Благословенный. Книга 7

Глава 10

Весну 1801 года Париж встречал в приподнятом настроении. Как это часто бывает в ситуации, когда нация по своей инициативе начала считающуюся справедливой войну, парижане были искренне уверены в грядущем успехе. Марширующие к Рейну войсковые колонны осыпали цветами, одаряли корзинами с хлебом и пузатыми бутылками вина. В салонах Парижа гадали, где остановится победоносная армия Моро — в Берлине или Варшаве: у мадам Рекамье склонялись к Варшаве, у мадам Богарнэ — что Моро непременно достигнет Немана и Буга, а в клубе Пантеона шли ещё дальше, ожидая вскоре увидеть французские легионы на берегах Невы.

В Люксембургском дворце, где временно разместилось верховное командование, шли бесконечные заседания, посвященные будущему вступлению в конфликт России. Новость о возникновении русско-германской унии мало повлияла на военное планирование французских стратегов: вступление в войну России и ранее полагали очень вероятным, теперь же оно просто стало неизбежностью. Никто не делал из произошедшего трагедии. Конечно, русские войска — это неприятно. Но сколько их в Германии? Сорок тысяч? Пятьдесят? Это слишком мало, чтобы сыграть решающую роль, а армия самого Северо-Германского союза, где превалировал бывшие прусские офицеры и солдаты, не вызывала особого уважения. Война 99-го года явственно показала, что со времен Фридриха Великого немцы сильно сдали. Никто не сомневался, что закалённые 18 годами непрерывной войны французы в хлам разнесут новорожденную армию этого нескладного государствоподобного образования.

Сегодняшний день, однако, стал особенным: консул Жубер объявил о желании самолично возглавить Резервную армию, спешно формируемую для поддержки Моро. Соответственно, предстояло составить и утвердить военные планы, чем занимался генерал Никола Сульт. И вот сегодня составленный им план заслушивался французским генералитетом с самим консулом во главе.

Огромный кабинет был полон высокопоставленных военных, блиставших золотом позументов, золотым шитьём на широких трехцветных офицерских шарфах и обшлагах рукавов. Здесь не было и следа той чопорной холодности, что характеризует формальные заседания немцев: напротив, французы то и дело шутили, соревнуясь в остроумии, смеялись и отвлекались на посторонние темы. Впрочем, генералу Сульту, казалось, шум в зале нисколько не мешал.

— Положение Северной и Центральной Германии — читал он по заранее подготовленной бумаге — определяется прежде всего её реками. Эльба, первая из рек Германии, есть главное вместилище немецкого могущества, прикрывающая ее стена и средство передвижения, перевозящее изобильную продукцию этой обширной страны. В своем верхнем течении она орошает сельские земли Саксонии, пересекает Дрезден и омывает подножие некогда саксонской, а теперь северогерманской крепости Торгау. Затем она проходит через середину бывших прусских владений, обвивает ее главную крепость Магдебург, защищает крупнейший немецкий город — Берлин, и, наконец, перед впадением в Северное море образует порт богатого города Гамбурга, который ввозит в Германию по водам этой реки товары со всего мира.

Таким образом, чтобы воевать с Северо-Германским союзом, следует дойти до Эльбы и перейти ее, подобно тому, как следует спуститься вдоль Дуная, чтобы воевать с Австрией. Как только удается преодолеть Эльбу, оборона Германии окажется уничтоженной, ибо мы отберём у Союза Саксонию, которая наверняка воспользуется случаем чтобы вернуть свою независимость; оккупируемМагдебург, а Берлин остается без защиты. Кроме того, овладев бассейном Эльбы, мы захватим основные торговые пути немцев, совершенно погубив их могущество!

Однако, чтобы выйти на эту северную равнину, где течёт Эльба и находятся главные политические центры Германского союза, нужно пройти через гористую местность, образующую центр Германии, либо обогнуть ее с севера, через Вестфалию, между горами и Северным морем.

Местность, закрывающая вход в Пруссию, состоит из длинной и широкой группы лесистых высот, которая с одной стороны связана с Богемией, а с другой доходит до равнин Вестфалии, среди которых заканчивается, вырастая ненадолго в вершины Гарца, столь богатые металлами. Эта гористая группа, разделяющая воды Рейна и Эльбы, покрытая густыми лесами, называется «Тюрингский Лес». Именно эти горы, невысокие, но труднопроходимые, отделяют наши войска в Баварии и Франконии, возглавляемые генералом Моро, от сил неприятеля в Тюрингии и Саксонии.

Жубер, слушая Сульта, нахмурился. Всегда считая Центральную Германию обширной равниной, где препятствие для передвижения войск создают только обширные реки, он пытался теперь сопоставить свои преставления с излагаемым Сультом планом компании.

— Через указанные горы, — продолжал генерал — можно пройти по трем ущельям, и затем спуститься в Саксонию, следуя по долине реки Заале. Таков первый путь. Севернее от этих лесистых вершин пролегает второй. Чтобы следовать по нему, нужно подняться по Майну к Ганау, там пройти через долину Верры через Кассель, оставить справа Тюрингский лес, спуститься на равнину Тюрингии и Саксонии и прийти на берега Эльбы. Этот путь называется Великой Германской дорогой, дорогой из Франкфурта в Лейпциг.

Наконец, третий путь идет в обход гористого центра Германии ещё севернее, через Вестфальскую равнину.

Чтобы пройти по нему, нужно следовать течению Рейна до Везеля, перейди его и двигаться через Вестфалию и Ганновер, оставляя горы справа, а море слева. Таким образом проходят в обратном порядке Эмс, Везер и, наконец, Эльбу, ставшую в этой части своего течения одной из самых многоводных рек Европы.

— И каким путем следует двигаться нашей Баварской армии? — спросил Жубер, осознавая, что делает это более резким тоном, чем он хотел этого.

— Я предложил бы Моро совершить маневр, огибая горы с севера! — отвечал Никола Сульт. — Это позволит ему достичь цели, не отвлекаясь на препятствия, характерные для горного рельефа…

— Вздор — холодно перебил его консул. — Из всех способов попасть на северную равнину наилучшим, несомненно, является первый путь, ведущий к истокам Заале через горы Тюрингского леса и ущелья Франконии!

Резко встав, консул Жубер принялся расхаживает по кабинету, и, рубя рукою воздух, излагать свои давно и всесторонне обдуманные соображения:

— Прежде всего, Баварская армия Моро, численностью 85 тысяч человек, сейчас находится в Баварии и Верхней Франконии. Если отправить ее к северу, то ей, чтобы добраться до Вестфалии, придется проделать двойной, а то и тройной путь, а значит — одной только протяженностью движения полностью раскрыть наши замыслы неприятелю. Кроме того, по пути Моро повстречает многочисленные реки: Эмс, Везер, Эльбу и будет вынужден переправляться через них в нижней части течения, где они становятся грозными препятствиями. Так и м образом, он может либо идти по «центральной германской дороге» через Франкфурт, Кассель и Веймар слева от Тюрингского леса; либо пробиться напрямую через Тюрингский леси выйти в долину Заале. Удар через горы, конечно, сопряжен с трудностями, но зато явится полной неожиданностью для неприятеля. Как стало известно от наших шпионов, армия Северо-Германского Союза малочисленна и не готова к войне, а русских в Саксонии пока еще очень мало. Ворвавшись в Саксонию, Моро сможет разгромить слабые вражеские войска, и вскоре взять Эрфурт — столицу Союза — и Лейпциг, где находятся основные военные магазины немцев. В результате последующее сопротивление противника окажется невозможным — сколько бы не собрали они подкреплений, первоначальное поражение приведет их к хроническому недостатку сил!

И, повернувшись к Сульту, консул произнёс:

— Генерал, подготовьте для Моро соответствующие указания!

Месье Никола оставалось лишь дисциплинированно склонить голову.

Генералы, сдержанно переговариваясь, принялись обсуждать новый план войны. Жубер же, опустившись в консульское кресло, задумался.

«Прекрасно. Пока Моро будет возиться с русско-немецкой армией, я, возглавив Армию Резерва, ускоренным маршем обойду Тюрингские горы с юга и ворвусь в в тыл вражеским войскам. Именно мне льстивая пресса припишет все лавры нашей победы. Сейчас, когда военная победа неотделима от политического веса, ни в коем случае нельзя отдавать Моро возможность снова прославиться! Именно я должен победить русских — кто там у них будет? Суворов? Бонапарт? Неважно — именно консул должен одержать победу, дабы французы забыли про битву при Гогенлиндене и ее героя… Отныне у Франции будет только один военный авторитет — ее правитель. А там, глядишь, и „консул-электор“ Сийес будет вынужден отойти на задний план, ослепленный блеском сабель моих офицеров! Итак, решено — я возглавляю решительный натиск на немцев. Ничто меня не остановит. Ни русские штыки, ни английские деньги. Ничто!».

Через два дня консул Жубер, простившись с молодой женой, отбыл в Страсбург, в расположение Армии Резерва.

Министр Фуше отодвинул от себя ворох бумаг — донесения агентов, поступившие за последние две недели, и потёр усталые глаза. Сквозь тяжелые портьеры уже пробивался рассвет, а ему еще не пришлось приклонить головы — дело не терпело отлагательств.

Он родился в Ла-Пельрене, близ Нанта — города моряков, где соль въедается в кожу, а горизонт с детства манит призраками далёких жарких стран и странствий, обещая сказочные приключения и богатства. С младых ногтей юный Фуше не мечтал о славе, зато внимательно и вдумчиво изучал её природу. Его острый ум, его скрытный нрав с ранних лет убедили его находиться в тени: сначала в аудиториях иезуитов, потом — в коридорах власти. Как и его смертельный враг — Талейран — он получил духовное образование и был предназначен церкви, но грохот Революции заглушил звон колоколов свистом лезвия гильотины, и молодой Жозеф, вовремя правильно сориентировавшись, выбрал не молитву, а политику.

Конечно же, Фуше никогда не был пламенным революционером. Он редко выступал в Конвенте, предпочитая, как и аббат Сийес, плести интриги в кулуарах Тюильри. И так случилось, что к его тихому голосу всё чаще прислушивались. Он не пел псалмов и благодарственных гимнов — он составлял списки тех, кому суждено отправиться на гильотину. Когда Робеспьер направил его в Лион, это стало приговором этому богатому южному городу: под его надзором рушились семьи, бесследно исчезали благородные фамилии, улицы тонули в крови, а над площадями витал запах пороха и гари. Нет, он не был якобинцем, но в жестокости, безжалостности к врагам Революции далеко превзошел их всех. Он не считал погибших — он вычёркивал их. Но, если бы Иосиф Виссарионович Джугашвили вдруг реинкарнировал в одного из вождей Конвента — даже он не смог бы направить в Лион грозное послание «Уймись, дурак!».

Ибо Фуше был умён. И он всегда знал, когда следует исчезнуть, и когда — вернуться. Несмотря на ужасную репутацию Лионского палача, Фуше уцелел при падении Робеспьера, потому что слишком хорошо знал, что из себя представляют эти республиканские деятели. Добродетели Революции, которые проповедовал Робеспьер, были слишком утомительны для широких масс. Фуше предпочитал знание, порядок… и страх.

И именно поэтому после окончания эпохи террора он не только остался на своём месте, но и открыл для себя новую эпоху процветания и успеха: он оказался нужным новой власти даже более, чем прежней. Как оказалось, Фуше обладал редким даром собирать и анализировать всевозможные сведения, создав для этого настоящую шпионскую сеть. Он слушал всех — в трактирах, в гостиных, в салонах, в спальнях. Он был нигде и везде: его не было видно, но все знали, что Фуше внимательно наблюдает за всём, что происходит в Париже, и все боялись его. И именно в этом заключалась его сила: Фуше все видел и знал. Без гнева. Без страсти.

Зато с пониманием.

Падение Директории, появление Консулата он встретил без восторга, но с интересом. Вступив в заговор с Сийесом, Фуше не прогадал, и вскоре стал при новом правительстве министром полиции, обладающим огромными полномочиями и солидным бюджетом. Франция притихла. Газеты писали о нём с опаской, враги — с уважением, а друзья… Друзей у него не было.

И теперь, сидя в тиши кабинета на острове Сите, господин министр внимательно изучал донесения секретных агентов, касающиеся деятельности некоего господина Строганофф.

Персонаж, судя по всему, был преинтересный. Несколько лет подряд он ошивался в сначала в Национальном собрании, затем — в Конвенте, появлялся в разных якобинских и жирондистских клубах. Два года назад он занялся налаживанием торговых связей в интересах русской компании «Русский дом», курировал ныне замороженное в связи с войной строительство гигантского магазина в Париже.

Казалось бы, вполне себе заурядный представитель русской аристократии, последнее время вслед за своим царём просто помешавшийся на поставках колониальных товаров и торговле. Казалось бы, если бы ни одно «но».

В Лондоне, где на Рождество такой магазин, по слухам, был с большим шумом и помпой открыт, его строительство, в числе прочих, курировала русская авантюристка мадам Жеребцова, столь явно скомпрометировавшая себя в ситуации с пленением прусского короля Фридриха-Вильгельма. Другими словами, в Англии делами «Русского Дома» занималась шпионка царя Александра.

И тут же встаёт интересный вопрос — если такое случилось в Англии, отчего того же не могло произойти и во Франции?

Казалось бы, вопрос элементарный, ответ на него напрашивался сам собою. Но пока еще господина Строганофф никто в Париже и пальцем не тронул. Нет, господин Фуше не был идиотом, и вопросы такого рода он задавал себе уже очень давно. Но запрос на искоренение во Франции русского шпионажа поступил ему только сейчас…

Министр без труда вызвал в памяти воспоминания о своей недавней встречи с консулом Жубером.

— Мосье Фуше, я отправляюсь на войну в Германию. Консулат принял согласованное решение, поддержанное Советом Старейшин, открыть в этом году кампанию по уничтожению Северо-Германского союза, угрожающего безопасности нашей границы на Рейне. Вы, вероятно, знаете, что на стороне Германии с огромной вероятностью может выступить и Россия. Это обстоятельство заставляет нас быть особенно осторожными. Увы, наше правительство пока еще не смогло обеспечить себе достаточно прочного положения.

— О, да, консул, ситуация внушает тревогу! — подтвердил Фуше. — Заговоры множатся — и роялистские, и якобинские. Мои агенты сообщали, что в Париже был замечен вождь шуанов Жорж Кадудаль.

— Вандеей и ее вожаками я займусь потом, когда смогу одолеть угрозу с Востока — поморщившись, произнёс консул Жубер. — Сейчас вам следует сосредоточиться на бывших прусских и, особенно — на русских шпионах.

— Я занимаюсь этим постоянно! Под особый надзор помещен бывший посол Берлина Луккезини и русский посол Морков; кроме того, наше внимание вызывает еще несколько очень сомнительных русских господ; среди них граф Алексей Орлофф, столь знаменитый в прошлое царствование, а также связанный с ними аристократ Строганофф.

— Прекрасно. Я рассчитываю на вас, месье! — резко прервал разговор военный консул. — Конечно, вам не следует упускать из виду и господ из Вандеи, они могут быть очень опасны. Когда я вернусь из Германии, мы сможем заняться и ими тоже, но сейчас самое важное — это немцы и русские… Пожалуй даже, прежде всего — русские!

Воспоминания развеялись, и министр почувствовал, как на него наваливается усталость. Давала о себе знать проведенная без сна ночь.

«Надо сейчас хотя бы пару часов поспать», — подумал Фуше, развязывая галстук и опускаясь на изящную кушетку в колониальном стиле. «А потом надо будет вплотную заняться господами Строгановым и Орловым»