Башня времен. Заброска в советское детство

Глава 8

Что сразу же бросилась в глаза: за окном было светло. Затянутое сплошным облачным слоем пасмурное небо нависало над холмами, что белели невдалеке, и после жутковатого, замершего в безвременье, длящегося сутками кряду снегопадного вечера (Жека определял его для себя как вечер, хотя то могла быть и ночь) — небо это показалось едва ли не ярким, светящимся изнутри. Все не сговариваясь заодевались и высыпали на улицу.

Воздух снаружи был морозен и свеж. С холмов задувало слегка ветром, и ветер этот пах чем-то непонятным, как будто озоном, электричеством, как при грозе, хотя никакой грозы здесь вроде бы не намечалась.

Эти покрытые снегом холмы высились рядом, в пределах досягаемого, а с другой стороны широко пролегла степь, белая и однообразная. Дальше за ней до горизонта тоже тянулись холмы, были они невысокие и ничего интересного, похоже, не скрывали. И только в одном месте, очень далеко, темнело что-то похожее на лесной массив. А в совсем уж туманной дали угадывались между землёй и небом почти невидимые синеватые горы.

Ничего никому не сказав, хмурый Акула натянул ближе к ушам свою именную бейсбольную фуражку и решительным шагом устремился в направлении холмов. Он на ходу застегнул дублёнку и дальше шагал, энергично размахивая руками. Снег громко хряпал под подошвами его недешёвых ботинок.

Жеке, конечно, тоже не терпелось взглянуть на то, что же там, за холмами. Но бежать вслед за неприятным человеком Акулой было как-то неправильно. И как теперь быть, Жека засомневался. Остальные, наверное, ощущали что-то похожее, только Костя ощущал неизвестно что — стоял, запрокинув голову, кутался в длинное пальто, глазел зачем-то на облачные небеса.

— Пойдёмте, что ли, — предложил лысый Фёдор и для поймавшего ступор их товарища повторил: — Пошли на горку, Костян!

На Фёдоре была рабочая охранная тужурка, на ней, как и на примелькавшемся уже в помещении комбинезоне, было написано: «Охранное предприятие Демиург», про охранное предприятие — маленькими буквами, про демиурга — большими, заметными издалека.

Костя встрепенутся, и все они отправились вслед за мелькающей впереди торопливой фигурой. Отправились вслед, а пошли не в след: Николаич, что поверх клетчатой рубахи натянул старомодного вида серую то ли куртку, то ли фуфайку, почти сразу увлёк их чуть левее: там, мол, вроде бы снега поменьше. И действительно, скрипящий снежный слой там оказался тоньше — Акула, как они видели, скоро стал проваливаться чуть не по колено. И всё равно брести там приятного было мало, Жеке сразу набилось в кроссовки, под ногами рассыпалось и скользило, да и вершина холма приближалась медленнее, чем ожидалось, с горами и холмами такое регулярно. Костя стал сразу отставать и потом, кажется, вообще остановился, Николаич продержался дольше, но тоже подотстал, снизу периодически доносилась его надсадное глухое бухыканье.

Жека и лысый Фёдор (который, правда, натянул чёрную шерстяную шапочку и перестал быть лысым) упорно продолжали подниматься. Под конец пути, ближе к вершине, слой снега стал совсем тонким, посдувало его, наверное, отсюда ветрами, и кое-где даже торчала из него пучками седая скрюченная трава. Там они припустили в азарте чуть ли не бегом. И Акула, что догадался выбраться из снежных барханов в более щадящие места, тоже припустил.

Они взобрались на вершину почти одновременно. Остановились там, тяжело дыша. Пар вырывался из разгорячённых ртов, и облачка эти уносило ветром и растворяло постепенно в воздухе. На голове у Жеки была такая же шапочка, как у Фёдора, но он подмёрз и натянул ещё и капюшон. Особенно дико было ему оттого, что совсем вот ещё недавно он бегал в шортах среди тепла и духоты курортного юга.

Здесь, наверху, ветер не пах электричеством и озоном, пах он холодом и свежестью, как только что вытащенное из стиральной машины бельё.

Скакали наверх они, однако, напрасно. Там сработала ещё одна горная история: с места окончания подъёма открылся только вид на следующий подъём, хоть и казавшийся пологим, но определённо куда более долгий. Легко эта непонятная и загадочная пересечённая местность раскрывать свои секреты не собиралась. Так что бегуны по холмам ругнулись, отдышались и побрели обратно.

***

Возвратившись, Жека не пошёл со всеми в дверь, а решил обойти и осмотреть жилище, так называемую Башню (да, именно с большой она была буквы) по периметру. И обошёл — сначала вплотную к стенам, потом отойдя от них метров на двадцать.

Высотой Башня была этажа в четыре. Вблизи, особенно на фоне лежащего в каменных щелях снега, стены её казались светло-серыми, а если смотреть издалека, то ощущение белизны возвращалось. Со своей овального очертания крышей темноватого выгоревшего цвета из неизвестного материала (вроде бы рубероид), Башня немного походила на выросший посреди снегов одинокий гигантский гриб с прямоугольного сечения ножкой. Гриб непонятной породы и природы.

Снега на крыше не было, сдуло или потаял.

Окон у Башни имелось два, оба внизу: большое рядом с входной дверью и поменьше с торца — кухонное. И рядом, вокруг, ни лавки какой, ни столбиков с верёвками для белья, ни заборчика, ни клумбы, ни-че-го. Как будто и правда Башня эта выросла здесь из снега и земли сама по себе, подобно грибу. Тропинки рядом с ней, может, и были, и куда-то даже вели, но если и так, то сейчас лежали они под снегом, невидимые.

Интересное нашлось у Башни с обратной стороны. Пара мусорных контейнеров, накрытых крышками и застёгнутых на мощные защёлки, не то чтобы привлекли особенное внимание, но Жека крышки у них всё равно на всякий случай пооткрывал. Внутри оказалось то, что и должно было быть: набросанные по углам и наполненные бытовым мусором немногочисленные пакеты. А вот сваренная из труб, уголков и толстой арматуры двухпролётная лестница, крашенная в серебристый оттенок, что примостилась с краю задней стены, сразу за углом, заинтересовала Жеку побольше. Поднималась она к двери, что виднелась на уровне второго этажа. Обнаружив это дело, Жека сразу взбежал по дребезжащей конструкции, изучил утопленный в стене дверной прямоугольник. Дверь оказалась своеобразной: имелась щель между ней и коробкой, наличествовали массивные петли, но ни ручки, ни замочной скважины не наблюдалось. Жека потрогал дверь, похлопал по ней ладонями, поискал по карманам, чем бы поддеть, но поддеть было нечем. Попробовал хоть как-нибудь и услышал снизу голос:

— Заперто там, водила. Не ломай ногти, проверяли уже.

Акулий насмешливый человек постоял, глядя на Жеку снизу вверх, и утелепал за угол. Тогда Жека отошёл осмотреть Башню со среднего расстояния. Осмотрел — и кроме сходства её с непонятным грибом ничего не обнаружил. Обнаружил только, когда закончил кружлять по снегу, что проголодался как целая стая собак.

Внутри, в помещении, было тепло, батареи жарили будь здоров. Под ними выстроились сушиться ботинки и сапоги, кто-то повесил на трубу мокрые чёрные носки. Жека тоже поставил кроссовки у батареи, а ноги сунул в новенькие тапки-шлёпанцы, что забрал с подоконника — видимо, рабочий инвентарь, предоставленный неизвестной принимающей стороной.

Почти все уже толпились на кухне, и Жека тоже прошёл туда. Кухня выглядела похожей на обычную квартирную, только побольше, площадью квадратов в пятнадцать. Шкафы на стенах, раковина, панель под мрамор, снизу выдвижные ящики, плита на четыре конфорки, только не газовая, а электрическая, высокий двухкамерный холодильник — всё как положено. Небольшое окошко с видом на всё те же холмы, прямоугольный столик, уголок, где могли усесться трое, под столом три табурета — один, видимо, запасной. На стене фотообои: берёзовая роща. Всё довольно уютно.

Готовкой у плиты занимался таблеточный парень Костя. В миске варились сардельки, из кастрюли пахло гречкой, в большой сковороде жарилась, шкворча, яичница с целой кучей желтков. Николаич резал хлеб и колбасу, охранный Фёдор набулькивал из пятилитровой баклаги воду в чайник. Жеке вспомнилось, как кормила его недавно у себя в гостях тётя Оля. Для него — недавно, а так-то на каком оно теперь временно́м расстоянии? Непонятно… Да лучше о том и не думать.

Глотая голодную слюну, Жека сел с краю за столик, повертел от нечего делать пачку кетчупа. Потом поднялся, протиснулся мимо Кости, посмотрел упаковки от продуктов, целые и уже отброшенные в мусорное ведро. На всех упаковках написаны были только названия продукта и вес, на тех же местах, где положено находиться остальной маркировке: названию и адресу производителя, дате производства, срокам годности и прочему подобному, вместо букв виднелись только полосы, как в недостаточно детализированной компьютерной игре. Это наводило на тревожные, неуютные мысли. Еда, однако же, по виду казалась вполне сносной.

Хлопнула дверь санузла, на кухню занырнул человек Акула. Все были в сборе, и скоро началась трапеза.

Набросились на еду с жадностью — видимо, путешествия во времени сильно способствуют хорошему аппетиту. Да и пробежка по холмам тоже, наверное, сказалась. Так что вилки в воздухе замелькали с неимоверной частотой, и тарелки опустели в считанные минуты.

А когда все насытились и над чайными чашками пополз вверх прозрачный душистый пар, тогда Фёдор, откинувшись на спинку стула, оглядел компанию и спросил с немного флегматичным интересом:

— Ну что, кого куда забрасывало?

И как раз одновременно с его словами в воздухе затрещало, да так сильно, что лысый охранный человек ойкнул и едва не опрокинул чай себе на колени.

Жека приподнялся на стуле, всмотрелся:

— Да что это за фигня тут? Где коротит? Надо посмотреть же, проверить.

Остальные переглянулись. Тогда Жеке и рассказали, что это на самом деле за фигня и что вообще-то нигде ничего не коротит.

Просто здесь, в комнатах внутри Башни — как, впрочем, и снаружи — было запрещено разговаривать на некоторые темы, также под запретом были некоторые действия. Нельзя было рукоприкладствовать и вести диалог в этом, так сказать, ключе. И за это неизвестные надзирающие силы (видимо, срабатывающие автоматически) угрожающе трещали током, а в особо злостных случаях могли им и ударить. Также могло лупануть за оскорбление собеседника. Это было главное. И ещё, что выяснилось попутно и случайно, такими же воздушными электрическими разрядами пресекались разговоры на политические темы.

— Думаешь, отчего наш бизнесмен такой разговорчивый? — вскинул Фёдор брови, и лысина его блеснула боевито, но и вместе с тем несколько юмористически. — Чувствует, что за базар отвечать не нужно.

— Оно ещё неизвестно, братан, кто бы кому таблище начистил, — отозвался Акула, но без обычной экспрессии и хамоватости: видно, после плотного обеда впал он в нечто вроде апатии.

И всё равно в воздухе треснуло пару раз, как бы для острастки.

— Прекращайте вы эту канитель, — подал голос Николаич; клетчатую свою рубаху он повесил на спинку стула и сидел теперь в выцветшей непонятного цвета футболке, похожей на армейскую.

На том вялая эта ссора и завершилась.

Но если то, о чём сейчас рассказали, высвечивало позитивную роль надзирающей невидимой силы, то недавно все узрели другую её роль, что-то наподобие цензуры. Сила эта следила — или лучше, драматичней будет сказать, сама Башня следила, — чтобы обитатели, её, Башни, пленники, не обсуждали друг с другом подробности их миссий в прошлом, вообще чтобы о миссиях не говорили. Это было жутко и вместе с тем невероятно, любопытно. Жека не выдержал, решил проверить, действительно ли всё оно так, не дурят ли его.

— Надо же, — медленно и настороженно произнёс он. — А мне так хотелось рассказать, как я… Ай блин!

Правую ногу прихватило, потрепало с секунду, отпустило. Остальные посмотрели на него, кто-то с весельем, Костя чуть испуганно. На том Жека свой исследовательский интерес полностью удовлетворил.

— Да, жаль, — усмехнулся Фёдор сочувственно и печально. — Я бы и сам с удовольствием и послушал, и своим поделился…

И раз нельзя было разговаривать о миссиях, тогда Фёдор предложил всем рассказать чуток о себе. А то, мол, мы тут, конечно, уже пообщались и в общем перезнакомились, но всё как-то беспорядочно — вон, последний из появившихся, Евгений, не всё, может, и слышал, и не всех запомнил. Жека был за эту неожиданную заботу благодарен.

Сам Фёдор и начал. Сказал, что работает в охранной фирме, это было и так известно. Болезненный человек Костя представился как программист-фрилансер. Николаич невнятно объяснил, что работает в каком-то леспромхозе, сидит там в конторе, а ещё он оказался Николаем Николаевичем. Акула, в свою очередь, оказался Станиславом, он поведал, что зарабатывает деньги, занимается автозапчастями и ещё кое-чем. Услышав про запчасти, Жека ощутил, что акула Стас не нравится ему теперь ещё больше прежнего. Про личную жизнь или не упоминали, или говорили вскользь, односложно. И все оказались из разных городов, что находились совсем друг от друга далеко, но хотя бы страна была одна.

О себе, когда наступила его очередь, Жека рассказал так же, коротко и без подробностей.

— Итак, все мы тут одинокие мужики за сорок, — подытожил Фёдор, подливая себе из пузатого белого заварника. — Разных профессий и имущественного положения.

Он осмотрел компанию.

— Одинокие же?

Жека и Николаич сразу кивнули. Акула усмехнулся:

— Кому присунуть у меня найдётся, а большего мне и не надо.

Кудрявый Костя сверкнул очками, как будто с некоторым вызовом.

— Ну, у меня жена есть… Бывшая… И сын, большой уже, взрослый.

— И что, — повернулся к нему охранный Фёдор, — часто видитесь?

Костя посмотрел на Фёдора, и взгляд его постепенно потух.

— Не часто… Вообще не видимся. Они в другой стране, он и не знает меня совсем.

— Такого добра и у меня имеется, — проговорил Фёдор, дёрнув сердито подбородком. — Значит, одинокие. В случае чего, никакая родня разыскивать не станет.

Все задумались было, но Акула тут же заорал на всю кухню:

— Да у меня, если я в восемь утра в офисе не появлюсь, к девяти телефон разорвётся! А если на два дня без предупреждения пропаду, то станут так искать, что весь город наизнанку вывернут. То есть, — поправился он, — уже вывернули.

Жека задумался. Да, на работе его тоже станут искать — особенно с учётом того, что пропал он вместе с машиной фирмы. Или машина осталась там, на чужой базе в промзоне, и её обнаружат тут же, утром? То есть, наверное, как сказал Акула, уже обнаружили…

— А действительно, — проговорил Фёдор чуть сконфуженно. — Ведь на работе и меня хватятся. Да, тут я не подумал…

— Там нас уже вовсю и ищут, — сказал Николаич; он, видимо, прошёл тот же мысленный путь, что и Жека с Акулой. — Времени-то несколько дней прошло…

Костя пошевелился, звякнул тарелкой.

— Может, когда нас возвратят обратно, то мы попадём в тот же самый момент, откуда нас забрали? Тут ведь со временем легко, вон, обращаются… Интересно, будем ли мы это всё помнить?

— Да лишь бы вернули, уже хоть как-нибудь, — пробурчал Акула.

Разговор прервал неожиданно раздавшийся звук, телефонная трель. Ту-ру-ру-ру-ру! Ту-ру-ру-ру-ру! Звучал звонок требовательно и как-то по-офисному, и сначала Жека подумал, что это где-то в помещении притаился стационарный телефонный аппарат. За пару секунд в голове родилась масса вопросов и предположений, остальные тоже притихли, завертели в недоумении головами.

Не завертел головой только всё тот же Акула.

Он замер на миг вместе со всеми, потом сунул руку в карман пиджака и вытащил серебристый прямоугольник мобилы. Взглянул на экран, привычно мазнул пальцем «ответить», приложил аппарат к уху.

Все замерли.