Джо Стил

XXIV

Майк укрылся за камнем в снегу. Спереди в камень шлёпнулась пуля. Он дрожал одновременно от страха и от холода. Если японское лето напоминало ему о Нью-Йорке, то зимы здесь были прямиком из Монтаны. Могло быть хорошо и холодно. Не всегда, но могло, и бывало.

Также Майк забрался на север дальше, чем прошлым летом. Бои проходили севернее того, что являлось границей между Северной и Южной Японией, но всего-то на несколько километров. Он слышал о том, что на северояпонских истребителях летали русские пилоты. Но он не был до конца уверен, что это правда. На земле ему не встречалось ни одного сражающегося русского оккупанта.

Впрочем, у северных японцев имелось немало новомодного русского вооружения. Троцкий поступал точно так же, как во время гражданской войны в Испании, как и Гитлер и Муссолини вместе с ним. Он отдавал свои новейшие и самые лучшие игрушки другим людям, чтобы посмотреть, как они действуют.

Одной из таких игрушек была винтовка, подобных которой Майк прежде никогда не встречал. Она плевалась пулями, как пистолет-пулемёт, но точно попадать из неё можно было и с пяти сотен метров. Некоторые из тех парней, что сражались в Европе, говорили, что под самый конец войны у немцев появились схожие штуки. Для Майка, как и для большинства американских солдат по эту сторону глобуса, АК-47 стали неприятным сюрпризом.

Движение слева вынудило Майка дёрнуть головой в ту сторону. Неужели северные японцы решили обойти его бойцов с фланга? Но это не был "красный" япошка. То была коричнево-серая обезьянка, с шерстью, припорошенной снегом. В руке, поразительной похожей на человеческую, она несла какой-то корешок.

— А, ну, вали отсюда на хер, обезьяна! — негромко прикрикнул Майк.

Он дёрнул "маслёнкой". Будь он проклят, но обезьяна сразу смылась. Видимо, слова или движения дошли до неё. Большинство животных тварей, что населяли Японию, мало отличались от тех, что жили в Штатах. Сходство было не во всём, но в очень многих случаях.

А ещё водились обезьяны. В Нью-Йорке, за пределами зоопарков, их не было. Самцы были размером с двухлетнего ребёнка, и имели острые зубы. Они были частично ручными; япошки их не тревожили. И подобно своим человеческим двоюродным братьям, они крали всё, что не приколочено гвоздями. Майк видел, что они жрали даже сигаретные окурки. Если бы он так поступил, то выблевал всё, что съел за последнюю неделю. Обезьян, это, похоже, ничуть не беспокоило.

Он задумался, сколько их погибло при вторжении русских и американцев. Не то, чтобы — он надеялся на это — солдаты убивали их нарочно. Однако обезьян, как и солдат, могло занести не в то время и не в то место.

Майк надеялся, что не оказался не в том месте, не в то время… в очередной раз. В этот раз он не получил пятые дубовые листья на Пурпурное сердце. Чего у него больше не было, так это нижней части мочки левого уха. Кровищи из раны натекло до чёрта. Но ему было плевать. Десять сантиметров вправо и пуля попала бы ему прямо между ртом и носом.

К Майку подполз паренёк в зимнем маскхалате и с рацией за плечами, и сказал:

— Сержант, через полчаса начнём бомбить япошек. Когда всё закончится, мы должны выдвинуться и всё зачистить.

— Начнём, да? Просто охуенный день! — сказал Майк.

Наверху вечно думали, будто артиллерия способна сделать больше, чем она делала в реальности. Но ничего не поделаешь, особенно, когда нельзя притвориться, будто не расслышал приказ. Майк вздохнул и продолжил:

— Передай, сделаем всё, что сможем.

Артобстрел начался по расписанию. Он выглядывал из-за камня, и наблюдал, как одно за другим 105мм орудия подбрасывали в небо горы снега и земли. Когда наблюдаешь за чем-то подобным, начинаешь думать, что ничего, крупнее жука, там выжить не могло. Но это ошибка. Раз разом человеческие создания доказывали, что их трудно убить.

"Как меня, например", — подумал Майк. Он надеялся, что вновь окажется достаточно крепок, чтобы его не убили. До него пока не добрались. Впрочем, никто не говорил, что не могли.

Едва на артобстрел прекратился, он вскочил на ноги.

— Давай, парни! — заорал он. — Хлопнем их, пока они оглоушены!

Ему хотелось подойти к северояпонцам как можно ближе, чтобы у его "маслёнки" появились хоть какие-то шансы против новых автоматических винтовок.

Пули начали свистеть вокруг него, спустя несколько секунд после того, как он побежал вперёд. Чёрт, не все солдаты противника были оглоушены. Он выстрелил очередью, вынуждая их пригнуться.

У них почти не было колючей проволоки, лишь несколько полос. К тому моменту, когда он добежал, парни помоложе уже были там и перерезали её. Из ямы, подобно суслику, высунулся северный япошка в русской каске. Майк выстрелил ему в лицо. Тот упал с булькающим воем.

Зачистка окопов — грязное дельце. Это стало ясно ещё во время американской Гражданской войны, затем во время Первой Мировой войны, и ещё разок во время Второй Мировой. "Линия Сюри" на Окинаве прояснила этот вопрос Майку намного больше, чем он хотел бы знать. Но, вот он здесь, занимается теми же старыми делами. "Маслёнка" отлично в этом помогала. Шанцевый инструмент тоже. Придётся почистить его, когда появится возможность.

Подобно своим братьям и кузенам на всём протяжении от острова Уэйк до границ Индии, северные японцы не сдавались. Они бы не сдались и не отступили. Поэтому они погибали. Троцкий гордился бы ими, либо просто порадовался бы за них. Также упало и несколько американцев, за несколько акров промороженной земли, до которой никому не было дела.

На стене кабинета Чарли в Белом Доме висела карта Японии от "Джиографик". Он нарисовал на ней то, что являлось демилитаризованной зоной, разделявшей Северную Японию Троцкого и Южную Японию Джо Стила. Нынче, булавки, отмечавшие места сражений переместились на север от этой границы.

Однако он не был уверен, где все эти булавки окажутся. Некоторые места, где шли ожесточённые бои, несли флажки с названиями Долина Сукияки, Хребет Мамасан или Высота 592. Должно быть, у них имелись и другие названия, названия, которые можно было бы отметить на карте. Впрочем, какими бы эти названия ни были, Тихий океан они не пересекли.

В Японии план Джо Стила заключался в обучении и вооружении Конституционной гвардии, пока та не сможет соревноваться с северояпонскими силами на равных. Япошки Троцкого это учли. Те, кто сражались за Акихито и конституционную монархию — нет. Они не горели желанием наступать, либо сражаться, если им приходилось наступать.

Одной из причин этой проблемы являлось то, что Конституционная гвардия была наводнена "красными" разведчиками. Подручные Троцкого начали этим заниматься, едва Хирохито сыграл в ящик, а, может, даже раньше. Они сеяли недоверие к офицерам и американцам, а также повсеместное нежелание подчиняться приказам.

С такими вещами Джо Стил умел справляться, ну или думал, что умел. Проблема в том, что ни военно-полевые суды, ни жестокие наказания всех, кто просто выглядел недовольным, никоим образом не повысили мораль Конституционной гвардии.

Поэтому американцы в Японии продолжали нести большую часть бремени сражаний и большую часть потерь за Конституционную Монархию. В сравнении с битвами, которые были здесь до окончания Второй Мировой войны, в сравнении даже с боями в Европе, упорная позиционная война выглядела не совсем серьёзной. Однако она была подобна мокнущей язве, которая не прекращала истекать потерями. Новости об убитых и искалеченных молодых американцах никуда не денутся. Весна перетекла в лето. В газетных заголовках появились места, окрещенные Ущелье Гейши и Долина Смертной Тени. Такие заголовки вряд ли выиграют соревнование в популярности.

Чарли отправился к Стасу Микояну, который являлся самым здравомыслящим среди давних подручных Джо Стила.

— Знаете, если босс хочет переизбраться в 1952 году, ему следует сделать с Японской войной нечто большее, — сказал он.

Микоян улыбнулся ему.

— Если босс хочет переизбраться в 1952 году, он переизберется в 1952 году, так что можете сразу отправляться в банк за кредитом.

— Ему придётся взяться за дело гораздо крепче, дабы убедиться, что всё идёт, как надо, — сказал Чарли.

— Всё пройдёт, как надо. — Микоян продолжал улыбаться. Неужели это улыбка в стиле "я знаю то, чего не знаешь ты"? В тот момент Чарли об этом как-то не задумался. В тот момент все мысли Чарли занимало желание, чтобы Микоян уделил ему больше внимания. Впрочем, впоследствии, он призадумался.

А Японская война и связанные с ней несчастья не ограничивались противоположным берегом Тихого океана. Спустя несколько дней после разговора Чарли с Микояном, он прочёл в "Вашингтон Пост" небольшую заметку, написанную неким стрингером из "АП". "Примерно в сотне миль от Альбукерке, в пустыне произошёл взрыв склада боеприпасов, — гласила заметка. — Взрыв, который случился в предрассветный час, осветил мрачную сельскую местность и был слышен на много миль. Причины всё ещё расследуются. О жертвах не заявляется".

"С жертвами или нет, но чья-то голова слетит, — подумал Чарли. — Похоже, громыхнуло знатно. Хорошо, что произошло это посреди глуши. Именно там и надо держать склады боеприпасов". Он перечитал заметку. Слово "мрачную" свидетельствовало о том, что репортёр не был родом из Нью-Мексико. Сидя в кабинете, Чарли улыбнулся этой мысли. Если бы его собственная жизнь не оказалась связана с Джо Стилом, автором этой заметки мог бы быть и он сам.

Он задумался, был бы он счастлив, если бы продолжал писать для "Ассошиэйтед пресс". Устроить это не составило бы труда. Если бы тогда в 1932 году в той забегаловке он вышел бы отлить на несколько минут раньше или позже, то не услышал бы, как Винс Скрябин говорит, ну, с кем-то. Те несколько минут, та случайность, что у него был полный мочевой пузырь, изменили всё в его жизни, да и в жизни Майка тоже.

Если начать задумываться о подобных вещах, зайти можно довольно далеко. Что, если бы Джо Стил со своими приятелями остались на исторической родине и не поехали в Америку? Кем бы он там стал? Священником? Коммунистом? Никем особенным? На это можно было поставить. Соединённые Штаты являлись страной возможностей, местом, где человек мог с самых низов подняться до пяти сроков в Белом Доме.

Людям всегда нравилось считать себя владыками собственных душ и рулевыми собственных судеб. Но лишь потому, что вам что-то нравится, ещё не обязательно, что это правда. Это, скорее, похоже на то, что Бог играет в пинбол с людьми, и они отскакивают случайным образом от лопаток внутри, причём с лёгкостью могли бы отскочить и в другом направлении.

Но разве Эйнштейн не говорил, что Господь не играет со вселенной в кости? Короче, нечто похожее. Впрочем, Эйнштейн спустил самого себя в унитаз задолго до предначертанного ему срока, так откуда ему знать?

Нет. Это не задача по физике или квантовой механике, или как там её называют. Эйнштейн неверно понял Джо Стила. Эйнштейн отлично обращался с логарифмической линейкой. С людьми? Не столь хорошо. С Джо Стилом можно допустить только одну ошибку. Эйнштейн совершил большую ошибку и заплатил большую цену.

Это привело Чарли к мысли: "Я всё ещё здесь". Эйнштейн сделал больше, пока был жив. Чарли это было известно. Но Эйнштейн был гением, а у Чарли даже чековой книжки не было. Об этом ему тоже было известно. Тем не менее, гений или нет, но он ещё был жив, чтобы делать хоть что-то, в то время, как Эйнштейн — нет. Это также имело вес. Насколько Чарли мог судить, это имело вес намного больше, чем что бы то ни было ещё.

На заходе солнца Майк сидел среди развалин Ямаситы, что на восточном побережье Северной Японии. Стены и заборы, пока еще не разрушенные в ходе боёв, до сих пор украшали плакаты с коммунистической пропагандой. Рабочие и крестьяне плечом к плечу шагали навстречу светлому будущему. Счастливые трактора — на рисунках они улыбались — вспахивали поля. Текст Майк прочесть не мог, но картинки говорили сами за себя.

Он жевал тушенку из банки из пайка "С". Блюдо не было среди его любимых, но от голода избавляло преотлично. В Южной Японии, местных япошек постоянно принуждали использовать латинский алфавит. Замысел состоял в том, чтобы связать их со всем остальным миром. Хотели ли они быть связаны с миром подобным образом… Эйзенхауэр о таких вещах не потрудился поинтересоваться. Он лишь следовал приказам Джо Стила.

Считалось, что Троцкий — это человек, который всё вырывает с корнем. Однако русские не пытались изменить то, как жители Северной Японии писали. Можно ли сказать, что Джо Стил оказался радикальнее мистера Мировая Революция?

К Майку подошёл солдат и спросил:

— Эй, сержант, мы сегодня будем выдвигаться к Сендаю?

Сендай — это следующий крупный город в шестнадцати километрах от Ямаситы. Там проживало около четверти миллиона человек. Там же северояпонцы устроили серьёзный рубеж. И всё же, Майк покачал головой.

— Не думаю, Ральф. У нас приказ — крепко сидеть там, где мы сейчас.

— Как так? — сказал Ральф. — Если мы ударим по ним сейчас, когда они вроде как потеряли равновесие, то типа сможем уложить их и закончить нахуй эту сраную тупую бесполезную войну.

Майк хмыкнул.

— Расскажи ещё разок, как ты понимаешь. Я с первого раза не расслышал. — Он поднял руку. — Серьёзно, мой фронт работ — здесь. Если хочешь, чтобы приказы изменились, отправляйся в штаб дивизии. Приказы отдают оттуда.

— Ну, да. Рядового они послушают. — Ральф похлопал по одинокой полоске. — Но я всё равно утверждаю: мы упускаем хорошую возможность.

— Я тоже так считаю, но и поделать ничего не могу. Может, ночью мы будем их бомбить, или типа того. — Майк замолчал, чтобы прихлопнуть комара. В августе их тут немного, не то, что весной, но в Японии они, кажется, пропадали только, когда шёл снег.

Ральф тоже хлопнул.

— Что мы должны сделать, так это забомбить тут всё вокруг той новой хернёй, ДДТ, — сказал он. — Вышибает весь дух из вшей, и всё такое. Я серьёзно, оно и правда убивает этих мелких сукиных детей.

— Ага.

Сам Майк не запаршивел. Вшей у него не было. Он опрыскивался каждые пару недель, и паразиты на нём не задерживались.

— Крутая штука, точно.

Он обошёл свой сектор периметра, чтобы убедиться, что часовые на своих постах и стоят на своих двоих. Основные северояпонские силы, разумеется, находились в Сендае. Однако эти ублюдки любили проводить людей в гражданской одежде, даже женщин, в те места, которые они потеряли, бросать в американцев гранаты и потом исчезать во всеобщей суматохе. Когда воюешь с япошками, нужно всегда оставаться настороже, иначе пожалеешь.

Где-то в половине одиннадцатого Майк уже был готов и сам завернуться в одеяло. В трудовом лагере он выучился спать где угодно и в какое угодно время. Для солдата этот навык также оказался полезен.

Впрочем, не успел он вырубиться, как над головой загудели бомбардировщики, направлявшиеся с юга на север. Значит, и в самом деле, нацелились на Сендай. В последнее время "В-29" особо не использовали, особенно по ночам. Северояпонские истребители и зенитки заставляли большие самолёты страдать.

Хотя, эти летели настолько высоко, что гул двигателей был едва слышен. Учитывая, сколько шума создавали "В-29", это кое-что, да значило. Однако северояпонцы в Сендае знали об их приближении. Их зенитные орудия окрасили небо фейерверком трассеров. Майк надеялся, что экипажи пройдут целыми.

Он поёрзал в окопе. Подобно собаке или кошке, он выбирал поудобнее способ заснуть. Едва он его нашёл и закрыл глаза, как на севере взошло новое солнце.

Даже в окопе, даже с закрытыми глазами, отвратительное сияние слепило глаза. Он закрыл лицо ладонями. Если бы свет сразу же не погас, это не помогло бы. Едва он погас, как грохочущий рёв, словно разом разорвались все артиллерийские снаряды, практически оглушил его. Вокруг него на какое-то мгновение просвистел ветер, хотя до сих пор ночь выдалась тихой.

Майк вскарабкался на ноги. Теперь он мог позволить себе посмотреть на север. От увиденного он охнул. В небе высилось, увеличиваясь с каждой секундой, подсвеченное облако газа, пыли и Бог знает, чего ещё. В нём была пугающая и ужасающая красота, не похожая ни на что, о чём он мог только мечтать.

Даже с такого расстояния Майк ощутил на лице жар, словно, и правда, взошло солнце. Что творилось в Сендае, прямо под… как там это называется? Что стало с северояпонскими войсками, наводнившими Сендай? Что бы с ними ни случилось, Майк был уверен, что больше переживать из-за них ему не придётся.

Из радиоприёмника раздался голос Джо Стила:

— Вчера, 6 августа 1949 года — в день, который всегда будет жить в истории — Соединённые Штаты Америки обуздали силы, что зажигают звёзды, дабы принести мир двум враждующим народам, населяющим Японские острова.

Чарли сиял. Он сиял настолько ярко, что Эсфирь тоже улыбнулась и спросила:

— Начало — твоё, да?

— Можешь побиться об заклад, — ответил Чарли.

Новость была достаточно шумной, что слова Джо Стила должны будут войти в цитатник Бартлетта. Президенту отдадут должное, но никто, кроме Чарли, да, пожалуй, его жены, не будет знать, кто придумал эти строки.

— Прошлой ночью "В-29" сбросил атомную бомбу на город Сендай, — продолжал Джо Стил. — Это была законная военная цель, благодаря тамошним заводам и тому, что там скапливались северояпонские силы для удара по американским войскам в Ямасите, что десятью милями южнее. Мощь этой бомбы равна мощности двадцати тысяч тонн взрывчатки. Она в две тысячи раз мощнее самой мощной бомбы, сброшенный на Германию во Второй Мировой войне. Мы с неохотой применили столь жуткое оружие. Однако было очевидно, что ни Северная Япония, ни её сторонники в России никогда не признают легитимности Конституционной Монархии Японии, иначе как вследствие экстраординарных мер. Поэтому мы сейчас и прибегли к таким мерам. Это предупреждение я адресую властям Северной Японии и всем тем, кто их поддерживает, и они должны прислушаться к нему. Хватит, значит, хватит.

— Говорит так, будто у нас наготове есть ещё целая гора атомных бомб, — сказала Эсфирь.

— Точно, есть, — сказал Чарли. — Но от меня ты ничего не добьёшься. Я и об этой ничего не знал, пока её не сбросили.

Он знал, что над ней работает Риковер со своими ручными физиками и инженерами, но не знал, что они преуспели. Яйцеголовым, которых Риковер вытащил из обычных трудовых лагерей в особый, возможно, больше не придётся колоть скалы и мостить дороги.

— Значит, остаётся только надеяться, что твой брат выберется из войны одним куском, — сказала Эсфирь.

— Было бы неплохо. Строго говоря, было бы чудесно, — сказал Чарли. — Насколько мне известно, Майк не бывал по эту сторону Тихого океана с — Боже! — с 1943 года.

Эсфирь огляделась и прислушалась, убеждаясь, что Сара и Пэт не услышат того, что она собиралась сказать. Чарли не просто узнал этот жест, он и сам им пользовался. Удовлетворившись, она произнесла:

— Вероятно, он не хочет приближаться к Джо Стилу, пока это возможно.

— Вероятно, так. — Чарли вздохнул и начал доставать сигарету из пачки "Честерфилда". Затем он решил, что не так уж сильно этого хочет; можно ещё немного подождать. Вздохнув ещё раз, он продолжил: — Не всё, сделанное Джо Стилом, было плохо. Сейчас мы — самая богатая, самая сильная страна в мире. Когда он пришёл к власти, мы точно такими не были. Мы были сбиты с ног, подобно бойцу, который подставился под хук с левой.

Его жена вновь огляделась. Лишь после этого она сказала:

— Что ж, ты прав. Но мы были самой свободной страной в мире. Сейчас я так не думаю. А ты? Стоило ли то, что мы обрели того, что мы потеряли?

— Я не могу тебе этого сказать, — произнёс Чарли. — Спроси детей наших детей, когда те подрастут. Возможно, у них будет ответ.

— Как там было в Новом Завете? — Эсфирь разочарованно принялась щёлкать пальцами, вспоминая. — Что-то про "В чём польза…"?

Она покачала головой; закончить цитату она не смогла.

Но Чарли смог:

— "Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?"^[213].

— Точно! Чертовски хороший вопрос, да? Хоть он и гойский. — Она одарила его кривой ухмылкой, которую он больше привык видеть на своём лице, нежели на её.

— Вопрос хороший, — сказал он. — Но я на это дело смотрю не так. Как по мне, больше подходит: "Воздайте кесарю кесарево, а Богу богово".

— Этот кесарь много кому воздал, не так ли? — сказала Эсфирь. — Майк бы согласился.

— Ага, согласился бы, — согласился Чарли. — Как и все те северояпонские войска в Сендае. Им воздали на полную глубину могилы.

Эсфирь снова проверила, что дети не слышат. Она заговорила тихим голосом:

— Что будет, когда он умрёт? На этом сроке, на следующем, или через один? Что нам тогда делать? Отмотаем время назад и притворимся, будто ничего не было? Или пойдём тем путём… тем путём, который он нам показал?

Чарли немелодично присвистнул сквозь зубы.

— Понятия не имею, детка.

Единственным человеком, который при нём упомянул о возможности смерти Джо Стила, был Джон Нэнс Гарнер, а вице-президент этому не верил, по крайней мере, в ближайшее время, чтобы это принесло ему какую-то пользу.

Скрябин, Микоян, Каган, Гувер, Вышински, Маршалл… Они-то должны знать, что босс смертен. И должны знать, что если они будут вести себя так, как если они это знают, то их жизнь превратится в руины.

Прошла пара дней. В Сендай вошли первые американские войска, дыша через противогазы и в одежде со свинцовыми подкладками. Фотографии были ужасающими. Одной из таких, которая пробрала Чарли до дрожи, было изображение человеческой тени, отпечатавшейся на тротуаре после вспышки бомбы. Эта тень — всё, что осталось от человека, который её отбрасывал. Через долю секунды он превратился в дым.

Когда во время Второй Мировой американцы бомбили Японию, несколько повреждённых "В-29", которые не могли вернуться назад, улетели в Россию. "Красные" интернировали экипажи: почти всю войну они не сражались с япошками. Самолёты они тоже оставили у себя. Они их сохранили и скопировали, как скопировали "DC-3". Русские "Ту-4" выглядели и вели себя практически точно так же, как и американские модели. В начале Японской войны северояпонские лётчики выполнили на них несколько авианалётов — хотя, скорее всего, за штурвалами сидели русские пилоты. Толку от тех налётов было немного, и они вскоре прекратились.

Как-то ночью 9 августа, высоко в небе над Нагано, средних размеров городком Японии, пролетал одинокий "В-29". Особого внимания на него никто не обратил. Шла война. В небе постоянно летали боевые самолёты. Только это был не "В-29". Это был "Ту-4". Он сбросил бомбу. Самолёт заложил крутой вираж и удрал с такой скоростью, словно за ним гнался весь ад.

Так и было. Не прошло и минуты, как Нагано оказался уничтожен, точно так же, как тремя днями ранее был уничтожен Сендай. Московское радио на коротких волнах по-английски разъяснило, что и почему: "Капиталистические шакалы из Южной Японии в своей несправедливой войне против миролюбивого народа Японской Народной Республики, запросили помощи американцев. В последнее время эта помощь стала разрушительной до беспрецедентно варварской степени. В ответ на это, миролюбивая Японская Народная Республика запросила помощи у своего братского социалистического союзника против империалистического агрессора. Эта помощь была предоставлена. Президент Стил, этот величайший враг послевоенного мира, заявил, что хватит, значит, хватит. Вождь авангарда мировой коммунистической революции Лев Троцкий согласен с ним. Хватит, значит, хватит. Разрушительные бомбы могут упасть на территории, принадлежащие не только Япониям. Мировая борьба может оказаться очень болезненной, но мы не станем уклоняться от неё".

Когда из Нагано начали приходить фотографии, они оказались столь же ужасающими, как и те, что приходили из Сендая. Разница состояла лишь в том, что на тех, что из Нагано на заднем плане виднелись горы, в то время как на снимках из Сендая виднелся Тихий океан. Погибшие, расплавленные, сожжённые, а потом и скончавшиеся от радиационного заражения люди выглядели одинаково.

— Что будем делать? — спросил Чарли у Стаса Микояна. — Сколько у нас бомб? Сколько у Троцкого? Станем ли мы устраивать с ним битву до конца?

— Ну, да, к этому всё и идёт, только я не знаю, останется ли потом хоть кто-нибудь. Не знаю я и того, сколько именно бомб есть у нас, — сказал Микоян. Чарли воспринял его слова с недоверием, пускай он и не мог назвать Микояна лжецом. Армянин продолжил: — И я понятия не имею, сколько бомб у Троцкого. Я не знал, что у него есть даже одна, пока он её не сбросил.

— А, что думает босс? Мне духу не хватило спросить самому.

Микоян поморщился.

— Он хочет снова убить Эйнштейна, вот, что. И я не могу его в этом винить. Если бы мы начали работать над бомбой в 41-м, а не в 45-м, мы бы уже много лет держали русских на коротком поводке.

"Возможно, именно этого и боялся Эйнштейн", — подумал Чарли. Если бы у Джо Стила бомба была, а у Троцкого нет, не стал бы он держать её над его головой, словно дубину, или даже, колотить ею? Разумеется, стал бы. Но никакой член Фи-Бета-Каппа^[214] не сказал бы подобные слова Микояну. Чарли, конечно, сам не принадлежал к Фи-Бета-Каппа, но такие вещи он тоже понимал.

Он нашёлся с другим вопросом:

— Что теперь делать с Японской войной?

— Сворачивать её, как можно скорее. А что ещё нам с ней делать? — сказал Микоян. — Если продолжим в том же духе, вскоре вообще не останется японцев, чтобы воевать.

— Как по мне, разумно, — сказал Чарли.

С тех пор, как из Нагано пришли новости, это было для него очевидно. Он был чертовски рад, что это было также очевидно и для Джо Стила, и для его подручных.

Майк с облегчением забрался в кузов армейского грузовика оливкового цвета.

— И, вот, мы прощаемся с прекрасной романтичной Северной Японией, её причудливыми местными жителями, их любопытными и экзотичными обычаями, — произнёс он.

Даже спустя столько лет жизни вредителем и пехотинцем, ему по-прежнему нравилось метать слова. Это было даже веселее, чем, скажем, метать хавчик.

По крайней мере, он так думал. Другие солдаты, что грузились в кузов вместе с ним, гудели и ворчали.

— Хорош херню пороть, сержант, — сказал один. — Единственное, что, блядь, хорошего в этих местных, так это то, что им не удалось меня подстрелить.

— О себе я этого сказать не могу, — ответил Майк.

— А, ещё нас не взорвали этими атомными хреновинами, — добавил солдат.

— То были не северояпонцы. То были мы, — сказал Майк.

— Что ж, а если б летуны промазали? Тогда б она упала нам на бошки, и вместо япошек на луну отправились бы мы. Спорю, так могло быть. Эти пилоты бомбардировщиков способны обломать даже с дрочкой.

— Ага. — Майк не мог даже сказать ему, что согласен. Может, и не был. Не то, чтобы Майку не приходилось нырять в окоп, спасаясь от обстрела со стороны своих же. Но настолько большая ошибка не закончилась бы легко, пусть она и не случилась.

Другой солдат произнёс:

— Мы с япошками даром пролили столько пота и крови, чтобы всё прекратить и вернуться к началу.

— Status quo ante bellum, — проговорил Майк.

Он не был уверен, выучил ли эту фразу в бытность журналистом или в католической школе. Так или иначе, запомнил он её надолго.

Эта фраза смутила бойца из его отделения.

— Что это значит, блин, сержант? — спросил он.

— То же самое, что сказал и ты, только на латыни.

— Латынь? Тынь-тынь! — сказал этот парень.

Майк показал ему средний палец. Все рассмеялись. Если бы Майк не доказал, что он столь же крут, как те, кто вдвое моложе него, бойцы решили бы, что он — педик. Ему встречались солдаты, которые гордились своим невежеством и с подозрением относились к тем, кто знал что-то ещё помимо того, как убивать людей. Хуже таких могли быть только гбровцы.

Водитель отпустил рулевое колесо, чтобы заглянуть в небольшое окошко в стене, что разделяла его часть машины от той, что больше и позади него. Увидев, что кузов заполнился целиком, он произнёс:

— Ладно, валим отсюда.

Парни в кузове подали Майку руку, и тот присоединился к остальным.

Они поехали по дороге вдоль берега прочь от Ямаситы. Оглядываясь назад — единственное направление, куда он мог смотреть — Майку вспомнилась поездка на грузовике от железной дороге в трудовой лагерь в Скалистых горах. Впрочем, поля по обочинам того шоссе не были изрыты воронками. А, когда в тот раз, грузовик поднялся в горы, воздух стал свежее, запахло сосной. Теперь же было жарко и душно, а в воздухе стоял неуловимый, но безошибочный запах смерти.

В скором времени они покинули Северную Японию и въехали в Южную. Две страны, познавшие на собственном горьком опыте раздел Японских островов, уже установили на дорогах пункты погранконтроля. На флагштоках на одинаковой высоте развевались два флага. Пусть, даже, никто по обе стороны границы не потревожил колонну грузовиков, Майк был рад выбраться из страны, которая запихала серп и молот в тефтелю, а её уже поместила на старый флаг Японии.

Чуть южнее границы, раскинулся гигантский американский распределительный центр, похожий на грядку поганок после дождя. Благодаря преимуществу сержантского звания, Майк оказался в более короткой очереди к тыловым клоунам, решающим, что с ним делать.

Он показал сержанту-кадровику личные жетоны.

— И где же вы располагались до начала боев? — спросил тот.

— В демилитаризованной зоне. На окраинах Вакамацу, милях в пятнадцати к востоку от гор.

— Серьёзно? — сержант-кадровик приподнял бровь. — Ты… Тебе повезло, не так ли?

То было вежливой формой выражения: "Как ты, вообще, выжил? Бежал быстрее Реда Грейнджа^[215]?".

— Мак, ты и половины всего не знаешь, — ответил Майк. — Я возвращался с увала на Сикоку, когда пошёл трамтарарам. Мы с приятелем только добрались до Токио, когда услышали новости.

Он задумался, как там дела у Дика Сиракавы. Благодаря своей внешности, у Дика имелось самое надёжное, встроенное оправдание, чтобы остаться за линией фронта, какое только можно было себе позволить в армии.

— Ясно, — произнёс сержант-кадровик.

Майк задумался, как тому самому удалось избежать сражений. Этот парень был одет в чистую форму. Далеко от кухни он явно не отходил. С тем же успехом он мог сидеть в страховой конторе в Бриджпорте. Теперь же он спрашивал:

— Тебя устроит, если я снова отправлю тебя в те же места?

— Наверное, — ответил Майк. — Раньше мне там нравилось. Одному Богу известно, как там сейчас всё выглядит, или сколько человек, которых я знал прежде, до сих пор там.

"До сих пор живы", — подумал он, но вслух не сказал.

— Тогда, так и поступим. Вакамацу, говоришь? — Сержант-кадровик, похоже, был рад столь быстро разобраться с проблемой.

Майк не был уверен, что был рад возвращаться обратно. Но, у него появился приказ, и ему оставалось лишь следовать ему.

В распределительном центре имелся собственный автопарк. Зеленый рядовой не смог бы наложить лапу на джип, но у ветерана-первого сержанта с таким иконостасом на груди (перед выходом Майк убедился, что надел всё), с этим проблем не было. Из-за того, что он служил в штрафной бригаде, ему, возможно, устроили бы какие-нибудь трудности, но Майк уже достаточно времени не носил на рукаве букву "Р".

Во время Второй Мировой войны, местность вокруг демилитаризованной зоны не была столь сильно разрушена, как остальная часть Японии. С этим справилась Японская война, даже чересчур. Все разрушения здесь выглядели свежее, чем южнее. Ещё северояпонцы похитили и увезли через границу множество людей. Прочих, просто расстреливали. Когда Майк вернулся, его приветствовало не так уж много старых друзей. Единственное, что заверяло его в том, что он прибыл, куда надо, была его карта дорог.

На противоположной стороне зоны он заметил силуэты северояпонских солдат, которые разматывали колючую проволоку и рыли противотанковые рвы. Они вторглись в Конституционную Монархию, а теперь готовились к чужому вторжению. Майк лишь почесал голову. Если в этом была логика, он её не понимал.

"Джо Стил понял бы", — подумал Майк и тихонько рассмеялся.