Башня времен. Заброска в советское детство

Глава 2

Пробуждение вышло постепенным и своеобразным. Жеку выбросило из сна — но не в комнату с креслами и столом, а в какие-то совсем другие непонятные места.

Сырость трогала холодными пальцами щёки, норовила залезть за шиворот, а вокруг клубились серые туманы, густые и таинственные. Под ногами змеился трещинами вздутый, поросший пучками травы асфальт. Серое безмолвие давило на плечи, но в тумане Жеке что-то чудилось: как будто дыхание и тихий плеск большой невидимой реки.

Жека осторожно двинулся вперёд. По сторонам медленно показались из тумана чёрные лапы деревьев и застывшие на постаментах высокие фигуры людей — статуи. Фигуры смотрели пустыми своими жуткими глазами, и Жека поёжился. Свернув с дороги туда, где статуй не было, он пошаркал по траве к ближайшему дереву и по-быстрому отлил.

Вернувшись на асфальт, Жека минут пять брёл в одну сторону, но ничего нового не обнаружил. Это был просто неизвестный пустынный парк.

Тогда он решился и набрал в лёгкие побольше воздуха.

— Э-э-эй!!!

Крик всколыхнул тишину, где-то не очень далеко отозвалось эхо, и…

И — всё.

Напрасно Жека рвал связки: потревоженное, безмолвие возвратилось и сгустилось вокруг ещё сильнее.

И от своего же крика в голове у Жеки что-то как будто всколыхнулось, поплыло. Он потерялся в движениях, его качнуло, спотыкнуло, едва не свалило на асфальт. Жека немного постоял, разбираясь, какие из туманов снаружи, а какие внутри, в голове. И побрёл потихоньку дальше.

А когда вернулись координация и относительная ясность, Жека увидел, что рядом с ним шагает какой-то мужик. И было странное ощущение, что шагает он там уже довольно давно.

Усилием воли Жека подавил порыв отпрыгнуть в сторону, подальше. Он только скосил немного глаза. Мужик что-то монотонно бубнил и нападать вроде бы не собирался.

По логике вещей в бубнёж мужика стоило попытаться вникнуть.

— …Вот как раз этого бояться и не нужно, — говорил пока непонятно о чём мужик. — Система эта стабильна, как мало что другое. Изменения нивелируются, всё выравнивается, сглаживается, как круги на большой воде. И генеральные направления не меняются ни на миллиметр, такие вот дела.

Мужик замолчал, и Жека повернул голову. Мужик встретил настороженный Жекин взгляд и усмехнулся. Печкинские его усы топорщились, галстук лез из-под серого мешковатого пиджака. А глаза — глаза были необычные, светились они каким-то тусклым и ни на что не похожим светом.

— Считается, — продолжал непонятный Жекин собеседник, — что если как-то умудриться и отчебучить там, в прошлом, что-то совсем уж серьёзное, то и это главных исторических и прочих путей не поменяет — нет, не поменяет. Но это так, теория… Вас же там, я так понимаю, подобрали с таким расчётом, что ядерную бомбу в домашних условиях никто, даже если вдруг взбредёт ему в голову, не соберёт. А?

Его мохнатая бровь изогнулась, потом медленно вернулась в исходное положение.

— Наверное, — ответил Жека с лёгким недоумением: спрашивает какую-то бредятину.

Мужик ему кого-то напоминал, то ли малоизвестного актёра, то ли подзабытого знакомого — но это, видимо, не имело значения.

— Вот, — продолжал мужик. — И ещё: можешь там болтать что угодно, на другой день об этом никто ничего и не вспомнит, так оно работает, проверено.

Статуи хмуро слушали из тумана этот странный разговор.

— Ну и зачем тогда… — начал Жека, но мужик нетерпеливо отмахнулся:

— Не, не, об этом некогда — тебе уже пора. Вам, таким, в этих туманах долго торчать нельзя.

Жека не совсем понял, каким это — таким, но глаза усатого светились озабоченностью, и переспрашивать Жека не стал.

— Вернёшься — ещё поговорим. А на первый раз задача твоя такая… — Мужик приблизил к Жеке усатое лицо, на Жеку ещё больше пахнуло туманной сыростью и рекой. — Не дай Баранову разрушить его семью. Запомнил?

— Какому ещё барану? — недослышал Жека. Туманы всё-таки не ушли из его головы полностью, соображал он плоховато.

— Да не барану, — торопливо объяснил усатый. — А Геннадию Баранову. Хотя в некотором смысле… Ну, ладно.

Пребывая в некотором смятении, Жека что-то промямлил.

Усатый с сомнением нахмурился.

— Геннадий Баранов, — повторил он. — Будем считать, что запомнил.

Тут же нетерпеливо шевельнул плечом, хлопнул ладонью о ладонь:

— Тогда отправляем!

Жека в недоумении заозирался, и усатый заозирался вместе с ним. Но тот озирался не просто так — он там, в окружающем тумане, что-то высматривал. И, кажется, высмотрел.

— Эй, — взмахнул он коротко рукой, — а ну, иди-ка сюда!

Жека смотрел во все глаза, но убей бог — там, среди туманов, никого не было.

И тут в скульптурной группе из трёх бетонных пионеров случилось движение. Стоящий слева барабанщик опустил руки с барабанными палочками, и голова его повернулась на звук.

Шея пионера вытянулась, он как будто принюхивался. Потом серая фигура отделилась от остальных и спрыгнула с площадки, бетонные ноги глухо шмякнули о землю. Пионер бодро побежал к усатому с Жекой, и сухие ветки трещали под его тяжёлой поступью.

«Господи, это что, люди? — подивился про себя Жека. — Живые скульптуры, как летом в парках?»

Но нет: на руке фигуры, у локтя, из-под прохудившегося бетонного монолита торчала тонкая гнутая арматура. На груди к серому телу рельефно прирос пионерский галстук, а шорты в неподвижных складках гладко переходили в толстые ноги. Если фигура и была живой, то жизнь эта было определённо не органической.

Статуя остановилась в двух шагах от людей. Ростом пионер оказался повыше усатого и Жеки как раз на свою бетонную голову, а уж о ширине фигуры и говорить было излишне.

Жека буквально присел под взглядом слепых глаз, покрытых выгоревшей краской в мелкой сетке трещин. Почувствовал, как волосы шевельнулись на затылке, а ноги сами собой приготовились уносить туловище куда-нибудь подальше. Но, с учётом всего остального, бегать от статуи показалось как-то совсем глупо. Да и куда тут бежать-то?

А, будь что будет! И Жека никуда не побежал.

Усатый, судя по всему, заметил и понял Жекины метания, глаза его блеснули чем-то, похожим на одобрение. Потом он шевельнул лицом в сторону статуи:

— Давай.

Пионер кивнул твёрдой пилоткой и потянул с шеи барабан. И дальше — Жека и пикнуть не успел — бодренько вскинул свой бетонно-музыкальный инструмент над головой, шагнул вперёд и обрушил его Жеке прямо на макушку.

***

От удара бетонным барабаном по кумполу Жека не обрушился в темноту и беспамятство, как это можно было предположить. Вместо темноты, как раз наоборот, появилось обильно яркое, перед глазами мелькнули радуги, бензиновые разводы и павлиньи хвосты. Запахло горелой пластмассой и мандаринами.

Сам Жека как будто падал куда-то и в то же время оставался на месте. Мимо пролетали разноцветные светящиеся пятна — словно нёсся он по ночной трассе, только на очень уж дикой скорости, и в мелькании том что-то понять и узнать было невозможно.

А потом впереди замаячило большое, и оно стремительно приближалось. Жека дёрнулся, заметался, но метаться и дёргаться без тела, одним сознанием, было совсем неудобно. А большое прямо по курсу росло, и в какой-то момент оно вдруг прояснилось, стало чётким — будто щётки-«дворники» смахнули с лобового стекла дождевые капли или конденсат. И Жека увидел, что большое то, цветное и летящее на него — телевизор, но совсем исполинских, вселенских каких-то размеров.

На экране светилась заставка: Программа Время.

«Очень смешно», — подумал Жека.

— Ту! Ту́-ту ту́-ту ту-тууууу!!! — заорала на невыносимой громкости в ухо знакомая мелодия.

Вот тогда Жека и обрубился.

***

Когда Жека врубился обратно, то ещё не раскрывая глаз услышал, что рядом гомонят и суетятся какие-то люди. Он где-то лежал, под спиной чувствовалось тёплое и рассыпчатое — кажется, песок.

— Пропустите с водой! — скомандовал немолодой женский голос, прошуршали шаги, и на Жекино лицо и голову полилось холодненькое.

Жека распахнул глаза — и тут же прищурил их назад, слишком всё вокруг было солнечное и яркое.

Чьи-то руки помогли ему принять сидячее положение. Картинка перед глазами постепенно сложилась. Люди вокруг блестели загорелыми телами, рябили разноцветными купальниками и панамами; справа, за кустами, дёргались на ветру тенты и полосатые зонты. Пляж.

Позади всего этого синело, сверкало бликами море.

Жека встал на одно колено и осторожно поднялся.

— Голова не кружится? — заглянула ему в лицо кучерявая полноватая тётенька.

— Д-да вроде н-нет, — сказал Жека, и сказал не своим, тоненьким каким-то голосом.

Он бросил быстрый взгляд на руки, живот, на ноги в детских сандалиях. Едва не заглянул в плавки, вовремя опомнился.

Ну что, понятно. Он очутился в теле ребёнка. Себя-ребёнка: Жека вспомнил эти красные плавки с синими треугольными вставками по бокам. То-то все здесь показались ему чересчур высокими.

Невидимое радио пело о белом теплоходе и сиянье синих глаз, потом запиликало, передавая сигналы точного времени.

— Что ж ты, в такую жару и без головного убора, — шагнул к Жеке седой дедуля в очках. — На вот, дарю! — Он нахлобучил Жеке на голову затейливо свёрнутую из газеты фуражку.

Жека поблагодарил, добрый дедок подмигнул ему и отошёл, шлёпая по бетону вьетнамками. Оставила Жеку в покое и заботливая тётенька, да и весь собравшийся на происшествие народ из-под тени под кипарисами куда-то засобирался.

Но направились люди не к морю и даже не от моря: они вышли на самое солнце и, добродушно переговариваясь, надумали строиться в некое подобие колонны. Жека с удивлением наблюдал этот непонятный перфоманс.

Только когда худой и ушастый парняга махнул ему: «Иди сюда, ты же передо мной стоял», до Жеки дошло, что всё это построение — просто очередь.

Жека подошёл и послушно встал за чьей-то широкой шелушащейся спиной. По ходу дела он прислушивался к своим ощущениям: находиться в мальчишеском теле было немного непривычно.

И нужно было выяснить ещё кое-что. Жека снял свою газетную солнцезащитную шапку, вытащил из складки свёрнутый угол, расправил. Газета «Труд», ордена, Орган Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Советов — всё с большой буквы, ниже: выходит с такого-то, номер, и вот оно: число, месяц, год. И цена: три копейки.

Жека и так уже всё понял и во всё поверил, но почему-то только теперь, увидев перед носом эти в общем-то ожидаемые цифры, он ощутил реальность, всамделишность произошедшего с ним чуда, и сердце гулко заколотилось в груди.

Он в прошлом. Действительно в прошлом. Ну ни хрена себе!

И ему здесь тринадцать лет.

Между тем выяснилось, за чем стоит очередь: мимо, возвращаясь на пляж, прошлёпали мама с сыном, они держали в руках по два мороженых в вафельных стаканчиках. Полноватый пацан чуть младше теперешнего Жеки сосредоточенно слизывал белые сладкие потёки, и Жекин рот наполнился завистливой слюной.

Так, стоп, подумалось ему дальше, стоять-то я тут стою, а чем буду расплачиваться? Коммунизм же вроде не построили — вместо него, как шутили втихаря на кухнях, провели Олимпиаду-80. Вряд ли тот, прошлый Жека, встал в очередь без денег, но теперь денег в руках не было. Обронил, видать, когда свалился, а кто-то и подобрал. А может, и не подобрал, и деньги до сих пор валяются где-то здесь.

Жека зашарил взглядом под ногами, потом прошёлся к тому месту в тени, где его приводили в чувство — ему вовсе не хотелось плохо думать об этих неравнодушных приветливых людях, обо всех вместе и о ком-то по отдельности. Попинав блестящие крышки от пива и лимонада (ситро — вспомнилось забытое слово) и не найдя ни монет, ни тем более купюр, Жека подумал об ещё одной возможности. И точно: из-под резинки плавок выглядывал краешком сложенный в тонкую полоску жёлтый советский рубль. Ха, живём!

Протискиваясь назад на своё место, Жека подумал, что это, наверное, символично: попасть в прошлое, в советские эти времена именно вот сюда, в это место и в этот самый момент. Вот тебе пломбир, вот тебе и очередь.

И вот тебе море.

На море Жека-ребёнок ездил каждое лето, в этом курортном прибрежном городе жила его родная тётя, тётя Оля, мамина сестра.

Сначала тётя Оля приезжала погостить к ним, потом ехали в деревню к маминым с тётей родителям, а Жекиным бабушке с дедушкой (позже — просто к бабушке, а ещё позже — ездили всего на один день, к другой родне и на бабушкину с дедушкой могилки). А потом тётя Оля забирала Жеку к себе, а мама с папой приезжали позже, на одну или две недели. Потом, когда кончился Союз, прекратились и поездки, стало как-то совсем не до морей.

Интересно, подумалось Жеке, а сегодня я пришёл на пляж один или с тётей Олей?

Жека вспомнил тётю Олю — какой она была тогда, в его детстве, и какой видел её в последний раз, на экране компьютера: маленькая седая старушка, давно отделённая от них государственной границей.

Однако пора было подумать и о том, для чего, собственно, Жека очутился здесь, в прошлом — о своём непонятном задании.

Знакомых с фамилией Баранов у него, кажется, не было: ни, так сказать, по месту жительства, ни тем более здесь, в курортном тёти-Олином городке. Здесь он, помнится, целыми днями пропадал на море: купался, а ещё рыбачил с причала на спиннинговую снасть (и это было очень не похоже на обычную пресноводную рыбалку). Да: ещё, бывало, буцал мяч в больничном сквере возле тёти-Олиного дома с двумя соседскими пацанами-одногодками или шоркался с ними по городку, а по вечерам они резались в настольный хоккей и в карты. Жека неуверенно вспомнил их имена: Саня и Эдик, о фамилиях речь и не шла. Может, кто-то из них и был Баранов — запросто. А Геннадий тогда — чей-то из них батя, потому что как может разрушить свою семью тринадцатилетний пацанчик — не очень понятно. Ладно, решил Жека, разберёмся. Вообще, то, что вместе с телом ему не предоставили его же детскую память — как-то нечестно.

По очереди прошелестело, что мороженое закончилось, но скоро должны подвезти ещё. Все безропотно ждали, никто не уходил.

И всё же, подумалось Жеке. Может, время и место таки имеют значение — и в очереди среди этих людей он оказался не просто так? Может, мужик с упрямой и рогатой фамилией находится где-то совсем рядом? А?

— Выбери меня, выбери меня, — доносился откуда-то музыкальный хит, и некоторые в очереди шевелили губами, подпевали.

Жека выбрался из человеческого скопления и осмотрел привычно скучающих в очереди людей. Да уж. Больше половины очереди составляли мужчины: толстые и худые, высокие и низкорослые. И любой из них мог оказаться им, Геной Барановым.

Пришла шальная мысль заорать, перекрикивая песню о птице счастья и людской гомон:

— Баранов! Выйти из строя!

Но нет, он и так привлёк к себе внимание, грохнувшись посреди очереди в обморок, и усугублять это было, пожалуй, ни к чему.

А может, попросить, чтобы объявили по громкоговорителю: мол, такой-то, подойдите туда-то, вас ожидают. Вон, на вышке торчит спасатель, у него наверняка имеется мегафон. Или в то время ещё не было мегафонов, не изобрели?.. Да ну, ерунда, были: Жека с одноклассниками как-то на летней отработке нашли такой в шкафу в кабинете географии и орали в окно всякое, потом завуч Ведёрникова по кличке Выдра чуть родителей не вызвала.

Да, попросить сделать объявление было годным вариантом, но Жеке по ходу дела придумалось ещё кое-что.

Как бы скучая, Жека прошёлся вдоль очереди. Справа под навесом расположилось уличное кафе со своими белыми столиками и кучей народа. Через дорогу от кафе посреди наполовину скрытой бетонным забором площадки разновозрастная компания играла в «картошку»: мелькал в воздухе потёртый мяч, раздавались возгласы, удары и хохот.

Нарочито глядя на волейболистов-«картошечников», Жека негромко, но с расчётом быть услышанным в очереди, произнёс:

— Ух ты, это что, Гена Баранов?

Пара человек в очереди покосилась на него, но ажиотажа не возникло.

Тогда Жека прошёлся дальше, в самую голову очереди, к холодильному «кубику» под синим зонтом. Там плечистый дядька в полосатых плавках и в фуражке «Куба» с пластмассовым козырьком (у Жеки тоже когда-то была такая, да и у кого не было-то) зубоскалил с блондинистой мороженщицей, а та благосклонно подхихикивала и кокетливо прикрывала рот рукой с перстнями.

Там, в начале очереди, Жека повторил свой расчётливый ни к кому конкретно не обращённый вопрос. И боковым зрением заметил, как тот самый мужик в кубинской фуражке замер на полуслове и завертел головой. А потом пробормотал:

— Ну ничего себе совпаденьице.

Это Жека услышал, уже шлёпая трусцой за забор к игрокам — для конспирации.

Ага, попался, Геннадий Баранов!

Жека потоптался возле круга играющих. Его позвали присоединиться, он замотал головой и под немного обидный девчоночий смех побежал к другому концу забора. Потом, обойдя всё по широкому периметру, для чего пришлось петлять между покрывалами и разлёгшимися прямо на песке туловищами, подобрался к торговому зонту и холодильнику с другой стороны, так что курортный человек Геннадий Баранов был теперь к нему спиной.

Удалось немного подслушать разговор Гены с продавщицей. Разговор был ни о чём, люди просто флиртовали.

Так это, что ли, и есть задание? — разочарованно подумал Жека. Расстроить назревающую курортную интрижку? Ну ладно. Видимо, спалился Геннадий, кто бы он там ни был, притащил домой какие-то улики. Разбираться, что и как, для Жеки будет проблематично, так что лучше обрубить все эти шашни на корню. Вряд ли это будет сложно. Не подкатывает же он здесь, пока жена ждёт на пляже? — Гена вроде бы не выглядел совсем тупым.

Наверное, думал дальше Жека, так оно и задумано. Первое задание, нулевой уровень сложности — как в компьютерной игре.

И хотя песок под ногами шуршал вполне себе правдоподобно, а солнце жгло плечи вообще реалистично, Жека подумал, что правильнее будет относиться здесь ко всему не вполне всерьёз. Как к игре, к логическому квесту — он играл в такие, правда, давно и совсем чуть-чуть.

А в квестах нужно использовать всё, что находится в поле зрения.

Тем временем музыку и пляжный гомон перекрыло механическое тарахтение, в ворота заехал мотороллер с металлической серой будкой, Жека такие сто лет уже не видел. Мордатый мужичище в синей спецовке сунул засуетившейся мороженщице накладную и стал перебрасывать из кузова в холодильник приплюснутые картонные коробки. Его небритая недовольная будка была такой же помятой, как и у его транспортного средства.

Пока Жека придумывал, как ему можно использовать этого спецовочного персонажа, тот закончил выгрузку, уселся в заскрипевшее седло своего драндулета и укатил.

А Жека и не огорчился. Он поправил газетную кепку и направился к столикам кафе. Ещё когда бежал к игрокам в волейбольную «картошку», он заметил там кое-каких ребят.

У холодильного «кубика» вовсю шла торговля, продавщица споро принимала монеты и бумажные деньги, выдавала сдачу, протягивала людям вафельные стаканчики с круглой бумажкой поверх молочного белого. Люди уносили свои покупки в руках, целлофановые пакеты были в те времена недешёвой штукой исключительно многоразового использования. Любитель сладенького Гена Баранов уже получил свою порцию — он поедал мороженое тут же и уходить не думал.

Жека обошёл всё это сзади, пробравшись вдоль пляжной ограды из прутьев, за которой густел разросшийся кустарник. На него не обращали внимания, кому интересен топающий по своим делам пацан.

Кафе было забито под завязку, и музыка, как оказалось, играла отсюда. Ближайший от входа столик занимала компания смуглых и черноволосых ребят, они звенели посудой и негромко переговаривались на своём гортанном языке.

— Эй, дядь, — смело дёрнул Жека одного за рукав светлой рубахи.

Тот обернулся с удивлением.

— Чего хатишь, юный дрюг?

— Вон тот мужик в полосатых трусах и с мороженым, — произнёс Жека подленьким голоском мальчиша-плохиша, — сказал, что «Спартак» — это команда, и ЦСКА, и «Динамо» Киев, и «Динамо» Минск…

— Ну, — нетерпеливо развёл брови по сторонам Жекин слушатель.

Его товарищи прервали разговор, над столиком повисла молчаливая заинтересованность.

— А «Арарат», он сказал, — понизил голос Жека, — вообще не команда.

Застольная компания переглянулась, лица озарило веселье.

— И харашё жы гаварыт, слюшай! — со смехом закричал самый старший и упитанный. — Дэржы, малчык, апэлсын!

Эх, не угадал, понял Жека. Но не растерялся.

— Он сказал: а «Нефтчи» Баку ещё хуже, — сообщил Жека дальше.

Веселье вмиг покинуло компанию. Смуглые лица посуровели. Апельсин завис в воздухе и медленно опустился на стол.

А горные и носатые отдыхающие люди, наоборот, со скрежетом отодвигаемых стульев из-за стола поднялись.

— Вон тот, гаварыш? — прищурился самый высокий.

— Ага, он, — подтвердил Жека, испытывая некоторый укор совести.

Нет, ну это для его же блага, успокоил он себя. Пообщается с темпераментными ребятами — глядишь, на этот пляж его тянуть и перестанет.

Посматривая, как четверо смуглых и черноволосых направляются к зонту мороженщицы, Жека попятился и шмыгнул к забору, мимо волейболистов и дальше, в самую гущу отдыхающих. Нужно было по-быстрому найти среди всей этой человеческой массы свои вещи. А потом – вернуться и узнать, как там складываются дела у Геннадия.