Благословенный. Книга 7

Глава 6

— Да откроют они нам, наконец?

Ранним утром у дома Уильяма Питта-младшего остановилась прекрасная, на резиновом ходу коляска, откуда вышли четыре джентльмена. Немногочисленые зеваки, для которых подобные визиты к дому бывшего влиятельного премьер-министра были далеко не в новость, тут же узнали среди них лорда Гренвилла — родственника сэра Уильяма — и восходящую звезду английской политики, лорда Каслри; причём первый, в течение десяти минут названивавший в дверной звонок, уже начинал терять терпение.

Наконец за дверью явственно загремели ключи — на вызов колокольчика явился Сидней, бессменный камердинер Уильяма Питта-младшего. Одетый в старомодный сюртук, напудренный парик с тупеем, он буквально олицетворял собою респектабельность доброй старой Англии времен королевы Анны.

— Любезный, — нервно произнёс лорд Гренвилл — мы с лордом Каслри прибыли к твоему хозяину по срочному делу. Будь добр, поторопи его, ибо дело не терпит отлагательств!

Дворецкий окинув взглядом ранних визитёров, обещал тотчас же доложить, и, неодобрительно покачивая головой с видом «ну господа, вы же знаете сами, что явились слишком рано» отправился к своему патрону.

Уильям Питт уже проснулся и сидел на оттоманке в атласном тёмно-синем шлафроке. Рядом на изящном письменном столике, изрядно потемневшем от постоянно засыхавших на нём потёков красного вина, стояло и лежало несколько пустых бутылок из-под портвейна и хереса, очевидно, опустошённые прошлым вечером. При виде этого зрелища Сидней мысленно вздохнул: никогда не отличавшийся трезвеннической жизнью сэр Уильям последние месяцы перешел все границы, иной раз опустошая по восемь бутылок в день. «Этак он, пожалуй, перейдёт на джин, и кончит, как большинство лондонских бедняков — преждевременной и жалкой смертью» — подумал камердинер, но, убирая остатки вчерашней невоздержанности хозяина, разумеется, не произнёс ни слова.

— К вам лорд Гренвилл, сэр! С ним лорд Каслри и еще два джентльмена, сэр!

Питт устало потёр узкой ладонью воспалённые, с глубокими коричневыми тенями глаза.

— Что за господа? — тяжело подняв голову, спросил он, сделав это голосом человека, которому проще умереть, чем выйти к гостям. Сидней понял, что вопрос касается незнакомых ему гостей — ведь лорды Гренвилл и Каслри были прекрасно известны Питту.

— Не знаю, сэр! — сдержанно отвечал камердинер. — По виду — иностранцы, сэр!

Тяжело вздохнув, сэр Уильям поджал губы, явно мысленно пытаясь смириться с необходимостью вставать и вести умные речи

— Сидней, отправляйтесь к визитёрам и сообщите, что я приму их в гостиной через четверть часа. Затем подайте мне горячей воды для умывания и мой тёмно-зелёный сюртук.

Умывшись и одевшись, мистер Питт разительно применился. Его высокая, неуклюжая костлявая фигура казалось, выросла вдруг до самого потолка и теперь дышала достоинством; резким движением сэр Уильям вздёрнул голову, натягивая на лицо маску холодного высокомерия. Пройдя в гостиную и устроившись в кресло у камина, он скованно, но благосклонно кивнул Сиднею.

— Проси джентльменов войти! — произнёс он тоном, которым можно было бы заморозить Северное море.

Вскоре визитёры предстали перед бывшим премьер-министром.

Лорд Гренвилл, двоюродный брат Уильяма Питта, как и тот, с юности занимавший место в Палате Общин, уже успел побывать ее спикером и даже министром иностранных дел; но, несмотря на родство с Питтом, старался занимать независимую позицию.Это позволило ему занять в новом правительстве Аддингтона место министра внутренних дел; но, разумеется, он сохранял контакт с о своим опальным родственником. Лорд Каслри, тоже довольно молодой политик, сделавший имя на ирландском урегулировании и вполне преданный Питту, — настолько, что они считался почти родственниками; но еще двое — полноватый господин в одежде, характерной для континентальной Европы ихудощавый немолодой субъект с обширными залысинами — были Питту незнакомы; а ведь он знал всех, или почти всех в Англии, кто имел хоть какой-то вес и значение!

Впрочем, секрет вскоре раскрылся.

— Сэр Уильям, эти господа прибыли к нам с континента. Господин Гаугвиц — бывший первый министр низложенного прусского короля Фридриха- Вильгельма; герр Гарденберг — бывший полномочный министр в земле Ансбах — представил незнакомцев лорд Каслри.

— Чем обязан, господа? — холодно произнёс Питт, окидывая посетителей отчуждённым, надменным взглядом.

— Уильям, — произнёс лорд Гренвилл, оглянувшись на своих товарищей — положение просто отчаянное! Как вы знаете, Аддингтон убедил Его Величество подписать союзный договор с Россией, согласно которого мы выплатим этой империи двадцать миллионов фунтов в течение ближайших шести месяцев, и еще шестьдесят миллионов — до конца этого года. Это чудовищная сумма; и мы обязаны будем отдать ее человеку, безжалостно потопившему наш флот всего лишь полтора года назад!

Пока Гренвилл рассказывал эти новости, лорд Каслри постоянно посматривал на бывшего премьер-министра. Питт казался высокомерным и совершенно безучастным. Впрочем, сэр Роберт, не один год деля с ним парламентскую скамью, прекрасно знал, что он всегда выглядит так, когда речь идёт о политике.

— И среди уважаемых членов Палаты Общин, и в среде наших друзей в Сити крепнет убеждение, что союз с Россией — это последнее, что следовало сделать Англии! — продолжал между тем Гренвилл. — Их торговые привилегии разрушают нашу торговлю: печально известная компания «Русский дом», что, по слухам, принадлежит самому царю, и уже ставшая причиной разорения множества торговцев, под видом русских завозит в Лондон множество товаров, выпущенных в третьих странах и даже во Франции! Наши расходы на поддержание их вооружённых сил огромны и совершенно не соответствуют возможностям нашего казначейства. Все опасаются неизбежности введения новых налогов; завтра в Палате Общин обсуждается правительственный законопроект о налогообложении всех городских строений, имеющих более восьми окон, но ходят упорные слухи, что этим дело не обойдется… Нам не хватает вас, Уильям, вашего здравомыслия и веского слова на заседаниях! Вы должны поддержать нашу борьбу против этого чудовищного, противоестественного альянса льва и медведя!

Сэр Уильям лишь холодно пожал плечами.

— Я не склонен судить за этот союз Аддингтона. Не стоит заблуждаться, господа — наша страна отчаянно нуждался в русской поддержке против Франции. Ни я, ни кто-то другой в Палате Общин не представляем себе, каким еще способом может быть разбит галльский Молох! Теперь, когда Австрия разгромлена французами и на Апеннинах и в Баварии и подписала унизительный мир, а Пруссия уничтожена русскими вплоть до того, что королевская семья оказалась в их плену, в Европе просто нет иной силы, которую можно было бы противопоставить Парижу. Тут, господа, я полностью согласен с премьером Аддингтоном. Чёрт побери, да я и сам бы с удовольствием подписал с русскими союзный договор — ведь если хочешь победить чёрта, надобно самому стать чёртом! Но, с другой стороны, решительно никто в Англии не заинтересован в том, чтобы одна гегемонистская страна сменила другую, или чтобы Россия была наделена ролью арбитра Европы!

Лорд Каслри беспокойно оглянулся на немцев и перешел на французский — очевидно, пруссаки не знали английского и не могли понимать, о чем идёт речь.

— Сэр Уильям, вы не слышали, должно быть, последних новостей из Германии. Как вы знаете, еще в прошлом году русские сформировали из остатков прусских и саксонский сил армию, горделиво величав ее «Вооружённые Силы Северо-германского союза». Тотчас после создания на обломках Королевства Прусского этого скороспелого и странного государственного образования были произведены дополнительные воинские наборы; и ныне, как говорят, силы Союза насчитывают более ста тысяч солдат, проходящих самую тщательную и скорую переподготовку под началом известного своею опытностью и военными дарованиями графа Суворофф. Так вот, по данным наших источников, в среде этих военных созрел заговор в пользу императора Александра! Они желают отрешить от власти бундеспрезидента Вильгельма, не пользующегося никаким доверием в военной среде, и предложить Александру возглавить Северогерманские земли, провозгласив Германскую империю! Господа Гаугвиц и Гарденберг, уведомленные доброжелателями об этом чудовищном плане, поспешили связаться с нами, и тотчас прибыли в Лондон. Прошу вас, господа!

Немцы переглянулись, перебросившись между собой парой фраз по-немецки. Затем герр Гарденберг, откашлявшись, произнёс:

— До меня дошли сведения от бывших офицеров Королевской прусской армии, в среде которых еще сохраняется верность нашему вероломно плененному королю, о том, что среди чиновников и офицеров Северо-германского союза распространяются разговоры о неспособности президента Вильгельма и необходимости устроения дел в Союзе «на более прочном монархическом основании». При этом император Александр называется в качестве лучшего кандидата на верховную власть. Центром заговора является обер-президент барон фон Штейн, как известно –второй человек в иерархии Союза. Неизвестно, является ли вся комбинация плодом раздумий самого барона Штейна, или это результат интриг русского посланника Колычова, но сейчас важно другое: заговор этот весьма близок к кульминации. Как только последуют первые военные неудачи — а они несомненно будут, ведь в деле участвует сильнейшая в мире французская армия под командованием самого Моро — как заговорщики тут же выступят и поставят русского царя германским императором!

Питт слушал Гарденберга с безучастным видом; в продолжение всего разговора ни один мускул не дрогнул на его лице. Наступило молчание.

— Последствия этих событий — вмешался в разговор министр Гаугвниц — легко предсказуемы. После более чем вероятного поражения Франции ваша страна столкнётся с ещё более чудовищным монстром, — объединенной Русско-немецкой империей, под началом несомненно талантливого, но совершенно непредсказуемого человека! Прошлогодний Германский Конгресс показал, что этот молодой монарх сочетает в себе как высокое человеколюбие, так и истинно якобинскую беспринципность; с его благословения сотни князей и тысячи имперских дворян лишились своих владений! Теперь эти несчастные влекут самое жалкое существование, перемещаясь от одного двора к другому и нигде не находя сочувствия своим несчастьям. Австрия бессильна после прошлогодних поражений и лишь в ярости наблюдает, как новые власти Германии разрушают остатки имперских учреждений; Пруссия повержена в прах, Франция поражена революционным безумием, остальные просто бессильны… У них есть лишь одна надежда — на Англию; но союз вашей страны с Россией лишает нас и этого последнего шанса на справедливость!

Напрасно посетители пытались прочесть что-либо на каменном лице бывшего премьер-министра — казалось, булыжники мостовой были более красноречивы, чем этот надменный субъект.

«Как же он высокомерен, — с сожалением подумал лорд Гренвилл. — И в то же время — какой выдающийся ум!»

— Не желаете ли выпить кларету? — наконец вымолвил Питт, с видом, будто он только что вспомнил о своих обязанностях гостеприимного хозяина, и теперь с крайней неохотой пытается быть любезен.

— Благодарю, но, кажется, для вин еще слишком рано. Как полагаете, Роберт? — спросил Гренвилл, беспокойно оглядываясь на Каслри.

Немцы тоже с недоуменным видом отказались от вина. «В этом Лондоне одни пьяницы и торгаши» — явственно читалось на их благообразных респектабельных физиономиях.

— Знаете, Уильям, а я, пожалуй, не отказался бы! — вдруг заявил Роберт Каслри, понимающе улыбнувшись Питту.

Сидней, в почтительном полупоклоне ожидавший распоряжений, тотчас же бросился к буфету, откуда извлёк большой богемского стекла графин, полный рубиновой жидкости.

Питт и Каслри приложились к бокалам — первый выпил всё д дна, другой лишь слегка пригубил. По бледному лицу бывшего премьер-министра разлился румянец, в глазах появился блеск.

— Господа — наконец негромко произнес он. — На самом деле я полагаю, что ситуация очень скоро обернётся в нашу пользу. Провидение явно на вашей стороне! Война между столь мощными континентальными державами с очевидностью не может быть ни простой, ни быстрой. Рано или поздно, как это обычно бывает, когда в схватке сходятся два равных по силам противника, они истощат друг друга. И в этот момент, господа, на сцену вновь выступит Австрия!

Услышав это, немцы недоумённо переглянулись.

— Но, герр Питт, Австрия слаба… — начал было возражать Гаугвиц, но Питт ледяным взглядом прервал его.

— Да, Австрия сейчас слаба, но теперь, когда один ее сосед повержен, а два других, судя по всему сцепятся в смертельной схватке, у неё появится время накопить силы. Мы все здесь прекрасно понимаем, что в Вене в равной степени ненавидят и ту, и другую сторону нынешнего конфликта. Французы уже дважды наносили австриякам поражения, лишив их владений в Италии. Русский царь, столь неуклюже вмешавшийся во внутригерманскую политику, вызвал справедливый гнев Венского кабинета, неосмотрительно разрушив Священную римскую Империю германской нации. Кроме того, пропагандируемая им политическая система крайне губительна для Австрийского дома, чьи владения составлены из столь разнородных земель! Налейте ещё, Сидней!

Камердинер дисциплинированно вновь наполнил бокалы.

— Пока две стороны — продолжил Питт, с удовольствием пропустив несколько глотков — уничтожают и истощают друг друга, Австрия будет копить силы. Полагаю, мы поможем им, предоставив некоторое денежное воспомоществование… А затем наши державы — Англия и Австрия — выдвинем воюющим совместный ультиматум: заключить мир при нашем посредничестве и на наших условиях! Страна, которая не согласится с этим требованием, будет атакована во фланг возрождёнными австрийскими силами. Поскольку Австрии в это время будет у нас на полном содержании, условия мирного договора (а значит, и всё послевоенное устройство Европы) будет целиком и полностью продиктовано нами. Конечно, если в это благословенное время премьер-министром буду я, а не мистер Аддингтон, результаты будут намного более впечатляющими… хотя, думаю, в такой ситуации даже Генри вполне справиться!

Услышав это, гости вздохнули с облегчением; англичане заулыбались, и даже каменные лица немцев несколько разгладились. Если мистер Питт видит выход из ситуации — значит, всё совсем не безнадежно!

Поговорив ещё некоторое время посетителей удалились. И Питт остался один — наедине с Сиднеем и графином кларета. Лёгкая змеиная улыбка играла на его бледном челе; чувствуя как по телу разливается тепло, сэр Уильям размышлял о будущем, причём впервые за долгое время он делал это с заметным удовольствием.

'Генри не сможет выплачивать субсидию русским, не прибегая к экстраординарным налогам — с холодным злорадством думал он. — Казна истощена предыдущими расходами на военные действия; кроме того полным ходом идёт восстановление Королевского флота, столь сильно пострадавшего во время той несчастной экспедиции в Балтику. Сити уже больше не даёт короне взаймы на прежних условиях, и Аддингтон вынужден будет ввести подоходный налог! Это неминуемо обрушит его популярность среди торговцев. А потом, когда русские победят — а они, вернее всего, победят — газеты зададутся вопросом: как же случилось так, что на английские деньги и с английской помощью на Континенте возникла гигантская двуединая монархия, мощи которой совершенно нечего противопоставить? Как только Франция падёт, мы вновь окажемся в состоянии войны с Россией, ведь она чудовищно усилится, разрушая остатки европейского равновесия! В Палате Общин разразиться грандиозный скандал; кабинет Аддингтона падёт, и тогда король вновь обратится ко мне… Я снова стану премьер-министром, и вот тогда-то комбинация с Австрией будет более чем уместна! Мы пообещаем им Валахию, Молдавию, да что там — все Балканы — лишь бы они разгромили ослабленных русских. Очевидно, придётся привлечь и остатки французских сил; впрочем, когда у власти окажется Людовик XVII, это будет более чем возможно! Союз Австрии, Англии и Франции, дополненный внутренней оппозицией в среде германского дворянства, сможет отбросить Россию обратно, к ее историческим границам, тем, что были двести лет назад…

Лишь бы мосье Талейран выполнил то, что обещал и за что ему давно уже было заплачено…

Через несколько дней до Питта дошло известие, что русский посол Толстой добился успеха: Российская империя обязалась выставить 120 000 солдат, а Англия — выплатить 40 млн. фунтов за первый год и по 12 миллионов — каждый следующий год войны, если за год с Францией не удастся сладить и дальнейшее финансирование окажется необходимо. Но текст соглашения до поры оставался секретным.

Русские чего-то ждали.