Джо Стил

XVI

Примерно через месяц после того, как нацисты набросились на "красных", в Северную Америку прибыл Уинстон Черчилль пошушукаться с Джо Стилом. Он прилетел из Англии на Ньюфаундленд, затем морем прибыл в Портленд, штат Мэн, на эсминце Королевских ВМС.

Винс Скрябин изобразил по этому поводу горькое удовлетворение.

— Черчилль хотел, чтобы Джо Стил приехал на Ньюфаундленд или в Канаду, — сказал он Чарли. — Мы отказали. Это он просит подаяния со шляпой в руке. Если ему от нас что-то нужно, то пусть, блин, сам приезжает и кривляется^[150].

— Как по мне, что одно, что другое — одинаково, — ответил Чарли.

Дипломатия напомнила ему отношения на детской игровой площадке. Дети помладше делали то, что говорили дети постарше. Время от времени вспыхивали драки. Проблема в том, что не было учителя, который разнял бы их и всыпал горячих придурку, который устроил бучу.

— Вы когда-нибудь бывали в Портленде? — спросил Скрябин.

— Бывал в том, что в Орегоне. Не думаю, что бывал в том, что в Мэне, — ответил Чарли.

— Тогда, пакуйте чемодан. Босс хочет взять вас с собой, — сказал Скрябин. — Захватите свитер, а то и два. Какое-то время мы пробудем в океане, а там даже посреди лета отнюдь не жарко.

Когда он собирался, Эсфирь сказала:

— Я смогу послать тебе телеграмму, пока ты будешь там?

— Не уверен, что оно того стоит, — ответил Чарли. — Там будут вроде как секретные переговоры, знаешь? А что такое? До моего возвращения не подождёт?

— Ну, у меня задержка уже больше недели, — сказала она. — Я пока не уверена, но есть такое чувство, если понимаешь, о чём я.

— Отлично!

Он крепко обнял её, пока она не запищала. Он знал, что не проявил должного энтузиазма, когда она завела разговор о втором ребёнке. Чарли изо всех сил постарался не совершить ту же ошибку дважды.

— Не думаю, что это хорошо, что они таскают тебя всюду с собой, — сказала Эсфирь.

— Да, я тоже. — Чарли кивнул. — Но это значит — я надеюсь, что это значит — что они, наконец, начали мне доверять.

Чарли всегда боялся, что Джо Стил предложил ему работу в Белом Доме не в последнюю очередь, чтобы приглядывать за ним. Майк достаточно сильно разозлил администрацию, чтобы его бросили в тот проклятый трудовой лагерь. Не удивительно, что они решили, будто Чарли станет ещё одним опасным персонажем. И, конечно же, девять лет назад Чарли прошёл мимо Винса Скрябина, когда Молоток говорил кому-то с кем-то разобраться этой ночью, потому что завтра будет поздно.

Даже сейчас он не знал, действительно ли Скрябин организовал безвременную кончину губернатора Рузвельта. За все эти годы он ни разу не напоминал Скрябину об этом. Держать рот на замке, в данном случае, было сродни выплате премий за страхование жизни. Скрябин мог рассмеяться — не то, чтобы он был особым весельчаком — и сказать, что Чарли рехнулся. А мог и не рассмеяться. Если с Франклином Д. Рузвельтом произошёл несчастный случай, то же самое могло произойти и с Чарли.

По пути на поезде до Портленда Чарли держал рот на замке. Ни в дороге, ни по прибытии никаких несчастных случаев с ним не происходило. Президент и его свита путешествовали в большем комфорте, нежели стрингер "АП", отправляющийся освещать суд или взрыв элеватора.

Они взошли на борт эсминца ВМС США, который отправился на встречу с боевым кораблём Королевских ВМС. Оба судна создавали занятный контраст. Британский корабль был выкрашен в чуть более тёмный серый цвет, чем его американский товарищ. Однако это был в большей степени боевой корабль, нежели американский эсминец. Всё, не имевшее жизненно важного значения, было демонтировано. Матросы и офицеры Королевских ВМС были одеты в сильно поношенную форму. Выражение их лиц говорило о том, что они и сами поизносились. Они разглядывали не бывавших в бою американских матросов и официальных лиц с лёгким, а временами и не совсем лёгким, презрением.

Розовощёкий и пухлолицый Черчилль был похож на драчливого курящего сигары младенца. Он и его советники встретились с Джо Стилом и его помощниками в офицерской кают-компании.

— Вы проделали долгий путь, — произнёс Джо Стил, когда молчаливый стюард разнёс выпивку — на кораблях Королевских ВМС сухого закона не существовало. — Чем я могу вам помочь?

— Со своей стороны вы делаете для меня всё возможное, — ответил премьер-министр. В личном общении его голос оказался ещё более звучным, чем по радио. — Теперь же я хочу, мне необходимо, чтобы то же самое вы сделали для Троцкого и России.

Джо Стил поморщился.

— Я знал, что вы это скажете. Если бы я хотел, я бы уже давно так поступил.

— Хотите вы или нет, но вам необходимо это сделать, — сказал Черчилль. — Троцкий может сколько угодно болтать насчёт мировой революции, но это всего лишь болтовня. Коммунистическая Россия — это государство, с которым другие государства могут иметь дело.

— Тьфу! — воскликнул Джо Стил.

У Соединённых Штатов не было посольства в Москве, как и у "красных" не было своего посольства в Вашингтоне. Керенский сбежал из Парижа незадолго до того, как по его улицам промаршировали нацисты. Нынче он жил в Нью-Йорке. США до сих пор не признали и его. По глубочайшему убеждению американских дипломатов, территория, размером в одну шестую части суши, была пустым местом на карте.

— Но, вы должны, — произнёс Черчилль так, словно президент произнёс всё это вслух, а не издал звук отвращения. — Как я и сказал, мы можем вести дела с Россией. Не хорошо, да и не гладко, но можем. Гитлеровская Германия, с другой стороны, вообще не государство. Это раковая опухоль на теле мировой политики. Если её не вырезать, она распространится повсюду. Именно так и действует рак. Нет нужды любить Троцкого, чтобы понимать, что из этих двоих, Гитлер наиболее опасен.

— Тьфу! — повторил Джо Стил. Но этот раз он добавил нормальные слова: — Он превратил свою страну в тюрьму.

Черчилль взглянул на него.

— А вы свою, разве нет?

В какой-то миг Чарли решил, что Джо Стил сейчас выйдет из офицерской кают-компании, сойдёт с эсминца Королевских ВМС, и уйдёт подальше от всего, что напоминало бы дружбу с Англией. Никто в Соединённых Штатах не разговаривал подобным образом с Джо Стилом. Никто в нынешние времена не разговаривал с ним подобным образом, особенно, когда об этом могли пронюхать гбровцы.

Президент тяжело глянул на премьер-министра. Этот взгляд говорил о том, что ничто не может быть забыто, и прощено. Однако ответ Джо Стила прозвучал довольно спокойно:

— Те, кто сидят в моих лагерях, сидят заслуженно. В этот и заключается разница между мной и Троцким.

— Ну, может, вы и правы. — Судя по тону Черчилля, он не поверил ему, ни единому слову. И всё же, он продолжил: — И заверяю вас, что я прав насчёт помощи Троцкому и России. Гитлер может в любом случае одержать победу в этой битве. Но, если вы можете, что-нибудь сделать, чтобы не дать ему победить — это следует делать. Нет, вы должны.

— Вы не в том положении, чтобы указывать мне, что делать, — сказал Джо Стил.

— Из-за того, что ваша страна больше и богаче моей, хотите сказать? — Черчилль умудрился произнести эту фразу так, словно это не имело никакого значения. — Если хотите придерживаться этого пути, можете сделать хуже, чем прислушаться ко мне. Понимание Америкой международной повестки прискорбно ограничено тем, что ваши берега успешно охраняют широкие океаны — и Королевские ВМС. Британия же участвовала в этой повестке и создавала её веками. Я и моя страна имеем больше опыта, чем вы и ваша страна. Всё, что я говорю вам сейчас, проистекает из этого опыта.

Он разговаривал с Джо Стилом так, как мужчина разговаривает с мальчиком. Так в Соединённых Штатах тоже никто не поступал. Взгляд президента говорил о том, что он от этого не в восторге. Однако он не стал говорить премьер-министру, куда идти.

— Отужинайте со мной на моём корабле. Детали этого вопроса обсудим там, — сказал он.

— Если только мне будет позволено взять с собой освежающие напитки, — произнёс Уинстон Черчилль. — Знаете ли, я осведомлён об абстенционистских порядках на вашем флоте.

— Да, вам будет позволено. — Теперь Джо Стил, похоже, развеселился. — Если пожелаете, можете даже попробовать абрикосового бренди из Калифорнии.

Черчилль улыбнулся.

— Я об этом подумаю. Как верховный главнокомандующий, вы можете не только писать правила, но и нарушать их по собственному желанию.

Возможно, он говорил о доставке на корабль ВМС США абрикосового бренди, а, возможно, и нет.

По возвращении на американский эсминец, Джо Стил занял офицерскую кают-компанию вместе со своими помощниками.

— Он до сих пор считает Англию величайшей страной в мире, — прорычал президент. — Может, не здесь, а здесь. — Он постучал себя указательным пальцем сначала по лбу, затем по груди.

— Высокомерный ублюдок, — сказал Винс Скрябин.

— Да, так и есть. Без этого в политике далеко не уйдёшь, — сказал Джо Стил. — Высокомерный или нет, но он прав? Достаточно ли опасна для Соединённых Штатов нацистская Германия, чтобы мы помогали России оставаться в деле?

— Троцкий застелил кровать. Затем затащил в неё Гитлера, — сказал Стас Микоян. — Он заслужил всё, что с ним происходит.

— Согласен. — Винс Скрябин кивнул.

Лазар Каган промолчал. Троцкий и толпа коммунистов, что правили Россией, были евреями. Джо Стилу это могло быть известно, а с учётом того, как нацисты их преследовали, мнение Кагана не будет объективным.

"Говорите, либо молчите во имя мира", — подумал Чарли. Однако никакого мира не было. Шла война, которая оказалась крупнее той, что с надеждой назвали "войной, которая покончит со всеми войнами". Набрав воздуха в грудь, он произнёс:

— Я считаю, нужно помочь России. Если Германия захватит Россию, затем она раздавит Англию. После этого всей ширины океана будет недостаточно, чтобы удержать их подальше от нас.

Джо Стил пыхтел трубкой. Винс Скрябин бросил на Чарли взгляд, похожий на тот, каким президент наградил премьер-министра. Скрябин тоже умел ничего не забывать.

Тем же вечером Черчилль отметил, насколько чистым, отмытым и новым всё выглядело на американском эсминце. Он как бы говорил: "Мы воюем, а вы — нет". Он в том же стиле похвалил ростбиф, что не помешало ему съесть три порции. Виски и президентский бренди улучшили блюдо.

Кают-компания заполнилась дымом трубки, сигары и сигарет. Джо Стил ни слова не сказал о России. Он изо всех сил старался сделать свою позицию загадкой, завёрнутой в головоломку, окутанную тайной. Черчилль также принадлежал к тем людям, которые не говорят всего, что думают, однако, его советники начали ёрзать. Как и Чарли. Он надеялся, что никто этого не заметил.

Наконец, Черчилль взял быка за рога:

— Вы что-нибудь решили по поводу Троцкого?

— Я ещё двадцать лет назад всё решил по поводу Троцкого, и ничего из того, что вы сказали, не смогло изменить моего мнения, — ответил Джо Стил. Он дождался, пока Черчилль не осел в кресле, затем продолжил: — Но я отправлю ему игрушки для стрельбы по немцам. Вы убедили меня в этом, вы, и один из моих людей. — Он кивнул в сторону Чарли.

Этот кивок вызвал со стороны Черчилля серьёзное отношение к Чарли.

— Замечательно, — произнёс он. — В вашей администрации есть здравомыслящие люди.

— Что ж, надеюсь на это, — сказал Джо Стил.

Чарли знал, что это означало. Если помощь русским пойдёт на пользу, лавры за это получит президент. Ему они и будут положены, поскольку именно он принял решение. Но если всё пойдёт плохо, вина за это ляжет на плечи Чарли.

Если, к примеру, из-за этого Гитлер объявит войну США, Чарли предстоит узнать гораздо больше, чем ему хочется, о рубке деревьев, рытье канав, или их закапывании. Либо его пристегнут к бомбе и сбросят на Германию. Чарли рассчитывал уйти из этого мира шумно, но не настолько.

Джо Стил ни слова не сказал по поводу перемены своего отношения к России. Он просто начал втихую поставлять Троцкому самолёты, оружие, грузовики, телефонный кабель, высокооктановое топливо и всё, чего желало крошечное сердце Красного царя. У русских до сих пор не было посольства в Вашингтоне. Зато оно имелось в Оттаве, откуда они и вели дела с американцами.

Игры Джо Стила в секретность долго не продлились. Троцкий был не прочь промолчать о товарах, которые он получал. Пока он их получал, молчание являлось невеликой ценой. Однако Уинстон Черчилль кричал об этих новостях, словно городской глашатай. Он хотел, чтобы весь мир узнал о том, что Соединённые Штаты ненавидели нацистов ещё больше, чем "красных". Он хотел, чтобы весь мир знал, что и он тоже поспособствовал с организацией этой помощи.

Гитлер, предсказуемо, вопил, как резаный. Он визжал, что США нарушили нейтралитет, никогда его не придерживались, да и не могли придерживаться. Он вопил о том, что Соединёнными Штатами правили евреи и недочеловеки. Он пообещал сделать с еврейским капитализмом в Америке то же самое, что он делал с еврейским большевизмом в России.

Впрочем, к облегчению Чарли, войну он не объявил. Германские подлодки били торпедами по американским торговым судам в Атлантике, и несколько из них потопили, но они так уже давно поступали. Война? Лишь неофициально. Всё оставалось неофициально, даже, когда американский эсминец затопил нацистскую подлодку, и когда другая подлодка снесла корму американскому лёгкому крейсеру, убив две дюжины матросов.

Чарли гадал, не окажется ли помощь США России слишком малой, слишком запоздалой. Немецкие армии осадили Ленинград на севере и Севастополь на юге. Они захватили Киев. Они захватили Смоленск, о котором Чарли никогда не слышал, пока название города не появилось в военных сводках, но который, как выяснилось, являлся главным укреплённым пунктом, защищавшим Москву.

Лето перетекло в осень. У Эсфири началось утреннее недомогание, связанное с новым ребёнком, точно так же, как это было с Сарой. Сара начала учить алфавит. У неё были деревянные кубики с буквами и цифрами, и она постоянно с ними играла.

Осень в России означала дожди. За пределами крупных городов дороги в России оставались всего лишь грунтовками. Когда шёл дождь, они превращались в грязь. В ней вязли немецкие танки, мотоциклы и пехотинцы. Аккуратные немцы привыкли к аккуратным, отлично уложенным дорогам. Без них справлялись они неважно.

Если на Дальнем востоке и шли дожди, Японию они не волновали. Япошки продолжали колошматить Китай. Они завершили оккупацию французского Индокитая. Это взбесило Уинстона Черчилля, поскольку британские колонии на юго-востоке оказывались в пределах досягаемости их бомбардировщиков.

Джо Стил обзывал нехорошими словами Японию столько же, сколько Гитлер обзывал США. Япошки уделяли этому едва ли больше внимания, чем Америка. Ближе к зиме генерал Тодзё, наконец, отправил в Вашингтон министра иностранных дел Курусу с целью выяснить, могли ли две страны о чём-нибудь договориться.

Курусу знал, чего хотел. Он хотел разморозить японские счета в Америке. Ещё он хотел, чтобы Соединённые Штаты снова начали продавать Японии сырьё. Джо Стил поинтересовался у него, освободит ли Япония Китай, если США так поступят.

В отличие от переговоров с Черчиллем, на эту встречу Чарли не позвали. Этот факт не разбил ему сердце. О происходящем он узнавал от Винса Скрябина.

— Этот узкоглазый прямо заявил, что они не отступят, — сообщил Скрябин. — Сказал, Америка стала империей, какой была Россия, какой была Англия, и теперь настал черёд Японии ею стать, если ей хватит сил, а ей хватит. Он считает, что столь же хорош, как и белый человек, вот, как он считает. — Судя по тому, как Скрябин закатил глаза, он этого мнения не разделял.

— Ага, Япония весьма сильна, пока у них есть наш металлолом и наша нефть, — сказал Чарли. — Но, что будет, когда нефть у них закончится?

— Всё, что у них есть на двигательной тяге, остановится, вот, что. — Скрябин говорил так, словно с нетерпением ожидал именно этого. — Как говорят большие шишки в военном министерстве, они и года не протянут на своих запасах.

Чарли тоже слышал такое, но не стал этого показывать: чем большим дурачком ты себя изображаешь, тем интереснее вещи начинают рассказывать люди.

— Сколько времени прошло с тех пор, как президент наложил на них эмбарго? — спросил он.

И вновь, он знал ответ, но пускай Молоток немного насладится своим превосходством.

— Всего где-то пять месяцев, — ответил Скрябин. — Так что они уже должны начать чувствовать удушье. Обещаю, когда этот дурак Курусу приедет сюда в следующий раз, он будет петь в другом тоне.

— Конечно, будет.

У Чарли были примерно такие же сложности в отношении к Востоку, что и у Скрябина. Ему нравилась китайская еда, но он так и не нашёл в Вашингтоне местечка, где ему понравилось бы так же, как в "Хоп Синге" в Вилидж. Всё это было слишком далеко. Он не больше, чем Молоток считал, что азиаты заслуживают того, чтобы встать на равных с белыми. Сама мысль об этом казалась слишком глупой, чтобы высказывать её вслух. Как, на самом деле, и для большинства жителей Востока.

Одним прохладным воскресным утром, Чарли, Эсфирь и Сара отправились позавтракать вафлями в одно заведение неподалёку от их дома. Эсфирь заказала вафли и отрезала немножко для Сары. Чарли заказал блинчики и пласт нарезанного бекона. Один ломтик бекона он отдал дочери. У Сары он сразу исчез.

Когда они вернулись домой, Чарли почитал газеты, послонялся по квартире, пока, наконец, не включил по радио игру "Редскинс"-"Иглс"^[151]. Если "Редскинс" выиграют, они закончат на третьем месте в восточном дивизионе со счётом игр 6–5. Если проиграют, то закончат опять-таки на третьем месте, но со счётом 5–6. У "Иглс", команды, что им противостояла, было всего две победы за год. Чарли предположил, что у них весьма высокие шансы сделать 500^[152].

Невзирая на отстойное положение в игровой таблице, "Иглс" очень быстро повели в счёте. Мяч был у "Редскинс", когда трансляция на мгновение прервалась. Едва Чарли успел повернуть голову в сторону приёмника, как передача возобновилась.

— Мы прерываем нашу трансляцию для срочного сообщения! — заговорил другой ведущий, тот, что сидел в радиостудии. — Из Белого Дома сообщают, что японские самолёты неожиданно разбомбили американскую базу флота в Перл-Харборе, Гавайи. Потери, предположительно, очень высокие. Это всё, что известно на данный момент. Сейчас мы возвращаемся к ранее запланированной программе передач.

Снова пошёл репортаж с футбольной игры.

— О, Господи! — воскликнула Эсфирь.

— Я бы и сам лучше не сказал, — проговорил Чарли.

За время сообщения "Редскинс" взяли первый даун^[153], однако, Чарли уже было не до них. Он задумался, когда ещё наступит время, когда ему будет хоть какое-то дело до всяких глупостей, вроде футбола или бейсбола. Чарли схватил ботинки и надел их.

— Наверное, мне пора в Белый Дом.

Зазвонил телефон. Эсфирь взяла трубку.

— Алло? — сказала она, затем: — Да, он здесь.

Она передала трубку Чарли, беззвучно проартикулировав одними губами: "Микоян".

Он кивнул.

— Здравствуйте, Стас, — произнёс он.

— Вы срочно нужны здесь, — без предисловий заявил Микоян.

— Уже бегу. Только что услышал новости, — ответил Чарли. — Похоже, весь ад обрушился на нас.

В смешке Микояна явно звучало что-то от висельника.

— Сейчас везде неспокойно. Мы пока об этом не объявляли, но япошки напали и на Филиппины. Там тоже дела идут неважно.

— Счастливый день! — воскликнул Чарли.

— Раз уж вы об этом упомянули, — произнёс Микоян. — Нет.

— Ясно, — сказал Чарли. — Зайду к вам, как только смогу.

Он повесил трубку. Затем вызвал такси. Ему не хотелось впустую тратить сорок пять минут, стоя на углу в ожидании автобуса. По воскресеньям они ходили не так часто. Он поцеловал Эсфирь и Сару, которой не было никакого дела до Перл-Харбора, и поспешил на улицу.

— Япошки умом тронулись. — Такой фразой поприветствовал его водитель.

— Слышал, — ответил Чарли. — Отвези меня в Белый Дом. Жми педаль.

Он не стал тратить время и повязывать галстук. Его коричневый клетчатый пиджак не сочетался с серыми брюками. Но именно его он вытащил из шкафа, вот и всё.

Однако, по всей видимости, в его голосе слышалась некая властность, поскольку водитель произнёс:

— Будет сделано, мистер.

Он коснулся лакированного кожаного козырька, практически, отсалютовав ему, и "Шеви" рванул вперёд от обочины.

Чарли дал водителю доллар, и не стал дожидаться сдачи, хотя плата за проезд составила всего шестьдесят центов. На лужайке у Белого Дома стояли журналисты, с надеждой ожидая свежих новостей. Когда они заметили Чарли, то набросились на него, словно муравьи на забытый на пикнике сэндвич. Он защищался от них обеими руками.

— Я знаю не больше вашего, парни, — говорил он. — Я с женой и дочкой футбол слушал. У меня воскресный выходной, по крайней мере, я сам так думал. Как только услышал новости, так решил, что лучше ехать сюда.

Кое-кто записал его слова. Спичрайтер Белого Дома Чарли Салливан был человеком, который создавал новости, а не сообщал о них. Чарли знал, что это так, но сей факт до сих пор казался ему ненормальным.

Он пробрался сквозь толпу в Белый Дом.

— В полдевятого у нас заседание правительства, — сказал Винс Скрябин. К девяти присоединятся несколько сенаторов и конгрессменов.

— Хорошо, — ответил Чарли.

Он предположил, что большинство решение могло быть принято ещё до встречи. За исключением, пожалуй, Энди Вышински, члены правительства Джо Стила были теми, кто командовали своими подчинёнными, но не формировали политику. Джо Стил считал, что формирование политики — это его компетенция, и ничья иная.

— Разумеется, мы объявим Японии войну, — сказал Скрябин. — Боссу потребуется речь, с которой он выступит перед Конгрессом перед самым объявлением. Можете начинать над ней думать.

— Усёк, — сказал Чарли.

Строго говоря, он уже начал думать над речью. Однако демонстрировать сей факт Скрябину, в большей или меньшей степени, являлось одним из глупейших поступков, какие можно совершить в Белом Доме. Нравится он вам или нет, но этот неприятный коротышка являлся правой рукой Джо Стила, и несколькими пальцами на левой.

— Мы знаем что-нибудь сверх того, что передали по радио и написали в газетах? — спросил Чарли.

— Немногое, — ответил Скрябин. — На Гавайях всё плохо, на Филиппинах тоже не очень хорошо. А, я только что узнал, что япошки начали бомбить англичан в Малайе, а японские наземные войска перешли малайскую границу с Сиамом. Пошли ва-банк.

— Беда не приходит одна, — сказал Чарли.

Рот Скрябина искривился, хотя по усам движения заметно не было. Это движение оказалось ближе к улыбке, чем Чарли мог предположить.

Джо Стил встретился с неофициальными помощниками (как, порой, их называли в народе, там, где не могло слышать ГБР — Пыточный Клуб) перед заседанием правительства. Выглядел он невесело.

— На Гавайях нас застали со спущенными штанами, — прорычал он. — Я хочу, чтобы сюда отозвали на допрос адмирала и генерала, что там командовали. Они не должны были играть в одну калитку.

— Я с этим разберусь, босс, — сказал Лазар Каган.

Чарли задумался, увидит ли ещё кто-либо этих офицеров после того, как с ними поработают следователи Джо Стила. Ему не хотелось бы оказаться на их месте.

— Итак, мы, наконец-то, воюем, — произнёс президент. — Не мы её начали, но мы её завершим. К тому моменту как мы разберёмся с япошками, от домов на их островах камня на камне не останется.

На заседании правительства всё было то же самое, только в большем масштабе. Чарли сидел в стороне и слушал. Когда он слышал понравившуюся ему фразу, он заносил её в черновик, который передаст президенту. Каган негромко разговаривал с военным министром и министром военно-морского флота. Никто из них не выглядел взволнованным тем, что говорил им помощник Джо Стила, однако оба они кивали.

Чарли припозднился, дописывая черновик речи, в которой Джо Стил попросит объединённую сессию Конгресса объявить войну Японии. Когда президент выступит с этой речью, её услышат миллионы по всей стране. Они могли его не любить, Джо Стил являлся одним из наименее любимых людей, каких знавал Чарли. Однако, когда на страну, которой он управлял, нападает иноземный враг, кто не выступит в его поддержку?

Зал Палаты представителей заполнялся сенаторами и депутатами, явившимися на совместное заседание. Чарли счёл себя везунчиком, заполучив местечко на галёрке для посетителей. Не каждый день становишься свидетелем того, как творится история.

Яростный рёв, с которым обе палаты приветствовали Джо Стила, и то, как они повскакали с мест, хлопая в ладоши, ещё до того как спикер Палаты представителей объявил его, дали Чарли понять, что с объявлением войны проблем не возникнет. Он их и не ожидал, но всегда приятно осознать собственную правоту.

— Члены Конгресса Соединённых Штатов, граждане Америки, вчера Японская империя без предупреждения атаковала Перл-Харбор и Филиппины, — произнёс президент. — Этот акт подлого предательства никогда не будет забыт. Вследствие этого, я прошу Конгресс объявить о том, что Соединённые Штаты и Японская империя находятся в состоянии войны.

Снова рёв. Снова радостные крики. Джо Стил продолжил:

— Над нашей страной нависла смертельная опасность. Вероломные вооруженные японские атаки продолжаются. Нет никаких сомнений в том, что кратковременный военный успех Японской империи — всего лишь эпизод. Война с Японией не может считаться обыкновенной. Это не только лишь война между двумя армиями и флотами, это также великая война между американским народом и императорскими силами японцев. Это война за свободу, в которой мы будем не одиноки. Наши силы многочисленны. Высокомерный враг вскоре убедится в этом на собственном опыте. Плечом к плечу с армией и флотом США против агрессора встают тысячи рабочих, общественных фермеров и учёных. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Для противодействия врагу, столь подло напавшему на нашу страну, создаётся Национальный комитет обороны, в чьи руки будет вложена вся мощь государства. Комитет призывает весь народ сплотиться вокруг партии Джефферсона, Джексона и Уилсона, вокруг правительства США, чтобы самоотверженно поддержать армию и флот США, сокрушить врага и одержать победу. Вперёд!

И они двинулись вперёд. Два депутата и один сенатор проголосовали против объявления войны. Казалось, нигде не было единодушия, но в этот раз это почти удалось.

Когда Чарли вернулся в Белый Дом, его встретил Стас Микоян с осунувшимся лицом.

— Япошки только что разнесли на земле наши самолёты на аэродроме Кларк, неподалёку от Манилы, — произнёс Микоян.

— Погодите, — сказал Чарли. — Сегодня? — Микоян кивнул. — Через день после начала войны? На земле? Врасплох? — Микоян снова кивнул. Чарли нашёлся с ещё одним вопросом. — Как же так-то, хосподи?

— Этого я не знаю, — ответил армянин. — Босс тоже не знает, он сам только что услышал. Но он желает знать. Как считаете, у него найдётся пара занятных вопросов к генералу МакАртуру?

— Я бы не удивился, — сказал Чарли.

Дуглас МакАртур находился в пяти тысячах миль от американского западного побережья. Крупная военно-морская база между западным побережьем и Филиппинами только что была разнесена к чёртовой матери. По мнению Чарли всё складывалось так, что МакАртур находился в большей безопасности, сражаясь с япошками там, где он находился сейчас, чем, если бы вернулся домой и отвечал на вопросы Джо Стила.

Спустя три дня после того, как Соединённые Штаты объявили войну Японии, Германия объявила войну Соединённым штатам, выполнив, и перевыполнив, свои союзнические обязательства. Чарли считал, что Гитлер оказал Джо Стилу услугу. Президент не объявлял войну нацистам, хоть ВМС США и германские подлодки уже месяцами перестреливались друг с другом. Фюрер всё сделал за него.

Ещё через три дня в Вашингтон прибыли адмирал Киммел и генерал Шорт. Хазбенд Киммел выглядел привлекательно в мундире с золотыми полосками на рукавах. Уолтера Шорта Чарли помнил ещё с тех времен, когда тот заседал в военном трибунале. Теперь же он и Киммел оказались по другую сторону судебного производства.

Судьи задавали адмиралу и генералу вполне очевидные вопросы. Почему никто не обнаружил японский флот до того, как с их авианосцев начали взлетать самолёты? Почему на взлётных полосах стояло так много американских самолётов, буквально крыло к крылу? Почему ни один из них не поднялся в небо после того, как власти осознали, что война началась?

— Мы обследовали зоны, где, по нашему мнению, противник мог появиться вероятнее всего, — говорил адмирал Киммел. — Наши патрули на западном и юго-западном направлении проводились чётко и тщательно.

— Однако ни один самолёт не летал на север, в том направлении, откуда на самом деле прилетели япошки? — спросил судья.

— Никак нет, сэр, — мрачно ответил Киммел. — Мы не ожидали их появления с севера Тихого океана. Мы считали, что погода и волнение моря в это время года слишком опасны для любой инициативы японцев.

— Вы ошиблись, не так ли?

— Похоже, что так, сэр. — Голос Хазбенда Киммела звучал ещё мрачнее.

— Я приказал выставить самолёты более компактно с целью избежать саботажа, — ответил Уолтер Шорт на заданный ему вопрос. — Примерно каждый третий житель Оаху^[154] — япошка. Многие из них продолжают хранить верность тому месту, откуда они прибыли, а не тому, где живут сейчас.

— Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев во время вражеского нападения? — спросил судья.

— Мне это неизвестно, — неохотно ответил Уолтер Шорт.

— Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев перед вражеским нападением?

— Мне это неизвестно.

— Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев после вражеского нападения?

— Мне это неизвестно.

Чарли гадал, зачем он присутствовал на трибунале. Он загодя знал, что произойдёт. Киммел и Шорт, может, и не знали, но такова уж их судьба. Никому, кто вращался вокруг Белого Дома и видел, в каком настроении находился Джо Стил, не требовался хрустальный шар, чтобы увидеть, что будет дальше.

А Чарли уже бывал на трибуналах. Соединённые Штаты — светская страна. Тут никогда не было ничего похожего на старинные испанские аутодафе. Эти трибуналы, с заранее написанными вердиктами, были очень на них похожи.

Преступная небрежность. Невыполнение служебных обязанностей. Пренебрежение должностными обязанностями. Во время прошлой войны, во время любой войны, подобные обвинения подорвали бы карьеру любого офицера, даже если бы их не удалось доказать. Судьям потребовалось лишь несколько минут, чтобы объявить обоих мужчин виновными и вынести меру наказания — смертная казнь путём расстрела.

Невзирая ни на что, Уолтер Шорт был ошеломлён.

— Что? Вы не можете так поступить! — выкрикнул он.

Адмирал Киммел понурил голову. Он-то прекрасно знал, что могли. Может, он и не ожидал этого, но допускал такую вероятность.

— Вынося вам приговор, мы тем самым напоминаем другим офицерам, состоящим на службе Соединённых Штатов, о том, что они должны всегда и при любых обстоятельствах выполнять служебные обязанности, — заявил тот судья, что объявлял приговор.

— Pour encourager les autres^[155], - пробормотал Киммел.

— Прошу прощения? — переспросил судья. — Я не говорю по-французски.

— Не важно, — ответил адмирал Киммел.

Чарли был уверен, что он прав. Скорее всего, судья никогда не слышал об адмирале Бинге^[156]. Вероятнее всего, он и о Вольтере никогда не слышал.

— Это возмутительно! — Уолтер Шорт определенно был возмущён. — Я буду обжаловать это… эту пародию на правосудие!

Строго говоря, именно так оно и было. И всё же, Чарли был уверен, что апелляция генерала Шорта не принесёт тому ни цента выгоды. Судья этого не говорил, по крайней мере, не такими словами.

— Да, у вас есть право на обжалование, — сказал он. — Президент лично ознакомится с материалами заседания и вынесет своё решение по всем апелляциям по этому делу.

— Ох, — тихим голосом произнёс Шорт.

Реальность внезапно обрушилась на его голову, подобно жёлудю, а может, всему небу, рухнувшему на Цыплёнка Цыпу^[157]. Он не смог бы избавиться от обвинений за Перл-Харбор. Заслужил он их или нет, но они на него обрушились. Хазбенд Киммел додумался до этого раньше.

В итоге, апелляцию подали оба. Киммел, должно быть, решил, что терять ему больше нечего, и кто мог его в этом винить? И добиваться ему было нечего. Как и Уолтеру Шорту. Джо Стил отклонил обе апелляции и оставил приговор трибунала без изменений.

Чарли не ходил смотреть на казнь. В этот раз никто не платил ему за то, чтобы он смотрел на человеческую смерть. Когда он ходил, его тошнило. Да, некоторые умирали храбрее других. Но, что это решало? И храбрые и не очень храбрые, в итоге, оказывались одинаково мертвы.

До Белого Дома дошёл слух, что и Киммел и Шорт приняли смерть отважнее многих.

— Я расстрелял их не за трусость, — сказал Джо Стил. — Я расстрелял их за глупость — намного более серьёзный просчёт для офицера.

Его трубка посылала дымовые сигналы. Ни Чарли, ни кто бы то ни было из других помощников президента, не нашёл, что на это ответить.