Башни Анисана

Глава 5. Торжество Праматери

Утром многочисленные обители Рутты пробудили волны, наполненные радостным трепетом – наступал день великого Торжества Обретения Пятой Твердыни или Торжества Праматери. Это было одно из самых значительных празднеств, вместе с которым начинали отсчитывать каждый новый оборот и вспоминали события, с которых началась история асайев Онсарры.

Шестьдесят циклов назад первые пра-асайи, как говорилось в легендах, «открыли врата Анисана». Вела их Великая Праматерь Гаэ Онсарра, давшая жизнь первому составу Триады – Гэреру Хинцу, Первому Сэле – Сэлласу Салангури и Первой Гейст – Ханае. Великая Гаэ была проводницей древнего сверхсущества – Единой Сущности, носившей имя Асу и некогда объединявшей асайев. С помощью Асу и звёздных мастеров Праматерь воспользовалась искусством миротворения и сотворила десять изначальных асайских Светил, разогнавших тьму непробуждённого Анисана. Своим домом она избрала бело-голубую Звезду, сотворённую третьей с начала и носящую по сей день её имя. Шесть огромнейших градосфер, созданных непостижимым древним искусством, стали первыми твердынями, а их мастера – первыми твердынными владыками. Пятая от звезды градосфера несла на себе Праматерь, и на ней она пребывала до тех пор, пока не оставила пурное тело, вознесясь в Белую Вечность… С тех пор за шестьдесят звёздных циклов к изначальным шести твердыням добавилось ещё пять, сотворённых позднее, а количество Светил возросло до двадцати, не считая ещё творимой Эртань-Онсарры.

Первоначально твердыни носили имена их владык-мастеров – гигантских сверхасайских сущностей, погружённых в глубину недр и управляющих самыми общими процессами твердынного существования. Лишь позднее имена заменили числа порядка твердынь перед лицом Звезды. Что было тому причиной, Гиб Аянфаль не знал. Однако среди глубинных асайев по-прежнему твёрдо существовала традиция звать твердыни именами владык. Численное обозначение они находили даже оскорбительным. Гиб Аянфаль имел о твердынных владыках лишь общее понятие, предоставляемое волнами всякому асайю. Имя мастера Пятой твердыни – Ашва. Сегодня, в день праздника, его недосягаемое сознание наверняка хоть на миг обратится к тонкому слою поверхности, отвлекаясь от созерцания вселенского бытия.

Перед великими торжествами волны сгущаются, и по ним разносится зов, проникающий в самое нутро и растворяющий тонкую грань между свободной волей и коллективным сознанием. Любовь к свободе притупляется, и асай начинает невольно следовать волнам, охваченный кротким благоговением. В это утро сей зов затронул и Гиб Аянфаля. Как и все жители окрестных обителей, он желал последовать на самую большую площадь города перед Домом Звезды, где будет проходить Торжество. Рутта – крупнейший город на твердыне и поэтому на празднике правитель и консулы будут присутствовать в воплощённом виде, в то время как в других городах асайи встретят их волновых двойников. А рядом с Гэрером станут и восемь старших ведущих Рутты, одним из которых является родич Ае. Их задача – помочь правителю создать необходимый накал настроения в глобальных эмоциях, чтобы потом вовлечь миллионы асайев в единый танец.

Танец – величайшее действо на поверхности твердынь. Если обычные асайи, живущие в единичных пурных телах, как-то и могут воздействовать на общие космические процессы в системе Онсарры и за её пределами, то только через танец. Во время него миллионы их сознаний сливаются в единое целое, образуя сверхразум сущности Ганагура. Только во время танца он раскрывается во всей своей мощи и становится способным повернуть вспять твердыню, затмить свет Звезды, пробить сквозь пространство ход к поставленной цели для всего народа асайев Онсарры. Ганагур прокладывает во времени информационные пути будущего, и в миг слияния с ним самые просвещённые асайи способны повлиять на то, каким оно будет. Но для того, чтобы войти в осознанный контакт со сверхсознанием, необходимо пройти длиннейший путь учений, начинающийся с элементарного прозрения в танце. Большинство младших асайев слепо во время слияния. Они не видят и не воспринимают происходящего, лишь создавая фон для мощных энергий. Прозрение в танце, приходящее для каждого в свой срок, – своеобразный рубеж зрелости, доказательство права быть допущенным к более тонким знаниям о мире и законах вселенной.

Гиб Аянфаль ещё никогда не видел танца, даже малой его вариации, проводившейся на обычных торжествах внутри обителей. Но сегодня интуиция подсказала ему, что произошедшие события подготовили его к тому, чтобы видеть… Вдобавок консул Сэле весьма прямолинейно намекнул на это во время их беседы. Одухотворённый этим предчувствием, он покинул комнату поздним утром, собираясь пуститься в путь, когда нос к носу столкнулся с Гиеджи. Сестра, похоже, не ожидала его встретить.

– Я думала, ты уже ушёл, и мы увидимся на площади, – воскликнула она после приветствия.

– Собираюсь, – ответил Гиб Аянфаль, – а ты идёшь?

– Да. Только мне надо найти нашего соседа.

– Этого рыжего Эньши? – удивился Гиб Аянфаль, – зачем? Он наверняка уже в городе – детей первыми туда отводят.

– Аба Альтас попросил, – ответила Гиеджи, – Он хотел, чтобы мы пошли все вместе. Подожди меня. Я не хочу вести его в одиночку, если он заупрямится.

Гиеджи прошла мимо него и заглянула в комнату справа от жилища Гиб Аянфаля.

– Никого, – произнесла она, оборачиваясь, – а я чувствовала, что он здесь.

Гиб Аянфаль молча нырнул, прислушиваясь к никому кроме строителей не понятному внутреннему полю замковых стен. Обитель почти пуста – остались только они, да несколько асайев в зале пасоки.

– Пойдём, мы тут вообще одни, – уверенно сказал он сестре.

На лице Гиеджи отразилось сомнение, но она вместе с Гиб Аянфалем направилась в город тем более, что зов волн становился всё сильнее и сильнее.

Вскоре они были уже на центральной площади Рутты. Светлые громады обителей отступили, и она стала достаточно большой, чтобы вместить на себе многомиллионное население окрестностей. Единственным строением, оставшимся на месте, был Дом Звезды – высокая фиолетовая башня, центральное волновое строение Рутты. Сейчас её врата закрыты и лестница, ведущая к ним, упирается в гладкую стену. Во время общего танца башня растворится, слившись с площадью, а пока она концентрирует в себе поток информационных волн, идущих напрямую от Онсарры.

Воздух сгустился из-за перегруженных мыслями потоков. Гиб Аянфаль ощутил, что его против воли начинает охватывать приятное веселье, которому он не давал глубоко пробраться в сознание. Пока волны были довольно нестройными – на площади не было того, кто объединил бы асайев, погрузив их в общее настроение.

Гиб Аянфаль отступил в сторону от Гиеджи и вгляделся в группу стоящих в стороне патрициев. Среди них он заметил Ае. Старший родич о чём-то беседовал с невысоким архитектором в жёлтом одеянии. Это был тот самый Зоэ, которого некогда так расхваливал Хинуэй. Гиб Аянфалю уже доводилось видеть его на трапезах, и он всегда отмечал, и ничего такого особенного в нём нет. Гиб Аянфаль пошёл дальше. В преддверии празднеств он иногда любил побродить по площади, рассматривая асайев. Волны доносят до внутреннего слуха обрывки чужих мыслей и настроений, и точно так же уносят прочь его мысли. Поэтому лучше не думать ни о чём важном, сохраняя спокойствие. Где-то здесь его строительная команда и все жители замка абы Альтаса. В вышине жёлтого неба парят небесные: они не ступают на поверхность и только во время самого танца ныряют в его неукротимый огонь вместе со всеми. Нет одной только Росер. Воспоминание о пропавшей белой сестре вдруг пробудило в его душе тоску. Тут же вспомнилась скорбь в словах абы на прошлой трапезе. Это событие произошло так недавно, а тут Торжество Праматери. Кто-нибудь из патрициев, или сам правитель обязательно должен будет что-нибудь сказать о произошедшем.

Гиб Аянфаль взглянул на остающиеся закрытыми врата Дома Звезды. Его взгляд наткнулся на консула Сэле. Консул стоял неподалёку и о чём-то разговаривал с несколькими асайями. Судя по нарядам это были техники тонких волн. В это время Гиб Аянфаля затеснили вновь прибывшие, и он потерял Сэле из виду. А в сознание застучались слова абы Альтаса. Аба просил, чтобы они с Гиеджи шли после танца домой, не дожидаясь его. Гиб Аянфаль так и не разглядел, где стоит аба среди патрициев.

Устав бродить среди растущей толпы, он вернулся назад к Гиеджи и с удивлением обнаружил, что сестра не одна. Рядом с ней стоял рыжий ребёнок, и Гиеджи крепко держала его за руку.

– Я нашла его! Он, оказывается, раньше всех прибежал сюда, – проговорила Гиеджи, замечая вопросительный взгляд Гиб Аянфаля.

Ребёнку, однако, не нравилось, что его держат. Он то и дело старался выкрутить руку из цепких пальцев Гиеджи и сердито сверкал на неё глазами из-под рыжей чёлки. Гиб Аянфаль оглянулся и заметил, что на них с беспокойством поглядывает одна из белых воспитательниц.

– Лучше отпусти, – шепнул он, приблизившись к сестре.

– Но аба попросил, – возразила Гиеджи и вдруг вскрикнула – рыжий сорванец, улучшив момент, больно обжёг её руку выступившей на ладошке чёрной пылью. Вырвавшись на свободу, он шмыгнул в толпу и скрылся из виду. Гиеджи, было, погналась за ним, но найти ребёнка в нестройных волнах для неё было сложно, и она вернулась назад. Лишь позднее Гиб Аянфаль вновь увидел Эньши на площади – белая воспитательница отводила его к собирающимся в стороне от взрослых детям.

Долгое ожидание начало утомлять юного асайя. Но вот волны затихли, оставив сознание в непривычной пустоте. Стало очень тихо – слышен только приглушённый гул, порождаемый многочисленными внутренними полями. Стены фиолетовой башни медленно расходились в стороны – их точно прорезал рвущийся изнутри свет. Яркое сияние озарило площадь, на мгновение ослепив тысячи тысяч глаз, а в следующее мгновение в волнах вспыхнула радость, которая проникла в умы и затронула каждого. В белом свете Гиб Аянфаль различил фигуру правителя с приветственно поднятой рукой.

Сияние постепенно сконцентрировалось вокруг Гэрера Гэнци и собралось в белый шар над его головой. Правитель опустил руку и начал неторопливо спускаться вниз к площади. На асайев нахлынула волна любви и восхищения им. Гэрер Гэнци был невысок ростом, имел гибкое и стройное телосложение, овальное лицо, на котором выделялись огромные глаза фиолетово-серебристого цвета. Его чёрные волосы и серебристо-белое тело оплетали фиолетовые ленты, а на груди красовался знак – фиолетовая восьмиконечная звезда, сочетавшаяся с такого же цвета акапатоей и передником. Правитель должен быть превосходнейшим из асайев. Через промежутки времени, определяемые Провидением и Голосом Ганагура, на всех твердынях Онсарры разносился зов, призывающий миллионы достойных принять участие в Великих Играх, на которых избирается лучшее дитя Онсарры. Победитель сперва встаёт на путь обучения, длящийся около тысячи оборотов, после чего принимает от предшественника имя «Гэрер», вместе со всеми причитающемуся к нему обязанностями.

А следом появилась консул Гейст. Она была, наверное, самым высоким асайем, каких Гиб Аянфалю только доводилось видеть. Тело её было крупным и сложением своим отличалось от тел других асайев: члены и широкое туловище, оплетённые плотной сеткой синих лент, имели округлые и кажущиеся мягкими формы. От всей её фигуры веяло вечной монументальностью и спокойной силой, а на груди красовался знак – синий квадрат. Синей была и остальная одежда консула – передник, широкий пояс и короткие штаны. Её лицо, замершее и изящное, словно выточенное из белого камня, пересекала, закрывая глаза, чёрная повязка кибахи. Оно не выражало ничего, кроме закрытой сосредоточенности. Синего консула не окружало сияние, она вышла из врат так, будто впереди не было заполненной асайями площади. Гиб Аянфаль, смело взглянувший на неё, невольно ощутил холодный трепет, прежде чем светлые волны поглотили эту неприятную эмоцию. Он снова устремил взгляд к правителю.

Гэрер Гэнци улыбался ему. Он как будто вырос в тысячу раз, возник в сознании и сплошь заполнил его. Кажется, Гиб Аянфаль – это Гэрер Гэнци, а Гэрер Гэнци – это Гиб Аянфаль. Не понять. Он ощущал чужое внутреннее поле так, как будто бы был глубоко погружён в него, стал его частью. У него возникла стойкая уверенность, что Гэрер сейчас идёт и обращается только к нему, словно бы они находятся на этой огромной площади вдвоём. Только одна точка на самой безопасной глубине внутри сопротивляясь нашествию чужой личности. Она подсказывала, что эта уверенность – плод эмоций, растворённых в волнах, и все остальные асайи сейчас испытывают сходные чувства. Они смотрят, как правитель идёт к ним, следят за тем, как его изящные ступни касаются белых ступеней. И по мере его приближения, завораживающее воздействие всё более усиливается.

Спустившись на небольшую площадку перед башней, Гэрер остановился рядом с ожидавшим его Сэле. Оба члена Триады приветствовали друг друга лёгкими кивками, после чего Гэрер Гэнци склонил голову и перед остальными асайями, также склонившимися в ответ.

– Приветствую вас, дети Звезды! – произнёс он и выдержал паузу, пока ответное приветствие всколыхнуло волны, после чего начал речь с чествования Праматери Гаэ Онсарры, а затем заговорил о том, как была обретена Пятая твердыня, и что и поныне избранная Звезда ведёт за собой всё Кольцо Светил, властители которых частично ведут свою историю так же от Праматери Гаэ, а частично – от её приближённых сестёр.

Асайи с восторгом встретили его речь, Гиб Аянфаль, захваченный общим настроением, – тоже. Хотя подспудно он ждал, что правитель вот-вот упомянет и исчезновение. Он не ошибся. Гэрер Гэнци сделал небольшую паузу, после чего его взгляд молнией проскользнул над площадью, заставив слушателей погрузиться в напряжённое ожидание.

– Я знаю, дети Звезды, – продолжил он без прежнего приподнятого настроения, – только одно сейчас может тревожить твердыни Онсарры – исчезновение. Один из нас больше не присутствует здесь, а информационные волны как будто забыли её. Это событие непонятно нам и пугает тем, что коснулось белой сестры. Но какими бы ни были события, они не должны вызывать у нас страх. Мы узнаем, почему это произошло и как нам вернуть пропавшую. Лучшие представители всех рабочих точек, чей труд связан с перемещениями сквозь пространство и время, сейчас заняты изучением произошедшего. В том числе и консул Гейст.

После этих слов правитель обернулся к стоящей рядом Гейст, но консул оставалась безучастной. Гиб Аянфаль заметил, что она легко прикоснулась пальцами к плечу правителя, а затем снова опустила руку.

– Консул Гейст говорит, что пока вся информация должна оставаться неразглашённой, – проговорил Гэрер Гэнци, – но как только это станет возможным, информация станет доступна для всех. Надеюсь, сие временное ограничение никого из вас не стеснит.

Многие асайи выразили согласие с таким разумным решением, но Гиб Аянфаль им доволен не был. Однако его негативные чувства быстро растворились в общем благодушии, чему способствовал настрой реющих в это утро над твердыней глобальных эмоций. Совсем скрыть от них сознание было трудно, особенно для Гиб Аянфаля. Как и многие простые асайи он был практически ничем не ограждён от этого воздействия. Только патриции, да техники волн с белыми сёстрами могли вести себя более вольно.

Глобальные эмоции наравне с мыслетоками формируют общий фон событий, закладывая будущее. Они есть канал связи со сверхсуществом, и потому являются мощнейшей силой единения из-за способности свободно заходить в сознание любого асайя. Отслеживать, какие переживания являются твоими собственными, а какие – навеяны волнами, не так-то просто. Если информационные каналы мыслетоков проходят в срединных волнах, то каналы глобальных эмоций лежат в волнах тонких, субстанции менее подвластной управлению для большей части населения.

Правитель продолжил речь, повествуя об успехах асайев Онсарры, совершённых за прошедший оборот, а Гиб Аянфаль, взглянув на находящегося неподалёку от него Ае, наконец-то смог слегка освободить сознание от густых волн. Старший родич и остальные семь ведущих Рутты стоят, окружив Триаду широким полукругом. Они кажутся безучастными почётными гостями, но Гиб Аянфалю показалось, что он смог разглядеть, как к ним стягиваются незримые потоки волн, постепенно объединяющие всю площадь перед правителем, в том числе и его самого. Его удивило то, что консул Сэле в этот раз ничего не сказал асайям, хотя прежде он всегда держал речь перед Гэрером. Алый консул стоял слева от правителя и, судя по всему, раздумывал над чем-то совсем не связанным с Торжеством Праматери. Консул Гейст так же не разделяла всеобщей радости. Но по её пересечённому чёрной кибахой лицу совсем не поймёшь, о чём она думает и не погружена ли в волны. Такая отстранённость двух членов Триады от общего настроя показалась Гиб Аянфалю необычной. Или напротив, это он сам прежде никогда не замечал их возвышения над охватывающими волны эмоциями?

В это время Гэрер Гэнци замолк, сложив руки на груди. Волны рассеялись по площади одухотворённым покоем. Восемь ведущих ближе подступили к нему, окружая его и готовясь сопровождать в начинающемся танце. Гиб Аянфаль зажмурился, продолжая удерживать сознание в изоляции и вместе с тем прислушиваясь к их лёгкому шелесту. Шар света над головой Гэрера обратился в сияющий столб, и внимание всех асайев на площади немедленно сконцентрировалось на нём. Его голос волной прокатился по городу:

– Анисан Онсарра!

Гиб Аянфаль ощутил, что у него стремительно захватывает дух, а тело наполняется удивительной лёгкостью. Ещё миг, и всё сознание его заполнит белое синие, в котором, ничего не осознавая, растворится без остатка его личность. Он не вспомнит, что с ним происходило, и в памяти останется лишь явственное послевкусие былого просветления, во время которого существо его было погружено в общий разум.

Он ощутил, как одежда соскользнула с плеч, и освобождённое тело, оторвавшись от поверхности твердыни, устремилось в порыве начавшегося неудержимого танца, возглавляемого правителем, ведущими и Сэле. Внутреннее поле расширилось в сотню раз, сливаясь с другими, сознание захватил широчайший канал связи, и Гиб Аянфаль почувствовал, что несмотря на всё это, в глубине себя он сохраняет сжавшуюся в точку осознанность.

Он видел других асайев, погружённых, как и он, в сияющую дымку, он дивился собственным лёгким и быстрым движениям. Не чувствуется привычного шороха пыли под пурной кожей – тела будто нет. Оно растворено в густом потоке света, обволакивающем его и других асайев. Он не управлял своим телом, оно само стремительно летело в воздухе, поднимаясь всё выше, хотя в обычной жизни Гиб Аянфаль никогда бы не подумал, что способен взлететь. Поток был очень горяч, наполненный неукротимой энергией, но он совсем не обжигал доверенные ему тела.

Сознание наполнили волны, породившие целый сонм эмоций, для описания которых он потом не мог найти слов. Объединённое Сознание Ганагура поднялось над твердыней, созерцая Вселенную Анисана и направляя движение пространства Онсарры на пересечении тысячи путей. Гиб Аянфаль чувствовал себя частью этой величественной силы, с которой должны были считаться сами звезды. И это не унижало его, а наоборот доставляло ни с чем несравнимое блаженство. Весь танец – гигантский столп ослепительно белого света, заполняющий площадь и вздымающийся высоко над поверхностью твердыни, выше её облаков, выше рыжей атмосферной дымки…

Гиб Аянфаль не помнил, сколько времени это продолжалось, прежде чем его ноги снова коснулись твердыни, а плечи покрыла одежда, поднявшаяся из пыли, рассеянной по площади. Сияющий свет неторопливо отступил, уходя в небо. Строитель огляделся – танец оставил его совсем не на том месте, где они с Гиеджи стояли до начала. Сестру и рыжего ребёнка не видать. В это время волны окончательно отхлынули, и площадь наполнилась тишиной. А в следующее мгновение простые асайи, не сговариваясь, молча направились прочь.

Гиб Аянфаль не мог сдвинуться с места. Мимо него плыло море лиц, а он всё стоял, глядя в слепящее жёлтое небо и продолжая переживать увиденное. Онсарра уже успела пройти три четверти небесного пути, и он с удивлением понял, что наступает вечер – так долог оказался танец, показавшийся несколькими мгновениями. Площадь должна была опустеть, чтобы оставшиеся на ней отголоски энергии благополучно рассеялись в пространстве, но Гиб Аянфаль покидать её не собирался. Вместо этого он сквозь толпу добрался до стены ближайшего замка. Тут была небольшая галерея с нишами промеж стеблей, в одну из которых он забрался.

Его вдруг сотрясло от неожиданно возникшего стеснения – вероятно, сейчас сюда придут техники волн и наверняка сочтут его присутствие лишним. Он блокировал сознание, ощутив, что навеянные волнами чувства начали заполнять голову, к тому же откуда-то взялось сильное желание немедленно уйти. Гиб Аянфаль зажмурил глаза, сопротивляясь, и только крепче вцепился пальцами в каменные стебли. Ему показалось, что он ждал долго-долго. Его терзали пришлые опасения – что с ним будет, если кто-нибудь узнает, что он не ушёл?

И вдруг смущение отхлынуло. Гиб Аянфаль открыл глаза. Площадь была пуста – ни простых, ни патрициев. Он осторожно вышел из ниши, ступил на мостовую, образованную плоскими стеблями, стелившимися, кажется, до самого горизонта. Она непривычно холодна, босым ногам стало жёстко и неловко. Гиб Аянфаль попробовал нащупать едва колеблющиеся в тишине волны. Но вместо них он уловил колебания, вызванные чьим-то внутренним полем, и увидел на площади, залитой светом опускающейся звезды, ещё одну фигуру. Гиб Аянфаль подошёл ближе и замер в молчании, оглядывая асайя в синем наряде странника.

Странник стоял к нему спиной, и Гиб Аянфаль не видел его лица. Почему он остался? Или… потому что сегодня впервые видел то же, что и Гиб Аянфаль?

Но вот асай повернулся, также ощутив его приближение. Он гордо вскинул голову, приветствуя Гиб Аянфаля, и тот ответил ему таким же бессловесным приветствием, склоняясь. Кажется, он его прежде где-то видел.

На губах асайя скользнула улыбка.

– Зачем ты тут остался? – вдруг спросил он.

– Просто так, – ответил Гиб Аянфаль, одновременно в памяти перебирая всех асайев, которых он встречал, и ища соответствия, – а ты зачем?

– А мне некуда торопиться, – уклончиво ответил странник, – и к тому же сегодняшний танец показался мне необычным. Вот я и решил в покое его обдумать. Мы с тобой встречались. У консула Сэле, помнишь?

В памяти всплыл первый день в замке консула. Как он сразу не догадался!

– Да! – с воодушевлением ответил Гиб Аянфаль, – ты – Лийт, лучший странник консула Сэле!

Лийта его оценка как будто слегка смутила.

– На самом деле, есть гораздо более опытные мастера, – скромно ответил он, – Я специализируюсь на сверхдальних перелётах. Я даже не младший патриций.

– Почему?

– Мне нельзя становиться им. Из-за появления энергометок пыль асайев усиливается и становится более тяжёлой. Я в таком случае не смогу переноситься в пространстве так, как сейчас, чтобы выполнять особые поручения. Думаю, я могу говорить с тобой об этом, раз господин позволил тебе увидеть моё прибытие.

– Можешь, он меня специально выбрал, – заверил его Гиб Аянфаль, – так же, как мастера Хосса.

Лийт улыбнулся:

– Я слышал, что у господина есть право давать труд остальным асайям наравне с коллективной волей, – ответил он, – только он пользуется этим очень редко, ради особенных целей. Мы-то, странники, живём больше слушая его Пламя, а не Голос Ганагура.

– Как это? – удивился Гиб Аянфаль.

– В волнах есть течение, через которое господин Сэле говорит с нами. Мы называем его Пламенем Салангура, по имени алого сверхсущества. Если Ганагур способен объединить всех асайев, то Салангур – сущность, именем которой связаны странники, исследователи и чёрные стражи, а господин Сэле – его глава. Если честно, я вообще мало знаком с Ганагуром. Я вырос в обители господина и сразу после раскрытия рабочей точки начал служить ему лично, поэтому веяния коллективной воли меня не затрагивали. Разве что на празднествах, как сегодня.

Асай замолчал, а Гиб Аянфаль продолжал смотреть на него во все глаза, ожидая, что он ещё скажет. Но Лийт пристально взглянул на него в ответ:

– Ты ведь Янфо, да? – спросил он, – я слышал, тебя так называют.

– Да. Это моё близкое имя. Для друзей, – ответил Гиб Аянфаль.

Лийт обвёл взглядом замки, видневшиеся на окраинах площади, не вернувшейся в прежние габариты.

– Сознаюсь, прогуливаясь рядом с обителью, я периодически незаметно проникаю за ваш барьер и смотрю, как вы трудитесь, – сказал он, – я бы так не смог. Терпения бы не хватило!

– Ну, мы медленно из-за того, что консул Сэле не может точно сказать моему мастеру, что ему нужно, – ответил Гиб Аянфаль, – Прости, конечно, но с ним трудиться гораздо сложнее, чем просто по воле Голоса!

– Это я как никто могу понять, – усмехнулся Лийт, – а почему этот архитектор иногда остаётся там вместе с тобой?

– Он мой наставник. Строители, чтобы стать более искусными и взойти в патриции, ищут себе наставников-архитекторов. Разве у странников это не так?

– В-принципе похоже, – ответил Лийт, – только у нас обучением часто занимаются те мастера, которые сами уже отошли от активного странствования. Более молодые не терпят рядом с собой лишних конкурентов, и в последнюю очередь собираются открывать им свои секреты. Меня самого учит господин Сэле. И это то, чем я больше всего горжусь в своей жизни.

Слушая его, Гиб Аянфаль неожиданно ощутил некоторое беспокойство. Он говорит с малознакомым асайем на пустой площади… Из глубин сознания вынырнуло неясное ощущение, что он уже однажды вот так же разговаривал с незнакомцем в странном месте, и это не очень хорошо для него кончилось. Он попытался глубже погрузиться в память, но она снова отозвалась пустотой. Лийт, заметив перемену в его настроении, поинтересовался:

– Что-то случилось?

– Нет, всё в порядке, – поспешил заверить его Гиб Аянфаль, – у тебя когда-нибудь бывала потеря памяти? Из-за тяжёлого странствия, например?

– Нет, – ответил Лийт, – никогда. Забывчивый странник – это не дело. Ты не можешь вспомнить что-то важное?

– Не знаю. Возможно. Просто сейчас вдруг промелькнуло воспоминание. Со мной произошёл один нехороший случай незадолго до того, как мы с абой Альтасом пришли к консулу. Но я совсем ничего не помню о том, что именно это было. Если бы аба Альтас тогда меня не спас, то я потерял бы всю память с начала жизни.

– Аба Альтас? – недоумённо переспросил Лийт.

– Так я называю мастера Хосса. Мы – семья.

– Понятно, – проговорил Лийт, – но почему ты не расскажешь о своей проблеме господину Сэле? Он мог бы тебе помочь! Или хочешь, я сам с ним поговорю?

– Что ты, не надо! Я стыжусь этого. Кроме моих родичей я сказал только тебе. Если я так много о тебе узнал, то и ты должен что-то знать обо мне, верно?

Лийт очень понравился ему, хотелось дольше быть рядом с ним, и Гиб Аянфаль сам не знал, как объяснить себе эту тягу. Оттого он так легко открыл новому собеседнику столь личные факты из жизни. Да и он сам, судя по всему, вызывал сходные чувства у Лийта.

Странник меж тем настороженно огляделся.

– Патриции выходят, – сказал он, – Мне пора идти, Янфо. Но я чувствую, что мы с тобой очень скоро увидимся.

Лийта охватило лёгкое сияние, волны вокруг взволнованно затрепетали. Он развернулся корпусом, собираясь уйти, но вдруг исчез вместе с короткой вспышкой. Гиб Аянфаль растерянно огляделся. Он больше не чувствовал рядом никакого присутствия. Вот, наверное, то быстрое передвижение, которым так дорожит Лийт.

Ворота башни открылись, и на площадь стали выходить патриции. Гиб Аянфаль тут же поспешил прочь – отчего-то ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь застал его здесь.