Башня времен. Заброска в советское детство

Глава 24

В ответ на вопрос о Короле никто не отвечал. Может, и правда не знали, куда он там смылся.

А потом из-за спин вылез мелкий Петюня.

— Он у себя в комнате. Не стал выходить, — сдал коротышка своего товарища.

Что у него за мотивы, Жека гадать не стал, то были их дела.

Все направились к Виталькиным дверям.

— Выходи! — загремел кулаком по сероватой дверной поверхности Костик.

В комнате молчали.

— Давай выходи, ссыкун! Будь мужиком!

За дверью зашуршало, заелозило.

— Не выйду, — глухо прозвучал оттуда голос Короля.

Там что-то со крипом ехало по полу — кажется, Виталька баррикадировался. Все смотрели на дверь, и даже у товарищей Короля на лице проступало брезгливое выражение. И это было очень правильно. Жеке стало даже немного неловко за своего утратившего авторитет врага.

— Тебя Помидор зовёт! — раздался вдруг писклявый голосок, и у дверей возник Петюня. — Сказал: не придёшь — хана тебе.

Подобного иезуитского поступка Жека никак не ожидал. Да уж, шакалы — они шакалы и есть. Сам бы он до такого в жизни не додумался.

И оно сработало. Прошли тихие секунды, потом за дверью снова стала ездить по линолеуму мебель, и ключ наконец заскрежетал в замке.

Король высунулся и хмуро оглядел собравшуюся толпу.

— Пойдём, — указал ему Жека в сторону вестибюля.

Все расступались с их пути. Пока шли коридором, Виталька, кажется, стал о чём-то догадываться.

— Ну и где он? — уныло спросил Король в пустоту вестибюля.

Жека усмехнулся.

— Тут такое дело… Он улетел. Как Карлсон. И о возвращении речи не было. Зато он передавал тебе большой привет.

Толпа подпирала, и Жека с Королём оказались на середине площадки. Друзья Жеки прошли и расположились за его спиной, проигравшие их противники топтались возле входа и возвращаться на место своего избиения не спешили.

Но драться с Королём Жека не собирался. Тот уже сам себя унизил, и мараться теперь, добивать лежачего, Жеке не хотелось. Но и отпускать его просто так было стратегически неправильно.

И решение пришло.

— Ты с таким рвением это всё организовывал, — сказал Жека Витальке. — А подраться тебе и не досталось. Я считаю, это очень неправильно, так что возможность себя проявить мы тебе предоставим.

Он повернулся и указал на свою компанию, что выстроилась за спиной в почти правильную шеренгу.

— Выбирай любого — и вперёд. Один на один, всё по-честному.

Король затравленно повёл взглядом туда и сюда. Выбор, судя по всему, его не порадовал. Высокие и крепкие Костик с Ростиком, массивный Рюха, чёрный кавказский Тигран, заляпанный неизвестно чьей кровью свирепый Череп. Ну и сам Жека, что за неосторожное слово лупит людей по голове сковородками. Изящный и невнушительный Гоша в это время сморкался на кухне перед зеркалом, опасаясь, что ему повредили драгоценную его физиономию, и в ассортимент возможных противников Короля удачно не вошёл.

Виталька шмурыгнул носом и обернулся к Жеке.

— А если я откажусь?

— Тогда я лично вломлю тебе от всей души.

Король совсем пригорюнился. И тут, пробираясь через скопище тел, в треугольник света ступила невысокая кучерявая фигура. Это был Группа Крови. Где-то он на время отбился от коллектива — может, посещал сортир.

Да, это был невзрачный и щупловатый гитарист Группа Крови, и Виталька на глазах воспрянул духом.

— Вот! — поспешно крикнул он. — С ним, с ним я буду драться!

Король выбрал себе для поединка Группу Крови. Он и представить себе не мог, какая же это чудовищная ошибка.

Будущих противников развели по сторонам. Возле Короля возник пришедший наконец в себя Барбос. Он поспешно наставлял своего друга, пытаясь, наверное, за минуту втолковать ему теорию кулачного боя. Группе Крови объяснили, что его ждёт, и это его явно не обрадовало. Этот парень ещё и сам не догадывался, что на самом деле он оружие, ходячий механизм тотального разрушения, человек-бомба. Пока же он был просто музыкант с шестого этажа, и гитара его висела в комнате на стене, целая, ни об кого не разломанная. Просто нужно было знать, где у него кнопка.

Жека был пришелец из будущего, и он про кнопку эту знал, довелось как-то стать свидетелем. Поэтому он отвёл озабоченно сутулящегося парнягу в сторонку, приобнял и негромко проговорил ему в ухо:

— Надо, чтобы ты знал: этот перец сказал, мол, Виктор Цой — фигня, пустышка. Тексты, мол, примитивные, аккорды чужие. Просто, мол, кореец на понтах.

Произнеся эту циничную, но необходимую ложь, Жека почувствовал, что невидимая пружина оказалась взведена. Собеседник его выпрямился, сжавшиеся его челюсти заскрежетали, а ноздри раздулись, выпуская яростный и всесокрушающий невидимый огонь.

Драка Короля и Группы Крови длилась две минуты, из них минуту и пятьдесят секунд гитариста пытались оттащить всем миром — чтобы он не покалечил визжащего Витальку, а то и не загрыз его насмерть.

Когда оттащить, наконец, удалось, Короля отобрали и, пока уводили в комнату, все слышали его позорные всхлипы. А музыканта триумфально потащили за стол, там уже звенели, расставляясь, стаканы. Вся Жекина компания, растянувшись по коридору, устремилась туда.

Все друзья устремились в комнату, и Жека посмотрел им в спины, а сам задержался.

Вестибюль опустел. В широкое его окно заглядывали далёкие огни вечернего, почти уже ночного города. Ветер утих, снежинки с неба падали редкие, кружились медленно, появлялись на секунду и исчезали навсегда. Тогда Жека и почувствовал, как его кто-то тихо стукнул по плечу. Оборачиваясь, он уже всё понимал. По ногам потянуло другим холодом, влажным и речным. Нездешним. Тогда Жека посмотрел ещё раз в окно, на город в его тяжёлые времена. Потом посмотрел на стены и коридоры, прощаясь с ними.

Пора было возвращаться в несуществующие места. И бетонный жутковатый пионер звал туда Жеку из темноты.

***

Башня встретила сумраком и тихим шуршанием с кресел. Жека подумал, что у них здесь успела сложиться некоторая традиция: те, кто возвратился из прошлого, кто пришёл уже в себя — в прямом смысле этих слов, — не поднимались, не уходили и не разговаривали даже шёпотом, сидели тихо и почти неподвижно, ждали остальных. Было в этом что-то уважительное, почти суеверное. Даже беспардонный человек Акула не нарушал этот зародившийся сам по себе порядок.

Свет в комнате не горел, они ведь отправлялись на свои миссии, когда за окном было светло. Теперь там стояла темнота, и фонарь под дверным козырьком освещал уличное пространство рассеянным жёлтым светом. Свет этот проникал немного и в комнату, тусклые отсветы лежали на потолке и стенах, на столе и немного на лицах, от этого всё в комнате казалось загадочным и таинственным.

А на улице, в тишине и безветрии, густо и спокойно падал снег. Погода была один в один как в тот вроде бы недавний, но одновременно такой уже далёкий вечер, когда Жека впервые оказался в этих непростых стенах.

Наконец стало понятно, что все темпоральные путешественники уже здесь, в своих головах и туловищах. Тогда одно из кресел скрипнуло, отъехало по полу, и коренастая фигура Фёдора прошла к выключателю.

Вместе со щелчком всем по глазам ударил свет потолочных ламп.

— Смотрите, — тихо проговорил, прикрываясь ладонями от света, задумчивый Фёдор, он словно прочитал недавние Жекины мысли, — снежище валит, прям как тогда, в первые дни…

Николаич шевельнул бровями, вздохнул. О чём он вздыхает, было непонятно. Так же непонятно было, что там в голове у сонного и взъерошенного человека-Кости, но здесь дай бог чтобы ему хотя самому было понятно, что там у него в голове.

— Ага, — сказал Акула.

Коммерческий человек был тоже задумчив, но не так, как Фёдор, а очень как-то по-другому. Видать, вспоминать те первые дни, когда он торчал здесь сам-один, было ему совсем не приятно. Намного неприятней, чем остальным.

Но, как бы то ни было, снег за окном падал красиво.

— Я тут подумал, — сказал Фёдор, подойдя к столу и плюхаясь обратно в кресло. — Мы тут страдаем, плачемся: похитили, мол, держат, заставляют, проводят чуть ли над нами не эксперименты… А ведь за то, что мы тут делаем, чем занимаемся… Да за такое… За такое очень-очень много кто любые деньги выложили бы, не? А мы тут забесплатно… Путешествуем…

Черты лица его заострились, лысина заблестела настойчивыми какими-то бликами.

— Скажи, ты вот, Стас-бизнесмен, — повернулся он к Акуле, — отвалил бы от своих богатств за такое вот, если б показали и предложили?

Говорил он недобро, с ощутимой и Жеке понятной, хоть им и не одобряемой пролетарской классовой неприязнью. Понял это отношение и Акула, как уж тут не понять.

— А я, секьюрити-Федя, — зубасто и так же сердито усмехнулся он охранному человеку в лицо, — и так за этот наш олл-инклюзив немалыми деньгами расплачиваюсь. Каждый день здесь — это моё отсутствие там, а значит, упущенная прибыль, убыток. Понял? Хотя, где тебе…

Бизнесовый человек откинулся в кресле, поправил рукава пиджака.

— Я же не вы, что посидел на заднице с девяти до пяти, или там баранку покрутил, два раза в месяц своё в кассе получил — и гуляй, Вася. У меня — волка ноги кормят, поняли?

Компьютерный и программирующий человек Костя пошевелился в кресле, имея, видимо, сказать, что он фрилансер и тоже работает как бы на себя, так что не надо тут. Но влезать в этот спор он не стал и ничего говорить тоже не стал. И правильно, наверное, сделал.

— А вот это вот, — продолжал рассказывать человек-акула, — гипнотические эти сны, расчёсывание детских болячек, оно мне всё на хер не впало! У меня в настоящем мире дел хватает. Поняли, вы?

Акула так разошёлся, что попёр зачем-то сразу на всех.

Неизвестно, понял ли его Фёдор и чем бы это закончилось, тот уже давно хмурил брови и гонял по скулам желваки. Хотя, чем оно могло здесь в Башне закончиться — только воздушным треском электрических разрядов.

Но в этот раз разрядам включаться и трещать не пришлось, потому что внезапно кое-что случилось.

Да, случилось неожиданное, причём такое неожиданное, что, воссияй вдруг за окном ярчайшая вспышка, а потом начни где-то там, в районе холмов, расти и клубиться огненный ядерный гриб, эффект едва ли получился бы более ошеломительным.

А было вот что: в дверь постучали.

Внезапный этот стук прозвучал подобно пулемётной очереди. Обитатели Башни замерли с вытянутыми, застывшими лицами. Всё, что было у кого в руках, из рук повалилось на пол, запрыгало там и тоже замерло вместе со всеми.

— Чего-о-о?! — произнёс кто-то.

И произнесено это «чего-о-о» было таким голосом, что Жека не смог понять, кто же из этих четверых это «чего-о-о» произнёс.

Где-то через секунду на застывших физиономиях ожили глаза, а у туловищ обрели способность двигаться шеи. Люди смогли переглянуться друг с другом, но быстро поняли, что увиденное моральной поддержки им совсем не приносит.

Удары загремели снова. Абсолютно такой же, что и недолгое время назад, пятикратный «бум-бум-бум-бум-бум» повторился, но теперь удары эти произвели на всех совершенно новый эффект. Все как будто отмерли — и проворно задвигались.

Человек-Костя вскочил, отступил на пару метров от стола и заозирался. На лице его проступило сомнение, куда бы, в какую из дверей юркнуть: спрятаться на кухне под стол или в спальне забиться под кровать? Николаич, наоборот, замер в кресле, упёршись локтями в стол, всем своим видом как бы показывая: вот, дисциплинированно сижу на положенном месте, никого не трогаю, и примус не починяю только по причине отсутствия такового, а имелся бы тут хоть какой-нибудь завалящий примус — обязательно его починял бы. Акула встал в угол напротив двери, возле того самого волшебного шкафа, где отыскалась неизвестным науке образом возникшая верёвка. Рука его медленно полезла под пиджак, и Жеке подумалось: неужели у коммерческого человека там, во внутреннем кармане, имеется пистолет?

Сам Жека поднялся и шагнул к окну. Прижавшись щекой к стеклу, он попытался увидеть, кто же это там барабанит. Но этот «кто же» стоял слишком близко к двери, и увидеть его, закрытого углом, не получалось. На снегу была видна только его размытая тень от светящего сверху из-под козырька наддверного фонаря. Тень, кажется, была человеческая.

А Фёдор, пробормотав себе под нос что-то в духе: «Не, ну а что делать», направился к дверям.

Открывая дверь внутреннюю, крикнул:

— Иду, иду!

Отпирать наружную он, однако, не торопился. Спросил:

— Кто там?

Из-за двери ему что-то ответили, слов Жека разобрать не смог, услышал только, что голос был мужской и нестарый. Но Фёдора те слова видимо, удовлетворили и убедили, потому что послышалось щёлканье замка. Тогда Жека побыстрее перешёл поближе к дверям.

Дверь распахнулась, и оттуда, овеянный залетающими вместе с ним снежинками, в тамбур ввалился парняга в расстёгнутой дутой куртке и красно-белом новогоднем колпаке. В руках он держал широкие и квадратные коробки из-под пиццы, три штуки. Пахнуло горячим сыром, сдобой, специями.

— Ф-фух, еле нашёл это ваше Николая Герасимова 13, — весело сообщил он, помещая свою ароматную ношу на стол и вертя белобрысой головой с покрасневшими с холода ушами. — Вот же вы запрятались!

Взгляд парня просканировал всех, и по залу поплыл, перебивая запахи пиццы, убористый и сложносоставной перегарный дух. Жека вовсю пялил на него глаза: господи, и откуда только взялся здесь этот тип, такой новогодний и праздничный. Когда Жека попал сюда, в Башню, январские праздники давно прошли, на дворе стояла середина февраля. Тем временем курьерский непонятно откуда взявшийся тип, остановившись взглядом на пиджачном Акуле как очевидно самом платежеспособном, зашелестел в воздухе бумажкой-чеком:

— Как будете рассчитываться, налом, карточкой?

— Карточкой, — ответил Акула, судя по его виду, машинально, и потянул из кармана бумажник. Потом замер, сглотнул и уставился мимо пробирающегося в глубь зала Фёдора на дверной проём.

Акула шагнул к курьеру, отодвинул протянутый платёжный терминал и схватил того за плечо.

— Чувак, там что, дорога есть? — спросил он, и голос его при этом стал необычно хриплым и чуть не срывающимся.

Курьер непонимающе на него заморгал, а Акула, отпустив его, прыгнул к двери. Распахнул, выглянул наружу и метнулся назад, к обувному ящику. Рванул оттуда свои чёрные итальянские боты, примерился их суетливо обувать, потом отбросил и выскочил за дверь. Про дублёнку он и не вспомнил.

Все посмотрели ему вслед, потом курьерский человек убрал свою платёжную машинку и положил чек на стол.

— Ладно, командиры, — нетрезво проговорил он, — вы тут пока определяйтесь с оплатой, а у меня вот какое дело…

Он взглянул себе под ноги.

— У вас же тут не разуваются, да? Я, конечно, дичайшее извиняюсь… А не разрешите великодушно воспользоваться сортиром?

Охранный Фёдор пробормотал: «Конечно», показал обрадовавшемуся гостю, куда ему идти, даже провёл немного. А потом встал у стола и оглядел всех: Жеку, непроницаемого Николаича, сбитого с толку Костю, что не верил, кажется, в только что увиденное, услышанное и вдохнутое носом. Акулы поблизости не было, а то Фёдор наверняка оглядел бы и его.

— Это что же, выходит, всё уже, отпутешествовались по временам? — произнёс Фёдор тихо и растерянно. Никто ему не отвечал, и он медленно опустился в кресло

Тогда Жека направился не мешкая к дверям. Натянул кроссовки, благо были они не итальянские и много времени на их обувание не требовалось. Взял с вешалки куртку и толкнул дверь.

Воздух дышал холодом, перед глазами летали крупные снежные хлопья, тыкались в лоб, в щёки. Прямо и слева по курсу не было видно ничего, кроме густого снегопада, а вот справа всё было по-другому. Там, справа и невдалеке, ясно различимые за белой пеленой, горели, мигали электрические огни. Там горели огни, и было их немало. И туда скакал, теряя на ходу тапки и боясь, видимо, не успеть, коммерческий человек Акула.

Жека сделал пару шагов в том направлении, затем остановился, забурившись кроссовками в снег. Сунул руки в карманы, запрокинул лицо кверху и посмотрел в небо.

Чёрное небо взглянуло на него в ответ и сыпануло в глаза целым ворохом снежинок.