Беглец (Управдом 5, весна 1929)

Глава 4

Глава 04.

28/03/29, чт

— Говорю же вам, Митя, у него больше ничего нет. Может быть, в багаже?

Лукин обыскал купе Крутова тщательно и не торопясь. От той дозы снотворного, что он насыпал, командировочный должен был проспать минимум до утра. Здесь, в поезде, у Крутова не было жены, которая начнёт разыскивать мужа, задержавшегося на ночь глядя, или сослуживцев, требующих компании. Или близких знакомых — ими Лёва, судя по всему, обзавестись не успел. Даже соседа по купе, и в этом отношении мужчина был одинок. Лукин достал с багажной полки чемодан и два свёртка, в чемодане лежали верхняя одежда, пара ботинок фабрики «Скороход» и книги, а в свёртках — костюмы и рубашки. Важные вещи именно в такие места и прятали, Лукин ощупал все швы и подкладки, в одном месте даже подпорол бритвой, вытащил стельки из ботинок. Под одной из стелек в ряд лежали золотые червонцы, сорок пять штук, под другой шестьсот восемьдесят американских долларов. Потом обшарил храпящее тело, в заднем кармане брюк обнаружил бумажник, а в нём почти полторы тысячи рублей. Во внутреннем кармане пиджака у Крутова нашлись личные документы — служебное удостоверение наркомата внутренней и внешней торговли, командировочный лист, билет в купе, доплатная квитанция и паспорт. На портфель Крутов навалился, прижав к стене, и Лукину стоило больших усилий его вытащить.

В портфеле лежали синяя кожаная папка с золотой застёжкой, перьевая ручка Паркер с золотым пером, несессер с бритвенными принадлежностями и фотография в деревянной рамке. Фотограф запечатлел некрасивую женщину и мальчика лет десяти с выпученными глазами, они сидели на стульях, а Крутов стоял за ними, положив свои лапищи на спинки. Папку с золотой застёжкой Лукин отнёс Мите, предварительно убрав все остальные вещи на место, и разложив свёртки и чемодан именно так, как они до этого лежали. Портфель пришлось бросить на пол, подсунуть его обратно не получилось. Митя взял папку, приказал появиться через час, и ушёл. Можно было проследить, кому он её понёс, но Лукин боялся подельника, для того зарезать человека ничего не стоило.

Митя принёс папку обратно ровно через шестьдесят минут, как и обещал. За это время Лукин успел сходить в вагон-ресторан, поужинать, освежиться в уборной, и даже прогуляться по перрону на очередной остановке. Его давний знакомый был мрачен и недоволен.

— Плохо искал, — твёрдо сказал Митя, — нет ничего. Клиент спит?

— Как убитый.

— Обыщи ещё раз. В портфеле смотрел?

— Именно там и взял.

— Нет, идиот, в самом портфеле. Потайной шов, или фальшивое дно, что-то должно быть. Бумаги очень важные, он мог их припрятать хорошенько. Не смотрел?

Лукин виновато развёл руками, действительно, портфель он осмотрел только поверху, стенки у того были жёсткие, из воловьей кожи, и прощупать что-то не давали.

— Подкладку порежь, если там есть что, заберёшь. Всего листов шесть или семь, мог куда угодно засунуть. Говоришь, бумажник у него?

— Да.

— Возьми, будет тебе как вознаграждение. Всё равно ночью исчезнешь, а там тебя не найдут, ищи-свищи. Не найдут ведь?

— Нет, что вы, документы липовые, да и усы я снова отращу. А пальчиков моих в богадельне нет.

— Ладно, — взгляд Мити смягчился, — но бумаги всё равно надо будет убрать, чтобы этот фраер не заподозрил чего, пусть лучше думает, что обокрали. Так что иди, найди, а потом ещё раз сходишь и вернёшь.

Лукин вздохнул, забрал папку, и стараясь не попасться на глаза проводнику, отправился обратно в купе к Крутову. Тот всё так же храпел, привалясь к стенке, даже положения не поменял. Двойного дна в портфеле не оказалось, как и тайника между кожей и подкладкой, резать её Лукин не стал, но тщательно прощупал, прислонив к уху. Ему пришла в голову мысль, что Крутов мог хранить бумаги в чемодане, там устроить тайник было куда легче. Боря засунул кожаную папку в портфель, аккуратно достал с багажной полки чемодан, положил рядом с Крутовым, и начал тщательно обыскивать, ощупывая пальцами стенки и дно. Внезапно он почувствовал, как что-то тяжёлое упало на его плечо и сдавило. Лукин дёрнул головой — Крутов проснулся и смотрел на него полупустыми глазами.

— Ты что делаешь, гад? Воруешь?

Лукин рванулся, но Крутов держал крепко.

— Споить решил, сволочь? — командировочный говорил глухо, слова выдавливались с трудом, — сейчас я тебя сдам, скотина. В друзья набивался, гад.

Вторая рука Крутова схватила толстыми пальцами Лукина за горло, в глазах у того потемнело, в отчаянии вор взмахнул бритвой, которую держал в руке, и полоснул по первой попавшейся части тела. Крутов захрипел, обмяк, что-то вытолкнулось из него в сторону Лукина. Боря наконец отпрянул — из распоротого горла жертвы ограбления выплёскивалась кровь.

Дальше вор, а теперь ещё и убийца, действовал решительно, крови он не боялся, и видел много раз. Правда, до сих пор сам он ещё не убивал, а вот подельники его — не единожды. Стараясь не испачкаться в натекающей луже тёмно-красной жидкости, он вытащил из кармана Крутова бумажник, червонцы и доллары из ботинок, хотел было снять часы, но те так впились в толстое запястье, что браслет не расстёгивался. Пришлось довольствоваться Паркером. На пол полетело покрывало, прикрывая кровь, тело Крутова он кое-как подпихнул на диван, прикрыл одеялом, а горло — полотенцем. Со стороны, если не приглядываться, казалось, что командировочный спит. Потом Лукин занялся собой. Кровь попала на пиджак, но на тёмном фоне смотрелась, как обычное пятно, таких на ткани, застарелых, было несколько. Дюжина капель оказались на манжетах, их Лукин перевернул тыльной стороной, как и манишку. К счастью, жилет и брюки не пострадали, а с лица кровь убралась салфеткой. Наконец Боря вышел, тщательно закрыв дверь, и решил, что Митя подождёт — сперва надо было привести себя в порядок и подумать, что делать дальше. С одной стороны, нужные бумаги он не достал, и двух тысяч ему Митя точно не заплатит, а с другой, Лукин имел, как он считал, право рассчитывать хотя бы на половину, потому что рисковал. Не его вина, что нужного в купе не оказалось, он так или иначе свою работу сделал.

Попутчика не было на месте, видимо, ужинать ушёл. Книжка американского автора валялась на столике рядом со словарём и папиросами. Лукин хотел было и вещи соседа обшарить, но потом ему в голову пришла отличная идея. Он достал из кармана бумажник Крутова, оставил там несколько червонцев, и запихнул подальше под диван, туда же бросил окровавленную бритву, оттерев на всякий случай свои отпечатки. Положил в свой портмоне деньги покойника, протёр полотенцем столик, рукоятки кресла и ручку двери купе. Несессер с принадлежностями забрал с собой, теперь в помещении не оставалось его вещей, на которых могли бы найти отпечатки.

Митя стоял там же, где и сговорились — в тамбуре седьмого вагона, и курил. При виде Лукина он недовольно нахмурился.

— Чего так долго?

— Обстоятельства, — Боря развёл руками, стараясь унять внезапно возникшую дрожь, и сбивчиво, путаясь в словах, рассказал Мите, что случилось.

Тот выслушал спокойно, даже взгляд как-то потеплел.

— Точно мёртв?

— Мертвее некуда, — заверил его Лукин, — там столько кровищи вылилось, ух.

— Ладно, всё равно до утра никто не хватится. А тебе скрыться надо, вдруг кто видел. Вещи свои взял?

— Да какие там, портфель только пустой, оставлю здесь. Попутчик у меня подозрительный, раньше времени чтобы не взволновался.

— Оставь, — согласился Митя и посмотрел на часы, — скоро станция, там сойдёшь. Раз ничего не нашёл, больше пятидесяти червонцев не дам. И всё, не спорь! В Ишиме стоянка двадцать минут, у меня там человечек есть свой на вокзале, я тебя ему передам, он обратный билет устроит. Заплатишь сверху червонец, больше не давай. Но смотри, что сделал — молчок, ни одна душа живая узнать не должна. Ясно?

— Конечно, — кивнул Лукин, он слегка обиделся, что даже половины обещанных денег не получит, но потом подумал, что Крутов, так сказать, сам за свою смерть расплатился. — А документы?

— До утра пролежит твой Крутов, никто его не хватится, так что я сам ещё раз всё осмотрю.

Десять минут они стояли молча, Митя курил, а Лукин думал, куда ему податься. В Омске оставались нерешённые дела, но они могли подождать, а то и вовсе обойтись. Заехать на день, вытащить из схрона припрятанные ценности, и на юг — там его ищи свищи, Харьков или Одесса, а лучше Киев, в большом городе затеряться легче. За маленьким окошком появились огни станции, а потом длинный одноэтажный вокзал оранжевого кирпича с башенками.

— Выходим, — распорядился Митя, — на улице холодно, я быстро с тобой пробегусь, дальше сам.

— Да, да, — часто закивал Лукин.

Заскрипели тормоза, паровоз дал гудок, и платформа замедлилась. Не дожидаясь, когда появится проводник, Митя распахнул дверь, выпрыгнул на надвинувшийся перрон, за ним, чуть не упав, последовал Лукин. Поезд продолжал двигаться, замедляя ход. Эта часть перрона не освещалась, последний вагон останавливался метрах в пятидесяти от того места, где они выпрыгнули.

— Видишь сторожку? — Митя показал рукой на крохотный домик с тускло освещённым окном, — там Савельев. Запомнил?

— Да, Савельев, — Лукин снова с готовностью кивнул, и тут почувствовал, как в тело между рёбрами, чуть ниже сердца, входит что-то острое и холодное.

Он хотел закричать, только воздух почему-то не желал выходить из лёгких, Митя схватил за волосы, и не давая вырваться, зашёл сзади, полоснул по горлу, а когда Лукин перестал дёргаться и обмяк, аккуратно опустил тело на заиндевевшие доски.

— Всё приходится делать самому, — сплюнул, спрыгнул на пути и зашагал к поезду, обходя его слева.

Сергей к отсутствию попутчика отнёсся спокойно. Тот весь день старался не попадаться на глаза, видимо, злился за свой проигрыш. Может быть, планы мести вынашивал, так что Травин готовился провести полусонные несколько часов до Омска, где Лукин должен был сойти. То, что шулер до сих пор в поезде, подтверждал его портфель, лежащий на верхней полке под подушкой. Однако сам попутчик, похоже, обходил собственное купе стороной. Только зашёл ненадолго, когда Травин ходил ужинать, и не дожидаясь возвращения Сергея, снова исчез.

— Обдирает, небось, других бедняг, — хмыкнул молодой человек, усаживаясь в кресло.

Полный желудок приятно согревал тело, проводник принёс чай, в который раз удивился, что пассажир не пьянствует, не то что остальные, и напомнил о том, что после Омска Травин снова окажется в купе один. Скорее всего, до самой Читы. Пейзаж за окном сливался в сплошное тёмное пятно, изредка прерываемое скупыми огоньками, от Ишима до ближайшей станции, Мангута, предстояло ехать почти два часа. Сергей достал последний лист из тех, что получил в Москве, аккуратно, слово за слово, вписал его содержание в книгу красным грифелем. Тот, кто решился бы прочитать перевод Хэммета в изложении Травина, был бы удивлён — как странно переводятся некоторые английские слова. Наконец, послание, которое Сергей должен был передать сотруднику ИНО, полностью переместилось на страницы романа, Травин скомкал лист бумаги и сжёг в пепельнице.

На этом чтение книжки можно было бы закончить, но молодой человек не остановился, и провозился с иностранным текстом до половины первого ночи, помечая нужные слова точками и ещё раз проверив, не стёрлись ли предыдущие отметки. За это время поезд успел остановиться в Мангуте, заправиться водой, и добраться до города Сибирский посад, большого по местным меркам поселения с тремя тысячами жителей, электрическим освещением и водонапорной башней. До Омска оставалось всего три часа пути, а сосед так и не появился. Равно как и желание спать.

Вагон-салон, несмотря на позднее время, был почти полон. Официант бегал от диванов к столикам и креслам, разнося напитки, полная чернокожая женщина перебирала клавиши пианино фабрики Беккер. Её лицо Травин раньше видел на афишах — женщину звали Коретти Арле-Тиц, и она жила в Ленинграде.

— You do something to me, something that simply mystifies me, — негритянка запела негромко, но отчётливо, почему-то, как показалось Сергею, глядя прямо на него.

— Решил развлечься? — послышался знакомый голос/

Варя сидела неподалёку от входа, рядом с ней в кресле устроился смуглый мужчина лет сорока, с круглыми очками в золотой оправе, с усами и пышными бровями. На Травина азиат смотрел доброжелательно. Ещё одно кресло стояло свободным, Сергей в него уселся, достал папиросы, закурил.

— Удзяку Акита, — представила Варя своего спутника, — знаменитый писатель из Токио, пишет о жизни в СССР. И про тебя может написать.

— Да, — закивал японец, одалживая у Сергея папиросу, — очень интересно.

На японца Акита похож не был, скорее на жителя Средней Азии, по-русски говорил с явным акцентом, но уверенно. За полтора года он проехал страну Советов от Владивостока до Ленинграда, и теперь возвращался обратно. Об увиденном Акита не мог говорить без волнения, размахивая папиросой так, что пепел летел во все стороны. Японца восхищало всё — и новые стройки, словно грибы, выросшие по всей стране, и школы, и театры, и соревнования, а главное, народный энтузиазм. Почти все, с кем он встречался, прямо-таки горели желанием изменить что-то к лучшему. Или просто изменить. Удязку Акита хватило на полчаса, потом он, третий раз взглянув на часы, ушёл, не поклонившись, как большинство его соотечественников, а крепко пожав Травину руку.

— Забавный тип, — сказала Варя, глядя ему вслед, — похоже, он о нашей стране знает больше, чем мы с тобой. Давай что ли шампанского выпьем, а то настроение паршивое. Так ты куда едешь, в Читу? Может и мне с тобой, ну его, этот Китай. Вместе изменим жизнь, круто повернём.

Травин не успел сообразить, как бы из этой ситуации выкрутится, его спасло появление Дмитрия Бейлина. Порученец семьи Пупко был чем-то встревожен, Варя поднялась, подмигнула Сергею.

— Ты пока подумай, а у меня дела.

И ушла.

Негритянка за фортепьяно всё так же играла, негромко напевая модный фокстрот, два молодых человека сидели рядом, загораживая её от Травина, они развернули стулья спинками вперёд, и смотрели на пианистку четырьмя влюблёнными глазами. Остальные пассажиры потихоньку разбредались по своим купе, оставалось не больше десятка человек. Спать Сергею всё ещё не хотелось, он наконец нашёл, как возразить Варе против её планов совместно жизни, заодно представив, что вышло бы, если они поселятся вместе в Чите. В теории выходило так же нехорошо, как и в действительности — идиллии у них не вышло бы ни при каких условиях. Мысли о Варе всколыхнули воспоминания ещё об одной женщине, оставшейся навсегда в 1918-м году в Выборге, головная боль вспыхнула и почти сразу утихла, унеся с собой обрывки того, что сохранялось в памяти. Прошло четверть часа, но Лапина так и не вернулась, возражать было некому. Травин поднялся, и ушёл в купе.

Митя перерыл купе Крутова сверху донизу, документы он так и не нашёл. Наверное, Лукин всё же был прав, и бумаги лежали в багажном вагоне где-нибудь среди книг, статуэток, штор и прочего барахла, которое тащат с собой люди, переезжая на новое место. У Крутова было две багажных зелёных квитанции, на чемодан и коробку. Мертвец потихоньку коченел, двигать его с места на место становилось всё труднее. Бейлин в юности он работал на кожевенном заводе в родном Толочине, таскал тяжеленные кипы спилка, и на недостаток физической силы не жаловался, но командировочный весил не меньше восьми пудов.

— Бегемот проклятый, — Бейлин заехал ботинком по трупу, поправил в кармане пиджака мешавший браунинг. — Куда же ты пакет дел, сволочь?

Сволочь не отвечал. Запоздало Митя подумал, что Крутова надо было сначала допросить, а уже потом убивать. Затем вспомнил, что убивать его никто не собирался, во всём был виноват этот дурак Лукин, тоже уже мёртвый. С трупов какой спрос, а вот с Бейлина спросят, ещё как. Появилась трусливая мыслишка сбежать, выпрыгнуть из вагона и удрать подальше. Вот только с его нынешними хозяевами такой номер не пройдёт, из-под земли достанут.

Викентий Пупко крепко спал, храпел так, что поезд сотрясался от паровоза и до последнего вагона, Варвары Алексеевны рядом с ним не было, её молодой человек нашёл в салон-вагоне, в компании с её знакомым. Тот посмотрел на Бейлина равнодушно, без интереса, да и вообще, не его забота, какие у замужней женщины могут быть дела. Псковский почтальон Диме не нравился, слишком большой и сильный. Тяжеловесы обычно ходили медленно, движения их были ленивы и неспешны — этот двигался легко и уверенно, возможно, даже драться умел. На всякий случай Бейлин прикинул, что он мог бы противопоставить, случись прямое столкновение, и решил, что со здоровяком вполне справится. Знакомый Лапиной ехал до Читы, они до Харбина, и скорее всего, больше не встретятся, но Митя привык просчитывать даже самые невероятные ситуации.

— Ничего не нашёл, — сказал он Варе, отведя её в тамбур.

Та не стала уточнять, всё ли он перерыл, не пропустил ли чего, спокойно кивнула.

— Наверное, всё же в багаже.

— Ты уверена, что это именно тот человек?

— Да. Номер купе и вагона именно такие.

Бейлин спросил так, на случай. То, что они оказались в одном поезде с нужным человеком, не было совпадением, те, кто оформлял проездные документы, всё учли. Кроме того, что бумаг при жертве не окажется.

— Что будешь делать? — требовательно спросила Варя.

— До Омска никто не хватится, утром я постараюсь, чтобы труп нашли. Тогда милиция довезёт его до ближайшего крупного города, это Ново-Николаевск, там тело выгрузят. До тех пор в багажном вагоне никто рыться не будет, да и потом — тоже, квитанции я забрал. Спокойно получу багаж через два-три дня, как всё уляжется. Передай, всё идёт по плану.

— Я сама решу, что передавать, — Лапина фыркнула, — ты много на себя берёшь. Потребуй багаж как можно скорее, тянуть не надо.

— Хорошо.

Митя посмотрел вслед ушедшей Варе, в который раз полюбовавшись её фигурой и походкой, представил, как бросает её на кровать, раздетую и покорную. Нет, лучше одетую и сопротивляющуюся, так он сможет сам сорвать с неё одежду и заставить делать то, что до сих пор заставлял лишь в своих фантазиях. Потом одёрнул себя — дело прежде всего.