Благословенный. Книга 7

Глава 3

Совещание с военными было первоочередным в списке моих задач. Генерал-фельдмаршал Суворов и генерал Кутузов уже присутствовали в Эрфурте, через три дня приехали из Потсдама генерал Бонапарт и полковник Толь. На следующий день появился Лазар Карно — он также вынужден был бежать от наступающих французских войск. Я тотчас назначил с ними совещание, пригласив также представителей союзников — генералов Блюхера и престарелого фельдмаршала Калькрейта.

Речь пошла об организации сопротивления французам. По данным армейских шпионов, баварская армия Моро пока еще не покидала зимних квартир, но подготовка к весенней компании шла там полным ходом.

Сначала нам следовало обсудить вопросы материального снабжения армии, с тем, чтобы скорее отдать необходимые распоряжения гражданским властям и Германии, и России. Вопрос этот относился к списку самых острых. Я знал, что война с Францией неизбежна; эта страна не могла бы смириться с нашим господством в Северной Германии. Но ни я, ни мои военачальники и министры никак не могли предположить, что французы начнут ее так скоро — ведь они только что закончили тяжелую войну с Австрией! По всем признакам выходило, что мы сможем оттянуть конфликт на год или два; но, как оказалось, в дело вмешались какие-то посторонние неучтённые факторы. Министр иностранных дел Северо-Германского Союза граф фон дер Гольц клялся, что послание президента Вильгельма в адрес парижского Консулата не содержало решительно никаких оскорбительных заявлений. Разумеется, я мог поручить Строганову и Скалону разобраться в произошедшем, но, увы, на результат эту уже никак не влияло.

Так или иначе, война разразилась и застала нас «со спущенными штанами». Армия находилась в процессе переформирования: мы переходили с рекрутской системы набора на систему воинской повинности, которая должна была дать нам огромные человеческие ресурсы, но пока не была должным образом налажена. Силы Северо-Германского союза, несмотря на все усилия генерал-фельдмаршала Суворова, в прошлом году отправленного мною на переобучение бывших прусских полков, еще не оправились от нанесённых им поражений и не получили должной переподготовки. В общем, с людьми всё было крайне скверно; но ещё хуже обостряло дело с оружием.

Тульский завод переводился на производство новых моделей оружия — казнозарядных нарезных винтовок под пулю Минье. Ружья эти весьма хороши — стреляют в два раза быстрее и в три раза дальше обычного, но стоят в два с половиною раза дороже, а главное — производство их пока еще нисколько не налажено, выпущенного количества не хватит даже на батальон. Сестрорецкий завод три года назад начал производство другой модели — «двухпульных» ружей, коих произведено уже более двадцати тысяч. Сейчас ими перевооружена вся гвардия и часть гренадеров. Но, опять же — этого мало! Между тем, завод почти прекратил выпуск обычных ружей — а они крайне нужны!

Ещё имеется несколько тысяч дульнозарядных нарезных ружей — ими вооружены четыре полка егерей. Но, бросить их сейчас в бой — значит раскрыть секрет этого оружия перед всей Европой!

Стоит ли оно того? Нарезное оружие пока малораспространено в Европе. Стоит нам показать свои наработки — и всё изменится…

Перевооружение артиллерии тоже еще не закончено. На сегодняшний день нами отлито более 500 орудий нового типа, а нужно их полторы тысячи! Старая артиллерия соседствует в армии с новой, что не способствует её эффективности.

Поэтому обсуждение предстоящей войны я начал именно с вопроса снабжения войск.

Мы собрались в Потсдаме, во дворце Фридриха Великого. Присутствовали генералы Бонапарт, Кутузов, Блюхер, Тормасов, Толстой, фельдмаршалы Суворов и Калькрейт, а также гражданские чиновники: Румянцев, Сперанский, недавно прибывший из Петербурга министр промышленности Барклай-де-Толли (брат знаменитого генерала)

Первым делом обсудили нашу «оружейную драму». Иван Богданович с сожалением пояснил, что быстро нарастить производство ружей невозможно — иначе придется отказаться от перевооружения армии на новые образцы.

— Что же — решил я — раз так, оружие придётся закупить в Англии. Они могут поставить нам сто тысяч ружей в течение ближайших шести месяцев — их мы обратим на вооружение наших германских союзников.

По следующему вопросу — стоит ли раскрывать секрет наших нарезных стволов, генерал Бонапарт оказался вполне категоричен:

— Несколько тысяч даже очень хороших ружей не решат исход войны. Поверьте, мы справимся и так! Дайте этим егерям обычные ружья, и отправьте их в Резервную армию!

Остальные присутствующие поддержали мнение Николая Карловича.

Перешли к вооружению артиллерии. Большие надежды я возлагал на шрапнельные выстрелы. Они прекрасно показали себя в предыдущей войне, но производство из пока ещё оставалось очень ограниченным. Нашли решение и здесь:

— У нас есть некоторая замена шрапнельным снарядам — пояснил Бонапарт — это так называемая «стержневая картечь». Её производство несложно наладить прямо в Германии, — любая мастерская, способная производить добротные гвозди, справится и с этой работой. Стоит поторопиться разместить заказы на нее, имы непременно получим отличное вооружение, способное прекрасно работать против французских колонн! Если же мы привезём морем чугун и железо из Петербурга в Магдебург и Берлин, то сможем произвести из него огромное количество ядер, картечи, и прочих припасов. Оружейные мастерские в Магдебурге, Берлинский арсенал способны снабжать нас в потребном количестве всеми основными видами боеприпасов. Надобно пользоваться возможностями завоёванной страны!

Генералу Кутузову было поручено сделать доклад касательно театра боевых действий:

— Господа! В настоящий момент, когда превосходящие силы французов подступают к нам из Баварии, мы можем придерживаться лишь оборонительного образа действий. При этом, будучи стороной обороняющейся, для нас разумно было бы поставить между нами и неприятелем естественные преграды, способные сломить его наступательный порыв. Такими преградами является расстояние, климат и соединение русских и германских сил в глубине страны. Ни в коем случае нам не следует, выдвигаясь вперед, избавлять Моро от половины пути, переносить войну в благоприятный французам умеренный климат и доставлять им преимущество разбить наши войска по частям! Полагаю, нужно просто держаться всеми силами вместе за Эльбой, единственной преградой, которая могла остановить французов, препятствуя форсированию этой реки и стараясь при этом давать только бои местного значения, которые, ничего не погубив, придали бы немецким частям давно утерянные военные навыки. Затем, после перехода французамиЭльбы, нам следует отойти на Одер, а с Одера на Вислу, пока неприятель не понесёт существенных потерь от дезертирства и болезней, а у нашей армии — не произойдет накопление сил,. А вот когда произошло бы соединение ста пятидесяти тысяч немцев со ста пятьюдесятью тысячами русских на топких или ледяных, в зависимости от времени года, но всегда негостеприимных равнинах Польши, тогда для французов начались бы серьезные трудности!

Тут слово взял генерал Блюхер. Судя по всему, этому рубаке вариант «скифской войны» представлялся совершенно неприемлемым.

— Господа, при всех достоинствах плана генерала Кутузова прошу обратить внимание на его недостатки. Отступая, мы отдаём неприятелю на разграбление богатые территории, составляющие гордость нашей страны. Ничем кроме угрозы неспровоцированное отступление противно нашей чести и вызовет неблагоприятные последствия, как внутри, так и внешнеполитические. Кроме того, надо принять во внимание, что, отступая, нашим войскам придётся разорить местность, что произведет на обывателей крайне неблагоприятное впечатление.

В то же время, кроме Эльбы, у нас есть и другие естественные препятствия: это горы Тюрингского леса. Нам следует оставаться сплоченными за Тюрингским лесом, и на этой позиции ждать, когда Моро выйдет с той или другой стороны: через ущелья Франконии в Саксонию либо по Центральной Германской дороге на Веймар. В первом случае пруссакам, опирающимся правым крылом на Тюрингский лес и прикрытым с фронта Заале, оставалось лишь дать Наполеону продвинуться. Если бы он захотел атаковать их, прежде чем двигаться дальше, они противопоставили бы ему берега Заале, почти неприступные перед лицом армии в 45 тысяч человек. Если же он пойдёт на Эльбу, наши войска последуют за ним, по-прежнему прикрытые берегами Заале. Если же, напротив, Моро выберет Центральную Германскую дорогу, что, конечно же, менее вероятно, учитывая текущее место нахождения его войск, то ему предстоит столь долгий путь, что можно будет успеть собраться большой массой и выбрать участок, чтобы дать ему генеральное сражение, как только он выйдет из ущелий!

Началось бурное обсуждение. Силы наши были невелики: сейчас мы могли выставить против 85-ти тысячной армии Моро только 45 тысяч солдат, примерно поровну немцев и русских. Конечно, после отмобилизации и подтягивания сил из глубины страны наши силы существенно возрастут. Но было понятно, что французы тоже вряд ли ограничатся одной лишь Баварской армией. В войне против Австрии они выставляли три такие армии — Одну на Рейне, одну — на Дунае, и третью — в Италии. Теперь следовало ожидать чего-то подобного!

Это означало, что нам следует действовать оборонительно.

Конечно, если изначально не избирать линию Эльбы в качестве первого рубежа оборонительной войны, лучше всего встать за Тюрингским лесом, к чему и склонялся и генерал Бонапарт, и я сам. Однако у Бонапарта нашлось еще более смелое предложение:

— Заем же ждать, пока Моро преодолеет горы? Следует препятствовать ему в этом! У нас есть прекрасная возможность устроить завалы на горных дорогах, мины мгновенного действия и разного рода засады!

Идея мне понравилась:

— Несомненно в этом предложении есть свои выгоды. Мы сможем, прикрывшись армией и Тюрингским лесом, развернуть на Эльбе дополнительные силы. Нам надо выиграть время для оснащения новых сил Северо-Германского союза, переброски дополнительных полков из глубин Российской империи, получения оружия и субсидий из Англии.

Так и было решено. Итак, Первая армия, численностью 45 тысяч человек, из коих было 20 тысяч русских и 25 тысяч немецких союзников, при 216 орудиях, должна была сдерживать неприятеля в горах Тюрингского леса. Поскольку там было три пригодных для передвижения ущелья, армию разбили на три корпуса: первым должен командовать генерал Дохтуров, вторым — генерал Остерман-Толстой, третьим — генерал Каменский.

Возглавит Первую армию Михаил Илларионович Кутузов.

Вторая армия под командованием генерал-майора Бонапарта, численностью 48 тысяч человек, в составе трех корпусов, кавалерийской дивизии, артиллерийского и конно-артиллерийского полка — будет и основного ударного кулака наших сил. Северо-Германский легион в составе двух корпусов возглавит генерал Блюхер. Он будет прикрывать северный фланг, от Гамбурга до Магдебурга. И, наконец, Резервная армия под общим командованием генерала Тормасова, базирующаяся восточнее театра предстоящих боевых действий, в окрестностях Берлина, будет выполнять роль главного резерва и формировать надёжные маршевые подкрепления для двух полевых армий.

Я согласился со всеми предложениями. Однако, при подсчёте сил стало очевидно. что даже объединенный русско-немецкие силы численно уступают французам. Нужны подкрепления!

— Сколько войск нам надо перебросить из России?

Задавая это вопрос, я понимал, что он одновременно и преждевременен — ведь формально Российская Империя еще не вступила в войну с Францией. И в то же время он может почитаться как запоздалый — ведь даже при самых срочных отправках приказов войска из России очень нескоро прибудут в Центральную Германию.

— Чем больше, тем лучше! — категорично заявил Бонапарт.

— Но это повлечет расходы! — заметил Толь.

— Совсем нет! Наоборот — если войск окажется недостаточно, это приведет к огромным расходам!

— Как же так? — не понял Карл Фёдорович.

— Обрушив на французов все свои силы, мы в несколько месяцев сокрушим их, и избавимся от долгой войны. Это обойдётся дешевле, чем если мы будем воевать долгие годы, задействовав лишь часть своих сил! — пояснил Бонапарт.

— Несомненно, вы правы. Пишите приказ, Карл Фёдорович — перебросить в Германию всю нашу гвардию, двадцать пехотных и шесть кавалерийских полков. Также, собрать на Дону еще четыре полка и один полк с Кубани; собрать казачий полк из Тавриды. Можем ли мы найти где-то еще войск?

— У нас есть иррегулярные силы калмыков, башкир, и киргизов, — подсказал Тормасов. — Но их эффективность крайне мала!

— Немедленно переформировать башкирские и калмыцкие полки. Первых — в легкоконные, вторых — в уланские! Объявить военный призыв!

И я приказал сформировать из новобранцев двадцать новых полков, тридцать пять маршевых батальонов, шестьдесят семь эскадронов и сорок две батареи, используя все имеющиеся возможности. На укомплектование новых полков должны были пойти в основном уже служившие, опытные солдаты; новобранцев оставляли нести службу при крепостях и в гарнизонах, и лишь после обучения они должны были отправиться на войну.

Встал вопрос и об отмене имевшихся довоенных планов.

— Ваше Величество, не следует ли отменить экспедиции в Луизиану и на Южные острова? — осторожно спросил меня полковник Толь.

Генералы переглянулись — для них необходимость сбора всех сил на решающее направление была очевидной. А вот я далеко не был в этом уверен.

Экспедиция в Луизиану предназначалась для фактического занятия её обширной территории. Полтора года назад мы получили эту испанскую колонию в аренду, но до сих пор не приступили к ее планомерному освоению. Прежде всего, надо было закрепить ее военной силой; но в прошлом году этому помешала война с Пруссией. Теперь мы располагали подготовленной эскадрой, которой собирались отправить шесть полков экспедиционных сил; но новая война ставила на этих планах крест.

Я долго колебался, но затем решил:

— Отправьте туда два полка казаков без лошадей и полк пехоты, набранный в России из линейных батальонов. Еще один полк наберите из моряков — наш флот всё равно пока мало занят в войне. Думаю, этого будет достаточно на первое время.

Слово снова взял генерал Толь.

— После консультаций с бывшим французским военным министром Карно, после разговоров с рядом немецких офицеров, участвовавших в последних боях с французами, можно сделать некоторые выводы относительно тактики противостоящей нам армии. Можно заключить, что французы — серьёзный противник! Они очень умело и грамотно применяют рассыпной строй. Если в прошлую войну пруссаки поражали нас своими длинными линиями и быстрым, хоть и неточным залповым огнём, то французы действуют много гибче. Если надо они рассыпают целые батальоны в стрелковые цепи, залповый огонь по которым совершенно не действенен. Мы и сами так делали во время войны 99-го года, и применяли рассыпной строй с чрезвычайной успешностию! А для наступления французы применяют колонны, смело бросая их в рукопашную. Хороша у них и артиллерия: французские артиллеристы, как никто, умеют применять свои батареи к местности, чрезвычайно удачно расставляя их на поле боя

Что же — рассудительно произнёс Михаил Илларионович. — Тут надо крепко подумать. Французы применяют рассыпной строй; что можно ему противопоставить?

— Быстрые атаки лёгкой кавалерии могли бы быть губительными для их застрельщиков — быстро ответил Александр Васильевич. Мой тесть выглядел плохо — осунувшийся, круги под глазами — но, кажется, окунувшись в военное дело, он все же понемногу стал оживать.

— Значит, надо нашу атаку предварять ударом конницы. Причём проводить ее быстро, чтобы французские стрелки не успели убегать под защиту своих линейных батальонов. Кроме того, французские колонны, увидев нашу конницу, будут вынуждены перестраиваться в каре, что заставит их потерять время на перестроение. Если всё это время их будут расстреливать наши пушки и стрелки — они понесут серьезнейшие потери — поддержал его генерал Бонапарт.

— Хорошо. Но для такой атаки у нас очень мало сил. Всего два эскадрона на пехотную дивизию — это достаточно для разведки и аванпостной службы, но совершенно недостает для тех действий, о которых вы говорите! — заметил Михаил Илларионович.

— Может, дать в каждую дивизию по полку? — предложил Толь.

Поскольку вопрос касался изменения штатов, все посмотрели на меня.

Я задумался. Вообще я, конечно, не великий стратег и тем более — тактик. Но мы во время штабных совещаний в Таврическом дворце в своё время пришли к выводу, что пехоте кавалерию надо давать, но совсем немного, по-минимуму, а основные силы нашей конницы применять массированно. Теперь мне приходилось наступить на горло собственной песне. В идеале я вообще планировал создать нечто вроде «Первой Конной Армии» Будённого. Такая манера применения конницы давала нам значительные преимущества, но против французов, обладавший великолепной пехотой, следовало усилить наши пехотные полки.

Как это сделать? Действительно ввести в дивизии кавалерийские полки? Так мы потеряем сильное подвижное «кавалерийское крыло». Мне очень этого не хотелось.

— А может нам сделать так: во-первых, добавляем в каждую дивизию ещё по два эскадрона. Так на каждый пехотный полк будет приходиться по эскадрону. Но, по необходимости мы будем забирать эти эскадроны у пехоты и собирать их в полки, создавая таким образом сводные кавалерийские дивизии.

Предложение было принято.

— Также для усиления пехоты — взял слово Бонапарт — надобно ввести в ее состав полковую артиллерию. Раз французы наступают глубокими колоннами — надо валить их ядрами, что пробивают по двадцать рядов!

— Передайте пехоте трофейные шестифунтовые пушки: по батарее в каждую дивизию. — предложил Суворов. — У нас уже достаточно четверть — и полупудовых единорогов, для того чтобы насытить нашу полевую артиллерию современными орудиями. Кроме того, надо пополнить нашу конную артиллерию. В Пруссии и Вюртемберге много прекрасных конных заводов, где можно приобрести и верховых, и артиллерийских лошадей.

— Согласен! — кивнул я. — Прежде всего, надо усилить нашу конную артиллерию, а, во-вторых — пополнить ряды кирасиров и улан. Также надобно немедленно пополнить запасы колючей проволоки, так хорошо показавшей себя в прошлую войну, электрозапалов и фугасов.

— Но как мы будем противодействовать вражеской артиллерии? — тотчас спросил артиллерист Бонапарт. Я уже думал над этим вопросом, и имел по этому поводу некоторые идеи.

— Надо, во-первых, применять против нее нашу шрапнель. Удачный разрыв шрапнельной гранаты способен поразить расчёт вражеской батареи, сделав ее небоеспособной.Также хорошо должны работать против вражеской артиллерии разрывные удлиненные гранаты. Надобно также практиковать разработанные ранее для крепостной и осадной артиллерии методу стрельбы с закрытых позиций, с корректировкой по телеграфу. У нас есть несколько батарей, умеющих это делать — надобно пустить их в дело!

— Ваше величество, но это осадные батареи, их орудия очень тяжелы и неповоротливы, и вовсе неприменимы в полевых сражениях!

— Так дайте им более лёгкие орудия! Кроме того, что у нас с полевыми ракетными установками?

— Пока — лишь одна экспериментальная батарея, Ваше Величество — сообщил Толь, чьей памяти можно было лишь позавидовать.

— Незамедлительно снимайте установки с наших кораблей и ставьте на лафеты! — немедленно распорядился я. — И расчёты тоже укомплектуйте из корабельных экипажей!

— Право же, Ваше Величество, — взял слово фельдмаршал Калькрейт — стоит ли идти на такие жертвы? Я бы не стал предавать этим якобинцам слишком уж большой роли и значения! Французские военачальники, как известно, сделали себе имя на войнах с австрийцами. Но всем прекрасно известно, что войска императора Франца никогда не отличались ни умениями, ни мужеством. Они бежали даже от турок! Полагаю, мы с французами начнём разговаривать совсем другим языком!

— Не стоит предаваться иллюзиям! — тотчас же возразил Александр Васильевич. — Австрийцы — совсем не мальчики для битья. Слабые, трусливые, совсем неспособные — не создают империй! Не стоит свысока относиться к австрийцам только лишь оттого, что они потерпели несколько поражений. Они не трусы и не бестолочи — нет. Просто они столкнулись с очень сильными, и к тому же — «неудобными» им врагами! Нет, господа, не стоит думать, что Франция — это страна-выскочка, чьи успехи на поле боя случайны. Это очень сильные войска, сказавшие новое слово и в стратегии, и в тактике, и нам, чтобы одолеть их, надобно тоже придумать что-то новое! У нас есть, конечно, кое-какие технические новинки, но в целом пока их мало.

Под конец обсудили изменения нашей пехотной тактики. Все пришли к выводу, что надо усиливать такую разновидность пехоты, как гренадеры: в каждый батальон решили ввести войска, вооруженные гранатами. Гренадеры должны будут кидать гранаты через ряды собственной пехоты: для этого они должны идти в разреженных порядках в промежутке между третьей и четвёртой шеренгами войск. Первые четыре шеренги будут вести ружейный огонь, а через их головы будут кидать гранаты. Так наша пехота могла бы получить огневое превосходство над многочисленными французскими бригадами.

Однако выяснилось, что гранаты с чугунными корпусами для такой тактики не подходят! Дело в том, что при разрыва они дают слишком дальнобойные осколки, которые поражают в том числе и наши войска.

К счастью, оказалось, что генерал Бонапарт еще по опыту своей службы на Артиллерийском луге под Охтой знает решение этой проблемы:

— Делайте гранатные корпуса из стекла! Стеклянные осколки полетят не так далеко.А в качестве наполнителя подойдет бертолетова соль или селитра, пропитанная нефтью.

— Но куда же девать готовые гранаты с чугунными корпусами?

Тут меня осенило:

— Приделайте к ним деревянный хвост и выстреливайте их из ружейных стволов.

Так и сделали. Ручные чугунные гранаты переделали в ружейные. Запал остался прежний — терочный, но он теперь чтобы он сработал, кольцо зацеплялось перед выстрелом за мушку.Такие гранаты летели дальше — на 70–100 метров, и таким образом, взрывались так, что не поражали уже осколками наших пехотинцев. Теперь передние ряды вели ружейную перестрелку, а задние — выбрасывали ружейные гранаты. Так мы добились мощнейшего огневого воздействия на врага. Конечно, такая система не сработала бы против австрийцев или пруссаков, сражавшихся тонкими линиями, но зато прекрасно подействовала бы на французов с их глубокими батальонными колоннами.

Должна подействовать.

Совещание закончилось. Генералы, переговариваясь, разошлись по своим штабам и квартирам, и лишь Александр Васильевич остался со мною.

— Саша, друг мой, скажи — отчего ты не дал мне никакого назначения? Испытующе глядя мне прямо в глаза, с укором спросил тесть. — Ты ежели думаешь, что я нездоров, то брось скорее эти мысли! Я уж давно поправился.

— Александр Васильевич, что вы думаете про генерала Бонапарта? — не отвечая прямо, спросил его я.

Тень беспокойства отчётливо промелькнула в голубых глазах Суворова.

— Знатный полководец, хорошо командовал под Ружанами, да и в прочих битвах не сплоховал. Хорошо знает дело, трудолюбив, вверенные войска изучает вплоть до йоты. Однакож, есть у него недостаток: слишком самолюбив, и не любит выдвигать людей. У него даже самые лучшие генералы — на положении статистов. Сам воевать умеет, а других не хочет научить! — с ноткой осуждения произнёс Александр Васильевич.

— Вот! Вот в том-то и дело. А мне — да что «мне», России прежде всего — надо вырастить много добрых военачальников. Молодых, инициативных, грамотных. А то как получится — вы на покой скоро захотите, внуков нянчить, а Бонапарта, (не дай бог конечно) в любой момент может ядром убить, или он, скажем, от холеры помрёт — и что у нас останется? Нет, надо срочно, пока идёт война с первоклассным противником, готовить новых, толковых военачальников, что на долгие годы вперед будут руководить нашими войсками. И вот это-то я вам и поручаю! Вы назначаетесь моим спецпредставителем, с полномочиями заместителя Верховного главнокомандующего. А ко всем делам военного управления добавляется также кадровая задача: присмотреться и выучить лучших наших майоров, подполковников, бригадиров, генералов, составить на них досье — кто чего стоит, какие у них сильные и слабые стороны, чего от них ждать, куда применить… В общем, вы не соскучитесь!