Шаги становились всё громче. Не просто звук — каждый удар земли отдавался в груди. Лес пригнулся, Эхо стало тянуть ветви вниз. Воздух стал вязким, как перед грозой.
Рёв накрыл внезапно. Низкий, протяжный, с хрипотцой, от которой внутри всё сжалось. Он прошёл по костям, оставив дрожь в позвоночнике. Эхо впереди пульсировало, сходясь в один тёмный, плотный узел.
— Молодой господин, — тихо, но чётко сказал Василёк, не сводя взгляда с леса, — в лоб его не возьмём. Даже я.
Я повернул голову:
— Насколько “не возьмём”?
— Восьмой ранг монстра, — ответил он так, будто констатировал погоду. — Для нас это как десятый по пути магии. А магия всегда на два уровня выше пути силы. Это не бой, это задержка. До 10 минут, пока вы уходите, — и всё.
Если оставить всё как есть, он дойдёт сюда, разберётся с тушами… а потом куда?
— Куда он пойдёт дальше? — спросил я. — Почему именно сюда он сейчас идёт?
— Сейчас? — Макс чуть кивнул в сторону поля боя. — Он шёл по следу Хлодогрызов и Глыболомов. А теперь сюда тянет, потому что здесь куча трупов и мёртвое Эхо. Для него это как накрытый стол.
— То есть он просто идёт на запах крови? — уточнил я.
— Не только. Монстры такого уровня видят чужое Эхо. И идут туда, где его больше. Чем оно мощнее и гуще, тем больше сил они могут впитать. Это их способ становиться сильнее.
Я представил деревню в пяти километрах отсюда: десятки людей, их Эхо сливается в один большой свет. Для него это будет ярче любой поляны с трупами.
— Значит, деревня станет его следующей целью, — сказал я.
— Почти наверняка, — подтвердил он.
Если он пойдёт на деревню… значит, он идёт на свет. И если сделать так, чтобы кто-то светил ярче деревни…
— Почему не на тебя? — спросил я. — Ты ведь сильнее всех здесь.
— Моё присутствие Эхо мощнее любого в округе, — ответил Макс, — но оно становится действительно ярким только в бою. Когда я в боевом режиме, это чувствуется за десятки километров. Но чтобы держать этот режим, я должен постоянно питать тело Эхо — мышцы, связки, каждое движение. Если мы поведём его километров на двадцать, у меня не останется сил. В бою я смогу продержаться минуты две… и этого будет недостаточно.
Две минуты — ничтожно мало. Даже если двадцатка — это дистанция, на которой он не сорвётся к деревне, всё равно этого времени катастрофически не хватит для боя без подкрепления.
Я перевёл взгляд на Макса и его Эхо. В обычном состоянии оно было ровным, собранным, будто спрятанным под плотной тканью. Но я видел глубже — нити, что стягивали боевой режим внутрь. Центральная струна уводила лишнее сияние, глушила его присутствие.
Если её чуть ослабить… перенастроить узел… убрать этот знак… Формула перестройки уже складывалась в голове: поток пойдёт наружу, создавая эффект боевого сияния, но без реальных затрат сил.
— Значит, если он идёт туда, где Эхо больше, — сказал я, — ему всё равно, сколько у цели рангов. Ему важен только объём.
— Верно, — кивнул Макс. — И деревня для него будет ярче нас пятерых.
— Но если сделать так, чтобы ты сиял ярче деревни, не включая бой… — я прищурился. — Он пойдёт за тобой.
Макс посмотрел на меня.
— Это возможно?
— Думаю, да. Я могу подкорректировать твоё Эхо. Ты станешь для него маяком. Я усмехнулся краем губ. — Хотя, если бы поблизости был кто-то ещё с твоим рангом… мы могли бы подкинуть это чудо соседу, который отжал у меня завод. Вот бы он повеселился.
— Не выйдет, — спокойно сказал Максим Романович. — Таких бойцов, как я, в стране всего человек двадцать. Это очень высокий ранг. А в Красноярске я вообще единственный.
Я уже хотел отмахнуться от мысли с соседом, но что-то зацепилось. Завод. Пустые корпуса, толстые стены, запутанный лабиринт цехов. Там есть где спрятаться, есть что ломать. Если этот зверь вцепится в бетон и металл, мы выиграем время — сначала секунды, потом минуты, а там, глядишь, и шанс дождаться подкрепления.
— Скажи, — я прищурился, — сколько нам до заводов? Монстру до нас минут пять-семь. Здесь он задержится, пожрёт минут три. Мы успеем отъехать километра на три-четыре, пока он занят. Но дотянем ли до корпусов, прежде чем он нас нагонит?
Максим на мгновение замолчал, прикидывая.
— Километров сорок. Через пятнадцать, возможно, появится связь. Дорога узкая, местами с крутыми поворотами и подъёмами. Ему, с его габаритами, там будет неудобно. Даже если бросится следом, восьмидесять он не разгонит. Мы дойдём. Тряхнёт, но дойдём.
— На заводе есть что-то, что мы можем отдать ему на растерзание, не испортив производственные мощности? — спросил я.
— Есть, — кивнул он. — Административный корпус. Когда-то у вашей семьи было несколько заводов, но набег и рост аномалий снесли остальные. Этот остался. Руководства стало меньше, здание пустует наполовину. Площадь у него приличная, для него хватит. Есть ещё пара складов. Если не пустые — не страшно. Можно использовать другие, а эти потом отстроить.
Я кивнул, уже выстраивая в голове цепочку.
— Значит, пока он здесь рвёт туши, я перенастрою твоё Эхо. Как только он это почувствует, бросит еду и пойдёт за нами. Мы ведём его прямо к заводу. Там он упрётся в стены, будет рвать бетон, пока мы ждём помощь.
— Если только не сорвётся на что-то по пути, молодой Господин— заметил Василек.
— Не сорвётся, — я усмехнулся. — Мы будем для него самым ярким светом на всём пути.
Голос Максима Романовича прорезал гул леса, в котором смешались рваные хрипы умирающих тварей и отдалённый, нарастающий рык. Он, не оборачиваясь, шагнул в сторону машины:
— Мелкий! Что с машиной?
— Всё готово, командир, можем выдвигаться! Патрубок восстановлен, перегрева не будет, но ремонт все равно потребуется. Километров на 100 хватит. — отозвался тот, вынырнув из-за кабины, на ходу закручивая патрубок и вытирая руки о штанину. — Если, конечно, доживем до ремонта — тихо усмехнулся он про себя.
— По местам! — коротко скомандовал Макс.
Я обогнул остов поваленного дерева и вышел к груде туш, уткнувшихся в влажный мох.
— Кабан, Змей, — я указал рукой в сторону поворота на заводы, — берите самых крупных. Часть раскидайте в том направлении. Кузов забейте до отвала оставшимися, будем бросать их по дороге каждые три-четыре сотни метров. Пусть идёт по нашему следу. Монстры фонят не так сильно, как деревня, но этого хватит, чтобы сбить его и направить туда, куда нужно. Потом подключим Василька — он станет маяком.
Кабан, хмуро сопя, шагнул вперёд. Сапог чавкнул в тягучей луже крови. Он ухватил за лапы тушу разрубленного Глыболома — голова висела на тонкой полоске кожи, глаза остекленели. Кровь хлюпнула, стекая с клыков. Кабан закинул тушу на плечо, мышцы под броней ходили, как стальные канаты, и понёс к машине.
Змей тем временем присел, подцепил за шкуру мертвого Глыболома, хрустнувшего ребрами. Он подкинул тушу так, будто это была охапка сена, и отправил её в сторону дороги. Та пролетела пару метров, с глухим шлепком рухнула в кустарник, оставив на ветках тёмные капли.
— Столько туш пропадёт, — проворчал Кабан, перекидывая ещё одну в кузов так, что металл скрипнул. — Всё бы продать — и был бы толк.
— Если завалим восьмой ранг, — отрезал Макс, — толку будет в разы больше. За такого платят сотни тысяч. И любой купит части, даже не торгуясь.
Кабан только фыркнул, но взял ещё два мертвяка, прижал к бокам и понёс. Один из них зацепился лапой за землю, сорвав комья дерна, и оставил глубокую борозду в мягком грунте. Змей следом ухватил тушу с растрёпанным хребтом, поднял на уровень груди и швырнул в кусты меж двух елей, где она благополучна застряла, покачиваясь, словно зловещий фонарь.
Всё происходило быстро и слаженно. Под ногами хрустели ветки и гравийная крошка, в воздухе висел тяжёлый запах крови и мокрой шерсти. Я уже садился в машину, чувствуя, как в голове выстраивается схема: какие струны Эха Максима нужно ослабить, какие узлы перестроить, чтобы он светился так, что чудовище бросит пир и пойдёт за нами.
Вадим юркнул за руль, привычно пробежался взглядом по панели и щёлкнул тумблерами. Двигатель загудел ровно и мощно, отдаваясь в сиденьях лёгкой вибрацией. Я забрался внутрь следом за Максимом Романовичем, а Кабан со Змеем разместились в кузове, между скользкими тушами, готовые каждые двести–триста метров скидывать их за борт.
Мелкий держал руль так, будто родился за ним. песчано-щебянная , плотная дорога уходила вперёд ровной лентой, позволяя держать ход под сотню. Машину слегка трясло, но это не мешало — подвеска принимала на себя большую часть ударов, и молодой дружинник, чуть играя корпусом, сглаживал каждое неровное место. Даже в поворотах он не сбрасывал скорость сильнее, чем нужно, заходил в виражи мягко, но уверенно, будто проверял нас на прочность.
В кузове шла своя работа. Кабан и Змей действовали так, словно слаживались годами — без слов, на одних жестах. Каждые несколько секунд за борт летела туша. Сначала одна туша монстра, та что покрупнее, распластанная в воздухе, упала с глухим ударом, оставив на щебне рваный кровавый след. Затем второй труп твари, тяжёлый, с поломанными костями, прокатился по обочине и замер в кустах, расплескав вокруг густую чёрную жижу. Кабан, кряхтя, ухватил сразу двух средних тварей, прижал их, как мешки с зерном, и, развернувшись, швырнул в сторону дороги, так что песок с щебенкой поднялся тучей. Змей действовал точнее — бросал дальше, под углом, но так, чтобы запах тянулся вдоль нашего пути.
Запах крови, мяса и разложения мгновенно наполнял воздух. Он вонзался в нос и, казалось, лип к коже. Песок за машиной впитывал густые капли, оставляя за нами цепочку тёмных меток — дорожку, по которой чудовище должно было выйти на след.
Я сидел рядом с Максимом Романовичем, но смотрел не на дорогу. Моё внимание было приковано к его Эхо. В моём восприятии оно выглядело как сложная, почти живая конструкция — переплетение ярких жил, тонких, как волосок, и мощных стержней, уходящих вглубь. Сейчас они были спокойны, мягко светились, лишь изредка подрагивая, словно реагируя на вибрацию дороги.
— Максим Романович, — тихо произнёс я, чуть подавшись вперёд, — я усилю свечение твоего Эхо, будешь светиться и не тратить силы.
Он кивнул, даже не повернув головы, полностью доверяя.
Я поднял руку, кончиками пальцев касаясь его плеча. Мгновенно ощутил тёплое, плотное течение силы, уходящее вглубь. Основная струна — яркая и тугая — шла от груди к позвоночнику. В бою она вибрировала бы, как натянутая тетива, заливая тело энергией, но сейчас была почти приглушена. Осторожно, словно настраивая музыкальный инструмент, я потянул её, меняя угол натяжения. Струна дрогнула, и по соседним каналам побежал отклик — лёгкие вспышки, как отблески далёких костров.
Я перенаправил поток так, чтобы энергия не шла в мышцы, не сжигала силы, а замыкалась на поверхностные каналы. Там, где обычно рождалась боевая аура, я оставил пустоту, но усилил фон — ровный, плотный, устойчивый. Это был маяк, яркий, но не прожорливый. Свет, который чудовище должно было заметить, даже если бы между нами было несколько километров.
Максим Романович глубоко вдохнул, и в тот же момент свечение вокруг него стало гуще, плотнее. В моём восприятии он превратился в пылающий столб света, вокруг которого клубились золотистые и алые нити.
Снаружи глухо бухнуло — очередная туша ударилась о песок. Я едва успел заметить, как Змей, перекатившись по кузову, бросил монстра прямо на повороте, и тот, перевернувшись, рухнул в колею. Кабан, стоя над грудами мёртвых тел, швырял их без пауз, и дорожка позади нас становилась всё плотнее.
И тогда я почувствовал это. Где-то далеко, в глубине леса, в том месте, где ещё недавно была только мёртвая тишина, родилось тяжёлое, вязкое движение. Узел силы поднялся, сдвинулся и пошёл. Он сорвался с места, рванул в сторону дороги. Не на запах крови — на свет. На маяк, который я только что зажёг.
— Сработало, — сказал я, и голос мой прозвучал тише, чем хотелось. — Уже на следе. Идет за нами.
Сначала его присутствие чувствовалось только в глухом грохоте за спиной. Ритм шагов разрывал ровный шум двигателя, пробирая до костей. Каждое сотрясение земли отзывалось в подвеске лёгкой дрожью.
— Господин… — Максим Романович бросил взгляд в зеркало и усмехнулся уголком рта. — Ошибся. Быстрее, чем я думал.
Я обернулся. Сквозь пыль и силуэты деревьев проступила тень, а через миг — массивная фигура. Четыре с лишним метра в холке, широкая грудь, лапы с длинными, изогнутыми когтями. Тело закрыто тёмными, с синеватым отливом пластинами, что шевелились при каждом движении, скрежетали, как старая броня.
Голова напоминала хищную кошку, но с нарушенными пропорциями: широкие челюсти, зубы-осколки, слишком вытянутая морда. Глаза — абсолютно чёрные, и в этой черноте горел тусклый, тревожный огонь.
Даже на расстоянии трёх сотен метров в нос ударил густой запах гнили и крови. Воздух вокруг него был тяжелее, словно он тащил с собой кусок мёртвого мира.
— Панцирная морока, — хрипло сказал Василек, глядя в зеркало. — Очень крупная. Обычно они не вырастают до такого размера… живыми. В основном их убивают ещё в мелком состоянии, до четвёртого, максимум пятого ранга. Эти твари питаются падалью, и ничего хорошего от них в зоне нет. Растут быстро, но и выдают себя с головой — вонь стоит такая, что её за километр чуешь. Мертвечиной тянет, пока дышат.
Он на миг перевёл взгляд вперёд, но добавил, не меняя тона:
— Ещё они без ума от Эхо. И этот, как только зацепил наш след, уже бы не отстал. Хоть мы и на машине, всё равно прицепился бы до конца.— он задумался на миг, слегка скривившись — Змей, Кабан 2 минуты готовность, контакт.
—Есть — ответили они, в унисон поняв что хочет команда.
— Парни, мне было приятно с вами работать, Змей, Кабан работаем втроем, Мелкий гони вперед, увози Господина.
— Ух, сейчас повеселимся! — оскалился Толик.
— Это точно! — расстегивая застежки на клинках, улыбнулся Алексей.
Тварь подняла голову, раздула ноздри и пошла быстрее, цепко вбирая запах, который мы оставили. Она выдохнула и вонь стала еще сильнее. Её силуэт занял половину дороги. Кабан, стоявший в кузове, молча бросил последнюю тушу.
Мелкий резко завёл машину в поворот. Кузов занесло, песок хлестнул по бортам, а глухие удары тяжёлых шагов за спиной стали оглушающе близкими. Панцирная морока набирала темп — ещё мгновение, и её хватит на один прыжок, чтобы достать нас.
— Готовься! — скомандовал Максим.
И тут всё рухнуло в тишину, даже в вакуум. Так словно кто-то щёлкнул пальцами, поставив мир на паузу.
Я рефлекторно начал смотреть струны Эхо, пытаясь понять, что произошло там, — и ослеп. Это не был свет, который можно описать — не солнце, не молния, не пламя. Это было чужое сияние, без цвета и формы, настолько яркое, что оно прорвало веки и впилось прямо в мозг. Не обжигая, а вырывая из реальности всё остальное, заставляя видеть только его.
В тот же миг это ощутили все. Кабан со Змеем, ещё секунду назад бросавшие туши, замерли, будто врезались в невидимую стену. Мелкий вцепился в руль, пальцы побелели, а глаза потускнели, превратившись в стеклянные. Воздух в салоне стал вязким, тягучим, будто его залили смолой. Сердце пропустило удар, а затем забилось рывками.
Рядом дёрнулся Максим Романович — привычный, отточенный жест бойца, готового в долю секунды уйти в бой. Но это движение застыло в середине. Он выдохнул — медленно, почти с облегчением. Плечи опустились, подбородок чуть наклонился, и вся собранность, что держала его на протяжении всей погони, ушла, как вода из прорванного сосуда.
Вспышка угасла. Звон в ушах заглушил всё, кроме собственного дыхания. Машина летела вперёд, подвеска отрабатывала кочки, колёса шуршали по песку… и пустота. Ни шагов, ни рева, ни вони гнили. Там, за поворотом, панцирная морока осталась лежать мёртвой.
И тут пришло осознание. Это заняло всего пару секунд. Две секунды — и чудовище, которого даже воин одиннадцатого ранга опасался бы встретить в лоб, просто исчезло. Кто-то оборвал ее существование одним движением.
Холод пробрал до костей. Если он смог так с морокой… что мешает ему сделать то же с нами? И что будет, если он захочет?
Я вспомнил, что за всё время погони не чувствовал никакого постороннего эха. Ни малейшей тени чужой силы. А значит, тот, кто это сделал, сумел спрятаться так, что даже Эхо не могло его выдать — и при этом ударить с такой силой.
Максим сидел расслабленно, взгляд устремлён вперёд, будто ничего не произошло. И я не знал, что хуже: верить, что он уверен в нашей безопасности… или допустить, что он просто понял — шансов у нас больше нет.