Чëрный Выброс: подкритическая реактивность

Диск 3, фрагмент 4

— И кто на этот раз? — угрюмо поинтересовался Тоха, — Соседи, пожарные, милиция? Президент Соединëнных Штатов?

— Товарищ Хрусталëв, — успокоил его отец, — Ребят, стол в божеский вид приведите, пожалуйста, а то как-то неудобно.

Это действительно был Арсений Никитич. Входя в кухню, директор "Эпи-Центра" посетовал, что товарищу майору сегодня, к сожалению, никак с работы не вырваться.

— Но хотя бы я на ближайшие пару часов в полном вашем распоряжении, — утешил он и, не чинясь, принялся помогать Лине складывать в раковину грязные чашки и вытаскивать из шкафа новые. Эрик в который уже раз водрузил на плиту чайник.

Основатель и бессменный директор СНО "Эпи-Центр" был высоким, худощавым и моложавым. Носил длинные, до лопаток, волосы, которые скручивал в пышный импозантный хвост, серебряный, точно зимний мех песца. Никто не знал доподлинно, был ли это его натуральный цвет и сколько седины к нему уже примешалось. Когда-то давным давно, у себя на родине в Ленинграде двадцать третьего века, Хрусталёв оказался жертвой аварии, взрыва. Врачи спасали его с помощью восстанавливающей биованны, а все, кто прошёл такое лечение, на вид кажутся практически безвозрастными. Из-за этого, и ещё из-за чуть вкрадчивого, глубокого и мелодичного голоса, аристократических манер и этих самых длинных волос директора "Эпи-Центра" некоторые звали Эльфом. Арсений Никитич посмеивался и говорил, что про эльфов в очках обожаемый им профессор Толкин ничего не писал, но позывной такой ему, пожалуй, нравится.

А ещё директор "Эпи-Центра" был одним из лучших "эфирщиков" города, уступая, разве что всё тому же майору Кострову, между прочим, своему старинному другу. Также про Арсения Никитича рассказывали, что он полиглот и обладает абсолютной памятью. Так ли это было на самом деле, никто не знал, но интересных фактов из самых разных областей Хрусталëв помнил великое множество. А ещё славился тем, что умеет с кем угодно говорить непринуждëнно, на равных и примерно в той же манере.

Была ли у него семья, и если была, то куда в итоге делась, в Светлояре никто не знал. Но жил Арсений Никитич один (Если не считать целых пяти кошек) в крошечной ведомственной квартирке на территории научного центра. "Прямо как Курчатов!" — гордо добавлял Чернобыльников всякий раз, когда рассказывал кому-нибудь про директора. Правда, у Курчатова был целый дом, а котов, наоборот, вроде бы, не было совсем, но это Тошку, в принципе, не смущало.

— Ну, познакомьте меня, наконец, с товарищем, — тепло улыбнулся Арсений Никитич, когда минимальный порядок был наверное и очередной чай разлит по чашкам. Сэнед встал, изящно поклонился и в повторил то, что уже рассказывал остальным. И Хрусталëв к его истории отнëсся очень серьёзно. Даже лицом посуровел и стал похож не на учëного, а на военного.

— Прости, буду вынужден задавать в том числе бестактные вопросы, — предупредил он быстронейтронничка, когда тот закончил вещать. Сэнед кивнул и заверил, что это "ничего".

— Итак, если я всё верно понял, тебя однажды переместили с родной твоей станции на АЭС Исса, предложили работать в их исследовательском центре, а потом, кхм… подредактировали воспоминания о родном мире?

— Да, — кивнул Сэнед, — Я помню какие-то обрывки. Вкус печенья из станционный столовой, например, помню, а как зовут директора — забыл. Формулы помню, все, какие знал, но именно из общего курса физики, а вот особенности нашей родной Майтирэнской Зоны — совсем нет. Вот — сформулировал общий принцип: моя память, после, если можно так выразиться, обработки стала похожа на альбом с картинками. А не на связное повествование или, допустим, энциклопедическую справку. И к картинкам почти нигде нет комментариев.

— А как поживает твоя память об Иссе? — Арсений Никитич достал из нагрудного кармана ручку и начал крутить в пальцах, — Ты упоминал драконовские меры безопасности.

— Прошу прощения, я не совсем понял причём здесь крылатый ящер, — Сэнед чуть смутился, — Но меры действительно те ещё. Я уже говорил, что без разрешения высшего руководства станции Иссу покидать не разрешается. И нас предупреждали, что у того, кто всё-таки сделает это, воспоминания об Иссе и всём, что там с ним происходило тоже заблокируются.

— И у тебя они заблокировались?

Быстронейтронник низко-низко опустил голову.

— Да, — сказал он очень виновато, — У меня иссовских воспоминаний осталось очень мало, и они тоже — отдельными маленькими фрагментами. Которые очень сложно смонтировать друг с другом.

— Так называемый "микшерный" тип блокировки памяти, — Арсений Никитич откинулся на стуле, — Все личные воспоминания дробятся на осколки минимально возможного размера, а все ассоциативные связи между ними разрываются. Каждый отдельный кусочек не повреждëн, но изолирован от других, и поэтому практически бесполезен. Увы, как ни цинично это звучит, такой блок гораздо эффективнее полного стирания. И позволяет оставить личные навыки в сохранности.

— Прошу прощения, а можно на примерах? — попросил Александр Николаевич, — Я-то, как вы знаете, не специалист совершенно.

— На примерах? Пожалуйста! Вы отлично помните лица, но не можете сказать, как зовут их обладателей, кем они вам приходятся. Помните отдельные факты о себе, но их последовательность можете выстроить только логически. Знания и умения тоже "дробятся". Например, если речь о том, как водить машину, вы отдельно помните, как включать зажигание, как давить на газ, как включать поворотник и так далее. Но навык легко восстановить — достаточно один раз объяснить вам последовательность действий, и вы снова водитель. В то время как при полном стирании памяти вам, скорее всего придëтся учиться всему заново. Я понятно объясняю?

— Более чем. А личное вот так же можно восскресить?

— Можно. Но для этого нужен кто-то, кто едва ли не лучше вас самих знает вашу биографию. Причём, подчëркиваю — именно вашу биографию, а не своё собственное представление о ней.

— Кое-что можно восстановить логикой, — вмешался бэ-энчик, — Умственные способности-то не пострадали. Я всё-таки, смею надеяться, не зря называю себя аналитиком. Некоторые цепочки я проследил и составил. Но этого очень мало. Собственно, только то, что я смог тут рассказать.

— Тогда ты, получается, ничему ни фига не свидетель! — раздражëнно сказал Тошка, — Какого чëрта ты вообще затеял эту ерунду с похищениями и перемещениями, если всё равно толком объяснить ничего не можешь?

— Главное он всё-таки объяснил, — Александр Николаевич ещё раз стащил с носа очки, — Есть станция и есть версия, что на ней собираются устроить аварию. А это, скажу я вам, самый настоящий террористический акт. И долг любого честного человека — сделать всё, чтобы этому помешать!

Глаза у Тошки сузились и потемнели.

— Папка! — яростно выдохнул он, делая паузы после каждого слова, — Ты. Туда. Не пойдëшь!

— Конечно, не пойду, — Александр Николаевич пожал плечами, — Потому что пользы от меня в этом, увы, никакой не будет. Там нужны профессионалы, оперативники. Но поставить всех, что называется, на уши, я обязан.

— Вот с этим осторожнее, — мягко, но очень решительно сказал Хрусталëв, — Вы очень верно выразились — долг всякого порядочного человека. Но беда в том, что профессионалам нужна конкретная информация. С которой наш гость, к сожалению, помочь может только в самой минимальной степени. А ещё любое вмешательство, даже самое благое, имеет последствия. Почти всегда — непредсказуемые.

— Вы имеете в виду, что будут жертвы, — не спрашивая, а утверждая, сказал Сэнед, — И жертвы вам, разумеется, не нужны.

— Жертвы никогда и никому не нужны, — Арсений Никитич повертел в руках ложку, — Хотя иногда оправданы. Пока что я вообще ничего сказать не могу — у нас нет информации, на основе которой можно принимать какие-либо решения.

На бэ-энчика сейчас было больно смотреть. У него дрожали губы и подбородок, пальцы вцепились в чайную чашку с такой силой, что побелели костяшки. А глаза вообще превратились в два озера страха и мольбы. И у Рэя от этого взгляда опять предательски запершило в горле. Внутри всё просто кричало, что если он, Рэйден, сейчас ничем не не поможет и ничего не придумает, он будет после этого просто последним дерьмом! Которому и эксплуатироваться-то на свете толком незачем.

— Но ведь ноосфере-то память не стирали! — словно со стороны услышал Рэй собственный взволнованный голос, — Если как следует взяться, что-то можно попробовать восстановить через общее информационное поле. Если можно так выразиться, со стороны. Арсений Никитич, ведь можно же? Можно, да?

На мордашке Сэнеда запредельное отчаяние сменилось безумной надеждой.

Директор "Эпи-Центра" задумчиво посмотрел сначала на одного активити, потом на другого.

— Я полагаю, что в любом случае стоит попытаться. Независимо от того, какие в итоге последуют или не последуют действия. Так что, Рэюшка и вы четверо, поручаю вашей группе заняться этим делом! Я имею в виду — сбором данных с помощью общей ноосферы. Я со своей стороны по крайней мере, общую информацию по АЭС Исса и планете Урмила запрошу везде, где можно. Для отдельно взятого Чернобыльникова подчëркиваю — сбор данных это именно сбор данных! И ничего кроме.

Тошка надулся и отвернулся. Директор "Эпи-Центра" не обратил на это внимания. Наверно, решил, что припятчанин злится, вспомнив свою пытку сбежать на Вельген.

— Вы нам только это официально как научное расследование по линии "Эпи-Центра" оформите! — тут же сориентировался практичный Эрик, — А то ноосферный поиск и вообще сбор сведений — дело такое… Времени и энергии требующее, в общем. А у нас школа.

— В школу я сообщу, — успокоил его Хрусталёв, — И все бумаги оформлю. На станции тоже договорюсь, чтобы вас не очень дëргали.

— Кстати, хороший вопрос, — подал голос Дайичи, — А где наш гость жить будет? В "Орбитали"?

— А… А можно у нас? — спросил Рэй, сам не понимая, почему сейчас волнуется больше, чем в прошлом году, когда впервые пробовал прыгать с парашютом, — У меня в комнате второй диван есть!

— Если твои родители не против, то это будет идеальный вариант, — в глазах Арсения Никитича зажглись добрые искорки, — Во-первых, ты поможешь Сэнеду адаптироваться. А во-вторых, и заниматься анализом ноосферы сможете в любой момент.

— Тогда я пошёл сейчас звонить! — Рэй вскочил с места так порывисто, что едва не своротил всё со своей стороны стола. В душе поселилось тëплое-тëплое предчувствие чего-то хорошего. Будто обещание праздника. Будто для него одного сейчас вместо осени пришла весна. Радость была такой яркой, такой ощутимой, что казалось, она щекотно шевелится за пазухой, как котëнок. Только бы разрешили! Меридиан и все атомные станции мира, только бы они разрешили!

И тогда не смотря на все трудности и даже, может быть, опасности, впереди разольëтся целое море чудес и счастья. Не только же расследованиями про Майтирэн они заниматься станут двадцать четыре часа в сутки! Будут и разговоры обо всём на свете, и тихие прогулки по Меридиану, и бесконечные споры, и один плеер на двоих, и шуточные драки подушками. У Чернобыльникова есть Генка-оруженосец, а у него, Рэя, будет маленький принц! Кстати, эту книжку надо Сэнеду обязательно сунуть, как только он научится читать по-русски. Ему должно понравиться!

— Я сам с Виктором Петровичем сейчас побеседую, — сказал чудесный, волшебный, самый лучший во Вселенной директор "Эпи-Центра", — В том числе и о материальной стороне дела. И да, Рэйден! Завтра на станцию уж точно можешь не приходить, мы что-нибудь придумаем. Сейчас самое важное — первые шаги Сэнеда по нашему миру.

Рэй благодарно кивнул. Материальная сторона дела его не то что не волновала совсем и даже в сознании толком не помещалась. Так, абстракция какая-то, которой нет места в только что начавшейся сказке. А на станции они с бэ-энчиком потом не раз и не два ещё вместе побывают.

— Я очень, очень и тысячу раз очень тебе благодарен, Рэйден, — сказал Сэнед, крутя в руках свой ретранслятор, — Я, честно говоря, совсем не хотел бы жить в гостинице. Боюсь, мне было бы там весьма неуютно.

Он опять улыбался, доверчиво и безмятежно. И улыбка у него была такая, такая… Будто вместе с ним весь мир улыбается.

Арсений Никитич вышел, судя по звукам, на балкон, а когда вернулся, сказал, что всё в порядке. Семья Головановых согласна помочь "Эпи-Центру". К тому же, "что, согласитесь, в нашей ситуации немаловажно", квартира председателя горисполкома снабжена всеми возможными и невозможными защитными устройствами. Так что, если Сэнеда будут искать, об этом моментально станет известно и КГБ, и милиции и "Закону". Да и сам Рэйден — "мягко говоря, весьма далëк от понятия "беспомощное мирное население".

— Галина Андреевна, конечно, будет бухтеть, — шепнул Рэй телепатически Лине, — Но главное, что отец согласен, она с ним ругаться ни за что не станет.

— Рада за тебя и за бэ-энчика, — протранслировала в ответ ИАЭС, — А вот Тоха наш меня сейчас смущает. Не нравится мне его общий фон.

— Какой фон? — не понял Рэй, — Нету же никакого фона!

— Я эмоциональный имею в виду, а не радиационный. Что-то он, по-моему, слишком уж удила закусил.

Рэй взглянул на Тошку и понял, что Лина права. Вид у припятчанина был такой, будто у него болели все зубы сразу. И три топливных канала в придачу.

— Тошк! — Эрик ткнул Чернобыльникова в бок, — Ты чего такой мрачный, а?

— Я не мрачный, я трезвый, — ухмыльнулся Чернобыльников, — Просто отстаньте от меня и всё будет в ажуре!

— Что за выражения, Антон? Ты на атомной станции работаешь, или… — ВИУР смешался, не умея сразу подобрать нужное слово, — Или в кафешантане?

Что такое "кафешантан", Чернобыльников, разумеется, не знал, но звучало это очень обидно. И плюсов к настроению не добавило.

— Какие хочу, такие и выражения! Каких вы заслуживаете, вот!

— И почему это мы их заслуживаем?

— Почему? — голос припятского активити сорвался на крик, — Потому что лично я этому клоуну ряженому ни на ватт не верю!

Александр Николаевич встал, скрестив руки на груди,

— Чему именно не веришь, Тош? Исса существует, я пробыл там какое-то время. И Сэнед не производит впечатления челове… эээ… существа, недостойного доверия.

— Какое-то время — это двадцать минут? Ничего не скажешь, папочка, срок солидный!

— Не двадцать минут, а минимум несколько часов, — ВИУР с трудом сохранял спокойствие, — Время в разных мирах идёт по-разному. Мы много разговаривали. Станцию он мне, конечно, не показал по понятным причинам…

— Разумеется! — тошкины глаза метали молнии, — Понятнее некуда, врëт твой Сэнед, как ОРО про зарплату! Всё подстроил, чтобы сюда припереться и нас невесть во что втянуть

— Антон! Будь добр, выйди на балкон и успокойся! — холодным металлическим голосом приказал Александр Николаевич.

Рэю стало не по себе даже. Таким добрейшего ВИУРа Назарова он раньше не видел никогда. Впрочем, Тошка тоже хорош — закатить скандал, когда другому реактору помощь нужна! Ну да, нервы у Тохи сдали, а у кого бы не сдали на его месте, но у всего же должны быть пределы! Вот он, Рэйден, тоже РБМК, а сдерживаться, между прочим, уме… Ой, в смысле, конечно, тоже не очень-то умеет, природа и Зона снабдили обоих РБМК-1000 в равной степени буйным и гневливым характером. Но всё равно, блин… А теперь непонятно, что делать, и перед Арсением Никитичем стыдно, устроили тут! Теперь, чего доброго, не дай небесное МАГАТЭ, директор решит, что они тут все не специалисты, а дети малые, и никаких интересных заданий давать больше никогда не будет. В общем, Тошка, конечно, очень-очень хороший, и помирить их потом с бэ-энчиком надо. Но только сначала шею намылить и КМПЦ разогнуть!

Всё это промелькнуло в рэевской голове за одну секунду. А в следующую секунду чëртов Чернобыльников двумя руками сгрëб со стола большое, расписанное петушками и курочками блюдо из-под бутербродов и со всей силы грохнул об пол.

— А пошли вы все знаете куда? — яростно прошипел он, открыл портал и исчез.

— В Припять, — ещё через одну бесконечно-долгую секунду пояснил ВИУР. Вся сталь из его голоса исчезла, был он теперь усталый, грустный и виноватый, — Он всегда убегает в Припять, когда мы ссоримся.

— А единицы посуды тоже всегда страдают? — нервно хохотнул ВВЭР. Лина послала ему очередной уничтожающий взгляд.

— Александр Николаевич, я его разыщу и приведу, — сказал Дайичи, — Рэй-кун, вещи мои из коридора забери, пожалуйста. Завтра как-нибудь вернëшь.

— Нам, наверно, всем лучше по домам пойти, — выдавил из себя Рэй, — Тем более, уроки ещё. Какие-никакие. Александр Николаевич, с вами точно всё будет в порядке?

— Я, если вы, товарищ, не возражаете, ещё на полчасика могу задержаться, — директор "Эпи-Центра" взглянул на часы. Тошкин отец ответил обоим сразу. Что в порядке и не возражает.

Сэнед смотрел на всех грустно и как-то всепонимающе. Как младенец Иисус со старинной иконы.