Беглец (Управдом 5, весна 1929)

Глава 20

Глава 20.

01/04/29, пн

Травин хоть и не показывал этого, находился в замешательстве, потому что то, что он нашёл при обыске, ситуацию меняло в корне. Или не меняло, всё зависело от того, что скажет пленник. Времени было достаточно, Бейлина Травин связал надёжно, прикончить его и прикопать где-нибудь рядом заняло бы минут десять, отчего не разобраться.

— Кто такой Бентыш? — спросил он у Мити.

Тот равнодушно смотрел в сторону, не собираясь отвечать.

— Представитель «Совкино», фотография вот явно твоя, хоть в очках и с усами, и печать совсем как настоящая, — Сергей раскрыл сложенный вчетверо лист бумаги, — направляется в город Владивосток для организации проката и закупки иностранных фильмов, смотри-ка, товарищ Ефремов Михаил Петрович расписался. Наверное, важный человек, а может, и не он вовсе пером чиркнул. Молчишь? Хотя, при современном развитии печатного дела на Западе, сделать подобную бумажку — пустяк.

— Глумись, — тихо сказал Бейлин, — я таких, как ты, давил и давить буду, лучше сразу убей.

— Успеется. Я ведь как думаю, ты Крутова прикончил, потому что его за меня принял — проводник одолжил мне место в соседнем вагоне, рядом с товарищем Пупко и его женой, только ты этого не знал. Крутова ты, наверное, убил случайно, следов пыток на нём не было, скорее всего припугнуть хотел, но переборщил, а за мной ты гонялся и момент выжидал, хотя мог так же, как и его, прирезать. Мало того, комнату мою обыскивал, пиджак ощупывал, значит, что-то искал важное, что у меня должно с собой быть, но не нашёл. Так?

— Ну, — нехотя проговорил Митя.

— Так за чем же ты гонялся, Бейлин-Бентыш?

— Сам знаешь.

— Предполагаю. Только понять не могу, зачем работнику наркомата внутренних дел, да ещё по кинематографической части, это нужно. Если он, конечно, не предатель или не иностранный шпион. Ты из них кто будешь?

— Зубы не заговаривай, сволочь, — Бейлин ещё раз дёрнулся, но кожаные поводья держали намертво, — не пойму, куда ты клонишь, только пустой это разговор.

— Как знать, — Сергей достал из-за пазухи томик Хэммета, раскрыл на пятой странице, поднёс к глазам пленника, — может, то, что ты искал. Красным написано, читай.

Митя нехотя взглянул на страницу, потом пристальнее, глаза его забегали по строчкам.

— Переверни, — потребовал он.

Травин перелистнул одну страницу, потом ещё одну.

— Хватит, а то зрение испортишь, — сказал он, убирая томик в карман. — Что скажешь?

— Где ты это взял?

— Где взял, там уже нет. А ещё видел я лист любопытный, со стишком и твоей фамилией, той, что из «Совкино».

— Нет, — Бейлин мотнул головой, — этого быть не может.

— Вот и я так думаю, — кивнул Сергей, — но проверить надо. Я руку тебе сейчас развяжу, и мы вместе на листочках напишем, что я передать должен был. Если совпадёт — поживёшь ещё, а если нет, значит умрёшь.

— Ладно, — сказал Митя, — только я тебе всё равно не верю. Так сделаем, ты пишешь номер дома, я — улицу, ты время, я — число, и стишок этот напишу, а ты черканёшь, что я ответить должен был. И не подглядываем.

— Разумно, так и поступим.

Травин отвязал Бейлину правую руку, вложил в неё карандаш, из книги вырвал пустую страницу, ещё одну взял себе. Митя никак не мог приноровиться писать на досках, бумага постоянно скользила, карандаш мазал, но за несколько минут он справился. Сергей давно уже закончил буквы и цифры выводить, сидел, насмешливо глядя на пленника.

— Готово? — спросил он, — ну давай сравним.

Сергей насчёт того, что Бейлин ничего не напишет или напишет, но какую-нибудь чушь, не беспокоился — максимум, что тот бы себе выторговал, это несколько лишних минут жизни. А вот Митя был уверен, что Травин ему пустой листок сунет, и ошибся — на желтоватой бумаге написано было именно то, что он должен был ответить человеку, приехавшему пятнадцатого апреля в восемь тридцать утра на улицу Ленинскую, бывшую — Светланскую.

— Вот, значит, кого мне в шофферы определили, подсуропили, нечего сказать. Ну а почему Пермь?

— Уехать мне надо было срочно, — Сергей сравнивал записи на обеих страницах и разночтений не находил, — должен был перекантоваться. А ты?

— У меня дела в Харбине, а уже оттуда до места чуть больше суток на поезде, — нехотя сказал Митя, — ну что, развяжешь теперь?

— Не спеши. Расскажи-ка про то, как Крутов помер, и какую роль во всём этом Варя Лапина играет.

Митя утверждал, что Лапина о том, что он на самом деле собирается делать в поезде, ничего не знала, только сопровождала мужа. Сам Бейлин получил задание просмотреть бумаги, которые вёз курьер германского посольства в консульство во Владивостоке. Что именно было в этих бумагах, Митя говорить отказался, а Сергей не настаивал. Кто повезёт пакет, узнать не удалось, но каким-то образом стал известен курьерский поезд, на котором тот поедет, дата отправления из Москвы, и номера вагона и купе. Митя выписал из Омска одного стукача, который должен был незаметно вытащить бумаги, передать их Бейлину, а потом так же незаметно подложить обратно. Но всё пошло наперекосяк, Крутов, занявший купе в последний момент, оказался не при чём, пакета при нём не нашлось, да ещё Лукин не смог опоить командировочного, и в ходе драки того порешил. А Мите пришлось убить Лукина.

— И вот тогда ты попался, проводник сказал, мол, плацкарту поменял, — буркнул Бейлин, — только это неважно. Важно, во-первых, те, кто мне это поручил, не знали, что я во Владивосток отправляюсь и для чего именно — я, если бы этот текст увидел, сразу понял, что он мне предназначается, и что-то тут нечисто. А во-вторых, чую, где-то у нас сволочь сидит, которая на зарубежную разведку работает, в этот раз она просчиталась, а потом может и выйти чего. И это, товарищ Добровольский, очень важно, сволочь эту найти нужно обязательно. Развязывай, и давай сюда свою книжку.

— Развязать я тебя развяжу, — Травин начал аккуратно распутывать узлы, — только скажи, невинного человека не жалко было убивать?

— Ты про Крутова? Сначала я его курьером германским считал, а эта падаль другого не заслуживает. Ну а потом, когда ясно стало, что он случайный пассажир, да, пожалел, но у нас работа такая, что приходится жертвовать во имя великой цели не только собой, но и другими, или ты по-иному думаешь?

— Угу, — усмехнулся Сергей, — вот, значит, как рассуждаешь. Ладно, одевайся, а книжку получишь, как и договаривались, пятнадцатого в восемь тридцать, в городе Владивостоке. Ну что, на поезд поедем?

— Хочешь с книжкой гулять, гуляй, она мне в дороге без надобности, всё равно ключ на месте находится, а без него это просто набор слов. Только вот на поезд тебе нельзя, — Митя растирал посиневшие руки, — ищут тебя, потому что думают, ты чекистов убил. Довезу до Кандагуловки, устрою, а сам уже на курьерский до Харбина.

Травин в Кандагуловку не торопился. Приезжать туда ясным днём значило сразу нарваться на милицию, у которой наверняка имелось описание Сергея. Бейлин, наоборот, теперь забеспокоился, что оставил документы с фамилией Липшица в Камышинке. Тревоги добавил десяток всадников в форме бойцов ОГПУ, проскакавший мимо зарослей, где они прятались.

— Как думаешь, по нашу душу? — спросил Травин.

— Наверняка, — Митя протирал браунинг ветошью, — я, когда из Дятлово выезжал, пятерых встретил, то ли из угро, то ли наши, из ОГПУ. Значит, вчера у них целый день был, чтобы про меня узнать, а теперь, видишь, нас связали, будут по сёлам рыскать. Ну и пусть, мы к этому времени уже исчезнем, ты на обозе, а я сам по себе.

Он достал из саквояжа очки, нацепил на нос, из маленькой плексигласовой коробочки вытащил усы, прилепил над верхней губой.

— Похож?

— Вылитый Бентыш, — подтвердил Сергей, — располагайся, Иван Модестович, будем ждать. Ты чего морщишься?

— Да бок тянет, — пожаловался Бейлин, располагаясь на досках и подложив мешок с припасами под голову, — вчера фельдшерица помазала, сверху вроде затянулось быстро, даже не поверил, а внутри вон печёт.

Разъезд из трёх милиционеров, агента уголовного розыска второго разряда и уполномоченного ТО ОГПУ задержался в Конопельке до позднего вечера. По горячим следам, показаниям машиниста и фотокарточкам мёртвых бандитов установили личности всех, кто грабил поезд, их семьи допросили и посадили в горницу избы Парамонова до приезда старшего следователя окружного суда. Тот появился только в четыре часа пополудни, когда голодные и трясущиеся от страха люди готовы были рассказать всё, что угодно, лишь бы их выпустили. Ничего путного следователь от задержанных не добился, хотя ясно было, что отъезд группы людей не мог пройти незамеченным.

Зато в шесть вечера по собственному почину заявился племянник Парамонова, который рассказал, что его дядя, кулак недорезанный, вёл дела с жителем соседнего села Дятлово, Герасимом Кузьмичом, инвалидом империалистической войны, и именно этот инвалид мог их и отвезти на место преступления, а встречались Лукич и его прихлебатели где-то за околицей. Герасим же проезжал на повозке мимо Конопельки в пять утра, это племянник знал точно, потому что в это время пас коров и повозку инвалида видел.

Два милиционера остались со следователем, а остальные выдвинулись в Дятлово, только к этому времени уже стемнело, а дом Герасима оказался закрыт. Соседка рассказала, что тот на охоте уже третий день, что с головой у одинокого инвалида войны не в порядке, так что может и на неделю задержаться, и что позавчера его искал мужчина, который остался у неё ночевать, а утром следующего дня уехал. Агент уголовного розыска в докладе отметил, что свидетельница фотографию Добровольского не опознала, своего гостя описывала как невысокого, с ясным лицом и серыми глазами, при этом глаза самой свидетельницы были влажные и мечтательные. Сын свидетельницы, Иван, подтвердил, что Герасим в тот день охотился, а незнакомец расспрашивал о человеке, которого инвалид мог подвезти. Как зовут гостя, соседка Герасима и её сын знали точно, она утверждала, что Матвей, а он — что Трофим.

— Подозрительная личность, — сказал уполномоченный, — а ну-ка, мать, ещё раз его опиши.

Глаз у сотрудника ОГПУ был намётанный, агент угро тоже слепотой не страдал, и в портрете гостя они признали человека, с которым столкнулись утром, на въезде в соседнее село. Ну а поскольку Герасим мог везти только одного человека, подозреваемого Добровольского, то, скорее всего, гость женщины вполне мог ехать тем же поездом и быть его сообщником. Поэтому наскоро составленное словесное описание отослали в город, чтобы показать милиционерами Сидорчуку и Гулькину, которые пассажиров поезда хоть как-то, но видели. Вместе с портретом уполномоченный ОГПУ передал запрос по ходу курьерского, не сходил ли кто из пассажиров на станции Убинск вперёд плацкарты.

Ответ на запрос не потребовался, потому что Сидорчук, прибывший около полуночи на место, заявил, что узнал в описании сотрудника НКВД, ехавшего в том же поезде, а именно основной отличительной приметой выступил свёрнутый на бок нос, это агент угро тоже отметил в своём докладе, как и то, что по ранее полученным данным, именно этот человек первым осмотрел трупы бандитов.

. Пассажир с фамилией Бейлин, несмотря на ранение, потребовал, чтобы его сняли с дрезины на железнодорожной станции Кожурла, которая располагалась вблизи села Александровское. Вместе с ним сбежало имущество отдела милиции, а именно розыскная собака породы доберман. Тут же и уполномоченный, и агент угро вспомнили, что именно такая собака лежала на повозке, которой управлял встреченный ими человек.

— Лихому надо доложить срочно, — сказал агент, — похоже, дело серьёзное, с крупной бандой дело имеем.

— Как он у вас, ещё не застрелился? — уполномоченный не сдержал улыбки, о привычке начальника уголовного розыска Барабинска прикладывать револьвер к виску по любому поводу знали почти все.

— По такой жизни любой бы хотел. Только времени нет.

Ранним утром по лыжным следам милиционеры, следователь и сотрудник ОГПУ отыскали мужчину, который к моменту их прибытия был давно мёртв. Причину смерти на месте установить не удалось, потому что, опять же указал в докладе агент угро, лицо и часть тела жителя Дятлово, предположительно Герасима Кузмича Запойлова, 1875 года рождения, были объедены дикими зверьми, предположительно волками.

— Странно, — сказал уполномоченный, глядя на труп, — соседи сказали, что охотник он опытный, как мог вот так опростоволоситься?

— Голова повёрнута странно, — следователь зарисовывал расположение тела и других предметов, — словно сломал шею, или свернул кто.

— Может, Бейлин свернул?

— Может и он, — согласился следователь, — отправим тело в больницу. Барабинская станционная сгорела, придётся в Убинское везти, или в Каинск. Вот ты подумай, если Добровольский, Бейлин и эта шайка были заодно, зачем друг в друга стреляли? Не сходится.

— Найдём — сойдётся, — уверенно сказал уполномоченный, — раз Бейлин искал Добровольского, наверняка или нашёл, или знает, где он. Пожалуй, десятком сабель мы не обойдёмся, надо по сёлам послать людей вместе с милицией.

— Тут, насколько я помню, вариантов-то немного, дорога идёт от путей до самой Кандагуловки, а в другую сторону до Убинского. Вот ты бы куда поехал?

— В Убинское, там на поезд сесть можно.

— Вот и я о том же, — следователь кивнул, -если так, то они уже в пути, надо на станции поспрашивать, не садились ли такие лица в железнодорожный состав, и если да, то в какой.

— Сделаем, только вон Сидорчук говорит, что Добровольского подранил, на санях Герасима следы крови имеются, и Бейлин тоже ранен. Далеко они уйти не могли, где-то отлёживаются, потому как на станции подозрение вызовут своим израненным видом. Ну а если вдруг они сглупили, и в Кандагуловку отправились, тоже не беда, оттуда разве что с обозом, а их мы проверим на раз. Начнём искать прямо сейчас с теми, кто есть, — уполномоченный расстелил карту, ткнул пальцем в пунктирную линию, — сегодня до полудня обещались полувзвод прислать, их тоже снарядим на разведку. Попадутся, голубчики, как в силки.

Вестовой добрался до Кожурлы к полудню. Ещё десять минут он ждал, пока телеграфист заправит аппарат, и почти сразу сообщение получили в Барабинском окротделе. К этому времени взвод кавалерийского полка ОГПУ из Ново-Николаевска разделился, двадцать бойцов остались в Барабинске, а десять отправились на помощь уполномоченному в Дятлово. Комвзвода, получив приказ, направил ещё десяток бойцов в сопровождении двух милиционеров в Кандагуловку, на поиск беглецов. В селе они никого похожего из приезжих не нашли, оставили словесные портреты в местном милицейском участке, и отправились дальше, в сторону Дятлово, заезжая по пути в населённые пункты.

Штат милицейского участка в Кандагуловке состоял из двух милиционеров и машинистки Раечки. Раечка перепечатала описание подозреваемых в пяти экземплярах, один остался в участке, ещё один передали в сельсовет, два листа отдали в кооперативную столовую и чайную при лошадином базаре. Последний экземпляр она отнесла в артель «Ново-Николаевские баранки», и через час его читал Фёдор Кулик по кличке «Краплёный».

— Менты ищут, — поделился он с помощником, — что наши?

В отличие от милиционеров, у бандитов имелась фотография, её размножили и раздали своим людям.

— Ждут, — помощник полировал наган, — Сенька с Клешнёй так и не появились.

— Вот черти, как бы не случилось чего.

— Послать искать?

— Погоди, сначала с обидчиком моим разберёмся, а потом уже всякими мелочами заниматься будем.

Помощника слово «мелочи» по отношению к членам бандитского коллектива покоробило, но виду он не подал.

— Может, Кривошееву отдать всё же карточку? А то ещё гурнут поперёк нас, тут видишь какой шухер поднялся, краснушки шевелятся.

— Дело хрипишь, только уже заблатовано всё. Райку позови.

Машинистка, ждавшая на крыльце, получила фотокарточку и бумажку в три рубля, и тут же отнесла их в участок милиционеру Кривошееву, который только уселся обедать.

— Фёдор Миронович, жлоб поганый, просили передать с уважением про того, о ком вчера говорили, — сказала она, оставив деньги себе, и умчалась за Ундервуд, подводить губы помадой.

— Вот стерва, — Кривошеев, пожилой мужчина с нездоровым цветом лица, сплюнул, отодвинул тарелку борща, протянул карточку своему сослуживцу помоложе, — весь аппетит испортила, как посмотрю на неё, так и тянутся руки пощупать. Глянь, Санька, вот наш главный подозреваемый, который по описанию огромного роста, а с ним тот, что лошадь у Трофимыча увёл. Как увидишь их, хватай, и в кутузку, якобы для выяснения обстоятельств, и в район, или в Барабинск, телеграмму на следующий день отправим. Ну а что тут ночью выйдет, не наше дело, советская власть рабочий день определила.