Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1

Глава 16

— Хлодогрызы, — голос Змея резанул по каналу. — Ближе трёх метров начнут морозить. Слабый холод, только в ближнем бою.

— Принял, — сказал Василёк, и голос стал коротким, рубленым.

Я понял этот тон — он полностью переключился в командный режим.

Максим продолжал — Змей — глаза. Все наводки через него. Мелкий, Кабан — дистанция. Я беру группы, одиночек добиваете вы.

Я успел заметить, как Змей влил Эхо в глаза, его зрачки расширились, стали почти чёрными. Он не просто видел — он сканировал пространство, вычленяя каждое движение из лесного хаоса. В тот момент я понял, что даже путь силы способен давать такую точность, будто у тебя в голове тепловизор.

Тьма впереди ожила. Шевеление веток сменился лавиной силуэтов. Хлодогрызы рванули из-под деревьев, низкие, с лисьей гибкостью и волчьей мощью. Шерсть вздыблена, когти изогнуты и обуглены, уши рваные, хвосты оставляли за собой шлейф морозного пара. Пасть раскрывалась на полукруг, зубы — острые, как клинки.

Василёк исчез. Он двигался рывками, каждый раз — срез целой группы. Мачете мелькало так быстро, что его траектории я не успевал фиксировать. Там, где он проходил, оставались только тела, застывшие в инеевых брызгах.

— Справа, трое за стволом, — Змей.

— Есть, — ответ Василька, и через секунду там остались только трупы.

Очередь АК-105 Мелкого срезала пару тварей, Кабан выстрелил из АК-12, бросил автомат на ремень, мечом разрубил ещё одного. Кровь с инеем брызнула дугой. Он уже тянулся к подствольнику.

— Гранаты только по крупным, — приказ Василька. — Это мусор.

— Принял, — рявкнул Кабан и, разворачиваясь, уложил ещё двоих точными выстрелами, а потом рассёк третьего. Отдача глухо бухнула в ушах, пороховой дым вперемешку с металлическим запахом крови тянулся в воздухе.

Счётчик в голове щёлкает — уже лежит тридцать пять туш. Лес вокруг гудит от рёва и треска ветвей, где-то сбоку падает сухая ветка, сопровождаемая визгом.

Василёк срывается влево, исчезает за стволами. Через пару секунд я вижу, как он отталкивается ногами от толстой берёзы, перелетает через троих и срезает им спины одним движением. Разворот в воздухе, мачете режет со свистом под углом — и двоим напротив отлетает по лапе, падая в ковёр из жёлтых листьев. Листва взметнулась облаком, между ней уже проступает тонкий иней от холода их тел.

Сорок пять убитых.

— Левый фланг, девять, — новая команда Змея.

— Приму, — Василёк прорывается в гущу. Лезвие мелькает в просветах, и сразу шесть тел валятся, ломая кустарник с хрустом. Остальных он берёт оттолкнувшись от поваленного ствола: рубящий удар в спину, и в воздух летят щепки, обломки веток и облако пара.

Кабан принимает группу справа: первая тварь падает от выстрела, вторая — от рубящего удара, что врезает её в ствол, с глухим ударом и осыпью листвы. Третьего он подхватывает за шкирку и бросает в торчащий корень — хруст костей слышно даже из кабины. Четвёртому ломает хребет коленом, пятого валит ударом меча сверху вниз, земля под ними вздрагивает.

Пятьдесят пять убитых.

Мелкий работает экономно: пули в глаза, в висок, каждое попадание — чистое и быстрое, сухой хлопок выстрела тонет в общем грохоте. Двое из кустов падают, даже не успев выдохнуть холодный пар.

Часть стаи начинает смещаться по дуге, обходя нас. Я вижу это и глазами, и через Эхо — по направлениям, которые раздаёт Змей, и по перемещениям Василька. Они не прут в лоб, а стараются проскочить.

— Центр, пятнадцать! — Змей.

— Принял, — Василёк отталкивается от двух стволов подряд, перелетает через стаю и приземляется прямо в середину. Взмах — семь падают. Разворот — ещё пять. Последних трёх он берёт одним непрерывным движением: подсекает первого под лапы и втыкает клинок в грудь, второму сносит голову боковым ударом, третьего разворачивает в воздухе пинком и пронзает в момент приземления.

Семьдесят убитых.

Я начинаю понимать — они идут не как охотники. Для них мы преграда, а не цель. Нападают только тогда, когда траектория пересекается с нашей.

— Макс, крупная группа, двадцать пять, — Змей. — Пятьдесят метров, обходят слева.

— Приму, — Василёк уходит, как стрела. Вижу через Эхо: он идёт серией рубящих ударов, подсекает, ломает, разрубает, щепки и листья разлетаются веером. Двадцать пять тел остаются среди опавшей листвы, между ветками висит пар, но земля под ними тёплая.

Девяносто пять убитых. Оставшиеся — мелкие группы и одиночки.

Змей снимает одиночек точными выстрелами, Кабан встречает выбежавшего из-за ели зверя ударом в грудь, проламывая рёбра, потом поднимает и швыряет в ветвистый куст — хруст и шорох падающих листьев. Мелкий подчищает тех, кто пытается уйти.

Я всматриваюсь глубже через Эхо — в лесу движется новый фронт. Вибрация струн ощутимо мощнее. Это уже не Хлодогрызы. Толстые, тугие струны, вибрация глухая и давящая. Они идут плотной массой.

— Василёк, внимание, — говорю в рацию. — Крупнее и тяжелее. Сорок голов. Полторы минуты до контакта.

— Принял, — отрезает он. Добивает последнего, что выскочил сбоку — клинок уходит под ухо, и тварь падает, выдыхая пар. Второму, прятавшемуся за кустом, срезает лапу, разворачивается и рвёт вперёд.

— Иду на разведку. Остатки добейте сами.

Почти полминуты бойцы зачищают поле. Мелкий кладёт двух одиночек — два хлопка, два трупа, ни лишнего движения. Змей, не меняя ритма, болт за болтом отправляет в цель — четыре тела, рухнувшие в листву. Кабан встречает семерых в ближнем бою: первый — рассечён от ключицы до пояса, второго вбивает спиной в ствол, третий теряет голову, четвёртый отлетает в кусты от удара ногой. Хруст костей и запах крови вперемешку с влажной листвой наполняют воздух.

Из глубины леса раздаётся треск, словно валят деревья. Связь оживает.

— Глыболомы, — голос Василька ровный, но быстрый. — Двадцать пять беру на себя, пятнадцать прорываются к вам. Змей, твои десять. Кабан, твои пять.

— Пять? — в канале слышится усмешка Змея, когда он проходит мимо. — Не обидно, Кабан?

Тот только злобно дёргает плечом, сжимая рукоять меча.

Я вижу их приближение уже обычным зрением. Высокие, на двух лапах, руки почти до земли, когти длинные и загнутые, плечи широкие, морда — смесь медведя и человека. Серо-бурый мех с редкими серебряными прядями. Они идут тяжело, но быстро, ломая кустарники и молодые деревья. Один нагибается, пальцы уходят в землю, и через секунду в его лапах комья почвы с корнями и камнями. Он бросает их прямо в нас.

Кабан успевает ударом клинка рассечь летящую глыбу, но половина массы всё же врезается в машину, с глухим ударом сминая крыло и переворачивая её на бок. Я ловлю себя на том, что уже отстёгиваю ремни и выскальзываю наружу — иначе там меня просто задавят.

Я вылетаю из кабины, меня сносит на обочину и прямо на дорогу. Щебёнка глухо хрустит под телом, острые камни скользят по боку, в лицо бьёт сухая пыль. Кувырок — и я уже на ногах, стряхивая мусор с ладоней.

Впереди, в просветах между деревьями, медленно, но мощно движутся пятнадцать Глыболомов. Высокие, на двух лапах, с длинными руками, когтями, словно из кованой стали. Морды — смесь медведя и человека, серо-бурый мех с редкими серебристыми прядями. Каждый шаг сопровождается глухим дрожанием земли, а их тяжёлое дыхание слышно даже на расстоянии.

Кабан встречает свою пятёрку у самой машины. Первый Глыболом бросается в прямую, когти — в лицо. Боец вместо того чтобы уйти в сторону, подставляет руку, напитывая её Эхо. Удар гулко отдаётся по защите, тварь застывает на мгновение, и Кабан перехватывает запястье, разворачивает противника и коленом вбивает его в землю. Клинок сверху вниз — голова уходит в листву.

Второй идёт низом, пытаясь сбить его с ног, но Кабан отшагивает, пропуская когти мимо, и рубит по спине. Третий заходит сбоку, когти чиркают по плечу, звон металла, но он впечатывает его в борт машины и добивает коротким уколом в горло.

Четвёртый идёт в лоб. Кабан поднимает клинок для удара, но в последний момент уходит корпусом, пуская противника мимо, и вбивает сталь в подкаленный сустав. Хруст, рык — и добивающий удар по шее.

Я краем глаза замечаю движение на краю поляны. Василёк. Он уже вернулся.

Он успел дойти, перебить двадцать пять таких — и вернуться быстрее, чем мы тут справляемся с пятнадцатью.

У Кабана остаётся последний. У Змея — трое. Кабан перехватывает клинок обратным хватом, делает ложный выпад, заставляя Глыболома раскрыться, и вбивает сталь в горло. Тварь валится на спину, глухо гремя по земле.

Змей в это время работает тенью. Первый бросается на него, но тот исчезает в боковом скачке, и клинок вонзается в глазницу. Второй пытается подхватить его когтями, но он уходит в низкий перекат, встаёт за спиной и прорезает шею до позвонков.

Третий, самый крупный, прорывается напролом, ломая кустарник, собирается раздавить его массой. Змей уходит из-под удара, резким движением подсекает ноги и вгоняет лезвие под челюсть, пока тварь заваливается на бок.

Тишина наступает мгновенно. Только хриплое дыхание бойцов, редкие потрескивания веток и тяжёлый запах крови вперемешку с пылью дороги.

Василёк стоит не далеко от меня , клинок чист, взгляд спокоен. Он даже не выглядит уставшим.

Он сделал это быстрее, чем мы расправились с пятнадцатью.

Бой стихал. Лес, ещё недавно гремевший рёвом и треском, теперь дышал тяжёлой тишиной, нарушаемой лишь редким хрустом веток и тяжёлым дыханием бойцов. Запах крови смешивался с влажной листвой и пылью дороги.

Максим Романович перевёл взгляд на машину.

— Машину на колёса, проверить всё. Быстро.

— Есть! — ответили бойцы хором и тут же принялись переворачивать машину.

Василёк подошёл неторопливо ко мне:

— Господин, вокруг остались только подранки. Если желаете, можете забрать силу — двое лежат вон там, — кивнул он в сторону поваленного дерева.— Вам стоит их добить: понятно, что вы не участвовали в бою, но любая капля силы — это тоже сила, и она может помочь вам восстановиться.

Я коротко кивнул и направился к указанному месту. Первый хлодогрыз едва шевелился, глухо рыча, когда я вогнал клинок под ребро. В тот же миг я ощутил, как по лезвию вверх к рукояти поднимаются тонкие струны Эхо, скользят в ладонь и вливаются в меня. Но меч при этом втягивал в себя не только часть силы — он оставлял что-то внутри себя, словно забирал долю добычи себе. В меня вошла двойная волна: обычный отклик умирающего монстра и дополнительный импульс от клинка. Не знал, так ли это должно работать, или это особенность меча, но факт был очевиден. Я вспомнил слова Якова — «не смотрите в структуру меча» — и не стал пытаться понять, как он это делает: одно неловкое заглядывание в его суть, и можно потерять сознание прямо посреди поля боя.

Второй подранок попытался подняться, но я перехватил клинок и ударил в основание шеи. Ситуация повторилась: та же дрожь в лезвии, те же тонкие струны Эхо, скользящие в меня и в меч одновременно, и та же неполная передача силы. Для моего ранга это крохи — чтобы подняться выше, нужны сотни, а то и тысячи подобных тварей. Я мог лишь предположить, что, если понять, как меч втягивает Эхо, я смогу дополнительно забирать его из убитых монстров, но без знания его структуры это оставалось неизвестным, и, наверное, нужно было собрать больше фактов и кусочков этого пазла, чтобы понять, как с этим работать. Возможно, потребуется и больше силы, и более высокий ранг, чтобы хотя бы мельком взглянуть в этот меч без риска потерять сознание.

Возвращаясь к машине, я заметил Кабана, который вместе с Малым и Змеем ставил её на колёса. Кабан поднатужился, перевернув корпус обратно, а Малый уже нырнул под капот.

— Что там? — спросил Василёк.

— Патрубок сорвало. Не вытекло ничего, но перегреемся быстро. Сейчас поставлю на место, — отозвался Малый.

Мы с Максом отошли чуть в сторону. Он говорил спокойно, будто подводя итог:

— Здесь хороший улов, господин. Если собрать всё, выйдет на две, а то и пять тысяч рублей. Предлагаю вернуться, отправить сюда добытчиков. На завод сегодня уже не поедем.

Я оглядел поляну — трупы лежали плотно, десятки туш, пар поднимался от ещё тёплых тел.

— Верно, — согласился я.

Кабан, кряхтя, оттаскивал с дороги тушу глыболома, зацепившуюся лапами за край асфальта. Мех на ней уже побелел от инея, и под солнцем это казалось хрупким, как стекло, хотя внутри ещё теплилось мясо. Когда он перевалил тушу через обочину, под лапами заскрипели крошки льда, а на тёмном пятне крови проступили тонкие трещинки. Змей, убрав арбалет, помогал — взял за задние лапы и рванул, оставляя за собой длинную, рваную борозду на песке, в которой поблёскивали осколки костей.

От машины донёсся глухой удар и громкое:

— Чёрт!.. — Малый высунулся из-под капота, поморщился, встряхнул рукой и снова нырнул внутрь. В салоне запахло перегретым металлом и жжёной резиной.

— Что там? — поинтересовался Максим Романович, даже не оборачиваясь.

— Да патрубок закусило, зараза… Сейчас поставлю, — донёсся ответ с приглушённым звоном инструмента.

Мы с Максимом Романовичем пошли вдоль ряда туш. Листва вокруг была забрызгана кровью, слипшейся в коричневые бляшки, а на некоторых листьях уже проступил тонкий налёт инея. Воздух резал лёгкие смесью железного запаха, разогретого пороха и густого морозного пара, тянущегося от тел. Пустые гильзы и болты лежали в траве вперемешку со щепой и клочьями шерсти, как мусор после урагана. Где-то неподалёку тонко потрескивала ветка, задетая мёртвой лапой, застывшей в напряжённом судорожном движении.

— Господин, — тихо сказал Макс , кивнув на одного из хлодогрызов. — При столкновении со мной трое последних вообще пытались обойти, а не напасть. И ещё — я заметил: когда первые уходили, они шли не в ту сторону, откуда мы приехали.

— В сторону деревень? — уточнил я.

— Нет, — он покачал головой. — Там на тридцать–сорок километров только леса. Ни одного поселения, ни живой души, кроме зверья. И даже травоядных там почти не осталось — их давно выбили хищники.

Мы остановились у глыболома, застывшего в неестественном изгибе. Лапы раскинуты, когти вцепились в кору упавшего ствола, морда застыла в полуоскале. Ещё мгновение назад он рвался вперёд, а теперь тёмная лужа под ним затягивалась хрупкой ледяной плёнкой. Запах от туши был тяжёлый — прелое мясо, вперемешку с дымом и сырой землёй, которую он успел выдрать когтями.

— Странно, — пробормотал я. — Если они голодны, проще было бы выйти на деревни, что мы проезжали. Там люди, а значит, и то, что им нужно.

— Вот именно, — подтвердил Максим Романович. — Но они шли туда, где пусто. И ещё… — он обвёл взглядом поляну, — разные виды, которые в норме сцепились бы друг с другом, здесь двигались вместе. Не ради охоты и не ради нападения.

Кабан, запыхавшийся, переваливал очередную тушу через обочину и, запачкавшись до локтя в тёмной крови, тихо выругался себе под нос. Змей, заметив нас, выпрямился, вытирая клинок о край собственного рукава, и, не спеша, убрал его в ножны.

— Вы хотите сказать, — медленно произнёс я, — что они не шли к кому-то, а уходили… от кого-то?

— Похоже на то, господин, — ответил он. — И то, что они попались нам, было просто совпадением.

Мы оба замолчали. Появилось чувство опасности, атмосфера стала давить. В дали звенели отдалённые звуки — тонкое шипение инея, оседающего на листья, и тихий скрип снега под сапогами. И вдруг, откуда-то из глубины, прорезался низкий, глухой удар, будто кто-то шагнул по самой толще земли. Он повторился, стал громче и перешёл в протяжный рёв, от которого мелкая дрожь побежала по ногам.

Я вдохнул глубже, позволяя Эхо раскрыться. Лес в ту сторону, куда уходили звери, окрасился густыми, тяжёлыми волнами силы. Они шли медленно, но неотвратимо, и в центре их горел огромный узел — плотный, тугой, с вибрацией, от которой сжималось горло.

Седьмой… может, восьмой ранг. И шёл он прямо сюда.

Максим Романович взглянул на меня.

— Господин… — произнёс он тихо.

— Вижу, — ответил я, не отрывая взгляда от тёмной кромки леса.

Рёв повторился, ближе.