Беглец (Управдом 5, весна 1929)

Глава 8

Глава 08.

29/03/29, пт

Марочкин со своего места следил за тем, что происходит неподалёку, и всё слышал.

— Гляди-ка, — сказал он доберману, — может и вправду приличный человек, да, Султан? Помочь надо.

Прицелился, нажал на спусковой крючок. До бандита, спрятавшегося в редких зарослях, было метров тридцать, он как раз приподнялся, пытаясь разглядеть получше, что происходит с товарищами, и оказался на виду. Выстрел выбил щепки из берёзы в нескольких сантиметрах от стрелка, тот среагировал быстро, перевёл прицел от пассажирских вагонов на груду щебня, пальнул практически наудачу. Винтовочная пуля, вылетев из длинного дула со скоростью почти километр в секунду, попала Марочкину чуть выше ключицы. Агент уронил голову, и затих. Собака жалобно завыла.

Сергей услышал вой, укладывая третий труп поверх двух остальных. Тычок в грудь был скорее жестом отчаяния, бить бандиту было не с руки, нож пропорол ткань пиджака, и вошёл на несколько миллиметров в томик Хэммета. лежащий в нагрудном кармане. Пока бандит хлопал глазами, пытаясь понять, почему враг ещё не помер, Травин сломал ему руку, а потом ударил костяшками пальцев в кадык, вбив его в горло. Оставались трое, бандит с пулемётом в санях, Прошка, держащий в заложниках машиниста, и стрелок в лесопосадке. Травин прикинул, как бы он действовал, реши напасть на поезд. Проще всего, на его взгляд, было бы подорвать пути динамитом аккурат во время движения, тогда поезд бы сошёл с рельс, собрать добычу с раненых и покойников намного удобнее, и сопротивления бы никто не оказал. И уж точно он бы не стал ограничиваться стрелком с одной стороны путей, милиционеры, засевшие с другой, если только по дурости могли пулю получить. От пассажирских вагонов отстреливались, к винтовочным выстрелам прибавился другой звук, от маузера, видимо, кто-то из пассажиров вёз при себе оружие. Маузер с прицепленным прикладом на небольшой дистанции давал точность чуть хуже укороченной мосинки, особенно в опытных руках, и стрелял чаще, бандит в лесу занервничал.

— Приятели твои — покойники, — крикнул ему Травин, — сдохли, как собаки. Сдавайся лучше.

И выстрелил в его сторону из револьвера.

Мужик с винтовкой не выдержал, закрутил головой, начал отползать назад, но после того, как несколько пуль просвистели совсем рядом, не выдержал и побежал, широко расставляя ноги. Неглубокий снег был укрыт коркой наста в несколько сантиметров, который образовался от весеннего солнца и крепких ночных морозов, стрелок проваливался в снежную крупу даже под снегоступами, приходилось выдирать ноги из снега. Он уже не думал о безопасности, хотел как можно быстрее добраться до саней. Пуля ударила ему между лопаток, прошла позвоночник, пробила лёгкое и застряла возле передних рёбер.

— Ловко вы его, где так навострились? — Сидорчук опустил винтовку, с уважением посмотрел на Бейлина.

Столичный пижон, вылезший из вагона с маузером в руке, виделся поначалу ненужной обузой, но уже первый выстрел показал, что оружие он держать умеет. И пользоваться им — тоже. Митя стрелял уверенно, посылая пулю за пулей, а когда засевший в лесу грабитель запаниковал и побежал, всадил ему заряд прямо в спину.

— На стрельбище, — Митя вглядывался вперёд, ожидая новых выстрелов, но бандиты молчали, — по движущимся мишеням. Что делать дальше будем?

— Доложить надо, — неуверенно сказал милиционер.

— Кому будешь докладывать?

— Так товарищ уполномоченный где-то ходит, — он ткнул пальцем в направлении товарного поезда. — И товарищ Марочкин там.

— Мертвы наверняка, иначе бы объявились, — отрезал Бейлин. — Второй чекист, кстати, тоже мёртв.

— Как?

— Задержанный убил.

— Вот падла, я его чуть не срезал, когда он убегал, — Сидорчук сплюнул, — резвый, сдристнул, только ищи-свищи, теперь где-то сховался среди вагонов. Не иначе как с ними заодно. А вы, извиняюсь, гражданин, из каких будете? Гражданский, или военный?

— Комиссариат внутренних дел, — Митя в который раз достал удостоверение.

— Так вы, выходит, вроде как начальство? — неожиданно обрадовался милиционер.

— Вроде как, только не твоё, милиция и угрозыск — другие отделы совсем, я своё начальство охраняю, по этой линии назначен. Звать тебя как?

— Степан.

— А меня Дмитрий, то есть Митя. Вот что, Стёпа, стрельба вроде стихла, значит, или бандиты затаились без своего дружка, или сбежали. Как думаешь, что дальше делать?

— Проведать бы, как там товарищ Марочкин, он у нас за старшего.

— Решение правильное. Я бы на твоём месте подождал ещё минут десять, вдруг какая гнида объявится, а потом бы разведал, что и как. Только осторожно.

Сидорчук кивнул, Митя похлопал его по плечу, полез обратно в вагон. Пупко, узнав, что стрелок нейтрализован, приободрился, и даже попытался выйти наружу, чтобы, как он сам сказал, возглавить оборону поезда, только Варя его не пустила. Пока она уговаривала мужа не высовываться, Митя ждал в коридоре.

Лапина и Викентий Павлович появились минут через пятнадцать, Варя осталась в тамбуре, закурила папиросу, глубоко затянулась. Пупко важно проследовал в салон, откуда слышались крики на нескольких языках. Пассажиры приободрились, и выдвигали разные версии происходящего. Иностранцы сходились во мнении, что всё это — советская экзотика, за которой они сюда, собственно, и ехали. Их уверяли, что нападения на поезд всего лишь пережиток капитализма, который в СССР не встретишь, и что стрельба, скорее всего — недоразумение.

— Принёс? — Лапина протянула руку.

Митя поморщился.

— Нет твоего Липшица, его бандиты захватили, — сказал он, — бумаги с собой унёс.

— Так чего ты тут стоишь? — удивилась Варя, — вдруг его кокнули, надо найти и обыскать, а если живой, вытащишь потихоньку.

Бейлин улыбнулся через силу, эта дура, которую ему навязали, раздражала всё больше и больше своей бесцеремонностью и желанием командовать. Он серьёзно рисковал, обыскивая служебное помещение, а теперь выходило, что должен идти прямо в лапы к вооружённым грабителям, а она в это время будет сидеть здесь, кофий попивать. Но, на самом деле, Лапина была права, лучше случая, как этот, не представится, придётся рискнуть ещё раз. И если у Липшица нет бумаг, где-то там ещё Травин бегает, с ним он, Митя, тоже разберётся.

Травин собирался посмотреть, как там Марочкин. Он окликнул агента, ответа не получил, и решил обойти вагон по путям. За это чуть не словил пулю от милиционера, для него Сергей до сих пор был преступником, и не простым, а сбежавшим. То есть, подлежащим уничтожению, если вдруг поймать не удастся.

— Вот чёрт, — пробормотал молодой человек, залезая обратно на скользкую крышу вагона, — когда же весна наконец наступит.

Добравшись до конца крыши, он понял, почему Марочкин не отвечал. Агент лежал на щебне, уткнувшись головой в камни, и не двигался. Рядом лежа пёс, положив милиционеру голову на плечо. Крови видно не было, значит, Марочкина если и ранили, то не насквозь. И не насмерть, агент хрипло и довольно громко дышал. Травин его ещё раз позвал, ответа не дождался, в третий раз пополз по крыше, спрыгнул на три трупа. Стащил с толстого бандита тулуп, закутался, с сомнением поглядел на обрезы, один засунул в карман вместе с патронами. Грузовые вагоны в товарняке шли по один-два, чередуясь с платформами, сперва Сергей добрался до следующей сцепки, где должны были прятаться Прошка и машинист, свесился вниз. Машинист сидел, прислонившись спиной к сцепке, и тихо стонал, при виде Травина поднял голову, испуганно загородился руками. Сергей приложил палец к губам, спрыгнул.

— Свои, — сказал он, — где бандит?

— Туда он полез, — прошептал машинист, и ткнул пальцем в рельсы.

Сергей встал на четвереньки и присмотрелся — впереди под составом барахтался человек в тулупе, он застрял, и не мог сдвинуться с места. Травин достал обрез, и выстрелил в копошащийся комок. Раздались вопли, куда угодила пуля, молодой человек не разглядел, но точно попала. И точно пока что не насмерть.

— Ну его, сам сдохнет. Чекист где?

— Там его бросили, — машинист ткнул пальцем теперь уже вперёд, — возле третьего вагона. Вроде живой, только не двигался, они его тащить не стали.

— Пойду погляжу, держи, — молодой человек протянул обрез машинисту, — бандитов вроде как почти не осталось, но ты на всякий случай гляди в оба.

Машинист кивнул, схватил оружие, прижал к груди.

— Себя только не подстрели, — посоветовал Травин, и полез наверх, на щебёнку.

До головы поезда он добирался несколько минут, поочерёдно то пытаясь не сорваться с крыши, то прыгая по сыпучим материалам. Третий вагон оказался грузовым, Сергей до того замучался лазить по наледи, что в этот раз решил обойти его сбоку. Огляделся, и осторожно вылез на пути. Звук выстрела долетел до него уже после того, как пуля, выпущенная из винтовки, попала Сергею в бок. Тулуп смягчил удар, свинцовый заострённый цилиндрик вошёл в тело и там засел, заставив покачнуться. Травин упал сам, и откатился вниз, под насыпь. Прямо на лежащего в снегу помощника уполномоченного.

— Где задержанный? — Митя вылез из вагона, прижался спиной к деревянной стенке, осторожно добрался до гармошки, возле которой стоял Сидорчук с винтовкой.

— Подстрелил я его, — Сидорчук довольно осклабился, — аккурат возле паровоза ихнего, пальнул на удачу, и на тебе, попал.

Милиционер весь светился от гордости, Митя его хорошо понимал. Мишень на расстоянии в пятьсот шагов он сам поражал довольно уверенно, правда, из пристрелянного оружия и с кольцевым прицелом. Но одно дело стрелять, подготовившись, по фанере, а другое — по хоть и большому, но человеку, который двигается и в любой момент может изменить положение тела за те полторы секунды, что летит пуля.

— Куда попал-то?

— А Бог его знает, наудачу стрелял, только упал он, гнида такая, и укатился. Сдох небось, туда ему и дорога, да и нам возни меньше. И так понятно было, что он убийца.

— Давно попал?

— Да вот вы ушли, так он и объявился.

— Ещё кто-то стрелял с той стороны?

— Нет, молчат.

— Пойду, погляжу, а ты, если что, меня не подбей, Соколиный глаз, — Митя выкинул окурок, взял половчее маузер, и, прижимаясь к вагонам, не торопясь пошёл по ходу поезда.

Липшиц не дышал, и вовсе не от того, что Сергей его придавил, помощник уполномоченного ТО ОГПУ был мёртв. Травин прикрыл ему глаза, пошарил в пиджаке, достал своё удостоверение и бумажник. А потом, стараясь не провалиться в наст, быстро пополз наискось от путей. Лошадиное ржание он услышал, когда поравнялся с паровозом, ещё через пятнадцать метров прямо к путям подходила накатанная дорога, она продолжалась и с другой стороны, снег был утоптан основательно, видимо, здесь сани перегружали, помогая лошадям переходить через рельсы. Травин на четвереньках дополз до посадок, вскочил, и бросился бежать.

Сани с запряжённой в них лошадью стояли метрах в сорока за посадками. Невысокий пожилой мужичок сидел на облучке и ел, словно ничего вокруг не происходило. Увидев Травина, он подслеповато прищурился, на правом глазу у мужика светлело бельмо.

— Федька, где шлялся так долго? Что там, кто палит?

Сергей, ни слова не говоря, уселся рядом.

— Ты не Федька, — запоздало догадался мужичок, от него несло самогонным перегаром и чесноком.

— А ты Герасим?

— Агась.

— Поехали отсюда, Герасим, да побыстрее. Федька помер, Лукич тоже, и парня вашего, что в лесу ховался, прикончили. А чего пулемёт-то не притащил?

— Так ведь ломаный он, пулемёт-то, — Герасим щёлкнул вожжами, лошадь лениво зацокала по краю насыпи, — заржавел весь, я-то в войну пулемётчиком был, пока не ослеп, штуку эту как пять пальцев знаю, но техника важная, абы как не починишь. А ты кто будешь, мил человек?

— По торговой части я, как твои начали стрелять, сбежал. Вот Федька мне помог, тулуп свой отдал. Ты подгони кобылу, а то плетёмся еле-еле.

— Лукич точно мёртв?

— Точно.

— Это хорошо, — возница неожиданно повеселел, щёлкнул кнутом, — а то грозил мне, что прикончит, если не дождусь. Он моего кума свояк, с Конопельки, а я, значит, с Дятлово, денег я ему должен, вот и батрачу иногда. Ох и лихой человек Лука Лукич, кто ж спорить с ним будет, а тут, видишь, окочурился, земля ему пухом. Федьку жалко, хороший парень, завсегда с уважением, мол, как здоровье, Герасим Кузьмич, спросит вежливо. Так значит, всех порешили?

Лошадь свернула на укатанный зимник, здесь снежный наст лежал сантиметров на пятьдесят ниже уровня целины, скорость немного прибавилась. Травин обернулся — их пока никто не преследовал. Дорога шла за лесополосой, а потом поворачивала налево, под углом к железнодорожным путям. Он приложил ладонь к прострелянному боку, вытащил — та была в крови. Болело, но не так, чтобы сознание терять.

— Вроде всех, я не приглядывался. Так говоришь, деревня здесь рядом?

— Тут, мил человек, деревни-то везде в наличии, тебе какая нужна?

— Мне бы переночевать.

— Это мы могём. Токма, — Герасим почмокал губами, — спрашивать будут, чего это я с Лукичом уехал, а приехал с тобой. Милиция заинтересуется, зять-то мой, Андрейка — милиционер, в Убинском живёт, ох и въедливый, чуть что, сразу за наган.

— А ты выдашь?

— Как есть. Вот приедем в Дятлово, и выдам, у нас и сельсовет в наличии, и машинно-тракторная станция, и церква есть. И лавка скобяная.

Травин задумался. Герасим или настолько хорошо владел собой, или действительно был, как сказал бандит Федька, юродивым, судя по мимике и расслабленным рукам, не ловчил и не врал. Убивать его не хотелось, попадаться местной милиции — тоже.

— Город тут есть поблизости?

— Как не быть, — возница стащил варежку, начал загибать пальцы, — только нет. Село есть, Убинское, там мы в лавке покупаем что есть из мануфактуры, дочка у меня там проживает с мужем и ребятишками, только это в обратную сторону, опять же село Александровское, там лавка побогаче, и станция есть. А города нет.

— А Чулым? — подсказал Сергей.

— Чулым есть, только до него не доберёшься, сто вёрст, считай.

— Может, Барабинск? Он ближе.

— Нет, туда ход тоже дальний.

— Далеко Дятлово твоё?

— Вёрст пять, — Герасим почесал шею, — налево будет поворот. Сперва Конопелька, а через три версты Дятлово.

— А если прямо дальше ехать?

— Прямо Кондугловка, в пятнадцати верстах, село большое и справное, там тракт проходит ажно до самой Москвы. Там чего только нет, и трактир, и магазины со всяким барахлом, и лампочки электрические ночью как днём светят.

— Довезёшь? Пять целковых дам.

Герасим кивнул, прикрикнул на кобылу, та прибавила ход. Травин поплотнее закутался в тулуп, прикрыл глаза, задумался. Пока до поезда доберутся путейные бригады, пока освободят и тот доедет до Кожурлы, пройдёт часа три, не меньше. Потом его, Сергея, начнут искать. В эти три-четыре часа он никак не успеет оказаться, например, в Чулыме, и сесть на поезд в Читу, да ещё подстреленный. Значит, надо переждать день-два, и лучше в каком-нибудь глухом месте, заштопаться, отлежаться, а там уже по обстановке действовать.

Бейлин почти повторил путь, по которому шёл Сергей. Сперва он нашёл агента Марочкина — собака при виде чужака зарычала, но не кинулась, Митя забрался на щебёнку, потрогал жилку на шее. Марочкин был жив, хотя и без сознания. Решив, что за несколько минут агент не помрёт, Бейлин добрался до следующего разрыва между вагонами, где обнаружил три трупа бандитов, а ещё через вагон — машиниста с обрезом. Оружие ходило ходуном в руках пожилого работника желдороги.

— Ты, батя, поосторожнее, — Митя сел рядом с ним на корточки, — вроде как кончилось всё. Ты мне скажи, мужик тут пробегал, здоровый такой, он чего сказал?

— Что дальше пойдёт, а ещё подстрелил вон ихнего, — машинист ткнул обрезом под вагон, — стонал, а сейчас затих.

— А всего их сколько, грабителей?

— Четверых видел, да один в лесу.

— Ага, — Митя кивнул, судя по всему, нападать на поезд было больше не кому, — ты давай, беги обратно, да не бойся, скажешь Сидорчуку, милиционер там такой, что их начальник лежит отсюда на щебёнке раненый, пусть позаботятся. А я вперёд пройдусь, посмотрю, вдруг кто ещё остался. Иди с другой стороны.

Не дожидаясь ответа, он вылез на пути, и побежал по ходу поезда. Кровь Бейлин нашёл возле третьего вагона — несколько крохотных капель, а вот тела не было. Зато были следы на примятом снегу. Митя слез с насыпи, и чуть не наступил на Липшица.

— Покойник, да не тот, — пробормотал он.

Травин сбежал, и был он живой, раз так бойко двигался, но Сидорчук не промазал — следы крови тянулись, подсказывая, куда улизнул приятель Лапиной. Бейлин обшарил карманы Липшица, бумаг не нашёл, забрал его служебное удостоверение, снял с руки часы. Потом проделал путь вслед за Травиным, только не полз и на четвереньки не вставал. А когда выбежал за лесополосу, то ничего не увидел, кроме свежих лошадиных яблок. Значит, надо было искать повозку, которая здесь стояла.

— Конечно, дурак, — сказал Митя сам себе, — бандиты же не пешком пришли. Эх, и допросить-то некого, хоть бы этот, под вагонами, был жив. Где теперь этого подлеца искать? И как быть, Викеша-то не отпустит. Эх, была не была.

Он достал нож, оттянул кожу на животе вместе с рубашкой, кольнул, провернул лезвие, расширяя рану. Кровь тут же намочила ткань, хотела было капнуть на снег, но Бейлин не дал — подставил ладонь, подождал, пока наберётся достаточно красной жидкости, и приложил её к рубашке. Пятно увеличилось и выглядело гораздо существеннее. Поверхностная рана в начале обильно кровила, зато довольно быстро заживала, только с виду от глубокой никак не отличить.

Под шум полозьев Сергей задремал, когда открыл глаза, оказалось — прошёл почти час. Лошадь всё так же мерно тащила сани по дороге, только ход замедлила. Голова немного кружилась, бок тулупа пропитался кровью.

— Четыре версты проехали, — доложил Герасим, увидев, что пассажир проснулся, — лошадку покормить надоть, ещё добавь, а? Да и захромала она, плетётся еле-еле, может, подкова сбилась.

Сергей вытащил из кармана бумажный червонец, поморщившись от боли, показал вознице.

— Хватит?

— Угу. Ты, мил человек, может, передохнуть хочешь?

— Не мешало бы.

— Так через версту будет поворот на Камышинку. Сельцо худое, но церква стоит, и башня, из которой воду прямо в дом льют. Глухое место, как степлеет, не пройти, болота кругом, токма зимой и добраться, да желающих нету, народец себе на уме. Зато лекарь там знающий, враз на ноги поставит.

— Далеко до него? У до Камышинки?

— Аккурат поворот будет скоро, а там две версты.

Травин потрогал бок, тот при прикосновении стрельнул болью. Загибаться где-то в глуши, в дороге не хотелось.

— Ладно, давай туда, — согласился Сергей. — А чего там за народец живёт?

Герасим кивнул, огрел кнутом кобылу, та чуть поддала ходу, но не на много.

— Как есть обычный, — сказал он, — только нехристи.

— Бандиты, что ли? Ну лихие люди?

— Почто бандиты? Говорю же, нехристи. Вот поворот-то, тут, смотри как замело.

— Точно две версты? — Травин с сомнением посмотрел налево.

От накатанной дороги через лес уходила просека, судя по всему, пользовались ей нечасто.

— Как есть, не больше.

Герасим тронул кобылу, та послушно повернула с накатанной дороги, минут десять они ехали молча. Когда за деревьями показался флюгер, повозка остановилась. Дорогу им преграждало бревно, лежащее поперёк. Между зарослями и бревном расстояние было метра два, Ствол с обрубленными ветками был не очень толстым, в нормальном состоянии Сергей бы его подвинул.

— Дальше не проеду, — сказал возница с сомнением, — смотри, загородку поставили, не стащить. Сам дойдёшь.

— Ладно, — Сергей спрыгнул осторожно с саней, отдал деньги, — только ты, отец, услугу мне окажи, не говори, где высадил, а если спросят, скажи, до тракта довёз. А за это я никому не скажу, что ты Лукичу не помог. Договорились?

— А что с Лукичом?

— Помер.

— Да ты что, вот беда-то какая, а Федька где?

Травин внимательно посмотрел на Герасима, тот вроде не придуривался. Или вот такой самородок жил в глубинке, на уровне лучших ленинградских артистов.

— И Федька тоже.

— Вот беда какая, — горестно повторил Герасим, — а ты кто?

— Попутчик я, из Кандугловки.

На лице Герасима отразилась нешуточная работа мозга, он, видимо, пытался понять, как здесь оказался.

— Вот ведь какой крюк сделал. Так я поеду домой? Лошадь-то худая, плестись будет, — наконец сказал он, и, не дожидаясь ответа, дёрнул за вожжи, разворачивая сани.

Сергей посмотрел вслед уезжающей повозке, вдохнул поглубже, и сделал неуверенный шаг. Бок сильно саднило, похоже, рана оказалась серьёзнее, чем он думал. Подтаявший снег расплывался под ногами, от солнца резало глаза, дорога петляла, обходя невысокие заросли, и вывела к лавке, закрытой на ржавый висячий замок, а от неё — к церкви, обнесённой кованой оградой. Травин поднял глаза, увидел вместо креста красное знамя, бьющееся на ветру в ореоле солнечных лучей, и потерял сознание.