Благословенный. Книга 7

Глава 12

— Он прибыл!

— Кто «он»?

— Гумбольт прибыл в Порт-Александрийск!

— Гумбольт?

Григорий Иванович Муловский, губернатор крепости Порт-Александрийск и наместник всех Российских владений в Южных морях, напряг память, вспоминая, откуда он уже слышал это имя.

Адъютант Татаринов, одетый в колониальный мундир из легкой хлопчатой ткани, почтительно пояснил,

— Гумбольт, ваше превосходительство — это тот господин, что был нанят в Венесуэле для организации исследовательской экспедиции вглубь Новой Голландии!

Муловский поморщился. Поход в Новую Голландию, названной императором странным именем «Австралия», был для генерал-губернатора и головная боль, и любимая мозоль, и тяжкий крест одновременно. Только-только русские адаптировались к условиям тропического острова Сингапур. Только-только были устроены пакгаузы, мол, портовые укрепления, батареи и верфи. Только-только — несколько лет как — строятся торговые суда, бригии фрегаты, и лишь совсем недавно началось строительство линейных кораблей. Подрастают плантации проклятых гевеев, выпившие у губернатора столько крови. В прошлом году началась экспансия на Малайский полуостров: англичане покинули эту территорию согласно договорённостям в Петербурге, и русские с Сингапура начали давить на эту территорию, поглощая султанаты. И вот — новая напасть — осваивать целый континент! А людей уже два года как не присылали — то война, то снова война…

Задумавшись, наместник не сразу заметил, что адъютант протягивает ему запечатанный сургучными печатями.

— Ваше превосходительство, инструкции для Гумбольта были присланы вот в этом пакете!

Взвесив на руке пухлый конверт, Муловский чуть помедлил, раздумывая, а затем решительно сломал печати.

— Так, давайте посмотрим, что тут ему поручается…

Некоторое время наместник внимательно изучал документ, затем, нахмурившись, с досадой бросил его на стол.

— Чёрт побери! Тут указано, что его должны ожидать караван верблюдов и погонщики! Так вот зачем нам привезли этих персов!

— Персы? — не понял адъютант.

— Те самые, которых полгода назад привезли из Керамшахра с караваном двугорбых верблюдов. Увы, верблюды уже издохли, а персы — живы.

— Так что же мне делать?

Муловский задумался, затем переглянулся с Татариновым.

— Третьего дня от нас отбывает шхуна в Бенгалию. Я поручу им купить верблюдов там. А Гумбольт пока пусть отправляется в Новую Зеландию*, в датскую колонию. Там найдёт себе проводников, а затем пусть совершает, колико можно, путешествия на лошадях. Эта часть Новой Голландии в большей степени орошаема дождями, чем внутренние ее области, и там он сможет путешествовать на лошадях вместо верблюдов. А вот когда мы добудем ему верблюдов, тогда пусть отправляется в пустыню. Хотя, как говорят, там и без пустынь множество предметов для интереснейших исследований!

Татаринов дисциплинированно кивнул, хотя по виду его было понятно, что он озадачен.

— Так, ну а где же мы ему возьмём лошадей?

— О, с этим все много проще, чем с верблюдами! Должно прибыть намедни два барка с лошадьми из Калифорнии. Прекрасные там, в Новой Испании, жеребцы — как раз придутся впору для дальней экспедиции!

Татаринов, однако, все еще сомневался.

— Ваше Превосходительство, у меня прямо сердце не на месте. Как-то неблагородно мы поступаем с сиим юношей, лишая его законного количества верблюдов! — сконфуженно сообщил он Муловскому.

— Ах, оставьте, Пётр Семенович! — отмахнулся Муловский. — Австралия большая — полвека пройдёт, пока он изъездит ту часть, что доступна с лошадей. Вы же пойдёте в натуральную пустыню, а значит, вам верблюды важнее. Кроме того, господин Миранда давно просил добыть ему верблюдов для селитренных разработок в Чили, где надобно транспортировать по пустыне большие массы добываемой в горах селитры. А мы с таким трудом привезли сюда этих верблюдов — ведь половина дорогою передохла! — и теперь ни а что ни про что отдалим их этому выскочке? Нет уж! Берите себе дюжину, и езжайте в Калифорнию согласно распоряжений Его Императорского Величества!

Первое письмо Александра фон Гумбольта Вильгельму фон Гумбольту.

'Дорогой Вилли, как ты должно быть уже знаешь, я внял твоему совету и поступил на русскую службу. Не без труда и приключений я все же сумел пересечь бесконечные равнины Мексики и оказался в Акапулько. Прибыв здесь на первый корабль до Порт-Александрийска, я направился в Сингапур, куда и прибыл 10-го марта 1801 года.

Шхуна шла из Калифорнии с заходом на Сандвичевы острова и в Кантон. Капитан, господин Крузенштерн, несмотря на молодость, выглядел весьма опытным моряком. Он рассказал, что шхуна клиперного типа была построена в Охотске, и назначалась для трансокеанской торговли. Герр Иоганн, услышав, что я отправляюсь в длительное путешествие, рассказал, что давно уже мечтает совершить исследовательскую экспедицию в Южные моря, и питает надежду уже в следующем году сменить негоциацию на поиск новых земель на славу Российской империи.

Доставив пшеницу и кожи на Сандвичевы острова, шхуна ушла затем в Шанхай с грузом сандалового дерева. Сандал чрезвычайно ценится в Китае, и, по словам капитана Крузенштерна, сии плавания приносят огромные прибыли.

Порт Шанхая показался мне настоящим столпотворением. Город сей расположен в устье большой реки Янцзы, совершено запруженной мелкими лодками. Небогатые китайцы буквально живут тут на реке, иной раз месяцами не сходя на землю.

Разгрузившись в Шанхае и приняв тут груз чая, мы отбыли в Порт-Александрийск. Плавание наше протекало чрезвычайно споро благодаря исключительным ходовым качествам судов класса «клипер» и несомненному искусству капитана.

Наконец, после двадцатидневного плавания, в девять часов вечера наша шхуна вошла в Малаккский пролив. Чудная картина открылась перед глазами! Стояла ночь, взошла луна. Наша шхуна беззвучно скользила между островами, освещенными серебристым светом. Кругом стояла тишина лишь плеск волн за кормой и свист ветра в снастях. Вода сверкала по бокам и сзади шхуны брильянтовыми лентами; сверху на нас смотрели мириады звезд, и между ними особенно хорошо было созвездие Южного Креста. Ах, такого никогда не увидишь в Германии!

К утру мы подошли к самому Порт-Александрийску. С берега тотчас понеслось к шхуне несколько малайских лодок. Памятуя о недоброй пиратской славе этих мест, я было перепугался, предполагая что это — знаменитые пиратские «прао», но герр Крузенштерн любезно пояснил мне, что, с тех пор как русские утвердились в проливе, пиратство пошло здесь на спад, и приближающиеся к нам лодки принадлежат всего лишь торговцам провизией и фруктами. В подтверждение этих слов капитан разрешил замедлить ход, взяв рифы на парусах.

Осмелев, я стал смотреть, что такое привезли эти азиатские «негоцианты». Шоколадный полуголый малаец, красиво сложенный, с шапкой черных, как смоль, жестких курчавых волос, предложил нам купить манго, апельсины, ананасы и живых кур, и отчаянно при этом торговался, не желая уступать. Я знал, что уже вскоре смогу купить все в порту много дешевле, но после долгого сиденья на солонине не смог утерпеть и потратил пару талеров на это невинное развлечение. Действительно, жареные куры за обедом показались всем необыкновенным лакомством, а чудные сочные ананасы — превосходным десертом.

Целый день шхуна продолжала маневрировать в проливе между островов; наконец, мы повернули в залив, и уже в сумерки бросили якорь на рейде, верстах в пяти от города Порт — Александрийск.

Но что ж такое Сингапур? Я еще не сказал ничего об этом. Это островок, в несколько миль величиной, лежащий у оконечности Малаккского полуострова, под 1°30' северной широты, следовательно, у самого экватора. Он приобретен русскими всего десять лет назад, в 1790 году, у одного из малаккских султанов — султаната Риау-Джохор. В то время это был совершенно бесплодный островок, не имевший в глазах малайцев какой-либо ценности.

Теперь же нынешний Сингапур, в торговом отношении, принято сравнивать с древней Венецией. На мой вкус, это слишком слабое сравнение, совсем не лестное для Сингапура. Что такое капиталы времен Венецианской республики пред нынешними? Что такое положение Венеции в тесном Средиземном море, перед положением Сингапура между Индиею, Китаем, Малаккским полуостровом, Новой Голландией, Сиамом, Кохинхиной и Бирманской империей, которые все шлют продукты свои в Сингапур и оттуда в Европу? А чего не везут теперь из Европы сюда? Что такое, наконец, так называемая тогдашняя роскошь перед нынешним комфортом? Нет, Венеция положительно не может служить тут примером!

Сойдя на берег, мы оказались в центре оживлённого портового города. Стая шоколадных людей, голых до чресл, с яркими цветными поясами и в зеленых тюрбанах на головах, бросилась ко мне, жестами предлагая отнести мой багажв нужное мне место. Впрочем, большинство местных жителей вовсе не склонны носить костюм Адама: обычно малайцы одеты в полосатую кобайо (нечто вроде кофточки) и соронго (кусок материи, обмотанный вокруг бедер, красивыми складками ниспадающий до самых стоп). Такая одежда — обычный костюм и мужчин и женщин. Вместо табака почти все они постоянно жуют «бетель», вследствие чего рты туземцев, с их толстыми губами и выкрашенными черными зубами, кажутся как будто окровавленными. Если прибавить к этому приплюснутый нос, плоское, скуластое, почти без растительности лицо и темные апатичные глаза, то в общем получится наружность весьма непривлекательная.

Благодаря тому что зной спадал, у пристани было людно и оживленно. Малайцы, метисы и китайцы в кофточках и легких шароварах толпились здесь, продавая зелень и фрукты матросам с купеческих судов. Китайцы разгуливали с большими коробами, полными всевозможных товаров, которые они носили на коромыслах, перекинутых через плечи. Это — разносчики-коробейники, которых здесь множество, и все они — китайцы, у которых в руках вся мелкая уличная торговля. Малаец слишком ленив, неподвижен и горд, чтобы заниматься торговлей, и предпочитает по возможности менее работать, довольствуясь самым малым. Тут же бродили и женщины с распущенными волосами и со специфическим запахом кокосового масла, которым они умащивают и свою шевелюру, и свое тело.

Теперь Сингапур — порто-франко и признанное складочное место в торговле между Востоком и Западом Тут, кажется, все подчинено торговым интересам. Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь русское железо соседствует с манчестерскими тканями, калифорнийские кожи и хлеб, — с турецкой опийной отравой и персидским гашишем. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, аннамцы, китайцы — все приехало сюда продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. В порту всегда разгружается по меньшей мере два или три десятка судов, так что любой негоциант может обрести тут разнообразнейшие товары, притом по самой сходной цене. Впрочем, мой дрогой брат, задача всемирной торговли и состоит в том, чтоб удешевить все предметы, сделать доступными везде и всюду те средства и удобства, к которым человек привык у себя дома. Это разумно и справедливо; и смешно сомневаться в будущем успехе. Дело вполовину уже и сделано. Куда европеец только занесет ногу, везде вы там под знаменем безопасности, обилия, спокойствия и того благосостояния, которым вы наслаждаетесь дома, так что, уверен, скоро я смогу пригласить тебя в комфортабельный вояж по Востоку.

Уверен, не пройдет и полувека, как люди грядущих поколений, читая описание кругосветного путешествия, будут поражаться, сколько лишений приходилось преодолевать нам в наших странствиях. Как же так! — будут восклицать они — путешественник прошлого проходил сквозь строй лишений, нужд, питался соленым мясом, пил воду, зажав нос, дрался с дикими. А теперь? Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка — китаец или индиец, берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Париже, Лондоне или в Петербурге; является портной, с длинной косой, в кофте и шароварах, или в тюрбане и саронге, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем, чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу. Там тот же мягкий бифштекс, тот же лафит, херес и чистая постель, как в Европе'.

Впрочем, я размечтался. Самого меня ждут пустыни Новой Голландии, или, как назвал ее губернатор Муловский, — «Австралии». Губернатор даст мне аудиенцию на следующий день по высадке моей на берег. Когда малайцы принесли мои вещи в дом губернатора- это пожалуй единственное во всем городе здание в европейском стиле — мне отвели прекрасную большую, полутемную, чисто выбеленную комнату, с двумя окнами, выходившими в сад, удобную, комфортабельно убранную, с большой кроватью под пологом (мустикеркой) для защиты от москитов; плетеная циновка во всю комнату сияла своей чистой желтизной. Итак, в Порт-Александрийске я устроился просто великолепно!

Поскольку губернатор в этот день в отъезде и аудиенция мне назначена лишь на следующий день, я решил прогуляться по городу. Сингапур примечателен огромным базаром, верфями, большой крепостью и многочисленным, чрезвычайно пёстрым населением, разбитым на национальные кварталы. Здесь множество индусов, малайцев, арабов, голландцев и англичан; то и дело попадались мне торгаши-китайцы с коробами на плечах и с большими бумажными фонарями, укрепленными на высокой бамбуковой палке. Они шли не спеша, тихо позванивая в колокольчики, давая знать о себе и предупреждая о своих мирных намерениях. На перекрестках стояли освещенные палатки из зелени с фруктами и прохладительным питьем, и шоколадные продавцы-малайцы дремали у своих лавчонок. Статус порто-франко, мудро установленный императором Александром в этом порту, названному его именем, способствует похвальной национальной и религиозной терпимости: буддийские кумирни тут соседствуют с католическим храмом, а мечеть — с капищем языческих богов.

Наняв рикшу и проехав сначала по всем кварталам — по малайскому, индийскому и китайскому, зажимая частенько нос, я велел остановиться сначала перед буддийской кумирней. Прислужник-индиец отпер нам калитку, и мы вошли на чистый, вымощенный каменными плитами, большой двор. Весь двор усажен по стенам банановыми, пальмовыми и мускатными деревьями. Посреди двора стояла главная кумирня — довольно обширное, открытое со всех сторон здание, под тремя или четырьмя кровлями, все с загнутыми углами. Сколько позолоты, резьбы, мишурных украшений, поддельных камней и какое безвкусие в этой восточной пестроте! Китайцы и индийцы, кажется, сообща приложили каждый свой вкус к постройке и украшениям здания: оттого никак нельзя, глядя на эту груду камней, мишурного золота, полинялых тканей, с примесью живых цветов, составить себе идею о стиле здания и украшений. Внутри кумирни помещались три ниши с идолами; кругом крытая галерея. Резная работа всюду: на перилах, на стенах; даже гранитные, поддерживающие крышу столбы тоже изваяны грубо и представляют животных. Между идолами стоит Будда, с своими двумя прислужниками, и какая-то богиня, еще два другие идола — все с чудовищно-безобразными лицами. На коленях перед жертвенником стоял бонза: ударяя палочкой в маленький, круглый барабан, он нараспев, немного в нос читал по книге свои молитвы. Тут же, в часовне, сидело около стола несколько китайцев и шили что-то, не обращая ни малейшего внимания на монаха.

Из буддийской кумирни мы поехали в индийское капище, к поклонникам Брамы. Через довольно высокую башню из диких, грубо отесанных камней, входишь на просторный, обсаженный деревьями двор. Прямо крытая галерея, на столбах, ведет в капище. Но едва мы сделали несколько шагов, нас остановил индиец, читавший нараспев книгу, и молча указал нам на сапоги, предлагая или снять их, или не ходить дальше. Мы остановились и издали смотрели в кумирню, но там нечего было смотреть: те же три ниши, что у буддистов, с позолоченными идолами, но без пестроты, украшенными только живыми цветами. В галерее, вне часовни, стоял деревянный конь, похожий на наших балаганных коньков, но в натуральную величину, весь расписанный, с разными привесками и украшениями, назначенный для торжественных процессий, как объяснил нам кое-как индиец.

Мы пошли назад; индиец принялся опять вопить по книге, а другие два уселись на пятки слушать; четвертый вынес нам из ниши роз на блюде. Мы заглянули по соседству и в малайскую мечеть, но, посмотрев на голые стены и не заметив ничего примечательного, удалился.

Впрочем, я заболтался. О своем визите к губернатору и его следствиях расскажу в другом письме.

Всегда твой брат АЛЕКС.

Дано в Порт-Александрийске, 20 марта 1801 года'

Новая Зеландия — здесь — Новый Южный Уэльс, переданный датчанам и переименованный ими в Новую Зеландию