Павел Александрович с тоскою смотрел на лучи солнца, пробивающиеся через прочные дубовые жалюзи. Дни тянулись один за другим, но ничего, вроде бы, не происходило. Правда, последние дни его содержание во внутренней тюрьме Министерства полиции заметно улучшилось: позавчера ему подали отличное консоме из пулярки, вчера ввечеру — бутылку шампанского. К чему было это изменение режима, к чему оно — к добру или нет — об этом Строганов мог только гадать.
Шум отпираемого замка заставил узника с сожалением оторваться от лицезрения солнечных лучей.
— Собирайтесь, мосье! — недружелюбно бросил всегдашний пожилой капрал, с мрачным видом вошедший в камеру. — Министр желает вас видеть. И возьмите свои вещи!
Гадая, что бы это значило, Павел Александрович подхватил своё немудреное имущество и зашагал вслед за конвоирами.
Фуше ждал его в уже знакомом Строганову кабинете. Однако, в этот раз министр был сама любезность: ему только что поступили сведения о разгроме французской армии под Иеной.
— Рад видеть вас, граф! Позвольте принести вам самые искренние свои сожаления за это страшное недоразумение! Всё разъяснилось: вы решительно ни в чём не виноваты!
И Фуше с самой искренней улыбкой подал Строганову руку.
— Давайте расстанемся друзьями! Видите ли, я знаю, что у вас есть определенная, очень тесная связь с императором Александром. И прямо скажем, именно это меня очень интересует! Давайте поступим так: я освобожу вас и снабжу паспортом нейтральной страны до Гамбурга. А вы в обмен на эту небольшую услугу передадите императору Александру от меня небольшое послание. Не скрою: я бы хотел установить с ним некую связь. И очень надеюсь найти в этом стремлении некое понимание с вашей стороны.
Затем министр вручил Павлу Александровичу запечатанный пакет и проводил до порога кабинета, буквально отчески напутствовав его:
— Я дам вам надёжное сопровождение, с ним вы доедите до нейтральной теперь Дании. И позвольте заверить вас в своём совершеннейшем почтении!
Уходя, Павел Александрович понимал: министр Фуше решил затеять самостоятельно игру и выбрал его в качестве, с одной стороны, некоего аванса императору Александру, ну а с другой — в виде очень надёжного доверенного письмоводителя. И это еще более утвердило его в мысли, что Талейран налаживает связи французскими монархистами обосновавшимися в Вене, причём, судя по всему, бывший епископ в этом деле весьма преуспел.
'Талеран явно обскакал всех остальных. Именно с ним разговаривают доверенные лица Людовика XVII. В противном случае Фуше налаживал бы связи не с русским двором, а с венскими монархистами. Но судя по всему это хлебное место занято, и министру полиции приходится искать теперь альтернативные варианты, подбирая себе иных, менее авторитетных покровителей.
Ну что же — игра продолжается!
Победа под Йеной и Камбургом принесла триумф русско-немецкому командованию. Французская армия, считавшаяся непобедимой, была отброшена от берегов Заале, понеся тяжелейшие потери. Сам военный консул Жубер, едва избежав плена, увел жалкие ошмётки своей Вестфальской армии на запад, в Рейну. Однако, наше стратегическое положение оставалось непростым. Армия Моро, так и не сумевшая пробиться через заслоны Кутузова в Тюрингском лесу, оставила эти бесплодные попытки. По последним донесениям, Моро, оставив в горах лишь незначительные заставы, двинулся, на север, в направлении Касселя — в обход Тюрингского леса. Очевидно, он намеревался усилиться отступающими войсками Жубера а затем обойти наш правый фланг и нанести удар по коммуникациям, ведущим к Магдебургу и Берлину.
Что же, почивать на лаврах после недавней победы было бы верхом безрассудства: необходимо было срочно решать, как действовать дальше. Поэтому я вновь собрал Военный совет в том самом просторном зале Штаба в Эрфурте, дворца, где еще недавно мы планировали оборонительные действия против Жубера.
Лица генералов были теперь иными: печать усталости от недавних тяжелых боев и блеск победы в глазах. Даже Александр Васильевич выглядел заметно лучше — военные успехи всегда были для него лучшим лекарством. Присутствовали все ключевые фигуры: Кутузов, Бонапарт, Блюхер, Калькрейт, Тормасов, Толь, прибыли и командиры корпусов, отличившиеся под Йеной и Камбургом. От Северо-Германского союза вновь явился барон Штейн — мой новый статус германского императора потребовал его участия при обеспечении судьбы этих земель.
Карл Федорович Толь, наш неутомимый начальник штаба, развернул на огромном столе свежие карты и четким, уверенным голосом доложил обстановку:
— Ваше Императорское Величество, господа генералы. Военный консул армии Жубера, потерпевший чувственное поражение на реке Заале, вступает в борьбу с западом, предположительно к Майну, а затем к Рейну. Потери ее велики, боевой дух подорван. Армия генерала Моро, оставив попытку прорваться через Тюрингский лес, совершает обходной маневр через Гессен в направлении на Кассель. Ее силы объединяются в семьдесят-семьдесят пять тысяч человек, и она сохраняет боеспособность. Наш отряд под командованием генерала Платова успешно разгромил польский отряд мятежника Домбровского, который пытался объединиться с французами.
— Итак, господа, — обвел я взглядом присутствующих, — враг отброшен, но не разбит окончательно. Более того, маневр Моро ставит перед нами новые задачи и угрозы. Каковы будут ваши предложения?
Первым, по праву понёсшего самые значительные потери союзника, взял слово генерал Блюхер. Лицо его было сурово, седые усы воинственно топорщились.
— Ваше Величество! Полагаю, мы должны немедленно сконцентрировать все силы против Моро! Этот якобинец движется по нашим землям, угрожает Касселю, Эрфурту, а в перспективе, и самому Берлину! Нельзя позволить ему хозяйничать в Северной Германии! Необходимо встретить его и дать встречное сражение, пока он не соединился с остатками армии Жубера!
Фельдмаршал Калькрейт поддержал выступление Блюхера:
— Господа, полностью подписываюсь под этим мнением. Главная угроза сейчас — армия Моро. Нужно разбить ее, пока она, совершая фланговый манёвр, находится вдали от своей операционной базы!
Нельзя не признать — в их словах несомненно была логика. Защита собственной территории, уничтожение наиболее боеспособной армии противника — классический подход. Однако я видел, как нетерпеливо ерзает на стуле Бонапарт: глаза его горели знакомым огнем гениального риска.
— Ваше Величество, господа, позвольте высказать иное мнение! — голос Николая Карловича был резок и четок. — Противостоять Моро сейчас — значит играть по его правилам. Мы будем втянуты в маневренную войну на нашем правом фланге, в то время как Жубер получит передышку, отступит во Францию, получит подкрепления. Мы рискуем увязнуть в боях в Гессене, теряя время и изматывая армию.
— Но что же вы предлагаете, генерал? — с легкой иронией спросил Калькрейт. — Оставить Моро без внимания?
— Отнюдь! — Бонапарт порывисто вскочил и упругим шагом подошел к карте. — Поставить против Моро достаточный заслон под командованием генерала Блюхера и фельдмаршала Калькрейта. А основные силы, особенно наше подвижное крыло — кавалерию, конную артиллерию, легкую пехоту на повозках — направить на запад! Внезапным, стремительным маршем — вот сюда! — и его палец ткнул в точку на карте юго-западнее недавних боевых действий. — Франкфурт-на-Майне!
В зале повисла тишина. Предложение было дерзким и неожиданным.
— Франкфурт? — переспросил Кутузов, поправляя повязку на незрячем глазу. — Но зачем, Николай Карлович?
— Затем Михаил Илларионович, что там, в районе Франкфурта и Майнца, находятся главные магазины, склады и арсеналы противостоящих нам французских армий! — Глаза Бонапарта сверкали. — Они создали эти базы весь прошлый год, готовясь к войне! Там — провиант, фураж, порох, ядра, и подкрепления! Уничтожив эти запасы, мы буквально перережем им глотку, лишая снабжения и отступающую армию Жубера, и маневрирующую армию Моро! Это парализует их силы! Представьте себе: Жубер отходит, рассчитывая на отдых и пополнение запасов, а находит лишь пепелище! Моро стоит в Касселе, а его тылы разгромлены, операционные линии перерезаны, нет ни хлеба, ни патронов! Это будет катастрофа для них; катастрофа, что позволит нам закончить эту компанию одним ударом!
По залу пронёсся тревожный шепот. Идея была поистине великолепна в своей простоте и дерзости. Ударить не по армиям, а по их основе — по логистике. Вспоминая истории войн в моем мире, я прекрасно помнил, что уязвимым местом любой военной машины являются недостаточное снабжение сил, ушедших вглубь чужой страны. Одна компания 12 года чего стоит…
— Однако, это рискованно! — возразил Блюхер. — Мы оставляем Моро практически без присмотра! А если он повернет на Берлин?
— Это невозможно! — отрезал Бонапарт. — Услышав об ударе по Франкфурту, он будет вынужден спасти свои коммуникации, повернув на юго-запад. Мы выиграем время и инициативу! Риск есть, но военного плана без риска не бывает. Потенциальная выгода же неизмеримо больше: мы можем закончить войну через несколько недель, и при этом практически без потерь!
Генералы зашумели, обсуждая смелый план. Кутузов задумчиво поглаживал подбородок. Суворов одобрительно хмыкал — ему явно импонировала изощренность и дерзость плана корсиканца. Немцы возражали, опасаясь за свою землю.
Я слушал их споры, но решение уже созрело в моей голове. План Бонапарта был рискован, но он обещал почти бескровную и решительную победу. А я жаждал именно этого. Я никогда не хотел этой войны, поскорее закончить эту войну, вызванной интригами и начатой гибелью Наташи. Удар по Франкфурту, сердцу их военной машины в Германии, казался самым верным способом достижения этого. К тому же, мое «послезнание» напоминало, кто такой господин Бонапарт и что именно такие смелые, нестандартные маневры часто приносят успех великим полководцам.
— Господа, — я поднял руку, призывая к тишине. — Я выслушал все мнения. План генерала Бонапарта дерзок, но он дает нам шанс на решительную и полную победу. Я одобряю его.
По залу пробежал вздох облегчения. Решение было принято.
— Генерал Блюхер, фельдмаршал Калькрейт, — обратился я к немецкому командующему, — на вас возлагается задача по обеспечению обороны армии Моро. Используйте все доступные силы Северо-германской империи, маневрируйте, запутывайте его, не отдавайте инициативу, не позволяйте ему свободно продвигаться на восток. Генерал Бонапарт, вам поручается возглавить экспедиционный корпус для рейда во Франкфурте. Вы выступили под своим командованием всем кавалерийским корпусом генерала Платова, включая конную артиллерию, а также лучшие егерские полки из резерва, посаженные для скорости на повозки. Действуйте быстро и решительно. Ваша цель — уничтожение французских складов и магазинов в районе Франкфурта и Майнца, а также везде. где это будет возможно по обстановке. Михаил Илларионович, вашим силам поручено развить успех, направив Первую Армию следом за силами Бонапарта, прикрывая его тыл и в случае необходимости обеспечивая отход.
Я обвел взглядом лица генералов. На одних читалось волнение, на других — решительность, на третьих — сомнение. Но приказ был отдан.
— Время не ждет, господа. Приступайте к выполнению. Да поможет нам Бог!
Третье письмо Александра фон Гумбольта.
Мой дражайший, мой несравненный брат Вилли!
Пишу тебе из сих отдаленнейших пределов обитаемого мира, куда занесла меня воля Провидения и власть моего августейшего покровителя, русского (а теперь, по слухам, и немецкого тоже) императора Александра.
Мне не хватает слов описать, что за земля предстала нашим взорам! Ты помнишь, сколь я сетовал на сингапурский зной, но высадка наша пришлась на разгар здешней зимы (июнь и июль), и пронизывающие ветры с юга, несущие ледяное дыхание Антарктики, заставили нас кутаться во все теплое платье. Берег поначалу показался унылым и негостеприимным: низкие холмы, поросшие серовато-зеленым, незнакомым кустарником, песчаные дюны и холодное, седое море. Первые дни команда под руководством неутомимого Беллинсгаузена и приданного мне для содействия и охраны поручика Александра Семеновича Одинцова занималась возведением временного форта и жилья из местного дерева — могучих, но странных деревьев с облезающей корой и вечнозеленой, пахучей листвой *, а я, верный своему призванию, немедля приступил к рекогносцировкам.
Какое изумление, какой восторг натуралиста охватывает меня всякий раз, когда я углубляюсь в сии девственные леса! Все здесь отлично от того, что мы знаем в Европе или даже в Америках. Воздух напоен терпким, бальзамическим ароматом эвкалиптов, коих здесь произрастает несметное множество видов — от исполинов, чьи вершины теряются в небесах, до скромных кустарников. Под их сенью раскинулся мир невиданных прежде растений: древовидные папоротники, словно пришедшие из доисторических времен, акации с нежными перистыми листьями и яркими шаровидными соцветиями, причудливые банксии с соцветиями, похожими на щетки для чистки ламповых стекол, и мириады кустарниковых орхидей, чья хрупкая красота поражает воображение. Даже в зимние месяцы, когда природа, казалось бы, должна замереть, земля сия полна жизни и скрытых чудес.
Фауна же сего континента поистине бросает вызов всякому разумению! Главные его обитатели — сумчатые млекопитающие, существа столь необычной организации, что одно их изучение займет годы. Мы часто наблюдаем стремительных «кенгуру», передвигающихся огромными скачками на мощных задних ногах, используя хвост как опору и балансир. Есть и меньшие их родичи, проворные валлаби, прячущиеся в густых зарослях. Ночами же из лесной чащи доносятся странные крики и шорохи — то выходят на охоту ночные сумчатые, поссумы, и неуклюжие, похожие на маленьких медведей зверьки *, что питаются исключительно листьями «эвкалиптов». Птичий мир поражает буйством красок и голосов: стаи крикливых какаду и разноцветных попугаев то и дело проносятся над головой, а по утрам воздух оглашается громогласным, почти человеческим хохотом птицы-кукабарры. Ах, Вильгельм, если бы ты мог видеть это своими глазами!
Не менее усердно я предаюсь и геологическим изысканиям, помня о поручении Его Величества. Ландшафт здесь весьма разнообразен: прибрежные равнины сменяются холмистыми грядами, прорезанными долинами рек, а вдали на севере виднеются синеватые контуры горной цепи.*** Я обследовал выходы скальных пород — граниты, песчаники, сланцы, — отмечая их структуру и залегание. При каждом удобном случае я обращаюсь к нашим проводникам-туземцам, Кимбе и Ватарреа, коих мы взяли на борт в колонии Новая Зеландия [6]. Это молодые люди из племен, обитавших близ английской колонии, и они немного изъясняются по-английски, что облегчает общение, хотя их знания географии весьма ограничены пределами родных земель. Я показываю им принесенные из Сингапура образцы руд и самородок золота, вопрошая через поручика Одинцова, который немного владеет английским, не встречали ли они подобных камней или блестящего металла в своих странствиях.
Увы, пока их ответы туманны и неопределенны. Они узнают некоторые железные руды, но указывают на них как на материал для изготовления охры, коей они раскрашивают свои тела. Золото же и прочие благородные металлы, похоже, не привлекают их внимания вовсе. «Желтый камень», — говорят они, пожимая плечами, — «Много в ручьях, но зачем он? Не годится для копья». Тем не менее, я не оставляю надежды. Их познания в местных травах, чтении звериных следов и умении выживать в сих диких краях неоценимы. Вместе с нами идут и шестеро малайцев — Али, Хасан и другие, нанятые еще в Порт-Александрийске; они присматривают за лошадьми, разбивают лагерь и исполняют прочую черновую работу, проявляя удивительную сноровку и выносливость.
Не все наши встречи с коренными жителями протекают мирно. Несколько недель назад, продвигаясь вверх по течению одной из рек, мы наткнулись на крупное стойбище племени, враждебно настроенного к пришельцам. Кимба и Ватарреа тотчас узнали в них воинов, что два года назад (в 1799 году, как они пояснили) поднимали оружие против англичан в колонии Новая Зеландия. Память о тех столкновениях и, должно быть, о жестокостях, чинимых колонистами, жива в них до сих пор. Представь наше положение, Вильгельм! Полсотни воинов, раскрашенных охрой и белой глиной, вооруженных длинными копьями с зазубренными наконечниками и странными метательными дубинами — бумерангами, окружили наш небольшой отряд. Их крики были полны угрозы, глаза метали молнии.
В этот критический момент хладнокровие поручика Одинцова и выучка его немногочисленных матросов спасли нас от неминуемой гибели. Он приказал своим людям встать в каре и взять ружья на изготовку, но не стрелять без команды. Сам же, вместе со мной и нашими проводниками, вышел вперед с поднятыми руками, демонстрируя мирные намерения. Кимба и Ватарреа, преодолев страх, вступили в долгие переговоры на своем наречии, перемежая слова жестами. Я же, наблюдая за дикарями, не мог не восхищаться их гордой осанкой, дикой энергией и той первобытной силой, что сквозила в каждом их движении. Я вновь показывал им наши руды и золото, но их внимание привлекли лишь яркие стеклянные бусы и кусок красной ткани, которые Одинцов предусмотрительно захватил для подобных случаев. После обмена этими безделушками на несколько искусно сделанных копий и бумерангов (кои я непременно привезу тебе!), напряжение спало, и нам позволили продолжить путь, взяв с нас обещание не возвращаться в их земли. Этот случай лишний раз убедил меня, сколь важно проявлять осторожность и уважение к обычаям сих народов, чье доверие так легко потерять и так трудно обрести.
Сейчас, когда лето вступает в свои права, природа расцветает новыми красками. Дни становятся длиннее и теплее, хотя ночи все еще прохладны. Мы картографировали значительную часть побережья и долину главной реки, продвинувшись вглубь континента почти на двести миль. Собран богатейший гербарий, сделаны многочисленные зарисовки и измерения. Впереди — неизведанные просторы, новые реки и горы, встречи с иными племенами.
Завершаю сие длинное послание, мой дорогой брат, с надеждой, что оно застанет тебя в добром здравии и благополучии. Передай мои нижайшие поклоны Каролине и детям. Мысленно я часто переношусь в наш тихий Тегель, но дух исследователя влечет меня все дальше, в неизведанное. Будь спокоен за меня, Провидение и предусмотрительность моих русских спутников хранят нас.
Твой навеки преданный брат и друг,
Александр.
* — Описание эвкалиптов.
** — Вероятно, коалы или вомбаты.
*** — Большой Водораздельный хребет.