Башня времен. Заброска в советское детство

Глава 17

На двух нижних рядах зала-аудитории расположились отличники, в основном девчонки, там всё было занято. Но Жеке с Ростиком было туда и не надо, они поскакали по ступенькам — ряды парт уходили наверх, и там отыскались свободные места.

Сидевшая с краю девушка с фигурой топ-модели и бордовой блямбой родимого пятна на щеке — вот так природа одновременно и наделила, и обидела — выбралась с недовольным видом из-за парты, пропуская их. Жека не вспомнил ни имени её, ни фамилии: она появилась на втором курсе, то ли восстановившись, то ли откуда-то переведясь, и, не проучившись и года, снова куда-то исчезла. От неё в памяти Жеки остались только ноги, и обе они вполне того стоили.

В большой этой многоярусной аудитории проводились лекции для обоих потоков, так что сюда набились сейчас все четыре группы. Присутствовал и Виталька Король, Жека увидел его торчащую над последним рядом парт лопоухую голову, тот слушал соседа и чему-то лыбился.

Хлопнула дверь, у доски появился высокий нескладный человек в чуть коротковатом для него костюме. Жека понял, что предстоит поприсутствовать на лекции по химии. И, хотя особенной разницы для него, понятное дело, не было, Жека немного обрадовался: очень уж небанальным был их химический преподаватель Виктор Викторович, он же Вик-Вик (фамилию его Жека вспомнить не смог). Нескучным он был и очень своеобразным. Похожий на постаревшего и поседевшего робота Вертера из кино про Алису Селезнёву, с такой же точно причёской «под горшок» — всё казалось, что он вот-вот замрёт, приподнимет подбородок и засмеётся медленно: «А… а… а…». Но своеобразие его проявлялось не только во внешности: Виктор Викторович считал себя настоящим экстрасенсом и совсем не стеснялся в этом признаваться.

Вот и сейчас он первым делом прошёлся вдоль доски, хрустнул весело пальцами и, повернувшись к присутствующим, прищурился и сделал пару движений ладонью, как будто что-то от тебя отталкивая. Странная эта манипуляция обозначала проверку энергетического (а может, какого-то другого) поля в помещении.

— Так, так, — задумчиво проговорил Вик-вик. — Ну, вроде всё в порядке. Есть пара-тройка энергетических вампирчиков, но это дело обычное, это мы переживём.

— Нет уж: имена, пожалуйста! — крикнул кто-то.

Все засмеялись.

— Да можно было бы их и локализировать, — усмехнулся Вик-Вик флегматично, — но я не хочу. Ещё начну относиться предвзято, люди потом зачёт не смогут получить, а они-то не виноваты в своей данной им природой сущности.

Так он привычно порассуждал на далёкие от предмета «Химия» темы, повеселил народ ещё пару минут ко всеобщему удовольствию — время-то идёт. Потом сделал, наконец, круговое движение руками, как будто запечатывая положительные эмоции в невидимом шаре и подвешивая его под потолок наподобие люстры. (Кроме экстрасенсорики необычный этот учитель увлекался ещё историей и мог неожиданно задвинуть что-нибудь минут на двадцать — про средние века или типа того; студенты такое, понятное дело, горячо приветствовали. А Вик-Вика нередко можно было встретить в пивной «Поплавок» на пару с историком по фамилии Тоцкий и прозвищем, естественно, Троцкий — они вели там дискуссии на исторические темы, иногда собирая вокруг своего столика группу испитых уважительных слушателей.)

Дальше Виктор Викторович уселся за стол-президиум, склонился над чем-то из аудитории невидимым и стал проводить перекличку.

— Александрович… Бугаёв… Горохова… — зазвучала в воздухе знакомая и подзабытая Жекой последовательность фамилией. Это была группа «А», в ней учились Ростик с Костиком, сам Жека, как и Рюха, состояли в группе «Б».

Когда послышалась фамилия Костика Киселёв, Ростик, чуть прикрыв рот ладонью, крикнул изменённым и тонковатым голосом: «Я!» А когда через время прозвучала его фамилия Широбоков, он солидно произнёс: «Присутствует». И это прокатило, не поднимавший голову от списка Вик-Вик махинации не заметил.

Сам Жека прикрывать соседа Рюху не решился, он и своё «Есть», когда пришла очередь, выдавил хрипло и как-то неестественно.

Дальше Виктор Викторович застучал мелом по доске, широкой и зелёной, и началась, собственно, лекция. На этом месте Ростик зевнул, пристроил голову на сложенные на парте руки и, похоже, действительно заснул. А Жеке на этом месте вдруг подумалось, что сейчас, в настоящем своём возрасте, он уже старше вот этого Вик-Вика, и на прилично. Думая эту кислую мысль, Жека испытал знакомое чувство, которому, однако, трудно придумать название. В первый раз оно накрыло его в тридцать семь, когда он вдруг осознал, что уже два года как подходит по возрасту, чтобы участвовать в ветеранских футбольных турнирах. Тогда это чувство походило на лёгкое смятение, а теперь оно стало уже привычным.

На доске прорастали белые грядки формул, там транслировались знания, что в последующей жизни сроду не пригодятся, и даже те студенты, что сейчас пытаются старательно в них вникнуть, через полгода выбросят это всё из головы, как страшный сон. Вик-Вик, не переставая скрипеть мелом, принялся свои замудрённые химические штуки объяснять, и Жека, при всём своём уважении, слушать его не стал. Вместо этого студент Евгений Барсуков раскрыл тетрадь на чистом месте (химического конспекта в пакете не оказалось, и он взял первый попавшийся) и нарисовал там отвлечённую геометрическую абстракцию в стиле кубизма, а потом стал незаметно рассматривать присутствующих. Больше, конечно, уделял внимание одногруппникам и тем, с кем плотно общался в общежитии. Про Короля и предстоящие неприятные дела думать ему сейчас не хотелось.

Вот Гоша Чибирякин, что жил в комнате напротив Жекиной, они тусили в одной компании. Гоша — всегда аккуратный, причёсанный и выглаженный, в обязательно начищенной до блеска обуви. Сейчас бы сказали: метросексуал, а тогда за такие слова кто-то наверняка получил бы в морду. Судя по всему, вчера Гоша тоже тусил, так что теперь сидит с кислым лицом и откровенно страдает: голова, видимо, бо-бо, и хочется водички. Ну, этот хоть пришёл на учёбу, соседа его Черепа вообще, вон, не видать. А насчёт водички Жека и сам ощущал настоятельную потребность и уже ждал и не мог дождаться звонка на малую перемену — сбегать и попить из-под крана. Здесь все спокойно пьют воду из-под крана, и если им сказать, что бывает обычная, не газированная вода в бутылках и за неё нужно платить деньги, они просто покрутят пальцем у виска. А Гоша — да, Гоша Чибирякин ещё на пятом курсе женится на симпатичной Ксюше, что сидит сейчас за партой в первом ряду вместе со своей неразлучной крокодилоподобной подругой Шлыковой, дослужится постепенно до директорских высот в каком-то оптово-торговом бизнесе, и всё у них с Ксюшей будет в порядке. В порядке в материальном плане, а как там у них обстоит внутри семьи, кто ж его знает, чужая душа потёмки.

Жеке тоже одно время нравилась Ксюша, но в ту турбулентную и калейдоскопическую пору ему вообще много кто нравился.

Рядом с Ксюшей светлели кучеряшки Ольги Ананьевой. После института она какими-то путями пристроится в Налоговую инспекцию, на самую мелкую должность, сразу после уборщицы, и потом, год за годом прогрызая себе дорогу наверх, она станет-таки в этой самой городской Налоговой главной начальницей. Вот вроде бы полезное знакомство, не совсем чужой человек, но что-то Жеке подсказывало, что соваться к Ольге за каким-то по её теме содействием бесполезно, ничем и никому помогать она не станет.

Вот чернявый Тигр, Тигран Мелконян. Он из группы «В» и в общаге живёт на этаж выше, но обитался всегда в одной компании с Жекой. Кавказская предприимчивость не даст ему пропасть, он сразу после выпуска пристроится в одну мощную контору снабженцем, а со временем станет крутить и некоторые свои дела. То, что карьеру он начнёт именно снабженцем, Жеку всегда веселило — вспоминал, как уже на третьем курсе отмечали день рождения одного парняги, общежитского соседа по отсеку: тот жил в двухместном номере один, и чтобы ему не было там одиноко, придумали купить ему попугая. Скинулись, и сходить в зоомагазин вызвался Тигран. Попугаев там почему-то не оказалось, но Тигран не растерялся и притащил клетку с канарейкой и двух хомяков в банке. Когда канарейка эта орала потом на рассвете как придурочная, весь этаж вспоминал будущего снабженца Тиграна известно какими словами.

Очкастый парень, что сидел за первой партой с другого края, Валера Гецко, сразу после института перебрался в столицу и пропал с радаров, а потом неожиданно мелькнул в телевизоре, в передаче «Что? Где? Когда?» — в смокинге, с галстуком-бабочкой, всё как положено. Появился он там, правда, всего один или два раза, но и это, считал Жека, было круто. Валера усердно конспектировал транслируемые Вик-Виком знания — кивая, едва не высовывая от усердия язык. Жека мысленно пожелал ему всяческих успехов.

Но успешно, конечно же, сложилось не у всех.

Вон, за третьей партой сидит высокий парняга по фамилии Зуев. Поглядывает на доску, тоже вроде слушает и записывает. А лет через двадцать: эх, блин… Через двадцать лет Жека встретится с ним — и сначала не поймёт, почему трогающий его за локоть насчёт попросить денег взлохмаченный перегарный дед называет его по имени и деньги эти формулирует у Жеки не просто попросить, а вроде как занять. А когда поймёт, так офигеет, что вытащит из кармана сумму изрядно более щедрую, чем будет предусматривать ситуация. Ещё он испугается, что обнаружившийся одногруппник деньги эти захочет использовать за компанию с самим Жекой. Но нет — тот, смяв купюры в ладони, беззубо поблагодарит и тут же растворится среди рыночных рядов навсегда.

Но у большинства жизнь сложится не ужасно и не блестяще, а, так сказать, средне. Как, собственно, у самого Жеки. Ребята эти почти все обзаведутся семьями и потомством и станут буднично тянуть лямку на работе. В хорошие времена они будут радовать интернет отпускными фотографиями среди турецкого олл-инклюзива или на квадроциклах и верблюдах в песках Египта, во времена похуже ограничатся семейными портретами на фоне дачного крыжовника и дымящегося мангала. Ростик, что по-настоящему дрыхнет сейчас рядом и даже пускает на парту тонкую струйку слюны, вообще будет жениться три раза, и каждой супруге оставит по два ребёнка — в чём прикол такого своеобразного хобби, Жека уяснить не мог. На своих облысевших фотографиях Ростик будет похож на постаревшую рок-звезду со следами былого на лице.

Многие попереезжают кто куда. Вон, Ленка Чистякова, чья рыжая макушка маячит сейчас ярким пятном прямо перед Жекиными глазами, вообще улетит жить в страну кенгуру и станет потом постить оттуда в соцсетях всякие экзотические картинки. Вадик Даниленко, что сидит, не снимая своей дорогой кожаной куртки, сначала ударится в некую не очень традиционную для здешних мест религию, а потом по этой линии переберётся в государство со звёздно-полосатыми флагами на каждом доме. Сильно позже он неожиданно напишет Жеке на страничке сайта, где, несмотря на название, общаются товарищи не только школьные, и в числе прочего поделится, что жил и работал там все эти годы бок о бок с бывшими соотечественниками и умудрился так и не выучить английский язык. Жека напишет ему подробный ответ, а тот никак на него не отреагирует, исчезнет — теперь уже, видимо, на веки вечные.

А вот сидит кучерявый и носатый Саня Проценко, он же Процент, отгородился от Вик-Вика кожаной своей сумкой и читает втихаря журнал с глянцевыми картинками. Саня хороший парень: когда их группа «Б» надумывала пофотографироваться, он делал потом Жеке чёрно-белые копии фото — печатать цветные малоимущий Жека мог себе позволить не всегда. На рубеже тысячелетий Саня переедет с предпенсионными родителями в страну Германию. А злой Рюха сочинит по этому поводу такой стишок:

То, что Процент из страны улетает,

Вряд ли утечкой мозгов посчитают.

(Жеке это показалось тогда очень смешным, да и сам Саня заценил, не обиделся).

В Германии Процент устроится в супермаркет консультантом в винно-водочный отдел (будет шутить: не по специальности, но по призванию) и там и просидит вплоть до настоящего времени. Будет писать Жеке регулярные сообщения, бухтеть там на понаехавших турок, слать фото лысеющего и толстеющего себя, поздравлять со всеми праздниками, какие только можно придумать, а ещё — сообщать подробные новости о том, что случилось в жизни у всех их бывших одногруппников. Он как будто только этим и будет жить. А Жеке эти новости будут, честно говоря, не особенно интересны. А если вообще по правде, то абсолютно не интересны и не нужны.

— Барсуков, ты кого-то ищешь? Чего так головой развертелся?

Погружённый в себя и в свои воспоминания Жека не сразу услышал, что Вик-Вик обращается к нему. Но тот обращался именно к Жеке, и это было Жеке совсем ни к чему.

— А у него вертянка! — выкрикнули откуда-то с самого верха.

Шутка была так себе, но пара человек хихикнула. Жека обернулся. Кричал Бабенко, он же сначала Бобик, а позже Барбос, мордатый тип из компании Короля — может, главный его товарищ.

— Слышь, хлебало завали! — посоветовал ему Жека, приглушив голос, но услышали его, однако, все.

— Сам завали! — крикнул Барбос, этот никого не стеснялся.

— Вы там, давайте, оба хлебальца завали́те, — прекратил этот детский сад Виктор Викторович.

Его поддержали девочки с первых рядов, завозмущались, активистки хреновы. Шум разбудил Ростика, тот отлепил голову от парты и заозирался, сонно блымая глазами. С верхних рядов пробухтели что-то неразборчивое. Вик-Вик не обратил на это внимания и продолжил лекцию.

Жека молча уткнулся в тетрадь, делая вид, что пишет, а сам стал рисовать боксёрскую перчатку. Ростик пооглядывался и снова уронил голову на руки, а Жека вздохнул и постарался привести нервы в порядок. Не то чтобы такие пацанские перепалки были здесь тогда в порядке вещей, но и ничего из ряда вон выходящего сейчас, кажется, не случилось.

Привести нервы в порядок Жеке во многом помогла злорадная мысль о том, что и как сложилось после института у шутника-Барбоса. Сначала тот, казалось бы, ухватил бога за бороду: родной дядя устроил его не куда зря, а по таможенному ведомству, причём на перспективную должность. Такая работа для людей, которые ищут от жизни определённых вещей, самое то, что надо, предел мечтаний. Это для них, наверное, покруче, чем ГАИ, где деньги тоже сами плывут в руки. Казалось бы, жизнь удалась. Но не тут-то было: жадный и туповатый Барбос решил не оттягивать с построением своего отдельно взятого светлого будущего и бестолково погорел на взятке в первую же свою рабочую неделю. Случай этот стал среди таможенного народа легендарным. Речь шла о сумме в сто долларов, и считалось, что Барбос пропал ни за что, за копейки. Посадить его, конечно, не посадили, там за такое не сажают, но карьера Барбоса на том завершилась, ещё и дядя поимел себе неприятностей. Костик, что узнал об этом от работавшего в тех же сферах двоюродного брата, и рассказал Жеке эту хохму.

— Прикинь, они там сто баксов вообще за деньги не считают, — удивлялся тогда Костик, и Жеке запомнились возмущённые и алчные огоньки в его глазах. И Жека был с товарищем отчасти солидарен. В охранной фирме, куда Жека ушёл из института, ему платили как раз сто долларов в месяц, по тем временам это считалось неплохой суммой, весомым аргументом, чтобы бросить учёбу. Квартиру в микрорайоне на окраине, что Жека тогда снимал, хозяева предлагали купить за пятьсот долларов.

Ладно, решил Жека, всё это хорошо, но мысли его скачут не по тем направлениям, и в воспоминания он погружается не в те, какие нужно. Думать ему надо о своей миссии, конкретной, хоть и пока непонятной.

И Жека постарался направить мысли в направлении правильном.

И чем больше он думал в этом правильном направлении и чем больше вспоминал, тем больше ему казалось, что та несостоявшиеся драка, то досадное побоище и было пиком конфликта их компании и шайки Короля. Нет, они, бывало, загрызались по мелочи и до, и после, случались даже драки один на один. Например, Ростик сцепился по пьяни как раз с Барбосом. Дело было тоже в коридоре и тоже вечером, и закончить им помешал заглянувший на шум всё тот же Вик-Вик, он жил в общежитии на последнем восьмом этаже. Каждый из бойцов считал, что это он победил, но там была, скорее, ничья. Помахался, было дело, и Жекин сосед Рюха, он повздорил с одним из близнецов — среди компашки Короля были и такие, два высоких длинноруких оболдуя, имён их Жека не помнил. Случилось это на физкультуре, на улице, когда бежали кросс, несколько кругов вокруг Рыжего пруда. Что они там умудрились не поделить, Жека не помнил, запомнилось ему только, что близнец, пока их не растащили, успел Рюхе прилично навалять. Было и ещё всякое, но по мелочи, несущественное. Да, тот случай, когда Жекины друзья выплатили Королю дань, стал пиком унижения компании, самой позорной точкой на графике её, компании, общажной жизни.

Потом положение как-то выровнялось. Король с «придворными» пару раз попытался сбить с них ещё что-нибудь, но теперь уже был твёрдо послан в известном направлении. К тому же в общежитии удачно сменился комендант: вместо невнятной тётеньки должность занял энергичный военный пенсионер, он навёл порядки, и всякий блатной элемент шоркаться по вечерам в коридорах резко перестал. А без поддержки уголовных друзей корона Короля изрядно потускнела.

Тем временем Виктор Викторович перестал вдруг стирать на доске свои формулы и царапать новые — и резво обернулся. Провёл рукой в сторону сидящих, как будто зажимая в ней специальный невидимый прожектор. Пробормотал:

— Какая-то тут творится флуктуация… Ни хрена ж себе… Никогда такого не видел…

Жека замер. Вот это поворот! А ну как Вик-Вик возьмёт сейчас и разоблачит его. Что тогда? Заберут Жеку в страшное Кей-Джи-Би, прогонят через детектор лжи... И запрут потом где-то в подземных лабораториях, откуда и усатый со своими ручными бетонными пионерами не сможет его вытащить...

Жека приник к парте и стал настороженно ждать, как оно повернётся дальше.