Беглец (Управдом 5, весна 1929)

Глава 24

Глава 24.

01/04/29, пн

Кривошеев сразу узнал Травина, описание составили более-менее точно, и вообще, подозреваемый в убийстве чекистов выделялся среди двух десятков посетителей чайной ростом и мощным телосложением, не заметить его было сложно. Парень невозмутимо ел, словно за ним не гонялся весь окружной отдел ОГПУ вместе с милицией. Сидящая рядом с ним черноволосая женщина подходила под приметы учительницы Анны Ильиничны Поземской из села Камышинка, и, видимо, ей и являлась. Глаза у женщины были закрыты, она привалилась к плечу подозреваемого, вроде как спала.

Сопровождавший его бандит остался возле двери, усевшись за столик, Кривошеев прошёл по небольшому залу, сдержанно кивая на приветствия барышников, и уселся напротив Травина.

— Гражданин Добровольский?

— Ага.

— Старший милиционер Кривошеев я, из местного участка. Прошу вас, выслушайте внимательно, только сразу не возражайте и вида не показывайте.

Пока Кривошеев рассказывал ему о бандитах, собравшихся снаружи, Травин спокойно доел пропитанную мясным соком картошку, добрал коркой хлеба подливку, положил вилку на стол. Тут уже появлялся другой милиционер, глазел на Сергея и его спутницу, а потом исчез. Первые тридцать минут молодой человек готов был в любую минуту сорваться, но потом в чайную зашла сестра Булочкина, и сказала, что доктор Архипов обещался подойти в течение часа, и что милиционеры поймали какую-то воровку, по слухам — беременную, к ней ещё доктор Гаклин бегал, осмотреть на предмет возможности выкидыша или тройни. Местные сплетни Травин слушал вполуха, возня с воровкой значила, что у милиции есть дела поважнее, чем он, и что можно спокойно доесть ужин. Поземская снова заснула, уткнувшись носом Травину в плечо, и от движений руки не просыпалась.

И вот теперь оказалось, что родная милиция о нём, Сергее, не забыла, и готова свой долг исполнить. Или, наоборот, на этот долг наплевать.

— Сколько их там?

— Три повозки, человек десять.

— Точно сколько их?

— Да не считал я точно, времени не было, только в банде примерно столько. Что скажешь?

— Значит, предлагаешь сдаться, и пойти в участок, где они меня ночью пришьют?

— С чего ты взял, — попробовал возмутиться Кривошеев, но потом кивнул, — только в участке двое красноармейцев сидят, они, если что, вступятся, подкрепление вызовут. А утром сопроводим тебя в Барабинск, там уже следователь решит, как с тобой поступить.

— И как он решит?

— Всё зависит от тяжести преступления.

— Выходит, у меня два варианта — или здесь с ворами схлестнуться, чего ты не хочешь, или в тюрьме в Барабинске посидеть?

— Да пойми ты, бандиты эти не перед чем не остановятся, если решили тебя прикончить, до конца пойдут, а при мне остерегутся, если верить будут, что потом тебя легко достанут. Опять же, жертвы случайные мне в селе совершенно не нужны.

— Тебе, гражданин милиционер Кривошеев, какой с этого интерес? — Травин внимательно посмотрел на милиционера, усмехнулся. — Ты ведь не о людях заботишься, чем-то пригрозили? Или денег дали? Скорее и то, и другое, и их ты боишься. Смотри-ка, твой надсмотрщик нервничает, время-то идёт, а ты со мной тут лясы точишь.

— Так ты выйдешь? — Кривошеев оглянулся на человека Краплёного, тот делал жесты рукой, мол, заканчивай быстрее.

— А как же, — Сергей приподнялся, аккуратно придерживая Поземскую, перевалил её к стене, — садись на моё место, вместо себя вот эту барышню оставляю, её тоже милиция разыскивает. Так что теперь это твоя забота. Смотри, как спит, пушкой не разбудишь, так ты за ней приглядывай, а то снова убежит.

Кривошеев потянулся к нагану, вспомнил, что бандиты его отобрали, а потом уставился на матовый ствол, направленный в его сторону.

— Ну? — требовательно сказал Травин, похлопал по лавке.

Милиционеру ничего не оставалось, как подчиниться. Сергей, быстро дошёл до стойки, бросил раздатчику пятирублёвую бумажку, аккуратно перелез через барьер, и скрылся за дверью на кухню.

— Чёрт, чёрт, — попытался броситься за ним Кривошеев, но было уже поздно, молодой человек исчез.

Бандит у входа тоже вскочил, кинулся было за Травиным, но тут же сообразил, что в одиночку он мало что сделает, и вылетел наружу. Через несколько секунд трое подручных Федьки Кулика пробежали через чайную, и тоже исчезли за прилавком, а сам Краплёный сел напротив милиционера.

— Значитца, решил сбежать, гадёныш, не поверил. А ты молодец, мильтон, по нотам сыграл, глянь, как резво фраер поскакал. Только далеко не свинтит, через люк он хочет уйти, а там уже людишек я поставил. Малец его срисовал, как шарился вокруг, он, сволочь, себе на уме, нахрапом не возьмешь, уж я-то знаю. Ну ничего, выкурят. Шмару свою тебе оставил?

— Не его она, учителка из Камышинки, которая сбежала. По ней тоже приметы были.

— Жаль, — огорчился Краплёный, — уж я бы на ней тоже отыгрался. Ну ничего, в дело пойдёт, правда, тощая больно, зато образованная. Откормим, от клиентов отбою не будет.

Через приоткрытую дверь чайной послышался негромкий хлопок, на который никто внимания не обратил, а стоило бы. Взорвалась граната, брошенная Малявым, с этого момента Кандагуловский милицейский участок перестал существовать.

На кухне топилась большая печь, выходящая одним боком в общий зал, плиту заставили лужёными кастрюлями, на самом краю в большом низком котле тушилось мясо. Пожилая повариха потела рядом, читая газету, при виде Сергея она вздрогнула от неожиданности. Травин не стал ей ничего объяснять, показал пистолет и подтолкнул к дальнему углу. Женщина оказалась понятливой, забилась между открытых шкафов и голову газетой прикрыла. Сергей подхватил с разделочного стола нож, огляделся — в небольшом помещении спрятаться было некуда. Он распахнул дальнюю дверь, та вела в небольшую тёмную комнатку с мётлами и распахнутым люком, через который виднелась лестница в подвал. Наверняка там, внизу, находился лаз, который Травин обнаружил с торца здания, но лезть в ловушку он не собирался. Повалив мётлы, Сергей кинулся обратно, забрался на печь. Места тут было в обрез, только чтобы не свалиться, зато печная труба отгораживала Травина от взглядов снизу.

Трое бандитов ворвались на кухню меньше, чем через минуту. Как повариха не пыталась спрятаться под газетой, её они нашли сразу, женщина ткнула пальцем в дальний конец комнаты.

— Ага, попался, — один из преследователей, низенький мужичок, щербато улыбнулся, — гони его дальше, ребя, а я тут пошарюсь, вдруг где притаился, а как его увидите, сразу за вами.

Двое побежали дальше, оставшийся начал обшаривать углы, прихватывая продукты и запихивая в рот. Когда он добрался до котла, то почувствовал, как что-то с силой надавило на затылок. В следующий момент лицо обварило кипящей подливой, бандит открыл рот, чтобы заорать, но чужая рука продолжала вжимать его в котёл. От болевого шока щербатый потерял сознание, и уже не почувствовал, как лезвие ножа вскрывает ему горло.

Всё испортила повариха, при виде заживо сваренного, а потом зарезанного человека она завопила, что-то загрохотало в кладовке, раздался мат. Травин бросился к двери, встал за створку, та приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась рука с обрезом. Сергей навалился на дверное полотно, рванул кисть на себя, бандит за дверью заорал, разжал пальцы, обрез упал на пол. Травин дёрнул створку в другую сторону, на себя, ударил падающее тело кулаком в висок, придержал.

Третий бандит наполовину скрылся в люке, но смотрел не вниз, а на вход, целясь из обреза. Травин выстрелил в него из-под руки, промахнулся, в ответ противник пальнул с обоих стволов. С такого расстояния картечь попала кучно, превращая спину подельника в решето, одна дробина ободрала Травину мочку уха. Не дожидаясь результата, бандит прыгнул вниз. Сергей не стал его преследовать, в браунинге оставалось семь патронов, а банде, про которую говорил Кривошеев, ещё насчитывалось как минимум восемь живых. Молодой человек торопливо набросал на люк тюков, чтобы его невозможно было открыть из подвала, и побежал обратно, в зал, подхватив по дороге оба обреза.

Выстрелы здесь наверняка слышали, но посетители у выхода не толпились, сидели на своих местах, хоть и вели себя настороженно. Травин нашёл глазами свой столик — там всё так же сидели милиционер и учительница, к ним прибавился ещё один, рябой, с низким лбом и мясистым носом, маленького роста. Лицо выглядело знакомо, даже в памяти рыться не пришлось, хотя Сергей увидеть здесь старого знакомого не ожидал.

Долго думать, почему вдруг убийцу и главаря воровской шайки выпустили на волю, он не стал, наметил точку, с которой ему никто Краплёного не загородит, распахнул дверь, перемахнул через прилавок, сметая тарелки, едва приземлившись, вскинул пистолет и сделал два выстрела. Рябой только начал подниматься, подтягивая к себе наган, и тут же повалился обратно на стол. Поземская как раз в этот момент открыла глаза, сонно озираясь, кусочек черепа с волосами отскочил ей на щёку, она, ещё не понимая, что это такое, взяла двумя пальцами кровавый ошмёток, пригляделась, и завижзала что есть мочи.

В подвале было темно, хоть глаз выколи, только где-то вдалеке виднелся тусклый свет, бандит сперва попытался вылезти обратно, упершись плечом в люк, но потом сообразил, что так только он появится в кладовке, его тут же пристрелят, и спрыгнул с лестницы. Зажжённая спичка осветила крохотный кусочек пространства, но этого хватило, чтобы не споткнуться о тюки и ящики. Одной спички не хватило, ушло три, пока бандит добрался до люка. осторожно высунулся.

— Я это, — закричал он, — не стреляйте.

— Мякиш, ты что ли? Что произошло? — помощник Краплёного подбежал первым, за ним ещё двое, — где фраер?

— Не знаю, — Мякиш вскарабкался наверх, вылез наружу, — он Сыча прикончил и Гнилого, а потом лаз завалил, небось, на кухне сховался. Бежать надо, предупредить. Быстрее.

— Да, беги и скажи, что может через вход пробираться, — кивнул помощник, — а там уже Фёдор Мироныч решит.

— А вы? — бандит замялся, ему совершенно не хотелось снова лезть под пули.

— Нам тут приказано стоять и ждать. Давай уже, — заместитель главаря для верности пнул Мякиша ногой, — шевелись, падла.

Когда Мякиш не торопясь и постоянно оглядываясь, скрылся за углом, один из оставшейся троицы почесал за ухом.

— Слышь, Барин, чего делать будем?

— Подождём, — помощник усмехнулся, — в темноте.

Он поднял примеченный возле стены обломок кирпича, и запустил в фонарь. Стеклянная колба разбилась вместе с калильной сеткой, фитиль не погас, но света почти не давал. И тут раздались один за другим два громких выстрела.

Одного взгляда хватило, чтобы понять — Краплёный мёртв. Первый выстрел оказался смертельным, вышибив бандиту мозги, вторая пуля прошла по касательной, и застряла в стене. Напротив трупа учительница из Камышинки билась в истерике, Кривошеев вскочил, потянулся к выпавшему из рук главаря нагану, Травин на ходу покачал головой.

— Даже не думай, — он быстрым шагом подошёл и забрал оружие, — успокой её как-нибудь, и не высовывайтесь.

Сказал это Сергей достаточно громко, и те из барышников, кто приподнялся со своих мест, опустились обратно, в бандитские споры никто лезть не собирался. Кривошеев кивнул, что есть силы хлестнул Поземскую по щеке, та на несколько секунд замолчала.

— А когда выберешься, — добавил Травин, пользуясь тишиной, — обязательно свяжись с московской милицией, скажи, нашёлся Дмитрий Пантелеймонов, он же Краплёный, осуждённый по сто шестьдесят седьмой, они поймут. Запомнил?

Не дожидаясь ответа, Сергей пробежал ко входу, но в дверь высовываться не стал, вытащил обрез и пальнул в окно, целясь снизу вверх. Дробины ушли, никого снаружи не задев, зато мелких осколков стекла посыпалось предостаточно, молодой человек ногой выбил деревяшки, выбрался на улицу.

Лаури поначалу стоял возле повозки, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Ему пообещали, что Хийси выбежит прямо из дверей, и первые несколько минут он примеривал винтовку, знакомую ещё с войны. Но милиционер, который должен был вывести врага, не появился, вместо него выскочил один из членов шайки, что-то быстро сказал главарю. Из нескольких слов, долетевших до него, Лаури понял, что Хийси может выскочить не только здесь, но и с другой стороны здания.

Тем временем трое бандитов побежали внутрь, а сам главарь, не торопясь пошёл за ними. О Лаури, казалось, все забыли, вместе с ним остались двое мужчин с обрезами, только следили они не за шведом, а за дверью. Молодой человек снял с козел винтовку, огляделся. Выбежавший бандит махнул вправо, значит, где-то там находится второй выход. Лаури прикинул, откуда можно будет и за входом наблюдать, и врага не пропустить, если вдруг тот решит отсюда не выходить, и что есть духу помчался к невысокому сарайчику метрах в пятидесяти от угла, с болтающимся под козырьком крыльца фонарём. Бандиты переглянулись, один хотел было его остановить, но другой махнул рукой, мол, пусть делает что хочет. Швед закинул винтовку за спину, забрался на плоскую крышу, растянулся, пристроил оружие перед собой, поводил стволом из стороны в сторону. Эту позицию надо было занять с самого начала. Ждать пришлось недолго, враг появился, откуда не ждали, Лаури нажал на спусковой крючок, человек, выбежавший из-за угла, словно напоролся на невидимое препятствие, и упал, вопя во весь голос. Только в этот момент швед сообразил, что раненый совершенно не похож на Хийси, и как минимум, на голову ниже.

Сергей выпрыгнул наружу, на площадке перед чайной стояли три повозки, возле них суетились два бородатых мужика в полушубках. При виде Травина они всполошились, в руках блеснуло оружие. Молодой человек прицелился, краем глаза заметил вспышку слева. Почти сразу раздался звук выстрела, стреляли из винтовки. Стрелка видно не было, но судя по вспышке, тот залез на сарай неподалёку — на небольшом строении качался фонарь. Кто-то заорал, вполне возможно, что целились вовсе не в Сергея, но и то, что цель перепутали, он тоже со счетов не сбрасывал. Травин оказался в невыгодной позиции — свет из окна его ярко освещал, и он был словно на ладони.

Сам он делал тридцать прицельных выстрелов в минуту, и считал это неплохим результатом. Неизвестно, что держал в руке стрелок, Мосинку или Маузер, но выстрел произвели почти в упор, только на четверть поворота правее, значит, пока пять килограммов винтовки займут нужное положение, понадобится секунды три, а то и четыре. Всё это моментально пронеслось в голове, Травин два раза пальнул, кинулся вперёд, к повозкам, навстречу бандитам.

Подручные Краплёного привыкли угрожать оружием, но применять его почти не доводилось. Местные торговцы расставались с деньгами, стоило чуть пригрозить, да и щипал их главарь умеренно, так что никто не возмущался особо, к тому же самых боеспособных членов шайки отправили к чёрному ходу. Двое против одного — солидное преимущество, только Травин не дал им воспользоваться — сначала открыл огонь, легко ранив одного из воров, а потом понёсся прямо на них с пистолетами в руках. Бандиты запаниковали, задёргались, один из них, подраненый, швырнул обрез на землю, и что есть мочи понёсся куда подальше, второй, более самоуверенный, всё же решил вступить в схватку. Он выставил вперёд оружие, только бегущий человек рыскал из стороны в сторону, не давая нормально прицелиться, а тяжесть бывшей двустволки тянула руку вниз. Когда до Травина оставалось метра три, наконец решился. Сноп огня и дроби вылетел из укороченного ствола.

Сергей понял, что противник будет стрелять — мышцы напряглись, лицо исказилось, рука непроизвольно выпрямилась, словно несколько сантиметров дистанции что-то решали. Он упал плечом буквально перед выстрелом, перекатился, и кулаком заехал бандиту в живот. А потом, когда тот согнулся, ударил в лицо.

Лаури возился с винтовкой, последние семь лет он тренировался стрелять из пистолета, а длинноствольное оружие как-то упустил, разве что на охоте использовал. Поэтому прошло шесть секунд, прежде чем он навёл прицел на повозки, за которыми скрылся Хийси. Когда тот выглянул, Лаури был готов, но не стал стрелять, а выжидал удобного момента. И тот настал — враг не стерпел, бросился зигзагами к сарайчику, пытаясь укрыться в темноте. Света, отбрасываемого от чайной, хватало, чтобы увидеть силуэт, он был какой-то странный, с двумя головами, но швед приписал это оптическому обману. Враг сам подбежал под прицел, Лаури радостно улыбнулся, выстрелил. Силуэт на мгновение остановился, покачнулся, одна из голов пропала.

Под винтовку без минимальной защиты Травин лезть не собирался, он подхватил обмякшего бандита, прижал к груди, и побежал. Голова местного жителя болталась возле его плеча, бандит стонал, но в себя пока не приходил. За голову Сергей не особо беспокоился, как за свою, так и за чужую — любой стрелок целится прежде всего в корпус, куда легче попасть. Так и вышло, винтовочная пуля образца 1891 года попала бандиту в спину, дробя рёбра, прошла через верхнюю часть лёгких, перевернувшись почти на 90 градусов и деформировавшись, раскрошила переднее ребро, замедлилась с начальной скорости в две трети километра в секунду, и впилась на три сантиметра Травину в грудную мышцу. Сергей почувствовал удар, отбросил ненужное тело, ещё больше ускорился, почти взлетел на крышу сарайчика, и обнаружил там знакомое лицо. На него со страхом глазел иностранец из поезда.

— Да кто ты такой? — пробормотал Сергей.

Иностранец пытался что-то сказать, но Травин ждать не стал, он прижал коленом тощего противника, воткнул ему в глаз наган и выстрелил два раза. Винтовка так и просилась в руки, но пистолеты всё же в уличном бою были куда удобнее. Рану начинало тянуть, значит, кончать с теми, кто засел у люка, следовало как можно быстрее. Он обшарил карманы шведа, не глядя сунул находки в карман.

Помощник Краплёного выбрал себе место поудобнее — за крышкой люка, двое его подручных укрывались рядом. Барин насчитал уже шесть выстрелов, сколько из них нашли себе жертв, оставалось только гадать. Тусклый фонарь раскачивался, заставляя тени танцевать, и когда из-за угла показался почти невидимый в темноте человек, бандит решился.

— Эй, кто там? — позвал он.

Тень качнулась, и слилась со стеной.

— Сколько наших осталось?

— А сколько вас было? — раздался голос из темноты.

— Со мной, Краплёным и иностранцем десять. И мент.

— Мент внутри сидит, один ваш удрал, на углу труп валяется, — ответила тьма.

— Это Мякиш. Мы тоже уходим, — Барин поднялся, поднял наган так, чтобы тот было видно, бросил на землю. — Нас здесь трое.

— Ты чего, — прошипел один из бандитов, — он же один.

— Как хочешь, — помощник Краплёного пожал плечами, — только шестерых он уже прикончил.

Один за другим на мостовую полетели ещё два нагана, раздался топот, Травин проследил, как в темноте растворяются фигуры. Прицелился, дошёл вдоль стены до люка в подвал — там никого не было, враги закончились. Только Сергей это подумал, как из-за угла вышел ещё один человек. Он торопился, и проскочил бы мимо Травина, но тот протянул руку. Человек взвизгнул.

— Извините, — сказал Сергей, — вы ведь сестра Булочкина? Операцию уже делают? Мне бы тоже зашиться.

Зубной техник Булочкин поглядывал на часы — пациент лежал на кушетке в разрезанной на животе одежде, склянка с хлороформом стояла на жестяном столике, рядом с бутылкой спирта, на тканевой салфетке лежали скальпель и два зажима. Сестра Булочкина, Лидия Феофановна, второй раз ушла к Архипову, и до сих пор не вернулась. Ко всему, в доме что-то происходило, даже через закрытое окно слышались выстрелы, доберман сидел возле входной двери и скалил зубы, словно готовился к визиту непрошенных гостей.

Наконец, хлопнула дверь, женщина вбежала в кабинет, следом за ней вошёл Травин с кровавым пятном на груди, потрепал по голове собаку, завилявшую обрубком хвоста.

— Не придёт, — сказала Булочкина, развязывая платок.

— Что случилось?

— Сначала займись товарищем, а я тебе расскажу.

Булочкин усадил Травина на табурет, разрезал рубаху — деформированная пуля засела в мышцах, крови было много, гораздо больше, чем могло натечь из такой раны.

— Это не моя, — Сергей проследил его взгляд. — Тащи, я потерплю.

Зубной техник взял пинцет, не особо сдерживаясь, засунул в рану, нащупал кусок металла, ловко подцепил, провернул по ходу пулевого отверстия, и вытащил.

— В рубашке родились, товарищ, — сказал он, промывая рану раствором гипохлорита натрия, — как аккуратно дошла, почти до косточки, словно рукой положили. Потерпите немного, а хотите, уколю.

Травин отказался. Сестра Булочкина хлопотала вокруг, меняя бинты, и одновременно выкладывала, почему хирург не пришёл.

— Ой, всего много произошло. Сначала милиционер наш, Санька Флягин, дуралей, себе в ногу выстрелил, когда пистоль чистил, вот ведь ума палата, а потом участок милицейский взорвался, говорят, бомба там была заложена белогвардейцами. Два покойника, один-то наш, местный, Петька, Григорьевых сынок, который с Федькой Куликом водился, а второй солдатик ненашенский. И ещё одного солдата посекло, его сейчас Евгений Осипыч оперируют, сказали, ранение сложное, крови много вытекло, раньше, чем через час не освободится. А то и через полтора. И тебя просил подойти, чтобы подсобил.

— А Гаклин? Хотя толку от него никакого.

— Бегал вокруг, советы давал, пока не выгнали. Девочка ему помогает, из Камышинки, помнишь Машу, Сазоновых дочку, после техникума которая?

Булочкин кивнул, поправил Травину повязку, пощупал у Бейлина пульс, оттянул веко, зачем-то ещё раз осмотрел зубы, вздохнул.

— Хуже ему становится, Лидочка, как бы не отошёл, а я не справлюсь. Может, действительно, извозчика взять, и к Архипову?

— Тут три повозки внизу без дела стоят, — сказал Сергей, — сейчас одну подгоню, и доедем. Не беспокойтесь, я его донесу.

— Вы с ума сошли, товарищ, — возмутился зубной техник, — я вам только повязку наложил.

Но Травин его слушать не стал, подхватил сумочку со склянками, оставленную Сазоновой, взял Митю на руки, понёс к выходу. Проходя мимо опустевшей чайной, он заглянул в разбитое окно — Поземской и милиционера внутри не было. И повозка возле входа осталась только одна.

Дмитрий Бейлин пах отвратительно, а выглядел ещё хуже. Он совершенно точно умирал, доктор Архипов давал ему пятнадцать минут, максимум двадцать.

— Потом отравленный организм не выдержит, — сказал он, — медицина пока что бессильна. Могу сделать укол, чтобы вы не мучились, товарищ, умрёте без страданий.

Митя впервые отчаянно хотел жить. Он хотел страдать, чувствовать, как организм откликается и борется, и от этого ему было стыдно. И вообще, не так он представлял свой последний час. Умереть в бою, или в пыточной, отказываясь отвечать на вопросы врага — почётно, а вот здесь, на заблёванной клеёнке, из-за инфекции, случайно занесённой в рану своими собственными руками, слишком глупо.

— Два часа, дай мне хотя бы два часа, коновал, — просипел он.

Архипов покачал головой, он удивлялся, что пациент вообще до сих пор не откинулся. Вмешалась Маша Сазонова, фельдшерица из Камышинки, которая незадолго до этого притащила самого Архипова буквально за шкирку к раненому красноармейцу. Доктор не знал, что она там в своих склянках намешала, но Бейлин даже порозовел слегка.

— Один час, — сказала девушка, — может, с четвертью, но потом — всё.

Бейлин благодарно кивнул.

— Оставьте нас с товарищем Добровольским с глазу на глаз, — попросил он.

Доктор не возражал, в соседней комнате громко стонал раненый Плошкин с почти оторванной рукой, у красноармейца только что отошёл наркоз, и работы там было невпроворот.

— Хочешь, записывай, хочешь, запоминай, — сказал Митя Сергею, — только ты уж твёрдо это заучи, потому как я сейчас никому, кроме тебя, не доверяю. Хотя ты тоже, может быть, германский шпион, который мне в доверие втёрся, но иного выхода не вижу.

Травин кивнул, достал томик Хэммета с чистыми листами в конце, карандаш. Митя сначала какие-то каракули на последней странице изобразил, заявив, что временный начальник группы с псевдонимом Петров это поймёт, а потом диктовал, прерываясь, чтобы отдышаться. На бумагу легли несколько адресов, по которым располагался Дальневосточный сектор ИНО — то место, которое Травин уже знал, и куда должен был прийти пятнадцатого апреля, номер в гостинице «Версаль», что на Ленинской улице, дом 10, и ещё одно небольшое подвальное помещение, на углу Пекинской и Китайской улиц, которое использовалось как склад и жилище для курьера.

Дальневосточный сектор ИНО расформировали летом прошлого года после провала какой-то операции под названием «Горох», но в октябре воссоздали, теперь уже в виде оперативной группы, подчинённой напрямую Москве, и набрали новых сотрудников. Опергруппа всё так же маскировалась под Дальневосточный отдел фотокинопромышленного общества «Совкино», для этого, имитируя деятельность, закупали иностранные кинокартины и организовали производство документального фильма об иностранных концессиях, позволявшее их посещать.

Петров, раньше руководивший сектором, с приездом Бейлина должен был сдать дела и убыть в Ленинград. В группу, помимо Петрова, сейчас входили пять человек, все они жили по первому адресу на втором этаже в восьмикомнатной квартире — шифровальщик Чижов, он же кассир, с женой-машинисткой, переводчик с японского Ляпис, фотограф Милютин, и стенографистка Станиславская, одновременно — переводчица с европейских языков. Фамилии сотрудников Митя назвал, но предупредил, что они — не настоящие, и что к июню приедут ещё двое. Петров ранее проживал в гостинице «Версаль» в номере 33 из двух комнат, но, когда сектор распустили, переехал к остальным. Номер оставили, в нём Петров в присутствии стенографистки проводил встречи с сохранившимися резидентами Китая и Японии. В том же номере раньше жил ещё один сотрудник, помощник Петрова по фамилии Каспаров, но он в марте этого года он уехал в Ленинград. Связь с окружным отделом ГПУ поддерживалась через старшего оперуполномоченного КРО, имени которого Митя не сказал. Вообще, по мнению Сергея, Бейлин наговорил много второстепенной информации, но чем конкретно занимается группа, он не раскрыл.

— Твоё дело маленькое, приказы выполнять, а книжку свою отдашь тому, кого вместо Петрова и меня пришлют, прямо в руки. Я тебе это всё говорю, потому что знать должен, куда едешь, смотри, вот не объяснили тебе ничего, и каких дел мы тут наворотили. Ты, Сергей, ещё вот что сделай обязательно, возьми на моё имя телеграмму в Александровском, — Митя схватил, как ему казалось, крепко Травина за рукав, — напиши ответ, мол, бабушка в Москве тяжело заболела тифом, срочно просит лекарство. Там поймут. А саму телеграмму уничтожь. Что я помер, сами узнают, удостоверение на Бейлина оставь, а остальные прихвати, пригодятся. И деньги забери, отдашь в кассу. Да, ещё о собачке позаботься, будь ласков, пропадёт без хозяина.

Доберман жалобно заскулил, словно понимал, что говорили о нём.

Ещё через несколько минут умирающий потерял сознание, и больше в него не приходил. Сергей дождался, пока Бейлин окончательно перестанет дышать, перед уходом перебрал оставленные вещи. С собой он взял бумажник Бейлина, справку на имя Бентыша, представителя «Совкино», фальшивые усики и очки. Драгоценности Тоси Звягиной оставить было некому, Сазонова вполне могла утаить их ещё раз, а Поземская пропала куда-то вместе с милиционером из столовой. Поэтому Сергей решил, что распорядится ими позднее.

Последнюю просьбу умирающего Травин выполнить не смог, в почтовом отделении Александровского, где он, рискуя быть пойманным, появился утром, ни о какой телеграмме не слыхали. Возможно, Бейлин что-то перепутал, или отправление ещё не выслали, только ждать несколько дней Сергей не собирался. Он оплатил почтовый тариф, заполнил бланк, попросил, если вдруг телеграмма поступит, отправить по обратному адресу ответ. Телеграфист, пожилой усатый мужчина, получил сверху рубль и заверил, что всё сделает в лучшем виде.

До Владивостока пришлось добираться на перекладных. Травину повезло, в Томске, где он оказался третьего апреля, Сергей встретил агитбригаду с кинопроектором, курсировавшую по Транссибу в собственном вагоне. Представителя «Совкино» охотно приютили с условием, что тот два или три раза выступит с лекцией перед кинопоказом. С процессом кинопроизводства Травин познакомился случайно в Пятигорске, и рассказ о том, что удалось подглядеть, у слушателей, молодых железнодорожных рабочих, прошёл на «ура», картина «Профсоюзная путёвка» добралась и до этих мест. Он и агитбригада расстались в небольшом посёлке под названием Ерофей Павлович, там вагон киношников остался, а Травин пересел в курьерский, и 15-го апреля рано утром прибыл во Владивосток.