Башня времен. Заброска в советское детство

Глава 9

— Алло! — сказал Акула. — Алло!..

Ему что-то заговорили в трубку. Он слушал с удивлением и очевидной радостью. Остальные тоже прислушивались, но слышали только тихий звук голоса и, не способные ничего разобрать, смотрели на Акулу во все глаза.

— Алло! — крикнул Акула снова. — Палыч! Да погоди ты, Палыч, ёп-та… Да мы же с тобой уже… Алло! Алло…

Радость и оживление с лица коммерческого человека постепенно ушли. Он молча дослушал телефонного своего собеседника до конца, а когда далёкий голос умолк, выключил аппарат и медленно положил его на стол эмблемкой с укушенным яблоком кверху.

Таким акулу Жека здесь ещё не видел, тот был озадачен и растерян.

— Ну что там, блин? — не выдержал охранник Фёдор, мохнатые его брови нетерпеливо изогнулись. — Кто это был? Чего тебе там наговорили?

Акула посидел, схватил чашку, сердито позвенел там ложкой, отхлебнул, поставил обратно.

— Да в том и дело, что ни хера не сказали… Это старый разговор.

— Чего — старый разговор? — не понял Фёдор, да и никто не понял, Жека вот точно. — Ты толком давай объясни.

Денежный человек раздражённо отодвинулся от стола вместе со стулом. Жеке показалось, что сейчас он поднимется и пойдёт из кухни прочь, оставив всех сидеть тут и мучиться предположениями. Акула какое-то время посидел молчком, но уходить не стал.

— Это старый разговор, — повторил он, объясняя. — В смысле, прошлый, я его уже разговаривал, дня за два до того, как попасть сюда. И тот, кто мне звонил, он меня сейчас не слышал совсем. А повторял всё то же самое, что тогда, слово в слово.

Он замолчал задумчиво, отхлебнул ещё чаю.

— Фигня какая-то, — не поверил охранник Фёдор. — Почему ты так уверен, что разговор тот самый? Запомнил, что ли, дословно?

— Говорю же: тот самый, — ответил Акула раздражённо. — Там паузы были на месте моих тогдашних слов. А ещё у него там собака в том же самом месте загавкала — я, помню, тогда ещё не расслышал его, переспрашивал.

Фёдор не нашёлся, что на это возразить. Тогда к беседе неожиданно подключился Костя.

— Может, это запись была, — спросил он, и взгляд его из-под очков был непривычно ясным, внимательным.

— Может, и запись, — ответил человек-акула.

— Хотя странно, — продолжал человек-Костя, — тогда и твой голос должен был воспроизводиться, ты бы услышал… А о чём вы говорили-то? Может, это важно и имеет как раз значение?

Акула шевельнул губой.

— Да так, ничего особенно интересного. Палыч этот, хитрожопая скотинка, хотел с меня лишнего бабла поиметь. Ну и обломался, само собой.

Костя подождал, и все подождали, но деловая акула Стас вдаваться в подробности не намеревался. Тогда Николаич засобирал со стола тарелки и чашки, и на том разговор о звонке себя, стало на то похоже, исчерпал.

Жека взялся мыть посуду. Кухня уже опустела, а он всё складывал в сушилку тарелки, чистил металлической сеточкой сковороду, оттирал мочалкой внутренние кастрюльные бока. Ему нравилось занятие мытьё посуды, когда сваленное в кучу и грязное становится чистым и аккуратно разложенным по местам. Горячая и холодная вода поступали здесь по трубам, что приходили через стену из санузла, а там, протянутые вдоль стены, ныряли в потолок, как и трубы от батарей отопления. Откуда бралась вода там, наверху, было одной из загадок Башни.

За овальным столом в зале сидел один Акула, пялился в телефон, что-то нажимал. Жека вспомнил, что на его, Жекином телефоне — как, видимо, и на всех других здесь — время застыло на цифрах «0.00». Он воспринимал это не как двенадцать часов ночи, а как именно ноль, ничего, отсутствие времени как такового.

Остальных Жека нашёл в помещении с топчанами, спальне. Когда входил, услышал обрывок разговора.

— А дверь эта просто для психологического комфорта, скажем так, — говорил Костя. — Мы здесь и не заперты, кругом небо и воздух, а уйти всё равно никуда нельзя. В закрытом бункере без окон без дверей я бы, например, уже давно это… Никакие таблетки мне бы не помогли.

Костя и Фёдор сидели на соседних топчанах под боковой стеной. На топчане напротив лежал, примостив голову повыше на подушку и сложив руки на животе, Николаич. Одинокий топчан у стены напротив двери занял, видимо, Акула, покрывало там было сдвинуто и поперёк него валялось скомканное полотенце. Жеке остался топчан у двери, так себе место, ну да ладно. Кроме кроватей и тумбочек в комнате ничего не было. Полосатые обои тусклого оттенка, два прямоугольных светильника на потолке. Аскетичненько. Настольных ламп нет, книжку на ночь не почитаешь. Хотя тут и книжек нету.

Фёдор с человеком в очках Константином между тем продолжали свои разговоры. Беседовали они о тех местах, где всем им не повезло сейчас оказаться. Костя говорил о том, что если здесь несколько дней длится ночь, а потом, пропустив трое примерно суток, они наблюдают длящийся уже много часов день, то это, вполне может статься, не планета Земля. А если Земля, то в какой-то другой своей геологической, если даже не астрономической эпохе. Звучало это здраво и аргументировано, но охранного Фёдора, кажется, не убеждало. Тот что-то толковал про полярные области, а насчёт других планет скептически отмахивался, упирая на то, что все крупные планеты Солнечной системы с сутками, длящимися намного дольше земных — газовые гиганты. А если бы их забросило на планету с массой куда больше земной, то они там и шагу не могли бы ступить из-за силы тяжести. Для Жеки и это звучало аргументировано, но на этом месте он нечаянно задремал.

Подремать Жеке не дали: в комнату припёрся шумный человек-акула и стал всех агитировать идти всё-таки на холмы и посмотреть, что же там находится за ними. Он, громогласный и раздражающе энергичный, настаивал на том, что раз есть возможность, то нечего валяться, а нужно идти. И Жека был в общем-то с ним согласен. Мало того, Жека даже и отправился бы исследовать эти холмы, хоть кроссовки ещё наверняка не высохли, а пронизывающий ветер вспоминался вообще без энтузиазма, и хоть новая экспедиция обещала быть куда более долгой. Но Жека бы пошёл — если бы на призыв Акулы откликнулся хотя бы кто-нибудь из остальных. Или если бы деловой акуловидный человек, например, обратился конкретно к нему, пусть бы и не очень уважительно, в присущем ему стиле. Сказал бы: «Слышь, водила, давай-таки сходим, а? Ты вроде крепкий же мужик».

Но акула Станислав не обращался ни к кому лично, он апеллировал сразу ко всем, к коллективу. А коллектив это субстанция аморфная и в некотором роде неуязвимая. И бросаться в него словами вообще-то бесполезно, слова в нём вязнут и никак на него не воздействуют. Неизвестно, как там Акула руководил своими бизнесами — может, имелся у него для общения с персоналом отдельный специальный работник, — но здесь он повёл себя неправильно.

Да, коллектив не очень рвался куда-то идти. Программист Костя, может, уже несколько лет не поднимал ничего тяжелее компьютерной мыши и не ходил пешком дальше ближайшей аптеки и продуктового магазина. Ему определённо хватило его предыдущего короткого восхождения. И Николаичу хватило, он теперь вообще уже спал или делал вид, что спит. А охранный человек Фёдор, видимо, испытывал чувства, похожие на Жекины. А может, тоже он уже наскакался по холмам. Он-то, хоть и был, судя по телосложению и по ушам, какой-то единоборец, но вряд ли, как Жека, ещё и футболист. Фёдор, правда, не отверг идею полностью, а предложил перенести поход на завтра. Под «завтра» подразумевалось, видимо, время после сна.

В общем, наеденные как удавы и уставшие, члены башенного коллектива от перспективы немедленного выступления твёрдо отказались. И Жека после недолгих внутренних колебаний решил прикинуться удавом вместе с остальными. Акулий непоседливый человек повыступал, психанул и отправился покорять холмы в одиночестве.

— В разведку я бы с ним не пошёл, — раздалось с топчана Николаича сразу как громыхнула, выпустив Акулу, входная дверь. Действительно. Вот и никто не пошёл.

Потом какая-то добрая душа догадалась погасить свет, и скоро Жека уснул.

Спалось не очень хорошо. Топчан был жестковат, но Жека такое для сна и предпочитал. Дело было в другом: он как будто и не засыпал до конца, тревожная мысль о том, что находится он внутри загадочного строения в непонятных каких-то местах не давала расслабиться, брезжила где-то на краю сознания — и наяву, и во сне. И снилась из-за этого всякая дрянь. Через какое-то не очень скорое время зашумело, затопотало: вернулся исследовательский человек Акула. Что он там на холмах увидел, рассказать ему было некому, все спали и за шумные проявления ему напихали и послали подальше. Жека сквозь сон слышал, как тот бурчит себе под нос, укладывается и недовольно ворочается на топчане.

Утром — а в этих местах весёлый принцип «когда проснулся, тогда и утро» был применим как мало где ещё, — так вот, утром Акула и поведал о результатах своей вылазки. А результаты были не очень впечатляющие: поход оказался хоть и достаточно продолжительным, но абсолютно неудачным. Всё для Акулы разбилось о местную затейливую топологию. Когда он перевалил за нижний холм и отправился к следующей вершине, Башня из его поля зрения пропала. Так что, преодолев хоть и пологий, но долгий подъём и взобравшись-таки на новый холм, Акула сначала кроме спуска и пустого далёкого горизонта ничего оттуда не увидел, а потом, продолжая путь и спустившись, узрел внизу среди снегов знакомое белое строение. Бредя к нему, он питал некоторую надежду, что Башня это другая, но нет, это оказалась та же самая.

— Туда надо идти не одному, — хмуро объяснил коммерческий человек, сияя красной обветренной мордой. — Растянуться по всей длине пути, в пределах видимости… Тогда, может, и получится увидеть, что там за этими сраными пригорками.

— Да то понятно, — кивнул охранный Фёдор.

Жеке показалось, что Фёдору неловко за то, как оно получилось с Акулой.

— Давайте позавтракаем и сходим, — предложил Жека.

Сам он особенной вины не испытывал, но сходить-то всё равно было нужно.

— Правильно, — поддержал Фёдор.

Николаичу с Костей если идея была и не по душе, протестовать они не стали. Тогда охранный человек Фёдор взглянул на пиджачного человека Акулу.

— Но ты как, не сильно там набродился? Можем отложить поход на попозже. Ну, или в нижних звеньях цепочки можно тебе будет постоять.

Акула действительно выглядел хоть и румяным, но чуть осунувшимся, а ещё сердитым. Насчёт сердитым, правда, уточнение излишнее, по-другому человек Акула здесь никогда и не выглядел.

— Нормально, — пробурчал он. — И внизу это ты постоишь.

Но денежный человек, выступая вчера о том, что делать дела нужно сразу когда есть такая возможность и не откладывая, во многом оказался прав. Вскоре после завтрака (ели они то же самое и частично доедали вчерашнее), когда все разбрелись кто куда, а Жека шарил по кухонным полкам в поисках целлофановых пакетов, чтобы надеть их в поход под кроссовки поверх носков, из зала прозвучал телевизионный голос.

«Внимание! Займите, пожалуйста, кресла».

Эти слова запомнились Жеке ещё с прошлого раза. А вот голос был, кажется, другой.

В зале уже горел на стене цветной прямоугольник экрана, и оттуда смотрел не психотерапевт Анатолий Кашпировский, а кто-то иной. Новый этот человек был мягче, круглее. Интеллигентнее. Он тоже был Жеке смутно знаком — кажется, по давно прошедшим телевизионным временам. Изображение терпеливо ждало, пока все сбегутся оттуда, где застал их неожиданный зов.

Наконец народ собрался у овального стола.

Народ собрался, но усаживаться в кресла спешили не все.

«Просьба всем занять кресла», — доброжелательно повторил экранный голос забытого Жекой человека.

— А если нет? — раздался голос не экранный.

Принадлежал он, конечно, сердитому и невежливому человеку Акуле.

Непокорный коммерсант стоял у своего кресла, и пиджак его топорщился на плечах, напоминая поднявшуюся дыбом шерсть. Все притихли, ожидая заинтересованно и опасливо, чем же закончится этот неожиданный демарш. Жека почувствовал, что, несмотря на всё предыдущее, сейчас он вредного человека Акулу немного зауважал.

Противостояние закончилось традиционно для этих мест. Воздух позади Акулы электрически затрещал, громко — погромче, пожалуй, чем в прошлые разы. Акула вздрогнул плечами, пробормотал «У, с-суки», шагнул медленно вперёд, полез в кресло. Не хотеть садится в кресло было здесь в Башне нельзя, запрещено. Как в том анекдоте про недавно женившегося мужика: «И ты не жалеешь? Жалеть тоже нельзя…»

Акула сидел теперь в кресле и неприязненно, почти что ненавидяще смотрел на экранного человека. Человек тоже смотрел с экрана, но смотрел он не на бунтаря в дорогом пиджаке, а смотрел он сразу на всех.

— Спасибо, — мягко произнёс телевизионный человек.

Был он, кстати говоря, тоже в пиджаке, но насколько дорогом, то кто уже его знает.

— Это академик Капица, что ли? — прошептал вдруг лысый Фёдор. — Из передачи «Очевидное невероятное».

— Он не академик, — шепнул в ответ Костя. — То отец его был…

— Да тихо вы, ну вас на хер! — грымнул Акула, срывая недавнюю свою злость на ком придётся.

А изображение на экране двинулось, камера отъехала, и стало видно, что человек-Капица сидит в кресле, слегка даже в нём откинувшись. Кресло у него было, конечно, не такое, как у них здесь, оно было больше похоже на домашнее.

— Сегодня мы поговорим на такую тему, как путешествия во времени, — добродушно произнёс очевидный и невероятный телевизионный учёный, поведя перед собой расставленными в стороны руками. — Многие писатели, как зарубежные, так и отечественные, не обошли эту тему стороной. Даже такая литературная величина, как Михаил Афанасьевич Булгаков, в своей пусть и не самой известной пьесе «Иван Васильевич»…

Вообще Жека книги читал и фантастику вполне уважал, хотя в последнее время попадалась ему в этом жанре всё больше или какая-то мутная заумь, или совсем бессовестная халтура. И он бы с удовольствием послушал, что рассказывает с экрана приятный этот мягкий дядька, хоть тот был и не академик. Тем более тема его выступления оказалась вон какой актуальной. Но, видать, не для того дядька тут в Башне рассказывал, чтобы Жека его слушал, а с целями несколько другими. Так что Жека, заметив напоследок, что такой он вовсе не один, откровенно закунял носом, а потом довольно быстро уронил беспомощную свою голову на грудь.

Жека уронил голову на грудь — и оказался в других местах.

***

Туманы в этом непонятном месте наползали друг на друга так же, как и в прошлый раз, через асфальт торчала из знакомых трещин бледная трава. Колыхалась вокруг тишина, разбавляемая время от времени смутными вздохами неизвестной большой реки. А вот усатый в пиджаке как-то смутно изменился, и Жека всё не мог уловить, что в его собеседнике стало другим. И решил: да и хрен с ним — может, подстригся.

Они куда-то шли, и Жека Барсуков ёжился от висящей в воздухе прохладной влаги.

— Для первого раза нормально, — хвалил Жеку усатый, — хоть и долго ты там проваландался.

Жеке хотелось высказаться, объяснить, что он думает о таких заданиях — не высказал, оставил при себе.

— Новая миссия будет, пожалуй, попроще, — сообщил собеседник.

— Спасти СССР? — не сдержался всё-таки Жека.

— СССР? — Усатый моргнул. — Нет, мы здесь спасать СССР точно не будем. У нас другие задачи. Да это и невозможно, я же, вроде, объяснял.

Он пропустил Жеку вперёд, обходя широкую лужу, где в застывшей воде отражались чёрные лапы деревьев.

— Да и то, — продолжил человек с усами, — в некотором роде ты уже это сделал, спас Союз, пусть и аллегорически — если понимаешь, о чём я говорю. Когда не дал вульгарной торговой бабе разрушить союз Гены Баранова и его прекрасной жены, учительницы истории, умницы, поэтессы.

Жека задумался, усмехнулся невесело.

— Инженер и учительница-поэтесса, да уж. Как же они девяностые переживут… Вернее, пережили… Пережили же?

Туман медленно перетекал через дорогу, вблизи прозрачный, дальше — мутный, непроницаемый.

— Как, как, — сказал усатый, помолчав и как будто вглядываясь в какие-то неведомые пространства. — Хреново, как и почти все тогда. Одно время, года два, прямо вообще хреново было. Потом знакомые подтянули Гену компьютеры паять и другое всякое электронное. Торговали, жена с дочкой подключились, пришлось себя пересилить, не без того. Встали тогда на ноги, другим много помогали…

Он махнул рукой.

— Ладно. Давай-ка лучше к делу. Теперешнее твоё задание вот такое. Нужно помочь Воробью возвратить то, что у него украли.

Жека не стал переспрашивать, какому ещё Воробью — кто такой Воробей, он прекрасно знал. А что там у него украли, то, видать, придётся разбираться уже на месте.

Только тут Жека вспомнил, каким способом здесь принято запуливать людей в прошлое. Усатый задумчиво смотрел куда-то мимо Жеки и пожёвывал губами. Он коротко кивнул, и позади них раздался деловитый шорох. Жека запоздало обернулся — да, пионер-переросток был уже там. Всё случилось в мгновенье ока: ходячий этот монумент сделал движение, и его музыкальный инвентарь обрушился на Жеку всей своей бетонной мощью.