка с горкой румяных, чуть блестящих от масла булочек, как будто их только что вытащили из печи.

— А теперь, молодой господин, — тихо, почти заговорщицки сказал Яков, наклонившись ко мне, — пройдёмте во двор. Дружинники решили, что ваш день рождения стоит отметить. Вчера вы доказали, что способны вести за собой. Это не совсем по правилам аристократов, но… друзей у вас нет, а эти люди — свои.

Толпа двинулась к выходу. Гул шагов, смех, обрывки фраз — всё это выплеснулось в коридор и вскоре — на вечерний воздух. Во дворе пылали костры, над ними шипело мясо, жир капал на угли, поднимая ароматный дым. Длинные столы ломились от блюд с овощами, свежей зеленью, шашлыками и сочным барбекю. Несколько человек раскладывали булочки, а в стороне ставили бочонки с пивом и лимонадом, рядом — ящики с водой и газировкой.

Когда общий шум слегка стих, из толпы вышел высокий, широкоплечий мужчина. Он двигался спокойно, но так, что взгляд сам собой следовал за ним. Давление Путём Силы одиннадцатого ранга ощущалось почти физически.

— Господин, с днём рождения! — его голос легко перекрыл треск костров. — От всей дружины поздравляю. — Он протянул массивный, чуть тёплый зуб. — Один за всех, чтобы мелочей не было.

Толпа дружно расхохоталась — видимо, внутри у них это считалось хорошей шуткой. Но стоило мне присмотреться к подарку, как улыбка померкла. Это был не безделка: зуб принадлежал твари не ниже пятого ранга, а возможно и седьмого. Нити Эхо внутри были плотными и сложными, часть я не смог сразу разложить — артефакт ещё не до конца успокоился.

— Максим Романович Васильков, — представился он, чуть склонив голову. — Позывной… Василёк. Яков упомянул о вашей амнезии, так что посчитал нужным представиться. Я командир вашей гвардии. По крайней мере, пока вы не решите иначе.

— Решать здесь нечего, — ответил я с лёгкой усмешкой. — Думаю, тот, кто поставил тебя на этот пост, знал, что делает.

Максим кивнул, сжал мою руку крепко, но без показной силы. Он остался рядом, и, когда я краем глаза отметил Якова по другую сторону, пришла простая мысль: похоже, сейчас в одном месте стояли все, кто в этом роду принимает решения.

— Макс, — сказал Яков, — завтра тебе с господином нужно будет съездить на заводы. Возьми пару человек, обеспечь безопасность.

Максим хмыкнул, бросил на него взгляд и усмехнулся — в этой лёгкой, беззлобной усмешке чувствовалось, что они друзья и понимают друг друга без слов.

— Яков, друг, ты же прекрасно знаешь — мы и вдвоём с господином спокойно могли бы туда съездить. Там уже два года всё в таком состоянии, что хоть кино снимай. Ни охраны толком, ни монстров, никого. Барон с графом и сами особо не вкладываются в эти предприятия: два-три охранника на весь комплекс, и те скорее для вида. Они нам ничего сделать не смогут и права не имеют.

Яков усмехнулся, но в голосе мелькнула сталь:

— Людей всё равно возьми. Так будет правильнее.

— Вы что-то знаете, чего я не знаю? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого.

Оба одновременно качнули головой. Слишком синхронно, чтобы я поверил.

Взгляды их всё же пересеклись — коротко, но выразительно. В этом молчаливом обмене читалось: да, они в курсе большего, но сейчас не время. Скорее всего, просто хотели дать мне выдохнуть после последних событий.

Поздравления сыпались одно за другим, каждое — с разной интонацией, но все — искренние. Кто-то шутил, кто-то говорил серьёзно, но каждый дружинник смотрел прямо в глаза и сжимал руку так, будто хотел передать в этом рукопожатии частичку своей силы. Макс и Яков оставались рядом, как невидимые стражи, и в то же время — как тихие свидетели момента.

Во дворе огонь костров тянулся к небу, разбрасывая искры. Запах дыма смешивался с ароматом мяса и свежеиспечённых булочек, доносившихся со стороны столов. Гул голосов, смех и звуки кружек, стукающихся о деревянные столешницы, создавали свой, особый ритм праздника.

Вскоре начались забавы. Несколько дружинников устроили шуточные поединки без использования Эхо — только сила, ловкость и упрямство. Это вызывало бурю смеха, когда кто-то из здоровяков внезапно оказывался на земле под напором более лёгкого, но ловкого соперника. В другой стороне двора несколько молодых дружинников пытались перепрыгнуть через высокий костёр, вызывая взрывы аплодисментов и подколки со стороны зрителей.

Алкоголь тек рекой, но в меру — Путь Силы помогал держаться на ногах. Однако один парень из младших, явно переоценивший свои силы, вдруг повалился на спину прямо на траву, к общему веселью. Макс, не упуская случая, громко объявил, что этому «герою» завтра предстоит ранний подъём и дополнительная тренировка, чем вызвал новый всплеск смеха. А когда кто-то попытался протянуть кружку с самогонкой молодому дружиннику из завтрашнего дозора, Макс молниеносно оказался рядом и отвесил виновнику звонкую затрещину. Все дружно загоготали.

Я ловил себя на мысли, что давно так легко не смеялся. Даже Милена, стоявшая чуть поодаль, смеялась, глядя на этот балаган. Её глаза светились, и это тепло передавалось мне, заставляя улыбаться в ответ. Я чувствовал — этот род стал для меня чем-то большим, чем просто объединение по крови. В прошлой жизни у меня не было настоящих друзей, а здесь, даже понимая разницу в статусе, я хотел считать этих людей своей семьёй. Я знал, что за каждого из них готов буду стоять до конца.

Я уже собирался отойти, чтобы навестить Сергея, и сказал об этом Якову. Он лишь усмехнулся и поднял голову — и в этот момент во двор выкатилась коляска, которую толкал молодой дружинник. Сергей подъехал прямо ко мне, протянул руку и поздравил с днём рождения. Его сразу же отправили праздновать вместе со всеми, и я не заметил ни единого взгляда ненависти или неприязни в его сторону. Они приняли его, потому что принял я.

Время летело незаметно. В какой-то момент кто-то затянул простую походную песню, и к нему тут же присоединились десятки голосов. Пламя костров отражалось в глазах людей, а тени от них плясали по стенам двора. Мне казалось, что этот вечер длится вечность, и в нём нет места ни боли, ни страху.

Когда ночь стала особенно тёмной, я всё ещё держался наравне с остальными — пил, смеялся, участвовал в шутках и разговорах. Но в какой-то момент понял, что усталость подкралась незаметно. Сев ближе к костру, я почувствовал, как тепло огня и тихий гул голосов начинают убаюкивать. Я знал, что не останусь последним, но и уйти слишком рано не хотелось.

В конце концов, поднявшись, я обменялся парой коротких прощальных рукопожатий и направился к себе. В груди было чувство редкого спокойствия. Сегодня я был не просто господином — я был частью этой семьи. С этой мыслью я закрыл глаза, и сон накрыл меня почти мгновенно.