Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1

Глава 12 Я его убил

Прошли почти сутки. Я всё ещё был в кабинете. Спал прямо здесь, на диванчике, который сначала показался жёстким, но к утру раскрылся как вполне удобное место. Всё было под рукой: стол, кипы книг, бумаги, моноблок. Настоящий штаб.

Иногда приходилось выходить — туалет был недалеко, всего пара поворотов, но каждый раз, возвращаясь, я ускорял шаг, чтобы скорее вернуться к столу. И именно в эти короткие отлучки происходило маленькое чудо: на небольшой тумбе у входа, словно специально сделанной для этого, появлялась еда. Будто я был далеко не первым, кто засиживался в этом кабинете сутками.

Иногда на тумбе оказывалась кружка чая с печеньем, в другой раз — тёплые булочки или пирожки с мясом или капустой. А вот полноценные приёмы пищи были всего два. К обеду, когда я отлучался в туалет, появилась глубокая тарелка густого борща с щедрой ложкой сметаны и крупными кусками говядины, а рядом — порция риса с соусом на мясном бульоне. Вечером же меня ждала тарелка макарон с тягучим сыром и румяными котлетами. Кухня была пусть и не изысканной, но неизменно вкусной и, что важнее, питательной. Всё всегда подавалось горячим, словно только что снятым с плиты.

Про меня явно не забывали. Кормили так, что я даже не замечал, как проходит время, а после каждой трапезы посуда так же незаметно исчезала — бардака не было. И это было… приятно. Как будто кто-то невидимый следил, чтобы я не ушёл в работу насмерть и при этом поддерживал порядок вокруг.

Милена утром так и не появилась — ни стука, ни фразы про пробежку. Почти наверняка это Яков велел ей не отвлекать. Видимо, решил, что мне сейчас нужнее разобраться с бумагами, чем бегать по плацу. И он был прав.

Начал я с законов Империи. В принципе, они были похожи на любые другие законы, с которыми я был знаком, просто в своём исполнении. И, честно говоря, я именно этого и ожидал: исторические книги, летописи и прочее, что я читал раньше, уже давали представление о том, как устроен императорский строй и аристократия. Ничего нового — главный Император, за ним идут аристократы, а потом простолюдины. Между аристократией и простолюдинами есть прослойка — дружины, но они, по сути, подвластны аристократам и прав почти не имеют. У дружинников есть обязанности перед родами, а вот реальных свобод мало. Если поставить рядом аристократа, дружинника и простолюдина, то простолюдин всегда будет в самой слабой позиции. Дружинник и простолюдин формально одно сословие, только первый пошёл по Пути Силы и смог попасть на службу в аристократический род. Бывали дружинники не только боевые, но таких брали реже — в основном, ценились те, у кого был Путь Силы.

Отдельным слоем шли маги. Формально это не сословие — многие не принадлежали никакому Роду, жили контрактами или через гильдии, — но их статус стоял выше простолюдина именно потому, что каждый одарённый состоял на учёте Империи. На бумаге это называлось «гарантированная защита», на деле — контроль и мобилизация: любой, у кого пробудилось Эхо и кто прошёл проверку, считался боевой единицей. При необходимости Император мог призвать такого человека — мага или сильного по Пути Силы — на защиту Империи и её интересов.

Из этого вытекал особый порядок насилия в отношении магов. Простолюдину трогать мага было табу: если каким-то чудом простолюдин убивал мага, вина считалась безусловной — без права на оправдание. Дружинник мог убить мага только при наличии «основания чести» — если маг оскорбил Род, которому дружинник служит, напал первым или нарушил клятву; и даже тогда ответственность делили с домом. Аристократ же мог избавиться от мага практически без последствий: закон это прямо не запрещал и чаще бил по репутации и кошельку (особенно если погибший числился на имперском учёте), чем по статье. Правильнее и выгоднее было иное — вызвать мага на дуэль по правилам. Победа в легальной дуэли не только не портила имя, но и добавляла очков влияния: «честная» смерть боевой единицы выглядела лучше любой расправы.

Чем выше по иерархической лестнице, тем больше тебе позволено и тем меньше запретов. У Императора их почти нет. Формально он не может без обоснований уничтожить род, но прямого запрета в законах на это нет. Просто логика подсказывает, что если он так поступит, то получит бунт. Насколько силён этот Император — пока непонятно, но думаю, что каким бы сильным он ни был, власть и доверие народа он терять не захочет.

К этому моменту я уже одолел примерно семьдесят процентов того, что дал мне Яков: правовые кодексы, положения о чести Родов, тонкости земельных споров, дуэльный кодекс, старые судебные дела. Местами сухо, местами — с вкраплениями старых формулировок, явно ещё до-Эховской эпохи, только чуть подрихтованных под современнность.

А когда глаза начали уставать от законов, я взял пару книг с соседней полки — сборники рассказов, исторические хроники, немного поэзии. И был удивлён: пишут здесь почти так же, как в моём мире. Те же приёмы, та же структура, даже ритм повествования знаком. Менялись лишь детали — имена, реалии, устройство мира, но суть оставалась прежней. Словно кто-то взял знакомую мне литературу, вырезал лишнее и вставил местный антураж.

В законах ощущалась холодная, чужая мне система, строгая и неповоротливая. А в этих старых историях и хрониках, напротив, было что-то почти родное, словно тёплое дыхание прошлого, где за сухими словами скрывались живые люди и их судьбы.

Следующим в моих руках оказался дуэльный кодекс. В принципе, он мало отличался от того, что я привык читать или встречать даже в фантастических и фэнтези‑книгах про аристократов. Поэтому особого удивления не было. Но зацепил один момент: при расчёте допуска к дуэли учитывается любой ранг — идёшь ли ты по пути мага или по пути силы, разницы нет. Суть в том, что если тот, кто вызывает на дуэль, выше оппонента более чем на два ранга, то формально он не может этого сделать. Точнее, может, но у вызываемого есть выбор: либо отказаться без каких‑либо репутационных потерь, либо выставить вместо себя другого, чей ранг будет не более чем на два ниже или выше ранга вызывающего.

И тут я заметил любопытный нюанс. Из того, что я вычитал в книгах, летописях и услышал от Якова, выходило, что ранговая система магов и путь силы — неравноценны. Боец пути силы примерно на два ранга слабее мага. То есть седьмой ранг пути силы способен уверенно справиться с пятым рангом мага, но наоборот — никак: седьмой ранг мага против пятого ранга пути силы оставляет последнему мизерные шансы. А это значит, что формальное равенство в кодексе на деле далеко от реальности.

Странность усилилась, когда я вспомнил слова Якова: в академию студенты поступают в среднем с третьего по шестой ранг пути силы и с первым, максимум вторым, рангом пути магии. К выпуску же ситуация меняется: почти все выходят с пятым или шестым а иногда и седьмым рангом пути силы и, в лучшем случае, с третьим или четвёртым рангом пути магии. При этом формально такого выпускника без проблем может вызвать на дуэль восьмой или даже девятый ранг мага — и тут почти нет шансов выстоять.

Изучая книги дальше, я понял: чем выше путь магии, тем колоссальнее прирост силы. Разница между четвёртым и первым рангом — в основном в числе доступных заклинаний и удобстве их применения. Но вот переход с четвёртого на пятый даёт прирост, сравнимый с разрывом между первым и четвёртым. И так каждый раз. Седьмой ранг уже заметно уступает восьмому, а восьмой — это не просто сила, а серьёзная и опасная мощь, доступная лишь немногим. Достичь такого уровня невероятно сложно, но те, кто добираются, становятся почти ходячими катастрофами локального масштаба. Яков упомянул, что рангов всего тринадцать, и если Император сейчас на двенадцатом, то это уровень, при котором, по его словам, можно щелчком уничтожать не только города, но и планеты. Возможно, он преувеличивал, но суть ясна — это чудовищная, почти непостижимая сила.

Теперь перейдём к главному — заводам. Тут всё оказалось не так просто. Изучив контракт, я понял, что вернуть их без уплаты неустойки невозможно ни при каких обстоятельствах. Единственное исключение — полное разрушение заводов в течение срока действия договора. Но и тут есть абсурд: даже если все заводы будут уничтожены, мне причитается всего десять тысяч рублей компенсации. Чтобы условие «разрушения» считалось выполненным, должно пострадать не менее сорока пяти процентов зданий и быть уничтожено не меньше восьмидесяти процентов моего оборудования.

В этот момент моё внимание привлекла конкретная оговорка договора: оборудование признаётся принадлежащим мне только в том случае, если оно идентично первоначально установленному. Возникла мысль о необходимости в ближайшее время провести осмотр производственных площадок с целью установления факта возможной замены оборудования. В случае, если будет зафиксировано отсутствие не менее восьмидесяти процентов исходных единиц, в силу положений контракта такое состояние квалифицируется как «разрушение завода». Замена оборудования сама по себе не является юридическим понятием «разрушение», однако его отсутствие в объёме не менее восьмидесяти процентов активирует соответствующий пункт договора, при котором остаётся выполнить лишь условие о сорока пяти процентах повреждённых зданий. На момент подписания договора все производственные корпуса находились в исправном состоянии, что подтверждается актами приёмки-передачи, аналогично и с оборудованием. Следовательно, необходимо выехать на объекты и зафиксировать фактическое состояние как зданий, так и оборудования. Предполагаю, что существенных ремонтов там не проводилось, ведь даже в случае полного обрушения им придётся выплатить лишь десять тысяч рублей, при том что текущая прибыль с этих активов многократно превышает указанную сумму.

Теоретически, если «случайно» вывести из строя три-четыре здания, можно приблизить нужный процент повреждений. Законы прямо не запрещают разрушать собственность, но если докажут, что это сделал я, обвинят в разрыве контракта, и я буду обязан выплатить неустойку. Нужно будет придумать, как сделать так, чтобы разрушение выглядело как несчастный случай или результат внешних факторов.

А теперь самая забавная и в то же время абсурдная часть контракта — выплаты моему Роду за аренду заводов. Они были построены по схеме фиксированных процентов от прибыли, а не фиксированной суммой. Формально, ежемесячно мне полагалось 5 рублей базовой выплаты, а остальное — по плавающему проценту, который снижался по мере роста суммы сделки. В результате, даже если завод получал заказ на несколько миллионов рублей, процентная ставка так падала, что общая сумма моих выплат не превышала 1500–2000 рублей. При любых раскладах максимальная выплата по договору не могла превышать 3000 рублей, а чаще она составляла 500–1000 рублей.

Если представить это в цифрах: при заказе в 100 000 рублей процент составлял бы, например, 2% — это 2000 рублей. При заказе в 1 000 000 рублей процент снижался до 0,15%, что давало те же 1500 рублей. Таким образом, процентная шкала выстраивалась так, чтобы независимо от размера сделки мои доходы оставались в пределах 500–3000 рублей.

И вот тут возникал логичный вопрос: как на эти крохи содержать весь род и тех, кто ему служит? Я лично видел не менее сорока дружинников, и это только те, кто был в поместье, когда мы выходили на спарринг. Плюс слуг — пять-шесть человек, которых я видел лично, и слышал, что их может быть ещё человек пять–семь. То есть минимум сейчас в роде работает 50–60 человек. При средней зарплате в 60 рублей в месяц только на их содержание уходило бы около 3600 рублей, не считая расходов на еду и прочие нужды. А ведь мне готовили вкусную и явно недешёвую еду.

Эту странность стоило обсудить с Яковом. Финансовых отчётов или бухгалтерии Рода я в кабинете не нашёл — вероятно, они хранятся в другом месте или Яков их специально скрывает. Не от меня, а от посторонних.

После этих всех размышлений и анализа контракта мне стало душно — не только в голове, но и в самом кабинете. Хотелось свежего воздуха. Комната была звукоизолирована, и в ней царила особая, плотная тишина, в которой было удобно сосредоточиться, но сейчас она только давила. Я подошёл к окну и распахнул его. В этот же момент, словно кто-то подгадал время, снаружи раздался пронзительный женский визг — крик ужаса, боли и страха.

Всё внутри сжалось. Оставаться в кабинете я не мог — как глава Рода, обязан был реагировать. Я сорвался с места и побежал в сторону выхода. Коридоры мелькали перед глазами. Моя память уже давно выстроила карту поместья, ещё в тот момент, когда я впервые шёл в кабинет, поэтому я точно знал, на каком повороте куда сворачивать и где находятся лестницы, ведущие во двор.

Я пересёк великий зал с колоннами, подбежал к высокой резной двери, распахнул её… и увидел это. На дороге, закреплённый между двумя столбами, висел человек, подвязанный за руки и ноги в разные стороны, словно распятый в воздухе. Сначала я не узнал его — лицо было всё в крови и не читалось. Но стоило мне взглянуть в Эхо, как сомнений не осталось — это был Сергей.

Для меня это было особенно странно. Сергей всегда казался тихим и доброжелательным. И тем более жутким было зрелище: он висел между столбами, подвязанный за руки и ноги, с распоротым животом, из которого свисали петли внутренностей. Запах крови, рвоты и испражнений густо висел в воздухе, но никто из стоящих вокруг даже не морщился. На его теле не осталось живого места — руки были исполосованы ножами, ноги разбиты до синюшных кровоподтёков, лицо распухло и стало бесформенным месивом, зубов почти не осталось.

Девушка, издавшая тот крик, стояла на коленях, закрыв лицо руками, всхлипывая и трясясь, — та самая служанка, которой он недавно помогал с тазом белья.

Я перевёл взгляд на двор. Дорога к Сергею была свободна, но весь периметр окружали дружинники. Их было не сорок, а больше сотни. В их глазах не было жалости — только презрение, злость и хищное желание продолжить начатое. Я был уверен: дай им сейчас команду, и они бы разнесли каждую кость предателя в пыль.

Быстрый взгляд через Эхо показал, что никого ниже пятого ранга здесь нет. Шестые, седьмые, попадались восьмые и даже девятые. Ближе всех стоял человек с одиннадцатым рангом Пути Силы. Резкая боль пронзила голову, но я её проигнорировал — слишком многое происходило.

— Яков, — я шагнул вперёд, не сводя взгляда с искалеченного, — что всё это значит? Почему Сергей в таком виде? Кто и за что сделал это с ним?

Яков ответил спокойно, словно не стоял по локоть в чужой крови и не вдыхал смрад, которым пропитался весь двор:

— Потому что это и есть та крыса, которую мы искали.

— Как ты это узнал? — спросил я, чувствуя, как злость вперемешку с отвращением поднимается внутри.

— Я проверил всех, — спокойно ответил Яков. — Пообщался с каждым, сложил все ситуации, которые происходили на протяжении долгих лет, и заметил один факт: только Сергей мог быть этой крысой. И да, когда я начал его пытать, он во всём признался. Он работал на них. Оказалось, он был сиротой, которого в детстве подобрали церковники. Когда мы нашли его шесть лет назад, он уже был на четвёртом ранге Пути Силы, а для его семнадцати лет это был очень высокий показатель. Такой уровень как раз позволял взять его в Род.

— Почему он до сих пор жив? — спросил я, не сводя взгляда с Сергея. Он всё ещё цеплялся за жизнь. В распоротом животе шевелились кишки, продолжая работать, будто не осознавая, что их хозяин наполовину мёртв. Кровь стекала на землю тёмными ручьями. Он бормотал что-то едва слышно, но кричать не мог. Тогда я заметил: языка у него не было — его вырезали или вырвали.

Яков кивнул:

— Да, вы правильно заметили, что он не может кричать. Но дело не в языке. Я повредил ему гортань, перерезав ключевые мышцы и ткани, отвечающие за звук, чтобы он физически не смог произнести ни слова. Так ни у кого в нашем Роду не возникнет ни тени сожаления к этой мрази… Предатели Рода должны страдать.

— И зачем держать его живым? — уточнил я.

— Потому что именно вы должны нанести последний удар, — спокойно пояснил Яков. — По правилам аристократических родов, слуга не имеет права убить слугу без обоснования, даже при предательстве. Последний удар обязан нанести глава Рода или его член. Это называется Право Крови. Только так клятва снимается полностью со всей семьи.

Он сделал паузу и добавил:

— Есть ещё старый обычай: предатель отдаёт всё, что имеет. У этого… человека, кроме сестры, ничего нет. Он сам о ней не знал, но я знал. Теперь она переходит в ваше услужение. И хотя в Империи нет формального рабства, в этом случае она будет обязана служить вам верой и правдой. На неё наложат особую клятву.

Слова Якова эхом ударили по моим мыслям. Вдруг в памяти всплыл день, когда Сергей провожал моего предшественника на ритуал. Тогда барон принял его взгляд за сожаление о расставании, но сейчас я видел, что ошибался. В микромимике Сергея читалась эмоция потери дохода и лёгкое отвращение к барону. Он жалел лишь о том, что ритуал лишит его выплат от церкви. Церковники платили ему за предательство, и если бы всё сорвалось, поток денег прекратился бы.

— Я выпытал у него, — продолжил Яков, — что у него есть счёт в банке, но оформлен он на церковников. Снять деньги могут только они.

— А нельзя было, чтобы он работал на нас? — спросил я.

Яков усмехнулся:

— Я тоже об этом думал. Но понял: церковники слишком глубоко залезли к нему в голову. Он был предан только им и мог в любой момент нас предать. Других вариантов не было.

Яков протёр свои часы от крови, и я заметил на стекле прилипший кусок плоти. Он действительно торопился, чтобы попасть в нужный момент — так, чтобы всё произошло именно тогда, когда я открыл окно.

— Давайте обо всём поговорим уже после, — сказал он. — Сейчас вы должны его добить.

Он протянул мне кинжал:

— Можете ударить куда угодно. Можете даже поиздеваться, если хотите. Дело ваше. Не кто вас не осудит не за одно ваше решение.

Когда я взял кинжал в руки, вокруг раздалось глухое «уханье», как у сов, — это дружинники отдавали дань моменту.

Вероятно, моё нынешнее спокойствие объяснялось сочетанием двух начал, живущих во мне. От барона мне досталось умение держать лицо и хладнокровие, а от самого себя — опыт работы с медициной, когда я видел человеческие внутренности, разрезанные тела и проводил операции. Меня не тошнило от вида потрохов и крови. Но при этом я отдавал себе отчёт, что подобное равновесие удивительно — ведь сейчас я разговаривал с Яковом спокойно, уже зная, что передо мной предатель, который мог испортить мой второй шанс. Барон, должно быть, видел, как умирают люди, но я понимал одно: убивать я не умею и никогда не убивал.

Я сделал шаг вперёд, прикидывая, как закончить всё быстро. Голова была слишком высоко — он висел над землёй, я не дотянулся бы. Значит, удар в печень и рез, чтобы кровь вышла быстрее. Он и так был на последнем издыхании, держась только за счёт того, что шёл по Пути Силы.

В этот момент по двору прокатилось низкое, глухое совиное «ух». Оно родилось в сотне глоток дружинников и слилось в единый, тягучий звук, в котором не было ни капли сожаления. Они одобряли мой шаг, поддерживали, признавали право завершить начатое Яковым. Каждый мой шаг вперёд отзывался новым ухом — ровным, мощным, будто удар боевого барабана.

Первый шаг — УХ. Моя голова становится чище, лишние мысли исчезают.

Второй шаг — УХ. Тело словно легче, наполняется силой.

Третий шаг — УХ. Уверенность прочно встаёт на место страха.

Четвёртый шаг — УХ. Кровь в жилах начинает остывать, уступая место ледяному спокойствию.

Пятый шаг — УХ. Адреналин наполняет каждую клетку.

Шестой шаг — УХ. Зрение обостряется, и мир вокруг словно замедляется.

Седьмой шаг — УХ. Я ощущаю каждый вдох и выдох.

Восьмой шаг — УХ. Ноги двигаются сами, как в боевом трансе.

Девятый шаг — УХ. Кинжал в моей руке становится продолжением руки.

Десятый шаг — УХ. Цель уже совсем близко.

Я нанёс удар, чувствуя, как лезвие входит в плоть, и сделал рез, чтобы всё закончилось быстро. Кровь хлынула, а его тело дёрнулось и обмякло. Я смотрел, как из него уходит жизнь, и понимал — это моё первое убийство. В том мире я никогда не лишал жизни человека. В этом — только что убил. И осознание этого ложилось на меня тяжёлым грузом, перемешанным с холодной необходимостью.