Благословенный. Книга 7

Глава 21

Солнце клонилось к закату, а исход боя всё еще был неясен. Эта странная битва была как бы поединком между двумя остервенелыми ранеными, которые, каждый со своей стороны нападая и отбиваясь непрерывно, истекают кровью. Кто падет первый? Обе стороны словно пустили корни в эту каменистую почву.

Ослабление русско-германской армии казалось непоправимым. Потери были ужасны. Иорк, на левом крыле, требовал подкреплений, однако все резервы уже были введены в дело. «Их нет, — отвечал адъютантам Иорка бледный, но решительный Николай Карлович. Вы спрашиваете меня, что же делать? Пусть ваш генерал даст себя убить — и ему больше не придется ломать над этим голову!» Буквально через несколько минут прибыл адъютант Лестока и потребовал у Бонапарта пехоты, на что тот воскликнул: «Пехоты! А где я ее возьму! Не могу же я ее создать!»

Однако французская армия страдала еще сильнее. Бешеный натиск прямо на немецкие батареи, непрерывно изрыгавшие в лицо французам чугун и свинец, сыграл свою роль: корпус Сен-Сира понёс чудовищные потери. От некоторых полков остался лишь пустая оболочка, каркас. Бывало, что несколько человек, скучившихся вокруг знамени, обозначали место такого-то полка; многими батальонами командовали капитаны или поручики. Дивизия Альтена, и до того уже сильно пострадавшая у Иены, была почти истреблена; неустрашимые бельгийцы бригады Кюрье усеяли своими телами ржаное поле вдоль дороги на Ауэрштедт. Пожары в Камбурге и перерывы в переброске войск, вызванные необходимостью пропустить на левый берег артиллерию, привели к недостатку сил: и теперь исход боя, пришедшего к шаткому равновесию, буквально висел на волоске.

63-й Угличский фузилерный полк держался из последних сил. Его стрелковый батальон, цепью рассыпанный перед фронтом русских сил, уже дважды возвращался в тыл, расстреляв все свои боезапасы. Линейный батальон, колонною стоявший на холме, не сделал меж тем ещё ни одного выстрела, понеся уже серьёзные потери от ядер французской артиллерии.

Порутчик Епишев внимательно вглядывался в неприятельские позиции, пытаясь предугадать, как дальше пойдёт ход сражения. Отсюда, с возвышавшихся над долинную реки Заале холмов, прекрасно просматривалась вся французская позиция, и если бы не дым, густое пеленою окутывавший все поле сражения, поручик мог бы составить полное представление о ходе развёртывания всей Вюртембергской армии Жубера.

Французские пехотные колонны одна за другой мохнатыми гусеницами переваливались через неширокую реку, совершенно запрудивединственный на 10 вёрст окрест каменный мост. Перейдя за реку, они под непрерывным обстрелом русской артиллерии пытались развернуться, перестроившись из походных в боевые колонны. Было понятно, что как только у них накопится достаточно сил Жубер непременно перейдёт в наступление чтобы отбросить русские силы от берега реки; но непонятно было, когда именно это произойдет.

Между тем командир и вышестоящий начальник Епишева, аапитан Семёнов, наблюдавший картину боя через подзорную трубу повернулся к поручику и протянул ему свой наблюдательный прибор:

— Поручик, что скажите?

— Полагаю, капитан, уже в ближайшем будущем можно ждать атаку. Им там уже тесно у реки; а ведь им надобно переводить ещё много сил! — ответил Епишев, глядя, не отрываясь в даль, в долину за рекою, где грозно шевелились колонны многочисленных войск в синих мундирах.

— Как же их много!

— Говорят, девяносто тысяч!

Перестрелка меж тем продолжалось ещё минут двадцать. Вдруг офицеры увидели, как французские колонны, построившиеся внизу, в двух оружейных выстрелах от них, дрогнули и медленно поползли в гору.

— Ну вот, поручик дошло дело и до нас! Извольте скомандовать людям вставать и заряжать оружие. Скоро пойдём в контратаку!

Французы медленно приближались. Поручик уже ясно различал их перевязи, белые лацканы, красные воротники, блестящие на солнце колеблющиеся в такт шагам штыки.

— Славно идут, — сказал Епишев, просто для того лишь, чтобы хоть что-то сказать, сам подумавпро себя, что пора уже и им идти в контратаку

Капитан Семёнов, однако же, не давал нового приказания и всё так же молча стоял перед нашими рядами.

Между тем остатки нашего стрелкового батальона, из цепи распавшиеся, как это обычно бывает, в неровные кучки, подались за спину линейного батальона и начали строиться в резервную колонну.

Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и из роты Епишева.

— Открыть огонь! — отрывисто скомандовал капитан Семёнов.

— Батальный огонь! — тут же передал команду Епишев, и унтер-офицеры засуетились, торопливо выкрикивая «Наводи… Целься… Залп!»

Весь фронт линейного батальона Угличского полка тотчас же потонул в пороховом дыму, сквозь который прорезывались вспышки выстрелов. Епишев тотчас поспешил к рядам своих людей, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух вокруг тотчас же затянуло пороховым дымом. Уже через пару залпов лица солдат все были закопчены порохом и. Иные оживленно забивали пули шомполами, другие подсыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. В кого они стреляли, уже скоро не стало видно от порохового дыма, слишком медленно уносимого ветром. В ответ впереди, шагах в семидесяти, так же расцветали вспышками выстрелов ряды французов, и тотчас же как будто кнутом стегали по нашим рядам; над головами то и дело слышались душераздирающие звуки жужжанья и свистения перелетающих выше цели французских пуль.

Несмотря на такой не очень прицельный огонь, потери угличан множились. То один, то другой наш солдат падал как подкошенный, или просто выходил из рядов, зажимая кровоточащую рану. Одного с окровавленною головой, без кивера, двое солдат потащили под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в щеку. Другой, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из склянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала,. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и Заметив, что все больше солдат, в том числе и не раненых, под предлогом помощи своим раненым товарищам стали покидать ряды, Епишев с криком побежал за ними, требуя, чтоб они воротились Солдаты шли толпой, громко разговаривали и махали руками.

Французы напирали, и были уже в полусотне шагов от нашего фронта. И вдруг где-то на фланге раздался мерзкий, какой-то неземной вой, поднялись тучи дыма и пыли, и как будто бы огненные стрелы, срываясь с многоствольных станков, понеслись в ряды французов. Епишев пару мгновений оставался в недоумении; но тут он вспомнил, что это — ракеты, одну батарею которых месяц назад им придали на дивизию, и действия коих ни он, ни его солдаты еще не разу не видели.

Несколько мгновений угличские линейцы смотрели, как зачарованные, на эти страшные штуки; затем, совершенно забыв про стрельбу, разразились криками восторга.

И действительно — тут было на что посмотреть! С треском, шипением и воем огненные снаряды вылетали из трубчатых направляющих и неслись к французскому батальону — какие прямо врезались в ряды солдат в белых панталонахи синих мундирах, опрокидывая их и затем взрываясь в глубине, а иные начинали крутиться как бешеные, разбрасывая искры, воя и взрыхляя землю.

Французы явно были не готовы к такому развитию событий: в их рядах раздались панические крики, и стройная колонна солдат превратившихся вдруг в испуганную толпу, бросилась бежать, провожаемые смехом и язвительными выкриками наших солдат

— Продолжать огонь! — покраснев от гнева, заорал капитан Семёнов. — Поручик, призовите к порядку своих людей!

— Продолжать огонь! Давай, ребята, не зевай! — закричал Епишев, торопливо проходя по рядам своей роты. Одного солдата он, ухватив за ворот, поставил в строй, другого пихнул в бок, выравнивая ряд, третьему, зло ощерившись, показал эфес сабли, — и мало-помалу солдаты выправились, а выстрелы снова затрещали.

— Поручик, у нас мало патронов! — вдруг услышал он голос унтер- офицера Скворцова.

— В обоз, взять немедля! — тут же прокричал Епишев, пугливо оглядываясь в сторону французов, откуда уже накатывался новый вражеский полк.

Увидев, что противник бежал, командовавший стрелковым батальоном капитан Татищев снова цепью выдвинул своих торопливо набивших патронные сумки людей вперёд, туда, где уже виднелись зеленые эполеты французских вольтижёров. Не делая в бое большого перерыва, Жубер кидал одного за другим свои полки на прорыв, и вот уже впереди выросли мохнатые шапки французских гренадеров.

Епишев нахмурился. Угличцы вели жаркий бой уже второй час, и явно не смогли бы выдержать удар свежих войск противника. Кроме того, линейцы еще не успели пополнить боезапас: двуколка с патронами только-только подъехала к их рядам.

«Похоже, сейчас нас сомнут» — мелькнула у поручика мысль.

Вдруг он увидел, что к ним подъезжает адъютант командующего корпусом.

— Извольте отвести своих людей влево, сейчас тут пройдёт полк гренадеров! — перекрывая шум боя, срывающимся голосом отчаянно прокричал ему молоденький поручик с белым аксельбантом на груди, низко склонившись с лошади.

Епишев оглянулся, пытаясь сквозь пороховой дым разглядеть происходящее в тылу Угличского полка. Там, действительно, показался прямоугольник солдат в высоких островерхих шапках — это были Фанагориййские гренадеры, шефом которых был сам граф генерал-фельдмаршал Суворов.

Густой лес сверкающих на солнце штыков, колыхавшийся над гренадерской колонной, казался чудовищным Бирнамским лесом, ожившим и двинувшимся на врага. Уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренне приговаривал весь полк через каждый шаг, и по этому такту неумолимо, с однообразно-строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, Засвистел воздух, и французское ядро, пролетев над головой Епишева ударилось в колонну фанагорийцев. «Сомкнись!» послышался хриплый голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что-то в том месте, куда упало ядро, и старый кавалер, фланговый унтер-офицер, замешкавшись около убитых, перепрыгнул через тела павших товарищей, торопливо догнал свой ряд, и, помешкав, переменил ногу, попадая в шаг.

Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из-за гребня холма. Уже видно было, как колышутся их знамёна, различимы были красные эполеты — признак французских гренадеров.

Наша колонна приближалась к французской. Не дойдя семидесяти шагов, фанагорийцы открыли огонь. Первые четыре шеренги начали расстреливать подходящего неприятеля: две первые встали на колено, две задние стреляли стоя. Заряжание они производили на новый манер: не пользуясь шомполом, просто вкладывали пулю в ствол и резким ударом приклада о землю досылали ее. Поручик понял, что, в отличие от Угличского пехотного полка, стреляющего старыми чугунными боеприпасами, фанагорийцы снаряжены новыми, пустотелыми свинцовыми пулями, не требующими при их заряжании использования пыжа. Скорострельность при таком виде стрельбы повышалась вдвое, и французские гренадеры шли на фанагорийцев, осыпаемые настоящим градом свинца. Французы отвечали батальным огнём, но огонь их был много слабее русского.

Тем временем задние ряды наших гренадер снарядили свои ружья гранатами. Достав с пояса небольшие, с чугунным граненым корпусом гранаты на длинном тонком древке, они засовывали их в ружейные дула, взводили курки и, уперев приклад в землю и подперев ногою, наклоняли под определенным углом.

Офицеры, стоя сбоку линий, взглядом прикидывали расстояние до вражеской колонны и передавали солдатам, какой прицел им надо взять.

— На сто шагов! Залпом! Пли! — прозвучал наконец приказ; один из офицеров взмахнул шпагой, и гренадеры задних рядов произвели недружный залп.

Сотни гранат взмыли в воздух и по широкой дуге полетели во вражеские ряды. Несколько секунд спустя град трёхфунтовых гранат обрушился на врага. Затрещали взрывы, из рядов французских гренадёров раздались крики ужаса. Несколько секунд спустя французская полубригада оказалась совершенно обескровлена: половина состава выбыла из строя, от неё остался лишь каркас виде передних рядов гренадеров, падающих от страшного русского огня и то и дело смыкающих ряды, в то время как внутренние шеренги зияли громадными брешами.

— В штыки! -крикнул вдруг командующий полком офицер.

— Ура! — отозвались фанагорийцы, и, ломая ряды, устремились вперёд. Противостоящий французский полк, понесший столь тяжкие потери при гранатном обстреле, оказался сломлен и, не приняв штыкового боя, бежал.

Примерно в это время ряд штыков сверкнул вдалеке на высотах по дороге от Иены.

Тогда и наступил перелом в этой исполинской драме.

— Корпуса Буксгевдена и Тучкова подошли на правый фланг и готовы атаковать! — сообщил Бонапарту подскакавший на взмыленном коне адъютант. Невысокий корсиканец удовлетворённо кивнул.

Войска, снятые с позиции под Иеной, теперь подошли на помощь сражающимся у Камбурга силам Бонапарта. А с севера, от Наумбурга, спешил подвижный корпус под началом генерал-фельдмаршала Суворова. Теперь командующему Бонапарту предстояло организовать решающий удар по истощённым боем силам французов, бросив в дело только что прибывшие на поле боя свежие силы.

Такие маневры многократно проводились в ходе командных учений, проводившихся еще до русско-прусской войны 1799 года. Так как очевидно, что для такого движения скорость решает все, основная часть этой операции возлагалась на соединения, взятые из кавалерийского резерва с поддержкой конной артиллерии, хотя в решающем ударе участвовали также и мощные пехотные колонны. Обычно командование такой

критической операцией поручалось наиболее доверенным и опытным военачальникам, поскольку все зависело от появления этих войск точно в нужном месте и в нужный момент, дабы результаты этого вмешательства стали решающими.

Бонапарт много раз продумывал, когда и как наносить по врагу решающий удар. Для максимального эффекта это не должно случиться раньше, чем противник введет все или

большую часть своих резервов во фронтальное сражение. Этот точный расчет момента фланговой атаки требовал величайшего умения, ведь нужно было увидеть тот момент, когда все войска противника уже вступили в бой (а это было очень нелегко из-за клубившихся облаков порохового дыма, заволакивавшего сцену боя), в то время как генералам нужно было удерживать свои рвущиеся в бой войска «на поводке», чтобы не дать врагу раньше времени увидеть их подход.

И теперь, когда к русскому главнокомандующему подходили три свежих корпуса, наступило время для нанесения этого разящего удара.

— Сколько времени потребуется Тучкову, чтобы атаковать врага? — спросил он Аркадия Суворова, глядя при этом на часы.

— Не более десяти минут, генерал!

— Хорошо, через четверть часа, в пять часов вечера, пусть наносит удар в левый фланг Жубера!

Аркадий немедленно понёсся к Тучкову. Наступил момент, генерал Бонапарт дал условный сигнал: в небо взлетели три красные ракеты, а, тридцать пушек выстрелили одновременно по два выстрела с условленным интервалом.

Корпус Тучкова с полчаса отдыхавший после долгого марша, пришел в движение, и внезапный грохот пушек на доселе безопасном фланге вынудил Жубера в тревоге оглянуться назад. В подзорные трубы взволнованных штабных офицеров ясно виделись подымающиеся к небу клубы пыли и дыма, все ближе подходившие с левого фланга. Нельзя было не обратить внимание на эту угрозу своим коммуникациям и путям отхода. Жубер тут же устроил импровизированный военный совет. Французский командующий мог принять одно из двух действий: или приказать немедленный общий отход, чтобы выскользнуть из ловушки, прежде чем она закроется за его армией, или же бросить в дело резервы.

Впрочем, об отступлении не могло быть и речи: по условному сигналу Бонапарта в этот момент началась генеральная фронтальная атака против всех секторов боевой линии противника, которая по времени совпадала с фланговым ударом.

Таким образом, для Жубера оставался единственный выход: изыскать где-то дополнительные силы, чтобы образовать новую боевую линию под прямым углом к своей главной позиции, дабы обратиться фронтом к новому наступлению и защитить свой фланг. Таковым был корпус генерала Вандамма. Корпус Груши еще оставался на противоположном берегу, а корпус Удино — спешил от Наумбурга, безнадежно опаздывая на битву.

На лице генерала Бонапарта играла едва заметная улыбка. Противник реагировал на его действия именно так, как тот задумал! Теперь можно было приступать к разрушению целостности боевой линии врага и окончательному его уничтожению практически с полной гарантией успеха. Он знал, что теперь начинает развертываться «второй акт» боевой драмы — решающая атака. Его войска должны были

провести внезапный наступательный бой свежими войсками против ослабленного

участка изогнувшейся боевой линии противника, используя достаточное количество

солдат для прорыва и разрыва неприятельской армии на две несвязанные части.

И здесь расчет времени имел первостепенное значение. Теперь в сражении наступало такое время, когда генерал Бонапарт, держа часы в руке, буквально следил за минутной стрелкой. Он знал: есть момент в бою, когда самый малый маневр становится решающим и приносит победу; одна капля заставляет перелиться воду через край. Вот и наступил, наконец, момент «спустить гончих с поводка». Ввысь устремилась сигнальная ракета. По этому сигналу массированные батареи гвардейского резерва галопом сорвались с места и, пронесясь к рубежу в 300 сажен до противника, с невероятной быстротой начали простреливать картечью брешь в его боевом порядке. Под этот громовой смертоносный аккомпанемент 50-ти орудий пехотные колонны под дробь барабанов ринулись в атаку.

Корпус Буксгевдена, состоявший из Гренадёрской дивизии, драгунского и кирасирского полков, считался в русской армии «ударным». Половина гренадёр (все, кто стоял в первой линии) были вооружены новыми двухпульными ружьями, прекрасно действующими на близкой дистанции. По своей боевой мощи он вполне соответствовал Гвардейскому Корпусу — русской гвардии, спешившей сейчас к берегам Эльбы из Петербурга.

Задачей корпуса было проломить ослабленные линии французов и пробиться до самого моста, тотчас же заблокировав его, ужасающим анфиладным огнём сметя с него всё живое и прекратив всякое по нему передвижение — и не позволив перекинуть по нему новые резервы, и предотвратив отступление отрезанных корпусов Сен-Сира и Вандамма с кирасирской дивизией д’Эспаля обратно на правый берег.

Не сумев прорвать правый фланг русско-немецких войск, неприятель предпринял мощную атаку на левый фланг на равнине западнее Камбурга, которая казалась удобной для кавалерийской атаки. Жубер располагал здесь более чем 12 тысячами всадников против 5–6 тысяч всадников Бонапарта под началом генерала Депрерадовича. Пытаясь компенсировать меньшую численность правильными диспозициями, тот развернул на равнине длинную цепь кирасиров, а на фланге, за деревней Шмидехаузен, поставил в резерв драгун, полк конных егерей карабинеров и конно-артиллерийский дивизион. Покончив с диспозициями, Депрерадович возглавил развернутую линию своих кирасиров и двинулся на русскую конницу, будто собираясь ее атаковать, затем, внезапно круто развернувшись, стал рысью уходить от неприятельских эскадронов. Так он заманивал их за собой до тех пор, пока они, миновав Шмидехаузен, не подставили свой фланг войскам, спрятанным за этой деревней. Тогда, остановившись и повернув обратно, он направил своих кирасиров на русскую кавалерию, атаковал ее, опрокинул, вновь погнал мимо Шмидехаузена, откуда на нее посыпался град картечи и обрушились затаившиеся в засаде драгуны и конные егеря, которые окончательно разметали ее. Но столкновения конных войск никогда не бывают смертоносны настолько, чтобы не суметь возобновиться. Французская кавалерия вновь атаковала, и, всякий раз повторяя тот же маневр, генерал Депрерадович заманивал ее за Шмидехаузен, подвергая атаке с фланга и сзади, как только она проходила мимо деревни. После нескольких схваток равнина осталась за русскими, усеянная убитыми солдатами и лошадьми.

Так сопротивление, оказанное пехоте французов на поле западнее Камбурга и атаки с фланга на кавалерию у деревни Шмидехаузен, позволяли удержать позиции до подхода подкреплений.

Все до последнего солдата считали целью сражения сбросить французов в реку. Но нужно было знать, как за это взяться, чтобы добиться нужного результата и сделать его по возможности значительным. Нужно было захватить решающий пункт в глубине долины Заале, где располагались основные силы французской армии,, а именно — мост в Камбурге, единственный путь к отступлению французской армии, и Наполеон решил направить все свои усилия на этот город. Перед корпусом Буксгевдена он поставил трудную и славную задачу: ринуться в эту пучину, любой ценой захватить город, несмотря на отчаянное сопротивление, которое не преминут оказать французы, и отобрать у них мост, перекрыв им всякий путь к спасению. На время этих мощных действий на левом фланге Бонапарт решил приостановить все усилия на правом, занять французскую армию отвлекающим боем и энергично потеснить ее лишь тогда, когда справа будет захвачен мост и ее можно будет верно направить на безвыходный путь.