Джо Стил

XXVIII

Какое-то время дела без Джо Стила шли точно так же, как было, пока он был президентом. Его вдова вернулась во Фресно. Пока Бетти Стил была первой леди, на неё практически никто не обращал внимания. Никто не обратил внимания и на то, когда она вышла на пенсию.

В Белом Доме Джон Нэнс Гарнер оказался менее требовательным начальником, чем его предшественник. Чарли с трудом мог представить более требовательного начальника, чем Джо Стил. Новый президент проводил ту политику, какая была, когда он пришёл к власти. Ему было за восемьдесят. Сколько перемен он успеет совершить, даже если сильно захочет?

Каган отправился в Парагвай. Микоян отправился в Афганистан.

— Уверен, там я получу не меньше благодарностей, чем я когда-либо получал в Вашингтоне — подколол он репортёров перед тем как сесть в авиалайнер, который отправит его в долгое-долгое путешествие.

Скрябин не поехал в Монголию, по крайней мере, не сразу. Подобно человеку, пробудившемуся после продолжительного крепкого сна, Конгрессу требовалось время, чтобы осознать, что тяжелая длань Джо Стила более не давлеет над ним. Депутаты больше не обязаны автоматически делать то, что говорит президент, чтобы не проиграть следующие выборы или дождаться ночного стука в дверь. Джон Нэнс Гарнер не пользовался настолько большой палкой.

А у Молотка всё ещё оставалось некоторое влияние в Сенате. То было лишь бледная тень влияния Джо Стила, но его хватало, чтобы он оставался вне Улан-Батора. Это не было дружбой. Не считая, пожалуй, Джо Стила, у Скрябина не было иных друзей, о которых Чарли мог бы знать. Чарли не знал, что это было. Шантаж не казался ему худшим предположением.

Джон Нэнс Гарнер принял отставку всех членов правительства, за исключением госсекретаря и военного министра. Дин Ачесон был вполне способным дипломатом, в то время как Джордж Маршалл сохранил уважение к себе, несмотря на долгие годы службы у Джо Стила.

Ачесон должен был выступать на международной конференции по Ближнему Востоку в Сан-Франциско. "DC-6", на котором он летел, разбился при заходе на посадку. Погибло сорок семь человек. Он был в их числе. Это была трагедия. Несмотря на прогресс в развитии авиации последних двадцати лет, подобные вещи случались чаще, чем следовало.

Чарли не считал это чем-то более или менее трагичным, до следующей недели, когда Маршалл явился выступить с послеобеденной речью на съезде производителей артиллерийских орудий. Он поднялся на трибуну со свойственной ему обычной военной выправкой. Во всех газетных статьях об этом съезде указывалось, что в какой-то момент он замер в удивлении. Затем он посинел, "словно ковёр в зале" — как написал один репортёр, и завалился набок.

В зале находилось несколько врачей. Один сделал ему искусственное дыхание, а второй вколол дозу адреналина. Ничего не помогло. Оба медика, что пытались спасти его, утверждали, что он умер ещё до того, как упасть на пол.

Однако обо всём этом Чарли узнал позже. Следующим утром Джон Нэнс Гарнер вызвал его в тот самый овальный кабинет, что так долго занимал Джо Стил. Старый стол президента стоял на том же месте. Как и запах трубочного табака, который у всех ассоциировался с Джо Стилом.

— За мной охотится какой-то гнусный, подлый сукин сын, Салливан, — прорычал Гарнер, когда Чарли вошёл.

— Сэр? — переспросил Чарли.

Ему требовалась ещё одна чашка кофе.

— Охотится на меня, — повторил Гарнер, словно, обращаясь к идиоту. — Я — президент. Вице-президента нету. Закон о преемственности президента от 1886 года гласит: если президент умирает при отсутствии вице-президента, его место занимает госсекретарь, а затем и другие члены правительства. Правительства сейчас тоже нет. Сенат ещё никого не утвердил. Если я сегодня скопычусь, кто будет всем рулить? Это только Богу известно, потому что законы не в курсе. Согласно закону о преемственности от 1792 года, это должен быть действующий председатель Сената, а затем спикер Палаты представителей, однако закон от 1886 года это отменил. Так, что, как я и сказал, только Богу известно.

Смерть двух важнейших членов правительства за неделю вызвали у Чарли воспоминания двадцатилетней давности.

— Готов спорить, всё устроил Скрябин, — пробормотал он.

— Да, ну? — Гарнер подался вперёд. — Сынок, ты бы поведал, с чего так решил.

Чарли и поведал, начав с того, что услышал незадолго до того, как в 1932 году Рузвельт вместе со своей супругой поджарился в губернаторском особняке. Когда он закончил, президент спросил:

— Как так вышло, что вы раньше ничего об этом не рассказывали?

— Потому что, не мог ничего доказать. Чёрт, да и сейчас не могу. А когда мой брат поднял вонь, что с ним стало? Залетел в трудовой лагерь, а потом и в штрафную бригаду. Но, когда подобным образом умирают ещё двое…

— … и когда Джо Стила с нами больше нет, — перебил его Гарнер.

Чарли кивнул.

— И это тоже. Кому знать, как не вам.

— Что ж, благодарю вас, — сказал Джон Нэнс Гарнер. — Полагаю, Винс Скрябин — не единственный, кто может подстроить людям небольшой несчастный случай.

— Это хорошо, господин президент, — сказал Чарли. — Но, если мы намерены играть по правилам банановых республик, вам следует подумать ещё кое о чём.

— О чём ещё?

— Вся ваша охрана здесь из ГБР. Насколько вы доверяете Дж. Эдгару Гуверу?

Гарнер сощурился, обдумывая вопрос.

— Мы с вами возвращаемся во времена, когда людей вешали даже за разговоры о трудовых лагерях, не говоря о том, чтобы раскрыть их. Гиммлер покончил с собой, когда его приняли "лимонники". Как, по-вашему, долго протянет Ягода, когда из Троцкого набьют чучело и засунут рядом с Лениным на Красной Площади?

— Минут двадцать, — ответил Чарли. — Максимум, полчаса.

— Мне тоже так кажется, если только его палец на спусковом крючке не окажется быстрее тех, кто за ним охотится. — Гарнер нахмурился. — Но, что я должен делать с Дж. Эдгаром? Кто, кроме гбровцев, будет тут за всем следить?

— Солдаты? — предположил Чарли. — Думаете, в армии не могут сложить два и два? Там отлично понимают, что случилось с Маршаллом и почему.

— Возможно. — Однако Джон Нэнс Гарнер, похоже, не был особо этому рад. — Так мы и в самом деле скатимся до положения Южной Америки, правда?

— А вы, что предпочли бы, сэр? Президента под защитой армии, или путч со стороны главы тайной полиции?

На столе, так долго принадлежавшем Джо Стилу, зазвонил телефон. Гарнер снял трубку.

— Да? — пролаял он, а затем: — Что?

Его лицо потемнело от ярости.

— Ладно, мать вашу, вы меня уведомили. Я разберусь. Как? Блядь, да не знаю я, как. Что-нибудь придумаю. Господи Иисусе!

Он с размаху ударил трубкой по аппарату.

— Что стряслось, сэр? Мне можно узнать? — спросил Чарли.

— Пидоры из Конгресса. — Гарнер много лет принадлежал к их числу, но сейчас ему было плевать. И у него был для этого повод: — Против меня начали импичмент, козлы вонючие! Говорят, я вовлечён во множество серьёзных преступлений и нарушений администрации Джо Стила. — Он кисло, но не без гордости произнёс в стиле адвокатской речи. — Уверен, это Скрябин науськал этих хуесосов.

Чарли был прекрасно осведомлён в том, что за прошедшее время администрация Джо Стила совершила серьёзные преступления и нарушения. Также он прекрасно знал о том, что Джон Нэнс Гарнер никоим образом не был в них вовлечён. Джо Стил не допускал его до такой степени, чтобы сделать соучастником. Однако Палате представителей и Сенату было плевать. Джо Стила они заклеймить не могли; он был слишком силён, а теперь ещё и слишком мёртв. Гарнер был слабее и до сих пор дышал, что делало его более лёгкой целью.

На ум Чарли пришла ещё одна мысль.

— Если вас выкинут с должности, кто тогда вас заменит?

— Хер бы знал. — Теперь голос Гарнера звучал практически спокойно. — Нынешний закон ничего об этом не говорит, не в том положении, что у нас сейчас. По Конституции Конгресс может принять закон, который определит преемственность после президента и вице-президента, однако сам закон подписывает президент. Как можно ввести новый закон, не имея президента?

— Понятия не имею, сэр.

У Чарли началась головная боль.

Майк включил телевизор. Его он купил из вторых рук. Экран был маленьким, а изображение неважным, но, благодаря вдохновенному торгу, он ужал парня, который избавлялся от него, до всего лишь сорока баксов. Теперь он мог смотреть Люсиль Болл^[231], Сида Сизара^[232] и бейсбол вместе со всеми остальными… по крайней мере, так казалось.

Ещё он мог смотреть новости. Вашингтон продолжал бурлить, словно кастрюля с крабами. Казалось, все разучились играть в политику по старым правилам, как поступали люди до того, как Джо Стил стал президентом. Новая игра, если смотреть на неё с расстояния в три с половиной тысячи километров, выглядела более кровавой. Теперь в неё все играли ва-банк — вне зависимости от того, что имелось в банке.

То, что происходило в Соединённых Штатах, творилось и по всему миру. Восточные немцы бунтовали против русских владык. Троцкий проповедовал мировую революцию, но только не революцию против себя самого. В новостях показывали доставленную контрабандой хронику, где показывалось, как Красная Армия на улицах восточного Берлина разносила здания из танков и расстреливала людей из пулемётов.

— Президент Гарнер издал указ, отменяющий ограниченные зоны проживания для лиц, вышедших из трудовых лагерей — объявил приятный мужчина, читавший новости. — Директор ГБР Дж. Эдгар Гувер публично выразил сожаление этим шагом, указывая на опасность для национальной безопасности. А лидеры движения за импичмент в Палате заявили, что указ не окажет никакого эффекта на их усилия по отставке Гарнера. Подробности после важного сообщения.

Заиграла музыка и началась реклама. Пока она шла, Мидори сказала:

— Я правильно понимаю, да? Он говорит, что теперь вредители могут жить по всей стране?

— Именно это он и говорит. — Майк раздумывал о возвращении в Нью-Йорк. Чёрт, он даже не знал, работает ли ещё "Пост". Он отсутствовал более пятнадцати лет. Возвращаться в бешеный ритм города будет непросто.

— Хочешь поехать в другое место? — спросила она.

— Думал над этим, но пока не знаю, — ответил Майк.

Мидори могло понравиться Большое Яблоко. Если что-то в Америке и могло напомнить ей о перенаселённой родине, так это Нью-Йорк.

— А ты, как думаешь?

— Куда ты, туда и я, — сказала она.

Она не была христианкой; возможно, она никогда не слышала "Куда ты пойдёшь, туда и я пойду"^[233]. Впрочем, если об этом задуматься, эти слова попали бы в цель.

Не успел Майк ответить, как вернулись новости. Рядом с ведущим появилось знакомое фото.

— Винсент Скрябин, долговременный главный помощник Джо Стила, прошлой ночью скончался в возрасте шестидесяти трёх лет. Он погиб в результате наезда автомобилем, когда переходил улицу после обеда в итальянском ресторане в Вашингтоне. Поскольку Скрябин в тот момент не находился на пешеходном переходе, водитель, который, по заявлению полиции, не подавал признаков опьянения, под арест не помещён.

— Ох, ёлы-палы, — тихо проговорил Майк, пока ведущий переходил к другому сюжету.

— Nan desu-ka?^[234] — спросила Мидори.

Как объяснить, кто такой Молоток, человеку, который не жил здесь, когда президентом был Джо Стил? Чарли мог бы. Почему нет? Чарли много лет проработал с ним бок о бок. Майк напомнил себе, что нужно уведомить брата о том, что у Мидори будет ребёнок. Он уже думал об этом прежде, но дальше раздумий дело не дошло.

Насколько случайной была смерть Скрябина? Настолько же случайной, как смерть Франклина Д. Рузвельта? Возможно, примерной такой же. Скрябин не отправился в ссылку без проблем, как поступили Каган и Микоян. Он остался в Вашингтоне и устроил бучу. Джон Деннисон предположил, что именно он стоял за идеей вынести Гарнеру импичмент. Майк этому не удивился бы. Подобно человеку, которому он служил много лет, Молоток решил мстить.

Майк осознал, что не ответил на вопрос жены.

— Он был одним из министров Джо Стила, — объяснил он в доступных ей терминах. — Новый президент не захотел его оставлять. Ему это не понравилось. Теперь он мёртв. Он вышел наперерез машине, ну или человеку на машине, который за ним охотился.

Глаза Мидори расширились.

— Я не думала, что политика в Америке делается так.

— Не делалась, — сказал Майк. — Теперь? Теперь, кто знает? Теперь всё не так, как в прежние времена.

Он не следил за политикой с начала второго срока Джо Стила. В политическом смысле, это была целая жизнь, если не две.

— В Японии люди постоянно убивали политиков противоположной стороны, — сказала Мидори. — Из-за этого политика стала для людей слишком опасной. Те, кто пытались, всегда ходили с охраной.

— Здесь тоже может быть так, — сказал Майк. — В английском есть выражение, означающее убийство из-за политики. Когда так поступаешь, ты кого-то "убиваешь по заказу".

— Убивать по заказу, — повторила Мидори. — Я запомню. Убивать по заказу. Если в английском есть такое выражение, значит оно используется, neh?

— Hai, — ответил Майк.

"Neh?" означало нечто вроде "не так ли?", и японцы пользовались этим словом постоянно. Майк сожалел, что в английском не было такого же, короткого и удобного словца. Оно могло бы быть полезно.

Насколько Майку было известно, Чарли всё ещё находился в Белом Доме, работал на Джона Нэнса Гарнера. Новый президент не выкинул его, как выкинул подручных Джо Стила. Майку это говорило, что в его брате оставалось что-то хорошее. Работа на Джо Стила не высушила душу Чарли, не превратила её в пыль и не сдула прочь. Трудно поверить, но это могло оказаться правдой.

— Ты говоришь… говорил, что жил в Нью-Йорке. — Мидори решила вернуться к теме "Куда ты пойдёшь, туда и я пойду". — Ты не хочешь возвращаться в Нью-Йорк, хоть закон теперь и позволяет?

— Нет, до тех пор, пока жизнь в Каспере не сводит тебя с ума, — ответил он.

Она пожала плечами.

— Это странное место, но, как по мне, в Америке любое место — странное. Оно перестаёт казаться мне странным. Если хочешь остаться здесь, останемся здесь.

— Тогда, так и поступим, — сказал Майк.

Его не прельщала мысль бороться за рабочее место с парнями в два раза его моложе. Джо Луис оставался на ринге слишком долго, и из-за этого был несколько раз серьёзно побит. К тому же, после столь длительного отсутствия, от возвращения в Нью-Йорк его голова могла взорваться на части. Он кивнул.

— Да, так и поступим.

Он встал, прошёл на кухню, достал из холодильника две бутылки пива, открыл их тупым крюком открывашки — "ключа от рая" — и отнёс к телевизору.

В голосе Джона Нэнса Гарнера звучало отвращение:

— Знаете, в чём проблема?

"Конечно, знаю, — подумал Чарли. — Палата намеревается объявить тебе импичмент, а затем Сенат добьётся твоего осуждения и вышвырнет тебя пинком под задницу. После этого ты снова сможешь всё время проводить в кабаке за углом". Но этого Гарнеру слышать было не нужно.

— В чём же, господин президент? — покорно спросил Чарли. — Вы можете это исправить?

— Жаль, но, нет, — ответил президент. — Но теперь я вряд ли знаю хоть кого-нибудь в Палате. Вот, что неправильно. Не осталось никого из ребят, с кем я работал, ну или, осталось совсем немного. Кто-то пропал. Кто-то состарился и умер. Кто-то отправился в лагеря. А те, что остались, никогда мне не были по душе.

— Их мог бы вычистить Гувер, — предположил Чарли.

Едва Джо Стил сталкивался с затруднением, гбровцы вычищали его из Палаты. Однако Джо Стил слишком сильно запугал Конгресс, чтобы тот восставал против него. Новый президент этого не сделал.

— Не. — Джон Нэнс Гарнер покачал головой. — Я не буду этого делать. Если сделаю, править будет Гувер, а не я. Идёт он на хуй, Салливан. Может, я и уйду, но — Иисусе, я уйду, пританцовывая.

— Лады. — Чарли был скорее рад, чем зол.

Он подумал, что договариваться с Дж. Эдгаром Гувером было сродни договору с Дьяволом. Однако и он сам и Гарнер уже заключали подобные сделки прежде. Майк не договаривался. И что он получил в награду за свою добродетель? Годами жил в аду трудовых лагерей, годы провёл хуже чем в аду, служа в армии, а сейчас жил в Каспере в сраном Вайоминге, женившись на япошке. С учётом всего, тяжесть греха казалась приемлемой.

— Вы можете дать им что-нибудь такое, чтобы от вас отстали? — спросил Чарли.

— Господи, я отдал им Микояна, Кагана и Скрябина. Недостаточно. Говорят я такой же плохой, как и они, и мне тоже нужно уйти.

— Жаль, что так получилось со Скрябиным, — заметил Чарли.

— Неужели? — Гарнер хихикнул, закашлялся, сплюнул мокроту и снова закашлялся. — Интересно, пришёл ли на его похороны хоть кто-нибудь.

— Не знаю. Меня там не было.

Чарли подумал, что пошёл бы, если бы Микоян умер до отъезда в Кабул. Возможно, сходил бы на похороны Лазара Кагана. Но Скрябин? Это было бы слишком похоже на поминки по чьей-нибудь домашней гремучей змее.

— Я к тому, что как они собираются объявить мне импичмент и предъявить обвинения? Как они намерены это сделать? — Гарнер перестал думать о приятном и вернулся к насущным делам. — Если они так поступят, то пристрелят всю исполнительную ветвь прямо в ухо. Господи, я — всё, что у них осталось. Они не смогут принимать законы в одиночку, когда некому будет их утверждать. Даже тот ссыкливый Верховный суд, что оставил нам Джо Стил, не позволит им этого.

— Господин президент, всё, что вы говорите — сущая правда. — Говоря Гарнеру то, что тот хотел услышать, Чарли также говорил ему то, что ему необходимо было слышать: — Но, знаете, что ещё? Не думаю, что Конгрессу есть до этого хоть какое-то дело. У них есть атомная бомба и они намерены её сбросить.

— Жаль, что не могу сказать вам, что вы несёте херню. Впрочем, я и сам думаю так же, — мрачно произнёс Гарнер. — Что будет, когда меня выкинут, а Троцкий, через двадцать минут не устроит что-нибудь в Южной Японии или Западной Германии? Кто тогда будет отдавать приказы нашим солдатам? А если и будет, с чего солдатам его слушаться?

— Понятия не имею.

Чарли решил, что Троцкий сейчас посмеиваться над пивом, или скорее, над водкой. Он пережил своего американского соперника, и сейчас в США творился натуральный бардак. Единственное, что могло его удержать — это страх перед объединением Америки против него. Эта тростинка была слишком тонкой и слабой, чтобы на неё опереться.

— Я тоже.

Джон Нэнс Гарнер полез в тумбочку стола и достал оттуда бутылку бурбона. Ни льдом, ни даже стаканом он даже не заморачивался. Он просто отпил. Затем он толкнул бутылку по каменной столешнице Чарли. Чарли тоже хряпнул. Ему это было нужно. Гарнер продолжил:

— Но я не знаю, что могу сделать, чтобы убедить их. Не знаю, как могу привить им здравый смысл. Они смотрят на меня и видят во мне Джо Стила. Половину времени кусают руку, что их кормит. Чёрт, больше половины.

— Джо Стил мёртв, — жёстко произнёс Чарли.

— Я тоже так думал, когда мы его закапывали, — сказал Гарнер. — Но, после того как Антоний говорит, что хоронит Цезаря, а не славит, он продолжает: "Людей переживают их грехи/Заслуги часто мы хороним с ними"^[235]. Блин, старина Уилл попал этими строками прямо в точку. Мы продолжим выпутываться из паутины Джо Стила даже, когда ваши дети будут такими же старыми, как и я сейчас.

Весьма неприятная правда.

— Значит, надо срочно начинать конституционный кризис? — спросил Чарли.

— Надо? Бля, сынок, нет. Это, блин, последнее, что нам надо. Но мы его точно получим.

Гарнер поднялся, подался вперёд и вернул бутылку. Он сделал ещё один хороший глоток.

— Вот, что нам нужно.

Пьяный и трезвый, он лавировал насколько мог долго и упорно, противоборствуя импичменту. Чарли писал речь за речью, пытаясь склонить общественное мнение против этих действий Палаты. Никакого толка с этого не вышло. Чарли не особо-то и ожидал, что выйдет.

Комитет по внутренним делам Палаты представителей доложил о трёх пунктах импичмента, получивших голоса 37-1, 33-5 и 37-1. Вся Палата приняла их с практически такой же разницей. Президенту объявили импичмент впервые за восемьдесят пять лет. Дело передали для разбирательства в Сенат.

Председатель Верховного суда Прескотт Буш заседал с таким видом, будто ему хотелось оказаться где угодно, но только не здесь. Помощник судьи, который являлся настоящим юристом, сидел под локтем у Буша и помогал тому продираться через все возможные юридически дебри. Адвокаты президента старались сделать эти дебри максимально непроходимыми. Верховный судья выносил решения в их пользу всякий раз, когда это позволяло не выставить себя на посмешище.

Всё без толку. Трое конгрессменов, которым удалось добиться осуждения, справились с этими юридическими препонами, проехавшись по ним, словно танк "Першинг" и раздавив их в лепёшку. Джо Стил обвинялся во всех преступлениях, достойных импичмента. Об этом знали все. Пока он был жив, никто ничего не делал, никто не мог ничего сделать. Теперь он мёртв, а Джон Нэнс Гарнер оказался удобным козлом отпущения.

Когда Сенат проголосовал за вынесение обвинительного приговора, голоса по трём пунктам разделились на 84–12, 81–15 и 73–23, во всех случаях это больше, чем необходимые две трети. Наблюдая за происходящим из ложи для гостей, Чарли видел, как Прескотт Буш облизнул губы, прежде чем произнести очевидное:

— Президент Гарнер признан виновным по трём пунктам импичмента. Согласно этому, он освобождается от занимаемой должности и ему запрещается занимать и использовать какую-либо почётную, управляющую или коммерческую должность в Соединённых Штатах. Он по-прежнему может быть подвергнут обвинению, суду, приговору и наказанию в соответствии с законом. — Он стукнул молоточком. — Данное слушание завершено.

— И кто теперь будет управлять? — выкрикнул кто-то из ложи. Двое копов схватили его и уволокли прочь. На вопрос никто не ответил.

Чарли вернулся в Белый Дом как раз к тому моменту, чтобы услышать, как молодой репортёр спрашивал Джона Нэнса Гарнера:

— Сэр, что вы думаете о своём обвинении и отстранении?

— Да и хуй с ними со всеми, — ответил Гарнер.

Паренёк покраснел. Что он там ни напишет в своей статье, этих слов там не будет. Подыгрывая, он повторил попытку:

— И, что будете делать теперь?

— Поеду домой в Ювалде и буду ловить червей в текиле, — ответил Гарнер. — Вы решили, что со мной страна скатится в ад, теперь увидите, как она скатится в ад без меня.

На этом пресс-конференция окончилась.

— Мне жаль, сэр, — сказал ему Чарли.

— Мне тоже, Салливан. — Джон Нэнс Гарнер пожал плечами. — Ну, а что можно сделать? Посмотрим, как это чёртово дурачьё будет управлять этой проклятой страной, вот и всё. Как я и сказал тому мелкому подонку — да и хуй с ними со всеми. Кабы не те мудаки, что поступили так со мной, я бы только обрадовался предлогу уйти.

— Удачи, — сказал Чарли.

Они пожали руки. Чарли надеялся, что никто не бросит Гарнера в тюрьму на всё оставшееся ему время. Он находился в составе администрации Джо Стила, но не являлся её частью. Политика — не его вина. Разумеется, он и не сделал ничего, чтобы их остановить.

"Впрочем, как и я", — посетила Чарли неуютная мысль. Если там всё ещё искали козлов отпущения, он был неподалёку.

Распрощавшись с Джоном Нэнсом Гарнером, он отправился домой.

— Что ты тут делаешь в это время дня? — удивлённо спросила Эсфирь.

— Милая, я — президентский спичрайтер в стране без президента, — ответил он. — Какой смысл там болтаться?

— Тебе будут платить, если ты не будешь показываться?

Да, она была весьма практична.

— Не знаю. Сказать по правде, я за это и не переживаю. Пока меня не арестовали, полагаю, я ещё в игре.

— Арестовать? Они же не могут! — Эсфирь скорчила гримасу. — Ой, полагаю, могут, если захотят. Вот, что ты получил за столь долгую работу на этого человека.

Чарли вздохнул.

— Ага, похоже, это я и получил. Что мог бы получить, так или иначе. Но мы оба знаем, что я получил бы всё это намного раньше, если бы не работал на него.

— Это нечестно, — сказала Эсфирь. — Что ты сможешь сделать, когда прочие варианты сгниют?

— Всё, что могу. Только так и можно делать. — Мгновение спустя, Чарли продолжил: — В выпускном классе с монашками, мы немного изучали Тацита. Ну, знаешь… римский историк. Боже, какая это была зубодробительная латынь! Но я помню, как он говорил о том, как добрые люди могут служить дурным императорам. Эта мысль посещала меня несколько раз, когда я работал на Джо Стила. Я пытался быть добрым человеком. Уверен, получалось не всегда, но я старался.

Эсфирь приобняла его.

— Я думаю, ты добрый человек, — сказала она. — Несмотря ни на что.

То, что она добавила последние четыре слова, объясняло, почему они опасались, что за ним могли прийти.

Скорее из любопытства, нежели по какой-то иной причине, следующим утром Чарли отправился в Белый Дом. На входных воротах не висел знак "СДАЁТСЯ В АРЕНДУ". Он предположил, что это уже хоть что-то. Войти внутрь труда не составило; не то, чтобы охрана не знала, кто он такой. Но, оказавшись внутри, он понял, что заняться ему нечем. Он сидел в кабинете и слушал радио.

Когда время подходило к обеду, он буднично гулял по коридорам. "Коридорам власти, — подумал он. — Но, только не сейчас". Кабинеты, принадлежавшие Скрябину, Кагану и Микояну были закрыты и заперты на замок. Как и Джо Стил, Скрябин теперь находился вне пределов досягаемости правосудия. Чарли задумался, вернутся ли вообще в Соединённые Штаты оставшиеся двое.

Домой он вернулся рано, но не столь же рано, как днём ранее. После ужина он включил телевизор. Вечер отлично подходил для того, чтобы этот ящик его развлёк. Можно смотреть его и ни о чём больше не думать. Не думать в данный момент выглядело просто чудесным вариантом.

Впрочем, в половине девятого, внезапно прервали рекламу. Диктор взволнованным голосом произнёс:

— Мы прерываем нашу обычную программу для трансляции специального заявления из Вашингтона, округ Колумбия.

— Ну, что ещё? — спросила Эсфирь.

— Не знаю, — отозвался Чарли. — Сейчас выясним.

Они и выяснили. В студии, предположительно в Вашингтоне, напротив американского флага сидел мужчина и смотрел в камеру. Он был среднего возраста, быковатым, с густыми бровями и крепкой массивной челюстью. Когда Чарли его узнал, сердце его ушло в пятки.

— Добрый вечер, сограждане-американцы, — произнёс он. — Моё имя — Дж. Эдгар Гувер, директор Государственного Бюро Расследований. Я обращаюсь к вам этим вечером, поскольку закон и порядок в Соединённых Штатах рухнули. У нас нет президента, нет и законного преемника, дабы занять Белый Дом. После отставки Джона Нэнса Гарнера, Палата представителей и Сенат решили предпринять узурпацию власти, не имея на то права с точки зрения Конституции. Таким образом, верховенство закона, равно как и любая законная власть в стране, рухнуло.

— Ох-хо. — От осознания того, что будет дальше, Чарли поплохело.

Так и было. Дж. Эдгар Гувер продолжил:

— По сему поводу необходимо создать новую власть для сохранения и защиты безопасности нашего любимого народа. До той поры, пока нынешнее состояние анархии и чрезвычайного положения не будет разрешено надлежащим образом, мне стало необходимо временно взять на себя исполнительную власть в Соединённых Штатах. До особого уведомления, в целях предотвращения подрывной деятельности запрещены собрания более десяти человек. ГБР и полицейские силы будут исполнять это распоряжение всеми необходимыми методами. Лидеры Конгресса, ответственные за текущее бедственное положение дел, задержаны для допроса и в целях их собственной безопасности. Подчиняйтесь местным властям, занимайтесь текущими делами, и данная вынужденная корректировка правительства останется для вас незамеченной. Однако, подстрекаемое коммунистами возмущение и бунты недопустимы. Вас предупредили. Благодарю вас, и да хранит Господь Америку.

— Это был наш новый директор Дж. Эдгар Гувер, выступавший из столицы нашего государства, — учтиво произнёс диктор. — А теперь возвращаемся к обычной программе.

Чарли вскинул правую руку.

— Хайль Гувер! — воскликнул он.

Эсфирь кивнула, но при этом, сказала:

— Осторожнее!

— Знаю, знаю, знаю. Я не пойду в тот кабак, где обычно пил Гарнер, и не стану вытворять подобное, чтобы рассмешить тамошних выпивох.

— Если не пойдёшь, это неплохая мысль, — согласилась жена. — А в Белый Дом ты завтра пойдёшь?

После недолгих раздумий, Чарли кивнул.

— Полагаю, да, если только у тебя нет доводов, чтобы я не ходил. Они знают, где я живу, а я этого и не скрываю. Если захотят, взять меня могут здесь. Им не нужно ждать, пока я покажусь в своём кабинете.

Эсфирь и сама взяла время на раздумья.

— Ладно. Это разумно, — сказала она. — Я лишь надеюсь, что всё пройдёт хорошо.

— Мы оба надеемся! — сказал Чарли.

Когда следующим утром он добрался до Пенсильвания-авеню, 1600, то сразу понял, что это место находится под новым управлением. Вокруг сновало ещё больше охранников, а узнал он только нескольких из них. Все они носили с собой "маслёнки" и выглядели так, что были готовы их применить. У ворот Чарли назвал своё имя. Охранник сверился со списком.

— Проходите, мистер Салливан, — сказал он. — Строго говоря, Директор желает встретиться с вами.

Как и в случае с диктором телевидения прошлым вечером, заглавная буква буквально слышалась в этом слове.

— Дж. Эдгар Гувер здесь? — спросил Чарли. Гувер время зря особо не тратил. Совсем не тратил, если уж так говорить.

— Именно так. — Голова охранника качнулась вверх-вниз. — На вашем месте, я бы сразу пошёл на доклад. Директор — занятой человек, у которого множество дел.

Когда Чарли прошёл в Белый Дом, гбровец, которого он прежде в глаза не видел, обыскал его. Убедившись, что он безопасен, этот человек проводил его по лестнице.

Теперь за тяжёлым столом из гранита и красного дерева восседал Дж. Эдгар Гувер. Несколько дней назад это было место Джона Нэнса Гарнера (Чарли гадал, не осталась ли в тумбочке бутылка бурбона). А много лет до этого его занимал Джо Стил.

— Здравствуйте, Салливан, — произнёс Гувер.

— Господин… эм, Директор. — Чарли выругался про себя за то, что споткнулся на его должности.

— Мы знакомы уже довольно давно. Мне нравится ваша работа, — сказал Гувер. Это могло привести к чему угодно. Однако Гувер добавил: — Не поймите меня неправильно, действительно нравится. — И тут Чарли понял, что попал. Директор продолжил: — Впрочем, прискорбный факт заключается в том, что вы слишком тесно связаны с тем прошлым, что привело нас к нынешнему бардаку.

"Тому бардаку, что привёл тебя в Белый Дом", — подумал Чарли. Вслух он этого не сказал. Зачем ухудшать и без того плохую ситуацию?

— Поэтому, мне придётся позволить вам уйти по собственному, — спешно проговорил Гувер. — Простите, но именно так легла карта. Уверен, человек с вашими дарованиями не встретит особых преград с поиском чего-нибудь нового. Вам нет нужды утруждать себя и возвращаться в свой кабинет. Свой последний чек можете забрать у выхода. Я добавил вам трёхмесячную прибавку. Боюсь, это не самое лучшее прощание после стольких лет, но надеюсь, это лучше, чем ничего.

— Благодарю вас, сэр, — пробубнил Чарли, хотя самому ему захотелось вторить Джону Нэнсу Гарнеру: "Да и хуй с вами со всеми!".

— Не суйте свой нос, куда не надо, Салливан, — произнёс Директор, что означало, что он свободен. Чарли кивнул, развернулся и вышел из овального кабинета.

Чарли знал, что в квартире он был помехой. За исключением выходных, он не должен был там находиться в дневное время. Иногда он уходил на поиски работы. Никому не хватало духу нанять человека, который так долго проработал в Белом Доме. Несколько человек обвиняли его во всём, что произошло, начиная с 1932 года, как Конгресс обвинял Джона Нэнса Гарнера.

Он пытался писать под псевдонимом фантастику. Это занятие отличалось от написания речей и журналистики, но писать он умел. Ему удалось продать вторую книгу, а потом и четвёртую. Он понимал, что ему не удастся затмить Стейнбека или Селинджера. Это его не волновало. Он заработал немного денег, а писательство помогло ему сосредоточиться.

Спустя полчаса после того, как Дж. Эдгар Гувер покинул здание ГБР в Ричмонде, штат Вирджиния, там взорвалась бомба и убила двадцать шесть человек. Директор ужесточил чрезвычайное положение. Человеком, которого гбровцы арестовали за установку бомбы, оказался двоюродный брат депутата, голосовавшего против импичмента Гарнеру. Гувер затянул гайки и в Конгрессе.

"День за днём, — думал Чарли. — Живи день за днём. Только так и можно пережить суровые времена". Судя по всем первичным признакам, времена предстояли крайне суровые. Дж. Эдгар Гувер сделал так, что по сравнению с ним, Джо Стил казался дружелюбным. Чарли поверить не мог, что такое вообще возможно.

Он получил открытку от Майка, в которой тот уведомлял, что у него родилась племянница, наполовину японка, по имени Бренда. Он начал делать наброски романа о братьях, чьи жизни пошли разными путями. Черновой заголовок гласил: "Две разошедшиеся дороги". Никто не мог сказать, что не любит Роберта Фроста^[236].

Он снова начал больше пить, но Эсфирь не пилила его по этому вопросу. Она знала, что не так. Гуверу не было ещё и шестидесяти, он был всего на несколько лет старше Чарли. Он может оставаться Директором ещё долгое время, если только кто-нибудь, подобный тому забавно выглядящему помощнику прокурора из Калифорнии^[237], не спихнёт его, пока он смотрит в другую сторону. Разговаривая о подобных вещах, Эсфирь и сама начала больше пить.

Что бы там ни было, ты никогда не думаешь, что подобное может произойти с тобой. Когда в дверь стучат, это случается скорее под утро, нежели в полночь.

No Перевод с английского — Бабкин Д. С., Деев К. С.