Благословенный. Книга 7

Глава 19

Вот уже 2 недели граф Строганов томился в одиночной камере следственной тюрьмы в здании Министерства полиции на острове Ситэ. Со свойственной молодым людям гибкостью он уже успел привыкнуть к скверной пище и грубости охраны. Каждый день здесь был похож на предыдущий; но сегодняшнее утро обещало нечто особенное.

Министр полиции хочет видеть вас сегодня. Приведите себя в порядок, месье! Время ключами проворчал капрал Грегье, седоусый инвалид Национальной гвардии, помнивший еще поля и холмы Вальми.*

Действительно, после обеда за ним пришли. Министр фуша всё также сидел за своим необъятно огромным столом в полутемном, тщательно задрапированным тяжёлыми, дорогой ткани портьерами кабинете. Заслышав шаги арестанта, министр поднял голову и ласково ему улыбнулся, жестом приглашая сесть.

— Рад видеть вас, сударь! Как протекает ваше заключение?

— Чудесно, просто чудесно! Ни разу ещё мне не приходилось жить в бесплатном отеле! — усмехнулся Павел Александрович.

— Наш предыдущий разговор, граф, — хмурясь, проговорил Фуше, — был неправильно начат и скверно завершён. Право же, я сожалею об этом; ведь более всего мне хотелось бы стать вашим другом. Знаете, у меня есть идея: давайте забудем всё это и начнём разговор, скажем так, с «чистого листа». Ведь мы же оба — просвещённые, здравомыслящие люди, Ну а тот факт, что в прошлом оба мы состояли в якобинском клубе — должно сблизить нас, побудить ещё лучше понимать друг друга! Вы со мной согласны, месье?

— Как и мой император, я всецело стою за дружбу наших народов и всеобщее взаимопонимание! — Дипломатично ответил юноша, гадая в душе, каких ещё гадостей приготовил ему министр за истекшие две недели.

— Прекрасно! Так считайте же себя моим гостем! Хотите вина? Какое вино вы предпочитаете в это время суток? У меня есть прекрасное Шабли, достойное мозельское, бургундское…

— Простите, но неужели в этом подлунном мире существует приличное мозельское вино? — иронически приподняв бровь, спросил Павел Александрович.

— Кто знает, месье, кто знает… — туманно отозвался министр. — В действительности громкие марки нечего не стоят, всё это — дело вкуса, а о вкусах, знаете ли, не спорят. Некоторые предпочитают рейнвейн — странный выбор, на мой взгляд. Все знают, что виноделы Рейнской долины решительно ни на что не способны! Другое дело — вины Австрийской империи. Я знаком с немалым числом любителей токая, (по слухам, в их число их входит и наш министр Талейран). Могу его понять — чудесный, богатый вкус! Тем более что в Вене осело немало французских эмигрантов, великолепно разбирающихся в хороших винах…

Павел Строганов сдержанно улыбнулся: он сразу же понял игру министра и решил поддержать ее.

— Право же, в наше время любителю хорошего вина нужно прежде всего запастись достойными денежными средствами! Тоже касается меня — уверяю вас, я равнодушен и к рейнвейну, и к токаю; не назовёшь меня и любителем портера.

— Неужели вы пьёте водку? — притворно ужаснулся Фуше.

— Что вы, что вы — просто я столь длительный срок проживая в вашей прекрасной стране, стал совершенно разделять вкусы её уроженцев, и теперь предпочитаю всему старое доброе Жевре-Шамбертен!

— Увы, месье, у меня есть другие сведения. Похоже вы на самом деле предпочитаете вину плебейское пиво! Так, например в конце прошлого года вы совершили деловую поездку в Гессен. Что вы там делали, месье?

Строганов надменно ухмыльнулся. К этому вопросу он был готов.

— Да, действительно, в тот год я совершил поездку во Франкфурт, равно как и ещё более двух десятков различных вояжей. По поручению господина Моркова я занимался там закупкой тканей и галантерейных товаров для магазина «Русский дом».

— И вы преуспели во Франкфурте?

— Увы, нет: война сильно повредила деловой жизни в этом городе!

— Однако вы успели встретиться там с несколькими французскими высокопоставленными офицерами! Скажите — с какой целью вы сделали это?

— Право, не помню. Возможно, мы просто играли в карты!

Глаза министра сузились, отчего благообразная внешность его вдруг приобрела зловещие черты.

— В карты вы, конечно, играли. Но при этом вели очень интересные разговоры, компрометирующие высшее военное руководство французской армии. Не соблаговолите пояснить, почему вас, уважаемого коммерсанта, вдруг заинтересовал вопрос, столь далёкий от обычных предметов вашего профессионального интереса? Напомню, речь шла о некоем утерянном имуществе гессенского курфюрста.

— Отчего же вы считаете, что негоциант не может интересоваться чужим имуществом? — любезнейшим образом улыбнулся юноша. — Курфюрст Вильгельм известен своим тонким вкусом. Наверняка среди его вещей имелось немало самых занятных штуковин, которыми можно было бы украсить интерьер любого дворца! Признаюсь, меня крайне интересовала возможность приобрести что-нибудь эдакое из его имущества. Картины, фарфор, серебро — ну, вы понимаете. Когда-то, на заре карьеры, я прикупил немало различных безделушек из интерьеров Тюильри — ах, какие вещицы там попадались!

Жозеф Фуше, поняв, что одним издеваются, потемнел от гнева.

— Сударь, вам следует научиться быть со мной откровенным! Иначе ваше пребывание в стенах нашего Министерства может очень сильно затянуться. Я бы даже сказал — фатально затянуться! Где месье Орлофф?

«Гм. Они не поймали его. Значит Алексей Григорьевич благополучно достиг границы и теперь, вероятно, находится в княжестве Эвер. Интересно, смог ли он разгадать интригу Талейрана?» — промелькнула в голове юноши быстрая мысль.

— Право, не знаю! — ответил он вслух.

— Довольно!

Фуше резко встал и дёрнул за шнур звонка.

— Наш русский друг, кажется, готов злоупотребить нашим гостеприимством! — сообщил он капралу Национальной гвардии, явившемуся на вызов. — Отправьте его в самую скверную из наших камер!

И презрительно ухмыляющегося Павла Александровича увели.

Исход боёв за Заасфельд вызвал в стане французов уныние. Гибель Ланна произвела на всех самое гнетущее впечатление — генерал был очень популярен среди солдат, известен и любим всеми, кому приходилось бывать под его началом. Кроме того, это был очень лояльный, доверенный военачальник, сыгравший немалую роль во время последнего переворота, приведшего к власти троицу консулов. Несмотря на антипатию к покойному, Жубер близко к сердцу принял его гибель, но еще неприятнее было крушение плана ударить во фланг и тыл Кутузова. С уничтожением моста у Заасфельда нечего было и пытаться преодолеть Заале, чьи берега оказались слишком обрывисты, а течение слишком быстро для наведения понтонной переправы.

Второго апреля обоз Главной квартиры консула достиг берегов Заале. Выйдя из коляски, Жубер мрачно осматривал обширную долину, в которой прихотливо вилась узкая лента реки. Намётанным глазом военного консул тотчас же отметил, что левый берег, на котором находился лагерь русско-германских сил, представляет собой обрывистые высоты, подножие которых омывалось рекой, а вершины покрыты продолжением Тюрингского леса. Да, для обороняющегося не существует участка более выгодного для генерального сражения, чем левый берег Заале в ее верхнем течении!

И всё же врождённое упрямство заставляло консула еще и еще раз обращаться к ранее задуманному плану. Ударить в тыл неприятеля — как же это заманчиво!

— Так сможете вы форсировать реку? — мрачно спросил он стоявшего рядом полковника Савари, командовавшего сапёрами корпуса Ожеро. Тот отрицательно покачал головой.

— Консул, у неё очень крутые берега, отсутствуют броды, а сама река очень успешно охраняется значительными силами русских и немецких войск. Лесистый берег скрывает их перемещения — вот мы сейчас спокойно стоим здесь, а на нас, возможно, уже нацелены из леса заряженные картечью пушки! Именно так погибла большая часть корпуса Ланна. А самое сложное — это сильное течение. В горах еще продолжается весеннее таяние снегов, и стремительный напор воды сносит любые блокшивы и понтоны!

Жубер пробежался взглядом по распускавшейся зелени окаймлявших реку вековых дубов и грязно выругался.

— Но это же означает что мы не может выполнить первоначальный план и окружить русских в горах Тюрингского леса! Мы не можем выйти им в тыл! Проклятая река! А что в Заасфельде? Мост нельзя починить?

— Консул, наши атаки у Заальфельда не дали результата: русские сожгли мост, и разместили на склонах окрестных гор сильные артиллерийские батареи, не позволяя сапёрам восстановить переправу — отвечал генерал Ожеро.

Ещё раз с сожалением окинув взглядом противоположный берег — такой близкий, и такой недоступный — Жубер, наконец, выкинул первоначальные замыслы из головы и обратится к окружавшим его офицерам:

— Где мы можем встретить постоянную переправу? Каменный мост, который невозможно сжечь?

— Боюсь, что ближайший такой пункт — это Иена! — тут же проговорил отвечавший за штабное планирование Сульт.

— Так далеко? А есть ли что-либо ближе?

— Увы, консул, но помимо Йены и Наумбурга, существует лишь три места, где можно перейти Заале, — Лобштедт, Дорнбург и Камбург, удаленные на расстояние двух лье друг от друга и весьма удобные для обороны. Но Иена — самый близкий к нам пункт! Там отличный каменный мост — навряд ли немцы позволят русским его уничтожить!

Консул задумался. Иена… а почему бы нет? Чем глубже его войска проникнут во вражескую территорию, тем больше у него будет шансов обойти левый фланг русско-немецких войск, опередить их на Эльбе, отделить от Саксонии, лишив их ее ресурсов и солдат. Затем можно было бы перейти Эльбу в верхней части течения, где она легче всего для перехода, а может быть даже — завладеть Дрезденом с его прекрасным каменным мостом! Продолжая движение, можно будет завладеть Берлином и, наконец, опередить русских и немцев на Одере, где, кроме всего прочего, можно будет получить помощь со стороны поляков. По крайней мере, так обещает принц Радзивилл!

Поляки появились в расположении Вестфальской армии два дня назад. После всех неудач это стало подбодрившими армию долгожданными добрыми вестями — при движении в долине Заале к Вестфальской армии присоединилось три неполных полка польских уланов во главе с принцем Радзивиллом. Поляки наперебой рассказывали о внезапном и жестоком нападении, коему подверглись при движении по нейтральной территории, ставшем причиною гибели многих соратников, и горели желанием вновь броситься в бой. Пять минут переговорив с польским командующим, Жубер понял, что в военном отношении этот молодой аристократ представляет собою полный ноль, а может быть, даже отрицательную величину. Высокий чин был в буквальном смысле куплен отцом юноши, за свой счёт снарядившем два уланских полка с условием, что сын его станет командующим кавалерийской бригады. Но, как бы то не было, тысяча сабель — есть тысяча сабель: сведя три неполных полка в два полнокровных, Жубер получил в своё распоряжение превосходную лёгкую кавалерию.

В конце концов Жубер принял решение.

— Что же, господа — мы начинаем движение в направлении Иены. Пусть Моро возится с Кутузовым, а мы тем временем овладеем всей Центральной Германией, разобьём немногочисленную армию Северо-Германского союза и их русских наймитов. После этого нам ничего уже не будет страшно — даже если из России подойдут новые силы, без немцев их будет недостаточно, чтобы победить нашу армию!

— Консул, по сведениям наших шпионов в Эрфурте, немцы провозгласили Северо-германскую империю, с императором Александром во главе. Теперь Российская и Северогерманская империи — это практически единое государство! — напомнил ему генерал Сульт.

— В военном отношении это ничего не меняет, генерал! — сверкая глазами, строго заявил Жубер. — От того, что «союз» переименовали в «империю», у императора Александра не добавилось штыков, а у его генералов — не прибавилось мозгов. Этот противоестественный династический союз говорит лишь о том, что этих людей надо остановить, пока они не зашли слишком далеко! Я верю в нашу армию — ничто нас не остановит!

Через несколько дней Вестфальская армия достигла Иены. Город прекрасно просматривался с окрестных высоких холмов. Здесь действительно имелся отличный, широкий каменный мост. Но увы, к этому мосту прилагалось мощное предмостное укрепление и тяжёлые батареи на другом берегу, ощетинившиеся жёрлами орудий поддержки. Сразу же стало понятно, что бои под Иеной не станут лёгкой прогулкой.

Жубер приказал устроить напротив предмостного укрепления русских свои батареи и начинать перестрелку, а сам стал ожидать подхода отставших колонн и разведывательных сведений. Данные о противнике не радовали. Противоположный берег занимала Вторая русско-германская армия под началом молодого генерала Бонапарта, общей численностью не менее 50 тысяч солдат — весьма грозная сила на такой позиции, как Заале от Йены до Наумбурга. Выставив крупные подразделения перед главными переходами, а основную массу несколько сзади, на центральной позиции, эта армия была в состоянии дать французам опасное для них сражение и если не вырвать победу, то, по крайней мере, оспорить ее настолько, чтобы сделать своё отступление легким, а исход войны — неопределенным.

Не решаясь принять самоличное решение, Жубер собрал военный совет. После долгого марша из Западной Франции Вестфальская армия была не в лучшем состоянии. Армия была лишена 10 тысяч человек авангарда генерала Удино, посланного в разведку в направлении Наумбурга; она понесла потери в 5–6 тысяч убитыми, пленными и беглецами в боях при Заальфельде, но оставалось еще 64 тысячи в составе 6-ти корпусов генералов Ожеро, Вандамма, Груши, Перрена, Сен-Сира и Брюна. Учитывая высочайшие качества французских солдат и офицеров, превосходную артиллерию, эти цифры можно было бы смело умножать на два. И военный совет постановил начать генеральное сражение.

День первый.

Где-то в районе переправы продолжался артиллерийский бой; склоны окрестных холмов озарялись вспышками, а через некоторое время отдалённый раскатистый гром орудийного залпа раскалывал вечернюю тишину. Французы отвечали; их ядра вспахивали поля вокруг Иены, пробивали крыши домов и стены кирхок. В городе то и дело слышался звон стекла и крики людей, кое-где начались пожары.

Генерал Тучков внимательно вглядывался в темнеющий горизонт, пытаясь обнаружить признаки готовящейся ночной атаки. Конечно, ночные штурмы, опасные различными неожиданностями, редко бывают удачны, а потому непопулярны среди европейских генералов. Однако от французов можно ожидать всякого — такой сорвиголова, как Жубер, способен на любые безумства!

— Полковник, доложите, готовы ли ваши люди к отражению штурма? — наконец спросил он, обернувшись к полковнику Костенецкому, командовавшему бастионной артиллерией.

— Николай Алексеевич, с начала дня из вверенных мне канонирской команды выбыло пять человек. Одно орудие повреждено и отправлено в тыл. Ядер и гранат осталось половину боекомплекта. Картечных выстрелов почти не имеется, осталось пять или шесть на ствол.

— За ночь надобно пополнить боезапас! Как полагаете, пойдут они в ближайшее время на штурм?

— Навряд ли: канонада стихает, видны бивуачные огни. Должно быть, с утра пойдут, Николай Алексеевич.

Тут разговор их прервал запыхавшийся адъютант.

— Генерал, командующий едет к нам! Он уже на мосту!

Тучков оглянулся на каменный мост, проложенный от Иены на правый берег. Действительно, по мосту двигалась небольшая кавалькада. Передний всадник, скромно одетый невысокий господин на серой арабской лошади, завидев офицеров, пришпорил ее и подъехав вплотную, небрежно откозыряв, спросил:

— Как обстоят дела? Доложите обстановку, генерал!

Тучков и Костенецкий подняли руки в воинском приветствии. Это, действительно, оказался генерал Бонапарт.

Николай Алексеевич, отдав честь, сообщил:

— Неприятель с раннего утра предпринимает попытки овладеть переправой и преодолеть реку Заале. Сегодня были предприняты четыре атаки на наш бастион и люнеты, все они отбиты с большим ущербом для неприятеля. С четвёртого часа пополудни противник прекратил атаки, устроил напротив наших укреплений четыре батареи и теперь пытается сбить нашу артиллерию с позиций, ведя шквальный огонь из более чем шестидесяти орудий. Мы использовали двенадцать фугасов и потратили почти всю картечь.

— В каком состоянии предпольные заграждения из колючей проволоки?

— В скверном. Те, что установлены на высоких кольях, повреждены выстрелами и холодным оружием. Те, что уложены в ров, частью засыпало мосле взрывов фугасов, частью — завалены телами французов!

Не теряя времени, Бонапарт резво вскочил на бруствер, пытаясь рассмотреть в полутьме состояние проволочных заграждений. Бастион был окружён ими в два ряда: простой проволочный забор в двадцати саженях от бастиона и несколько спутанных спиралей, проложенных на дне окружавшего бастион неглубокого рва. Последнее было особенно эффективно: оказавшиеся во рву солдаты практически не имели шансов преодолеть его, неминуемо запутываясь среди гибких и острых железных шипов. Однако, действительно, трупы солдат, сброшенные сверху взрывами фугасов и гранат колья и туры во многих местах промяли спирали, превращая непреодолимое препятствие в обычную канаву.

— Расчистите всё это! — недовольно воскликнул командующий.

— Люди устали, генерал! Бой длился весь день! — заметил на это Тучков.

— Через два часа вас сменит дивизия Буксгевдена. Завтра укрепление атакуют свежие силы французов, а значит, их должны встретить полнокровные полки нашей армии. Через час сапёры привезут новые фугасы. А пока — не ослабляйте наблюдения. Атака может последовать неожиданно!

— Повторите еще раз, генерал. Вы не можете взять переправу?

Консул Жубер, конечно, был готов к тяжелому форсированию реки. Но то обстоятельство, что за целый день корпус Ожеро не смог взять даже предмостного укрепления, совершенно не укладывалось в голове.

— Слишком интенсивный огонь, консул. Русские укрепления поддерживаются мощными батареями с противоположного берега. Когда наши колонны приближаются к бастиону, русские взрывают картечные фугасы, причиняющие чудовищный ущерб нашим солдатам.

— Значит, удвоим усилия. Корпус Перрена завтра поддержит усилия Ожеро! Я сам поведу его!

— Консул, стоит ли продолжать атаки? — с сомнением произнёс генерал Никола Сульт. — Мы видим, что Иена сильно укреплена. Может быть, стоит поискать другие переправы?

Генералы склонились над картой. Через четверть часа Бартелеми Жубер, распрямившись, ткнул пальцем в расстеленный перед ним чертеж.

— Вот оно. Посмотрите на этот пункт! Здесь, сегодня ночью мы обойдём позиции русских. Корпус генерала Сен-Сира, скрытно пройдя за холмами Таутенбург-вальде на север, выйдет в окрестностях городка Камбург и внезапной атакой захватит переправу.Как только будет достигнут успех, наши силы будут переброшены через реку, и мы отрежем русских в Иене от сообщения с Дрезденом, выйдя им в тыл.

— Но ближайшая переправа находится в городе Дорнбург. Он лежит много ближе, чем Камбург! — возразил Сен-Сир.

— Вот именно, генерал, что «ближе» — хмыкнул консул. — Если мы перейдём реку там, русские наверняка успеют перебросить силы от Иены и помешать нам. Нет, именно в Камбурге нас ждёт безопасная переправа.Подготовьте ваш корпус к маневру!

На следующий день французы не возобновили атак. Продолжалась вялая перестрелка, несколько раз французские вольтижёры подбирались довольно близко к бастиону, пытаясь поразить прислугу ружейным огнём, но настоящего, массированного штурма всё не было, и это встревожило Бонапарта. Вновь и вновь он требовал донесений полевой разведки. Похоже, неприятель решил форсировать реку Заале ниже по течению. Это было ожидаемо, и требовало немедленных решений. Уже не было смысла держать войска возле Иены — надо было отступать на север. Но вот куда? Где именно Жубер решил форсировать реку? Дорнбург, Камбург или Наумбург?

Бонапарт досадливо поморщился. Как же он не любил оборонительные бои! В наступлении ты сам навязываешь противнику свою волю, определяя, где и когда состоится решающая схватка. Но находясь в обороне, даже на таком превосходном рубеже, как река Заале, постоянно приходится быть готовым к внезапному маневру противника. Так что же предпримет Жубер? Дорнбург, Камбург или Наумбург?

— Какие будут распоряжения, командующий? — почтительно осведомился прибывший для ознакомлении с ближайшими боевыми планами генерал Милорадович.

— Разведка. Разведка и еще раз разведка. Господа, сражение — это как театральная пьеса, с началом, серединой и концом. Вчера мы видели первый акт — завтра нас ждёт главное действие. Сейчас главное — понять, на какой именно сцене решили сыграть французы.

Потекли напряженные минуты ожидания. Каждый из трёх мостов по-своему хорош. Дорнбург лежит ближе всего к Иене, а подходы к нему прикрыты обширными дубравами. Французы могут в течение двух часов скрытно приблизиться к этому населенному пункту и уже начать переправу. Но в таком случае наблюдатели в Дорнбурге, вероятно, уже доложили бы об этом.

Камбург лежит среди открытых полей, и приближение французской армии было бы заметно издали. Но эту переправу удерживать сложнее всего. В этом месте река делает изгиб, так что городок будто бы стоит на широком мысу. Поставив по берегам сильные батареи, можно обстреливать его с трёх сторон. Такой удар невозможно отразить.

И, наконец, Наумбург, в 30 верстах севернее Иены. Пройдя в этот населенный пункт, Жубер может попытаться выйти Второй армии в тыл. Такой маневр вполне отвечает его амбициозной натуре, но что именно выберет Военный консул французов — остается только гадать.

Сколько случаев знает военная история, когда обороняющийся оказывается обманут маневрами нападающего, или, что еще чаще, обманывается сам, приписывая тому мысли и намерения, совершенно тому не свойственные! Только надёжная разведка может развеять «туман войны» и дать определенные сведения о планах неприятеля.Возможно, корпуса и не успели бы к началу битвы. Но у армии Бонапарта имелась техническая новинка — вышки наблюдения и солнечный телеграф. Ещё месяц назад военные связисты русской императорской армии установили на холмах на правом берегу реки восемь деревянных десятисаженных вышек, разместив на них наблюдателей и гелиографы. Теперь по этой линии можно было наблюдать за движением французских колонн и объявить сбор всех сил на нужном пункте.

К полудню казачьи разъезды, действующие в лесу возле Дорнбурга, сообщили, что французы, не повернув к переправе, двигаются дальше. Бонапарт немедленно отдал приказ выдвигаться на север, оставив в Иене и на предмостном укреплении только лёгкое охранение. Войска, уже готовые к маршу, тотчас же пошли вперед.

В два часа дня с вышки возле Камбурга сообщили, что заметили на юго-востоке большие облака пыли. Сомнений уже не было — именно этот город Жубер избрал основным пунктом для переправы,

— «Значит, завтрашний день может стать решающим. Надо отдать соответствующие распоряжения!».

— Прикажите корпусам спешить на соединение с главными силами в район севернее Иены!

Через четверть часа выполненный азбукой Морзе приказ ушёл в войска, а еще через четверть часа начался сбор всех частей к участку реки Заале, протекающему в двадцати верстах севернее старинного университетского города Иена.

* Вальми — сражение 20 сентября 1792 года, первая победа французской Национальной Гвардии.