Боги мёртвого мира

Глава 16. Долина Неживых

— Это последний водоем перед Мертвыми Землями. Советую вам помыться и привести себя в порядок. Воняете.

Первые слова Бессмертной за день. В последние два дня с момента того происшествия со старухой в таких вот небрежных фразочках, высокомерных заявлениях и приказах и заключалось все ее общение с группой. Вот что она действительно думает о своих спутниках: никакого личного интереса, как не проявляет интереса к стаду коров обычный пастух, все реплики которого сводятся к пресловутым «Стоять», или «Вперед», или иногда даже «Стоять, тупая скотина», причем последнее обычно обращено к одной выделяющейся из стада особи, однако никак не выражает заинтересованность пастуха в ее личности. Так и Бессмертная, пока с ней не решался вступить в диалог ни один из ее спутников, ограничивалась пастушьими «Стоять», или «Вперед», или иногда даже «Завтрак», что звучало тоже скорее как приказ, нежели как приглашение к столу.

Келлгар ее боялся. Все ее боялись и все это понимали, но также и нуждались в ней, и именно нужда, надежда на спасение не позволила трусливым бунтарским мыслям о побеге под покровом ночи захватить сознание и укрепиться в нем.

Всякий раз, как Келл смотрел на нее, перед его мысленным взором представала старуха с раззявленным ртом в попытках вздохнуть, ее выпученные от страха и боли глаза, курительная трубка в шее и черные потоки крови, хлещущие из раны. Но более всего Келла пугало, с каким бесстрастием Инмори убила старуху. Он вспоминал себя и свои эмоции, в нем играла обида, гнев, злость, он делал это ради мести и ради своих родителей, а еще ради себя, в чем не желал себе признаваться. А Бессмертная… С таким лицом человек мог бы прибить назойливое насекомое. С таким лицом боги и смотрят на людей, когда решают их судьбы, и жизнь человеческая для них не ценнее жизни навозной мухи.

Мужчина покрылся мурашками при одном лишь воспоминании о словах Инмори, словах осязаемых и вполне реальных.

«Есть только один бог — я».

После такого невозможно относиться к ней как прежде. Пытаться шутить, пытаться узнать ее получше, бросать искоса быстрые взгляды и думать, нет, мечтать по ночам об их близости… Нет, теперь один только страх. И, посмотрев на нее, хочется быстрее отвести глаза, а то и уткнуться лбом в землю, лишь бы ничем не вызвать ее гнев.

Берт и Нова разбили палатку, и Келл устроился у огня на их стороне, подальше от Бессмертной, как будто пламя могло бы его оградить. Женщина не казалась чем-то расстроенной, напротив, как подозревал Келл, ей нравилась ее отчужденность. Она устроилась в полукруге из собачьих лап и закрыла глаза, предоставляя своему стаду полную свободу действий.

Расположились они на этот раз на берегу какой-то мутной и мелкой речушки в чистом поле, где лишь по берегам трава имела цвет, приближенный к зеленому, но лишь отдаленно напоминающий тот сочно-зеленый, каким в изобилии покрыты берега рек в графстве Шанор, процветающем и плодородном. Остальную же землю вокруг будто постигла засуха: редкие травинки пожелтели и пожухли, камни растрескались и покрылись лишайником, и кое-где из щелей между камнями торчали сухие колючие кустарники. Такой ландшафт путники вынуждены были лицезреть на протяжении последних трех миль, и еще примерно столько же нужно проехать, чтобы оказаться в землях, именуемых Мертвыми. Вот она, граница. И эта пограничная недопустыня, как и самая настоящая пустыня — Мертвые Земли, с каждым годом продвигается все дальше на север, отхватывает себе все больше от пирога, называемого миром. Интересно, вдруг подумал Келлгар, что будет, когда две эти противоположности, льды и пустыня, встретятся на середине пути?

Тогда не останется больше прибежища для людей и животных, погибнет вся растительность, испарится или замерзнет вода. И не останется больше жизни.

— Этому не бывать.

Келл вздрогнул от неожиданности, а затем еще раз, когда понял, что голос принадлежит Инмори. Он вопросительно поднял на нее взгляд, стараясь изо всех сил не опустить его и ничем не выдать своего душевного волнения.

— Ты, верно, думаешь сейчас о том, что же будет дальше. Думаешь, мир обречен на погибель. — Она усмехнулась. — И ты ошибаешься.

— Неужели, — начал он неуверенно, — есть способ спасти наш мир?

— Есть.

— И что за способ?

— Тебе не по силам.

— А-а…

Он обреченно опустил глаза. Что еще он мог сказать? Продолжать разговор бессмысленно, от него не будет никакого толку, когда Бессмертная отвечает на вопросы вот так пренебрежительно, словно считает его неспособным понять правду. Но… слова Бессмертной зажгли в нем утраченную было искорку надежды, пока не понятно, на что, то ли на восстановление прежних отношений, то ли на блага глобального масштаба.

— Мы идем купаться, — Берт положил руку на плечо Келла, заставив его в третий раз за рекордно короткое время вздрогнуть. — Не мог бы ты пока смотреть в другую сторону? Понимаю, сложно удержаться, но не подглядывай.

Берт лукаво улыбнулся другу, не вызвав у того ответной улыбки, понял неуместность своей шутки и поспешил со стопкой чистой одежды к берегу реки.

Келл тут же машинально глянул в сторону Селестии, как бывало всякий раз при неудачно отпущенных шуточках Берта, словно бы говоря своим взглядом: ну и ну, надо же было… И тут же снова опустил глаза, потому что вспомнил, ей все равно, и всегда было все равно, хоть он и предпочитал думать по-другому.

Инмори больше ничего не сказала за вечер, да и Келл не пытался развязать разговор. После сладкой парочки пришел его черед мыться, и если его и заботили чьи-либо взгляды, вида он не подавал. Разделся и вошел в холодные воды ленивой, или, вернее сказать, еле живой реки, и как мог принялся обливаться и растирать кожу руками. Когда понял, что изрядно продрог и уже достаточно чист, обтерся внутренней стороной грязной одежды, постирал ее, соскреб лезвием щетину.

У костра все молчали. Даже Берт и Нова в последнее время держались отстраненно, и это угнетало. Ни следа от того веселья молодых и неопытных людей у их первого костра с первой добычей в руках. Теперь же они безучастно жевали какие-то полоски мяса, оставшиеся с завтрака, и потерянно жались друг к другу. И лишь лошади по-прежнему не меняли своего настроя.

Чем дальше они двигались на юг, тем жарче становились дни и холоднее ночи. Скоро Келл уже не сможет довольствоваться одним одеялом, и что он собирается делать, он еще не решил.

Еще один вечер в молчании, еще одна ночь в одиночестве. У Берта хотя бы есть Нова, а у Новы — Берт, и у них есть общая цель, и это хоть как-то помогает им не пасть духом. А вот Келл понемногу начал ощущать липкие противные щупальца невыносимой тоски, когда ничего не радует и беспричинно хочется умереть. Уныние.

Он лежал и смотрел на звезды, особенно яркие и какие-то чужие, и даже они не приносили ему былого ощущения чуда. Надоели. Скучные звезды на скучном небе. Раньше он жил ради мести, теперь родные отмщены, и не осталось ничего. Так ради чего же жить дальше?..

— Холодно?

Келл подскочил как ужаленный. Похоже, это начало входить в привычку. Одно слово, сказанное Бессмертной без какой бы то ни было интонации, вызвало в нем сразу бурю противоречащих друг другу чувств. Холодно — что? Холодно — тебя согреть, или холодно — ну и мерзни, или холодно — прекрати стучать зубами, ты мне мешаешь?

Бессмертная стояла на расстоянии трех шагов от него, и ее глаза светились ярче звезд.

— Ты вполне способен согреть себя самостоятельно, посредством своей духовной энергии. Почти так же, как возникает пламя снаружи. Но стоит быть осторожным и не путать реальное пламя с воображаемым, иначе спалишь себя изнутри.

Ах, это… Келл почувствовал легкое разочарование, неизвестно на что надеясь и всякий раз не получая желаемого. Есть ли смысл продолжать обучение? Бродить бесцельно по умирающей земле за Бессмертной, будто побитая собака, которая несмотря ни на что продолжает следовать за своим хозяином. Не таким он представлял свое будущее, свое великое будущее героя, полное праведных поступков, значимых свершений и, возможно, счастья.

— Не хочу, — мог бы сказать он, но не сказал, пусть и готовы были эти слова слететь с языка. А вместо этого со вздохом откинул одеяло, предоставляя возможность холодному ночному воздуху беспрепятственно ласкать тело.

«Зачем я это делаю? На что надеюсь, глупый?»

— Еще несколько таких же восхитительных ночей — и однажды утром даже ты не сможешь меня разбудить. — Келл с ворчаниями уселся на холодную землю напротив Инмори и принялся усиленно растирать плечи.

— Опять ошибаешься. Могу воскресить тело, хоть и не могу вернуть душу. Так что даже мертвый ты мне послужишь в качестве подставки для ног.

— Твои слова как всегда полны любви и весьма оптимистичны.

— Если перестанешь питать иллюзии относительно человеческого вида, уже очень скоро поймешь, что все люди равнодушны.

— Мог бы поспорить, но ведь из нас двоих только ты прожила на свете не одну сотню лет, а я так, младенец по сравнению с тобой.

— Именно. И если ты пытаешься задеть меня, то заведомо обречен на провал. Поэтому не трать свои силы на пустую болтовню и принимайся за медитацию.

— Интересно, как же мне достичь гармонии с собой, если все, о чем я могу думать, это как бы не отморозить яйца на таком холоде?

Впервые Келл позволил себе такую вольность в присутствии Селестии, сначала расхрабрился, потом понял, что сглупил, и пристыженно прикусил язык. Однако женщина ничуть не смутилась. Бросила небрежно и с всегдашним равнодушием:

— Не переживай, они тебе все равно не понадобятся.

Тут уж пришел черед смутиться Келлу, и если бы не благословенная мгла, всем на обозрение предстали бы его порозовевшие щеки.

— Успокойся. Представь, что кровь твоя подобна лаве, обжигающая, горящая. Что вместо сердца у тебя красный уголек. Он пышет жаром, согревает все вокруг. Вены и артерии несут лаву к онемевшим конечностям, и твое тело наполняется теплом.

Келлгар послушно представил угли и некую красную жидкость, ведь как выглядит лава, он понятия не имел. Как ни старался, все тщетно: от холода его била дрожь, босые ноги окоченели, зубы непроизвольно выбивали дробь. После нескольких минут не увенчавшихся успехом попыток он проворчал:

— Что-то… не получается…

С закрытыми глазами уловил движение воздуха и ее запах рядом с собой, но глаза открывать не стал. Бессмертная коснулась его лба указательным пальцем, холодным, как руки мертвеца, и тем не менее стало теплее. Тепло расходилось по телу сверху вниз, и в этот момент Келл вдруг понял, как вызвать в себе эту волну тепла самостоятельно. Он сосредоточился — и очень медленно от сердца-уголька пошли волны, соответствующие каждому пятому удару. Это новое открытие удивило его и обрадовало, и когда он вновь открыл глаза, Инмори сидела на прежнем месте, скучающе глядя в центр его груди, туда, где, как он предполагал, пряталась его духовная энергия.

— Слабовато, — заявила Селестия, прежде чем он успел открыть рот и выразить щенячий восторг по поводу своих успехов.

Келл тут же обиженно захлопнул рот. Неужели она не видит, как он старается? Очень нелегко дается то, во что ты сам с трудом веришь.

— Скоро это будет так же естественно, как дышать, но пока твои умения концентрироваться оставляют желать лучшего.

— Мне нужно время. Привыкнуть ко всему этому. Разве у тебя сразу получилось?

— Меня никто этому не обучал. С самого начала я имела те силы, которые обычные Бессмертные развивают в себе столетиями. И управлять своей духовной энергией я научилась еще до того, как научилась ходить.

— Но ведь я даже не Бессмертный.

— Хочешь сказать, мои требования и ожидания завышены? Я знаю разницу между усердием и ленью, мальчик.

— Я не ленюсь, я просто…

— Ты потерял свой путь. Знаю. Думаешь, что после убийства монахов тебе больше ничего не остается. Это не было целью твоей жизни, это была лишь одна из ступеней, пойми. Ты преодолел ее и видишь новую ступень. И новую цель. Не просто так судьба привела мальчика со спящим даром к женщине, способной раскрыть этот дар.

Инмори глядела на него многозначительно, а может и безразлично, но Келлу хотелось думать, что он все же кое-что значит для нее. Прекрасно осознавая, что в очередной раз он питает иллюзии относительно своей значимости, выдает желаемое за действительное, он все же снова убедился, что пойдет за Бессмертной куда угодно и сделает все, что она скажет. Глупо, конечно, но…

Вдруг ему стало так тепло, но не физически, потому что он уже довольно долго согревал свое тело. Будто бы сама духовная энергия, сама его суть согрелась от нагрянувшего внезапно прилива чувств: благодарности, нежности и всего прочего, бесполезного, чему никто не придает значения в этом безжалостном мире.

Он улыбался, глядя на нее, как ребенок, как дурак. Она и считала его таковым, но он докажет, что достоин ее признания, оправдает ее доверие. Это и будет следующая ступень его жизни.

Со всех четырех сторон на многие сотни и тысячи миль простирался до скучного одинаковый тоскливый пейзаж. Долина Неживых в самом полном смысле этого слова, каменная пустыня, лишенная растительности и воды, обветренная и отмершая корка. Ни одно живое существо не забрело бы по своей глупости в эти земли, ведь даже самого мелкого гада отталкивало от этих мест не только отсутствие воды.

Стоило переступить границу — на спутников Бессмертной навалилась беспричинная тоска, нарастающая тревога, оцепеняющий страх и, как следствие, слабость во всем теле и в мыслях. Пропало ощущение жизни, как и желание жить. В первые мгновения они беспомощно и испуганно переглянулись, ища спасения друг в друге, лошади замотали головами и остановились, испытывая такие же точно эмоции, не присущие их виду в принципе. Спустя еще пару мгновений живые ощутили тяжелое, почти физическое сопротивление мертвой земли, как будто она пыталась их вытолкнуть за пределы своих границ, но одновременно с этим и тягу идти дальше. Ни люди, ни животные не могли ступить и шагу под гнетом этих противоречивых сил, могли только стоять с опущенными головами и разрывающимися от тоски сердцами и ждать своей смерти.

Спустя самое длинное мгновение в жизни каждого из них, мгновение, полное отчаяния и невыразимой тоски, обреченности и безысходности, гнет вдруг прекратился без сопротивления и исчез так же внезапно, как и появился. Бессмертная не повела и пальцем, однако ни у кого не оставалось сомнений, что это ее рук дело.

— Примерно то же самое я испытала при рождении. Желать смерти едва родившись — парадокс, правда?

В первые несколько вдохов ее спутники пытались прийти в себя после атаки совершенно не поддающейся объяснению энергии саморазрушения. Все тяжело дышали, и у всех на лицах читался страх, смешанный с облегчением, как если бы убийца в последний момент вынул голову жертвы из-под воды и из милосердия — либо же из жестокости — позволил ей пожить еще какое-то время.

— Не хотелось бы мне вновь испытать подобное, — тихо проговорил Келл, который до побелевших костяшек сжимал дрожащими руками поводья.

— Я думал, что умру. — Берт покачал головой. — Черт, да я и вправду хотел умереть! Впервые в жизни. Что это было?

— Думаю, это не ты.

Нова кивнула в сторону, и парни прищурились, оглядывая совершенно одинаковый горизонт и силясь понять, что же такое увидела Нова. Почти незаметные на фоне остального пейзажа, желтовато-белые и темно-коричневые, вдоль всей границы полосой в несколько шагов рассыпались кости животных и птиц, высохшие панцири жуков, маленькие трупы насекомых. Кости всевозможных форм и размеров, разлагающиеся слишком быстро для естественных условий. Мерзкий холодок пробежал по коже каждого из людей, ведь на этом самом месте едва не оказались они сами. Не сговариваясь, они направили лошадей вглубь Долины, чтобы как можно скорее покинуть место казни стольких случайных жертв.

— Нова права. Эта земля обладает сильно действующей гнетущей энергией, отголоски прошлых несчастий, помноженные сами на себя. Энергия Долины Неживых губительна для всех живых существ, не способных подавить ее ауру. Именно поэтому случайно залетевшая за границу птица тут же падает без движения и безропотно дожидается своей смерти под воздействием чуждых для нее навязанных насильно эмоций.

— Жутко это, — спустя минуту общего молчания заключил Берт, и все остались с ним согласны.

Животные как будто пришли в норму, ведь их душевная организация не подразумевает переживания о прошлом, по крайней мере, всадники не ощущали никакой тревожности, исходящей от них, так что вскоре успокоились и сами.

Вокруг все выглядело совершенно одинаковым: пустая каменная долина в коричневых, серых и желтых тонах, ни намека на бывшую здесь когда-то растительность или заброшенные города. Ветер редкими порывами поднимал удушающую каменную пыль, норовившую залепить глаза, так что всадники вынуждены были поднять повыше вороты своих плащей и прятать лица всякий раз, как подует ветер. Кроме того, сам воздух в про́клятом месте пропитался затхлостью и запахами нагретого под палящим солнцем камня.

— Что ты имела в виду? — заговорил Келлгар после долгого молчания. Он обращался к Инмори, но обернулись все, кроме нее. — Ну, когда сказала, что хотела умереть после рождения.

Бессмертная немного помолчала, равнодушно глядя вперед. Ее ответ заставил всех вздрогнуть.

— Я родилась здесь, в Долине Неживых. То место, куда мы направляемся — Тайное Место — это источник жизненной энергии посреди мертвой земли с противоположной по сути своей энергией. Бессмертные на протяжении многих тысяч лет приходили в Тайное Место совершать свои обряды, приводили туда женщин, матерей будущих Бессмертных. Родившиеся там дети получали бесконечное здоровье, силу исцеления, но еще больше они получали силу разрушения. Поэтому первое, что мы помнили, это желание умереть, которое оставалось с нами до тех пор, пока мы сами не научились противостоять ему. А вторым сильным желанием было желание убивать и разрушать. Но и это желание дети постепенно учились подавлять.

— То есть, чтобы стать Бессмертным, нужно родиться в Тайном Месте?

— Нет, не обязательно. Главное, соблюсти обряды. Бессмертным можно стать и после рождения, но это уже заведомо более слабое существо, скорее даже не Бессмертный, а просто долгожитель, обладающий определенными силами. Однако не все дети, рождающиеся в Тайном Месте, могут стать Бессмертными. Те, у кого недостаточно духовной энергии для этого, погибнут точно так же, как те животные на границе под воздействием разрушающей силы Долины.

— И заранее никто не знал, выживет ребенок или умрет?

Селестия отрицательно покачала головой.

— Это довольно… жестоко. — Келл поморщился, когда понял, что снова начинает лицемерить.

— Много детей погибло в том месте? — тихо спросила молчавшая до этого Нова.

Селестия-Инмори посмотрела на нее как будто снисходительно.

— Что такое несколько жалких жизней по сравнению с одной значимой? Умирали примерно три из четырех младенцев. Но тебе не стоит волноваться, ведь вы под моей защитой.

— Знаю, — слегка неуверенно кивнула Нова.

— По своей силе я превзошла энергию Долины Неживых и подчинила ее. Моя сила почти безгранична.

— Значит, ты можешь сделать так, чтобы Долина не разрасталась больше?

— Могу. Энергию порождает сама земля, она не иссякает, а только множится. Для ее излияния нужен лишь объект, на который была бы направлена эта энергия. Сейчас объектом является новая земля и животные, которые попадаются на пути. Я могла бы остановить ее распространение и направить энергию на людей. Но всех живых едва бы хватило, чтобы исцелить землю Долины.

— Значит, сделать ничего нельзя? И в том, и в другом случае будут жертвы, которых нельзя избежать?

— Есть еще один способ, при котором жертв будет значительно меньше, но он требует длительной подготовки.

— Тебе это по силам — излечить землю от мертвой энергии?

Бессмертная равнодушно пожала плечами.

— Кто знает.