Глава 10. Хиба

Пробуждение было резким – Гиб Аянфаля насильно вырвали из волновой дали, в которую он унёсся ночью, оставив замершее тело одиноко лежать на стеблях купола. Он задёргался, чувствуя, как голова отзывается неприятной болью из-за слишком быстрого возвращения. На лбу у него лежала чья-то рука, и это прикосновение было причиной всего.

Гиб Аянфаль открыл глаза и увидел над собой лицо Хибы.

– Что ты делаешь? Отпусти меня! – воскликнул он, стараясь освободиться. Хиба, усмехаясь, убрал руку.

– Любишь далеко улетать, я вижу! – заметил он.

Гиб Аянфаль сел, поправляя на себе одежду и успокаивая разогнавшуюся пыль. Ему вспомнился вчерашний день. Он ещё не решил, стоит ли ему идти с Хибой, но то, что Багровый Ветер уже явился, не оставляло выбора. Волны носили рядом обрывки информации, которую он не успел воспринять, но едва Гиб Аянфаль попытался прислушаться, как ему в лоб снова упёрся палец и доступ к волнам оказался перекрыт.

– Что ты там так выслушиваешь? – бесцеремонно поинтересовался новый друг.

Гиб Аянфаль взглянул на него с удивлением. Немногие асайи способны затмевать чужое волновое зрение, используя всего лишь прикосновение.

– Я, кажется, видел Эртань-Онсарру, – ответил он, – Сейчас ведь многие наблюдают за ней.

– Да, – согласно хмыкнул Хиба, – а я даже прикидываю: не покинуть ли в будущем мать-Онсарру? Мы в неё много вложили: не даром арены на всех твердынях были скрыты – вся энергия направлялась туда, а для неподготовленных асайев опасно приближаться к таким сильным потокам. А тебе, между прочим, какой оборот?

– Восемьдесят четвёртый идёт, – ответил Гиб Аянфаль.

Хиба усмехнулся, окидывая его проницательным взором с ног до головы.

– Ясно. Значит, арены не видел, – проговорил он, – поди и за пределами твердыни никогда не был?

– Успею, – ответил Гиб Аянфаль, недовольный очередным намёком на «незрелость», – аба Альтас говорил, что строителю не следует слишком спешить со странствиями. Перво-наперво он должен трудиться там, где пробудился, а странствовать только если у него есть цель.

– Основательная философия, – усмехнулся Хиба, – а на арену взглянуть хочешь?

– Ты же говорил, что они скрыты.

– Скрыты, но это не значит, что их совсем нельзя посещать. Нужно только уметь содержать сознание в покое рядом с мощным потоком, и тогда покров не станет для тебя преградой. Я сам там часто бываю, даже не один. И, если хочешь, могу провести и тебя под защитой.

Это предложение немало заинтриговало Гиб Аянфаля. Он припомнил своё робкое прозрение на Торжестве Праматери и недавнее празднество в их обители… Он так хотел увидеть танец и его поток со стороны, и сейчас у него была возможность.

– Ну, если так, то я согласен! – ответил он.

– Вот и прекрасно, – поддержал его Хиба, – пойдём. Заодно раскрою тебе часть своего прошлого.

– Мы на трансфере?

– Нет. Покажу тебе способ получше. Смотри только, держись крепче, а то ненароком потеряешься по дороге.

Он крепко взял Гиб Аянфаля за локоть и стремительно помчался вверх по покатому стеблю, удерживающему своды крыши. Гиб Аянфалю ничего не оставалось кроме как нестись за ним. А когда Хиба рванулся, прорезая собой пространство, ноги Гиб Аянфаля оторвались от стеблей, и он безвольно полетел следом за своим товарищем. Разгорячённые волны раздвигающегося материального пространства с силой хлестали его, и он не имел ни малейшего представления о том, куда они мчатся.

Но вот его ноги резко ударились о твёрдую поверхность. Они пробежали ещё некоторое расстояние, прежде чем остановились окончательно. Гиб Аянфаль растерянно огляделся – вокруг поле, покрытое короткой травой, а на горизонте едва виднеются белые громады городских обителей. Хиба взглянул на него и, похлопав по плечу, сказал:

– А ты неплох! Тяжёлый, конечно, как и всякий строитель, но прошёл легко. А я уж приготовился тебя тащить! Никогда не совершал таких скачков?

– Нет, что ты! Я не умею, – ответил Гиб Аянфаль, – где мы?

– На восточной окраине Рутты. Арена тут недалеко. Из-за последних событий её, похоже, полностью скрыли, но я знаю, куда идти.

– А Голос позволит?

– Тебе – вряд ли. А я волен пройти. Поэтому со мной ты тоже сможешь, только делай то, что я буду говорить.

Гиб Аянфаль согласно кивнул и последовал за своим другом на широкое поле. Тщетно он старался при помощи пространственного чутья отыскать хоть какие-то городские строения. Поле не покрывало ничего, кроме травы. А Хиба всё шёл и шёл, пока не остановился без видимой причины.

– Мы пришли, – объявил он, – до того, как стать чёрным стражем, я был распространителем волн, танцующим. С такой точкой пробудился. Вселенские информационные потоки, связывающие Кольцо Светил и пробивающие дикие пространства, исходят от управляемых звёзд. Их тоже формируют танцующие, трудящиеся с энергиями звёзд. Твердынные намного тоньше и обладают меньшей мощностью, поэтому используются в основном для целей местного значения. Но при творении светил бывает так, что потоки объединяются для многократного усиления.

– И это где-то совсем рядом?

– Да. Техники волн тщательно скрывают поток, дабы он не тревожил жителей окрестных городов. Когда войдём, не вслушивайся в волны. Я закрою тебя от них.

Он положил ладонь на макушку Гиб Аянфаля и увлёк его за собой. Гиб Аянфаль шёл, ощущая, что их охватывают всё более плотные волны. Пыль в его теле с каждым шагом начинала течь медленнее, отчего двигаться становилось нелегко. Багровый Ветер же чувствовал себя прекрасно, оба его глаза были погашены. А волны сгущались, пока вдруг внезапно не отступили. Гиб Аянфаль зажмурился, закрываясь рукой от ударившего ему в лицо белого света.

Хиба остановился.

– Смотри, – произнёс он.

Глаза Гиб Аянфаля привыкли к свету, и он рассмотрел впереди воронку величиной с небольшое асайское поселение, уходившую вниз. Из её глубин в небо устремлялся широкий столп света, несущий в себе срединные волны. Они с Хибой стояли на широкой кольцевой стене из серебрянных стеблей, окружающей это строение.

«Примерно так выглядят со стороны танцы на великих празднествах. Ты вряд ли выныривал из них раньше всех», – прозвучало в мыслях.

Гиб Аянфаль как заворожённый смотрел на поток, уходящий далеко за пределы твердынь звезды Онсарры. Даже сквозь защиту Хибы он ощущал, как быстро пульсируют волны. Пыль откликалась на эту пульсацию болезненным дрожанием, но он старался не обращать на то внимания, продолжая смотреть. Ему хотелось подойти к краю воронки, ограждённой серебристым стеблем, и заглянуть вниз. Она, наверное, доходит до уровня верхних недр. Но Хиба не двигался с места, и Гиб Аянфаль тоже оставался стоять.

«Тут есть асайи?» – мысленно спросил он.

«Да. Танцующие – в самом низу и в глубине потока. А вокруг скрыты кольцевые залы, где находятся техники волн, направляющие всю эту красоту. Там же когда-то полагалось находиться и зрителям, которые приходили либо полюбоваться танцами, либо понаблюдать за соревнованиями, которые танцующие частенько устраивают между собой в спокойные времена».

Гиб Аянфаль только рассеянно кивнул. Рука Хибы начинала постепенно нагреваться и вместе с тем волны потока понемногу задевали сознание неприятными всплесками. Юный асай не мог отвести взора от слепящего света, ощущая, что чувства его начинают спекаться в один общий ком под давлением напряжённых волн. Мысли спутались, а сияющий свет растворял в себе всё, что существовало вокруг, в том числе его самого. Гиб Аянфаль схватился руками за друга, чтобы удержаться от падения, забыв о принятом этикете. Хиба, кажется, что-то сказал ему, после чего сущее окончательно растворилось в ослепительной белизне.

* * *

Когда Гиб Аянфаль пришёл в себя, они были в саду одного из городских замков. Он лежал на траве под раскидистым пасочником, сквозь листву которого на него падали тёплые лучи Онсарры. Звезда уже успела миновать зенит, что означало, что он провёл во сне-забытьи довольно длительное время. Хиба сидел рядом, глядя на него со снисходительной горделивостью.

– Понравилось? – тут же спросил он и протянул Гиб Аянфалю гроздь рыжих пасочных ягод, – это тебе для подкрепления.

Юный асай ошеломлённо взглянул на него, беря ягоды.

– Никогда не видел ничего подобного! Но… Как мы тут оказались?

– Я тебя принёс. Маловато увидели, но ладно. Нужно было раньше выйти из крайней зоны потока, но когда вижу танцы распространителей так и хочется порой пойти кружиться с ними, вспомнить раннее время. Немного не учёл, что ты-то совсем новичок и тебя может крепко заглушить волнами. Потому сейчас немного отдохнём.

Хиба лёг на траву, заложив руку за голову. Глаза его чуть погасли. Гиб Аянфаль принялся за ягоды, обдумывая увиденное. Ему местный поток показался чудовищной силой. Страшно представить, что творится в волновых порталах, соединяющих воедино Кольцо Светил.

– Хиба, а почему ты сменил рабочую точку? – спросил он.

Хиба некоторое время лежал, задумчиво рассматривая видневшиеся даже на дневном небе кольца Четвертой и Шестой твердынь, после чего начал:

– Это долгая история. Первоначально я был доволен тем, что имею. У дела танцующего есть свои перспективы. Вообрази, каково быть мастером, контролирующим потоки от Светил? Это асайи, полностью освободившиеся от дел на твердынях, их уже не назовёшь танцующими. Сидя здесь, под лучами Онсарры, трудно даже представить их труд. К такому я бы мог стремиться. Однако подобные мечты закончились для меня на пятой сотне оборотов. После я стал только разочаровываться в своём пути.

Перво-наперво мне перестал нравиться сам мой вид. Танцующие выглядят очень изящно. Волосы их постоянно развеваются, улавливая волны, одежда лёгкая, чтобы не стеснять движений. Мне же всегда хотелось выглядеть более весомо, так что со временем мне стало неудобно в моём собственном пурном теле. Но главная причина, по которой я начал приходить к мысли о смене рабочей точки, вот какая: меня начала не устраивать одна существенная деталь – постоянная необходимость находиться в коллективном сознании с другими асайями. Даже для создания малого твердынного потока нужен сверхразум, состоящий из отдельных умов тысяч асайев. Конечно, есть танцующие, открывающие потоки в одиночку. Но это не тот масштаб, да делают они это только для того, чтобы показать красоту танца. Когда сливаешься с другими – забываешь себя, растворяешься в коллективном. А я только больше убеждался в том, что я – индивидуалист и хочу чего-то иного, что танец, сколь бы он ни увлекал меня, – не то, ради чего я сотворён. Я отчаянно возжелал чего-то более значимого и… опасного.

Третьим важным пунктом для меня стали размолвки с самыми близкими сотрудниками любого танцующего – техниками срединных волн. Не знаю, заметил ты это или ещё нет, но я, откровенно говоря, их недолюбливаю. И если те техники, кто трудится с тонкими волнами Причин или пространственно-временными волнами Основ, ещё ничего, то техники срединных волн – волн Силы – самые беспринципные асайи, которых я только встречал. Они, конечно, делают так называемое Общее дело, которое важно для всех твердынь Онсарры, но я считаю, что имею право на нелестное мнение. У них есть своеобразные объединения, которые они создают вместе с белыми матерями, называемые кланами. Так вот, есть кланы, которые открыто поддерживают неслышащих – это в первую очередь клан Макках. Я их даже немного уважаю: они, по крайней мере, честно обозначают свою позицию. Есть и другие, которые стоят на стороне Голоса – это кланы Фарах, Аяши, небесные Сильхи, да свободные техники. Но самыми опасными, пожалуй, будут те, кого зовут ламехтидами. От этих правды не жди.

Остерегаться их я стал, ещё будучи начинающим танцующим, хотя это было необычно. Многие танцующие, если ты спросишь их, дружат с техниками. Однако, чем больше я познавал свой жизненный путь, тем больше видел, что многие техники обращаются с танцующим с позиции власть имущих. Для других это было в порядке вещей, но я чувствовал, что сотворён для большей воли, и это обстоятельство не давало мне покоя. Волны, порождаемые движением пыли в глобальных океанах твердынь, очень сильны, но имеют хаотичную структуру, не подходящую для мыслетоков и другой осознанной информации. Танцующий творит поток, преобразовывая их и наделяя иными частотами. Его движения порывисты и сильны, но лишены направления. Многих танцующих объединяет ведущий, возглавляющий танец. А уже техник берёт под контроль творимый ими поток и направляет его подобно руслу, создавая все известные волновые образования: от мыслетоков до барьеров. И уже потом за дело берутся вестники, наполняющие всё это великолепие необходимой информацией. Сами техники никогда не творят волн, они придают структуру тому, что уже существует вокруг них, будь то их собственное внутреннее поле, или же поток, открытый миллионами танцующих.

Направляя потоки, техники тоже танцуют. Но они, в отличие от ведущих, всегда находятся вне, всегда твёрдо стоят на поверхности твердыни. Их движения стелющиеся, медленные и плавные согласно веянию волн. Между прочим, точно так же они участвуют и в общих торжествах, где приходится направлять энергии объединённого сознания. Но если обычные асайи попадают под их влияние только во время торжеств, то танцующие находятся во внимании техников практически всё время. До конца проявить свою власть им мешает только то, что они почитают консула Гейст, а танцующие пользуются благосклонностью Гэрера, как асайи созидательного труда. Соответственно, они находятся под покровом разных сверхсуществ. А когда имеешь дело с волнами, то принадлежность к тому или иному сверхсуществу играет большую роль. Некоторые поговаривают, что много циклов тому назад, главы танцующих сами перешли под покровительство Гэрера, чтобы избавить консула Гейст от полного контроля над волнами и тем самым поправить дисбаланс сил, существовавший тогда в обществе Онсарры. Если это так, то это было мудрым решением. Думаю, находись мы, как и техники под покровом Гаэ, их власть над нами была бы куда большей. А так Ганагур не позволяет им глубоко проникать в сознание танцующего, когда он творит поток.

Я решил сменить труд на что-то кардинально иное, где я мог бы действовать один, полагаясь на себя самого. Как раз в то время мне посчастливилось повстречаться с мастером Караганом, который тогда ещё только начал восхождение среди чёрных стражей. Он пригласил меня в ряды защитников порядка, и я согласился.

Танцующие редко идут в чёрные стражи, хотя их рабочая точка практически идеальна для того, чтобы преобразовать её в боевую. У них лёгкие и прочные тела, быстрая пыль, пластичные и устойчивые волновые отражения – всё, что нужно воину. Разве что миролюбивый и мягкий нрав трудно изжить. Но я особой покладистостью никогда не отличался, потому воспринял своё преображение довольно легко. И я действительно стал тем, кем желал. Стражи свободны несмотря на то, что призваны пребывать в постоянной бдительности. Среди них ценно спокойствие единоличного ума. Когда я был стражем, я мог действовать в одиночку – у мастера Карагана хватало заданий, которые мог совершить только один асай, и он предоставлял их мне, уверенный, что я справлюсь. Это была увлекательная жизнь, хотя и опасная. Жаль, я многого не могу рассказать тебе, так как ты ещё слишком молод, а Пламя до сих пор велит мне сохранять секреты. Многие считали, что для меня это идеальная рабочая точка, но, как видишь, всё переменилось. Я не хочу долго оставаться одинаковым, и потому уже начинал свою жизнь заново. И вот уже три тысячи оборотов я познаю строительное искусство.

Гиб Аянфаль с удивлением взглянул на него, ожидая пояснения последних слов, но его не последовало. У него в воображении развернулась масштабная картина. Он представил себя таким же, как Хиба. Как будто бы он управляет волнами вместе с другими асайями, сквозь них видит бесчисленные новые твердыни, пространства, ещё никем не покорённые. Или напротив он вступил на нелёгкий, скрытый за плотной завесой тайн, но такой захватывающий путь чёрного стража.

– А почему ты всё ещё простой? – спросил он вновь, – ты был танцующим, стражем, и сейчас успел уже получить большое строительное мастерство, но не имеешь ни одной энергометки!

Хиба засмеялся.

– Эх, всё у меня было, Янфо! – с задором ответил он, – Но, увы, служение чёрного стража нелегко тем, что из него трудно выбраться. А если уходишь, то приходится кое-чем жертвовать. Вот, взгляни.

С этими словами он отогнул ворот своих одежд, демонстрируя белую грудь, на которой виднелись странные следы, очертаниями напоминавшие энергометки, закрытые пурой. Гиб Аянфаль отметил, что их ровно сорок штук.

– Жалко! – сказал он, искренне сочувствуя такой судьбе.

– Ничуть! – бодро ответил Хиба, – оно того стоило. И потом, весь мой опыт остался при мне. Это больше символ того, что я – не патриций, и потому меня не следует допускать куда не требуется. Волны мне теперь не раскрывают всего, что говорили прежде, но при желании я могу услышать, что мне нужно. К тому же у меня перед глазами есть отличный пример того, кто живёт так же.

– Это кто-то из чёрных стражей?

– Стражам до неё далеко. На теле этого асайя нет ни единой открытой энергометки. Только такие же, как у меня. Однако она – одна из величайших, её возносят в один ряд с наиболее влиятельными патрициями звезды Онсарры. Для меня она – вечный пример. Хотя сейчас её уже не встретить на поверхности твердыни…

– А чем она занимается?

Хиба ухмыльнулся и сел прямо.

– Искусством искусств. Я бы так назвал, – загадочно ответил он. А затем протянул руку и легонько щёлкнул Гиб Аянфаля по лбу.

Юный асай немедленно нахмурился.

– Зачем ты так делаешь? Это неприлично! – возмутился он.

Но Хиба не обратил на него внимания. Он взглянул на светло-жёлтые стены обители, видневшиеся за ближайшей грядой дышащих деревьев.

– Гляди-ка, а там ведь затевается торжество! – сказал он, оглядываясь на Гиб Аянфаля.

Юный асай пожал плечами.

– Наверное, у них есть повод, – ответил он.

– «Наверное»! – передразнил Хиба, – Нужно ведь чем-то загладить вчерашнее. Это для новичков вроде тебя каждый танец одинаков, а вот ведущие всегда чётко выстраивают его цель – будет то восхваление или прощание.

– Прощание? – переспросил Гиб Аянфаль, – ты хочешь сказать, что это не будет радость… это будет в память о моём абе?

– Да, – прямо ответил Хиба, – я, знаешь ли, тоже наблюдаю за этими исчезновениями. После каждого было своё прощание. В разное время, в разных обителях, с разными асайями. Даже там, где ты живёшь, такое было. Волны говорят, что мы должны ждать, но вот в танцах слышится несколько иное.

Гиб Аянфаль напряжённо взглянул на Хибу, чувствуя, что в нутре разливается холодное волнение.

– Ты хочешь сказать, что и мой аба, и Росер, и Лийт… они не вернутся? – с замиранием спросил он.

– Ну, спокойно, – ответил Хиба, унимая его тревогу, – этого я не утверждал. Но вот то, что слишком скоро этого не стоит ждать – правда. Если б я до сих пор был чёрным стражем, мне бы, наверное, больше было известно. А так… думаю побеседовать как-нибудь со старыми приятелями. Если хочешь, и про твоего абу поговорю.

– Хочу! – немедленно кивнул Гиб Аянфаль, которого это предложение немало обнадёжило, – а вот эта обитель… Думаешь, мне пойти туда? На прощание?

Он взглянул за деревья. Как раз невдалеке от них в сторону обители прошла пара асайев-городских строителей, очевидно следующих зову Голоса. Гиб Аянфаль и сам ощутил его слабый позыв, который, однако оказался заглушён.

– Если бы мы не были на арене, то я бы сейчас и сам туда с тобой отправился, – ответил Хиба, окидывая его оценивающим взглядом, – а так тебе на сегодня хватит. Успеешь ещё проститься, когда будут силы. Это прощание первое в долгой череде последующих. Твой аба был видным патрицием, и след его исчезновения ещё долго не растает в волнах.

Гиб Аянфаль кивнул и низко опустил голову, вновь чувствуя наплыв скорбной горечи. Если для Хибы примером был таинственная великая она, то для Гиб Аянфаля – аба Альтас. Ещё вчера в нём жила надежда на то, что аба непременно вернётся, но после слов Хибы его начали одолевать сомнения. Вдруг им больше не суждено никогда встретиться? Неизведанная тёмная бездна забвения разлучила их, возведя непреодолимую временную преграду. Багровый Ветер покосился на него, видя его горькие чувства во всей глубине, и легко потряс за плечо.

– Пойдём, пройдёмся по городу, – сказал он.

Гиб Аянфаль не стал возражать и поднялся на ноги. Вместе они вышли из сада, и направились в глубину Рутты. Многие простые асайи, встречавшиеся им на пути, бросали на Гиб Аянфаля заинтересованные взгляды, однако ни один не решился подойти и заговорить – внушительный вид шествовавшего рядом Багрового Ветра на корню заглушал эти желания. Гиб Аянфаль чувствовал, что он как будто бы находится под тонким волновым покровом бывшего чёрного стража, каким они, вероятно укрывают тех асайев, которых нужно взять под защиту. Это было очень непривычное ощущение, чем-то напоминавшее опеку абы Альтаса.

Хиба же не подавал виду, что как-то особенно печётся о своём новом друге. Он спокойно говорил с ним на всевозможные сторонние темы, волнующие в последнее время умы асайев Онсарры. А иногда он указывал на ту или иную обитель, мимо которой они проходили, и рассказывал, что ему довелось некогда поучаствовать в её возведении.

Гиб Аянфаль думал, что эта прогулка закончится тем, что Багровый Ветер проводит его до знакомой пасочной рощи, или до самого дома, и они на том распрощаются. Но когда начало вечереть и Онсарра вошла в последнюю четверть дневного пути, Хиба неожиданно уловил некое, открытое только ему веяние волн. Он даже остановился и прислушался, пригасив глаза, а после взглянул на Гиб Аянфаля и сказал:

– Слушай, мне надо кое-куда пойти. И, думаю, тебе тоже со мной можно.

– Куда? – с интересом спросил заинтригованный Гиб Аянфаль.

– Увидишь. Идёшь со мной?

– Иду, – немедля кивнул юный асай, – мы на трансфере?

– Нет, так же как до арены.

И Хиба вновь крепко взял Гиб Аянфаля за руку. Строитель приготовился к тому, что сейчас ему придётся совершить ещё один пространственный скачок, и огляделся. На улице меж обителей, куда они вышли, сейчас не было асайев, так что им никто не помешает. Они уже начали разгоняться, когда Багровый Ветер неожиданно остановился.

– Подожди немного.

Он запустил руку за пояс и, вытащив ярко-зелёный пузырёк, быстро сделал из него большой глоток. Гиб Аянфаль испуганно одёрнул его за рукав:

– Столько нельзя!

Хиба, ничего не ответив, вновь сжал его руку и рванул с места. Скачок вышел таким резким, что Гиб Аянфаль даже упал с ног, как только они прибыли на небольшую поляну в незнакомом пустынном саду. Юный асай поднялся и огляделся, прислушиваясь к пространству – они были на западной окраине Рутты, располагавшейся от его дома очень далеко, так что ему даже не приходилось тут бывать.

Хиба тем временем отпустил его и остановился, запрокидывая голову и зажмуриваясь. От него несло жаром, и Гиб Аянфаль не без тревоги смотрел на друга. На его глазах ещё никто не принимал такие огромные порции амброзии. Он ближе подошёл к Хибе и шёпотом спросил:

– Ты в порядке?

Хиба молча кивнул. Гиб Аянфаль услышал, как он глубоко вдохнул в себя воздух. После этого Багровый Ветер открыл глаза.

– Почему ты всё время пьёшь это? И ещё так много!

Хиба только махнул рукой.

– Разгорячился, – ответил он, – изъян старой рабочей точки. Ты за меня не тревожься. Я крепкий, могу хоть целую пиалу амброзии выпить, как настоящий глубинный. А теперь идём.

И он зашагал по едва заметной тропинке к видневшимся невдалеке белым строениям. Гиб Аянфаль поспешил за ним. Невзначай он прикоснулся к руке Хибы. Пурная кожа его была теперь прохладной, как и окружавший их вечерний воздух. О том, куда же они идут, он почему-то не решался спросить. Впрочем, когда они прошли половину пути, Хиба снова остановился, оборачиваясь.

– Тут место потише. Поэтому могу кое-что пояснить, – проговорил он.

– Давай, – живо подхватил Гиб Аянфаль.

Хиба указал рукой вперёд.

– Видишь? Это учебные залы для окрестных обителей. В северной зале уже никого не должно быть, но меня вот кое-кто ждёт. И я вас познакомлю.

– А кто это?

Хиба оглянулся, прислушиваясь к волнам, а затем приложил руку к затылку Гиб Аянфаля.

«Мой ребёнок».

«У тебя есть подопечный родич? Ты его воспитываешь?»

Гиб Аянфаль с удивлением взглянул на друга. Он и представить не мог, что такой лихой асай как Хиба захочет взять кого-то под опеку. Все асайи с детьми, которых он встречал прежде, как правило вели степенную жизнь, которая позволяла им уделять время обучению воспитуемых.

«Да. Ты сам имеешь кучу родичей, поэтому должен понимать, какое это тонкое дело. Бэли – моё дитя, я для него как аба, вот только мы не имеем карты родственности, и потому с этим бывают иногда некоторые сложности».

Хибина рука исчезла с затылка Гиб Аянфаля. Он проницательно взглянул на юного асайя и зашагал дальше по дорожке между дышащих деревьев. Гиб Аянфаль немного приотстал. Он вытащил из-за пояса карточку, так давно уже не смотрел на неё! Там всё так же – два родича Ае и Гиеджи, и аба Альтас, будто и не исчезал никуда. Гиб Аянфаль скорей спрятал карточку и поспешил за Хибой.

– Послушай! – воскликнул он, догоняя друга, – ты выбрал его из замковых детей, да?

Хиба глянул на него, ухмыляясь.

– Нет, – кратко ответил он, чем только привёл Гиб Аянфаля в новое замешательство.

– А как? Он сразу был дан тебе? – с волнением спросил он, – Я ведь такой же, не выбирал – хочу ли я быть в семье или нет. Аба никогда не рассказывал, почему так вышло. Но это то, что я более всего хочу знать!

Хиба снова остановился, преграждая ему дорогу.

– И ты, конечно, хочешь, чтобы я тебе всё рассказал? Вместо абы? – серьёзно спросил он.

Гиб Аянфаль торопливо кивнул. Ему казалось, что уж бывшему чёрному стражу ни к чему утаивать от него это. Лицо Хибы мгновенно стало насмешливым.

– Тут уж я, пожалуй, присоединюсь к Голосу Ганагура в его мнении, что тебе ещё рано владеть подобной информацией, – ответил он, – пошли скорей! Тут моё появление не всегда желательно.

Гиб Аянфалю пришлось смириться.

Они вступили внутрь и перед ними предстала галерея с арками, опоясывавшая центральную учебную залу. Волны всё ещё не рассеялись после окончания труда, и в них можно было расслышать отголоски информации, в изобилии витавшей здесь днём.

Асайи остановились у входа. Хиба прикоснулся рукой к стене, и пальцы его легко погрузились в размягчившиеся стебли. Гиб Аянфаль уловил знакомые волновые колебания и увидел, как светлые стены галереи начали быстро темнеть. Гиб Аянфаль тоже прикоснулся к ним и обнаружил, что стебли теперь покрывает тонкий слой глухого камня – вещества, препятствующего звучанию волн. Строители использовали его там, где необходимо было создать тихие места, ограждённые от лишней информации. Он вопросительно глянул на Хибу.

«На всякий случай», – негромко прозвучало в мыслях.

Когда всё было готово, они вошли в залу и увидели того, кто их ждал: на одной из ступеней сидел погружённый в волны подросток оборотов тридцати от пробуждения с длинными чёрными волосами, которые охватывало несколько лент. Гиб Аянфаль тут же узнал его – это был тот самый маленький асай, который однажды приходил, прося пустить его к строителям. Он припомнил этого подростка сразу же после того, как узнал приватное имя Багрового Ветра, но до сих пор думал о них как о друзьях или знакомых, а не как о семье.

Когда Хиба и Гиб Аянфаль подошли ближе, глаза ребёнка вспыхнули жизнью.

– Хиба! – воскликнул он, и его голос звонко разнёсся по галерее.

Подросток соскочил с места и подбежал к своему абе. Гиб Аянфаль тут же заметил, что лицом он очень похож на Хибу.

– Бэли! Давно меня ждёшь? Я немного задержался.

– Всё в порядке. Совсем чуть-чуть!

Бэли глянул на Хибу, а затем подошёл ближе и, обхватив руками, доверчиво прижался к нему. Хиба положил ладони на его белые плечи. Гиб Аянфаль почувствовал себя неловко, отводя взгляд от таких приватных жестов. Он сам не стал бы так прикасаться к кому-либо из родичей на виду у других, даже к Гиеджи. И сейчас думал о том, чтобы Хиба и Бэли поскорее разлучились. Впрочем, ждать долго не пришлось. Бэли отступил от своего абы и взволнованно сообщил:

– Воспитательница Лаэш попросила меня подождать её. Она хочет отвести меня в замок. Ты же скажешь, что я не пойду с ней?

– Конечно, я поговорю с твоей воспитательницей, – заверил его Хиба, – ты сегодня будешь со мной. А это Янфо. Не сторонись, я ему про нас сказал.

Бэли с любопытством взглянул на Гиб Аянфаля.

– Теперь ты знаешь Хибу? – спросил он. Но Гиб Аянфаль не успел ответить – волны всколыхнулись от чьего-то чужого приближения.

– Так. А теперь постойте оба в сторонке, пока я потолкую, – проговорил Хиба, подталкивая Бэли ближе к строителю.

К ним шёл асай в одеянии белой воспитательницы. Как видно она совсем недавно ступила на этот путь: на лбу её не было ленты-кибахи, а передник сверкал белоснежной чистотой. Лицо её сияло мягкой доброжелательностью, но Гиб Аянфаль чувствовал, что эта встреча не сулит им ничего хорошего. Хиба выступил вперёд, скрещивая руки на груди, и его внутреннее поле угрожающе сгустилось. Белая сестра, как видно, ощутила на себе его действие и остановилась в нескольких шагах от Хибы.

Гиб Аянфаль украдкой прикоснулся к стене рукой. Слой глухого камня стал достаточно толстым, чтобы скрыть окружавшее их пространство от внешних волн. Невольно он позавидовал мастерству Хибы: ему самому для таких преобразований потребовалось бы куда больше времени и усилий.

Белая сестра тем временем обратилась к Хибе, делая ещё один шаг навстречу:

– Вы тот самый Багровый Ветер? Старшая говорила мне о вас.

Хиба горделиво вскинул голову.

– Тот самый, – покровительственно ответил он, – приятно быть столь известным среди младших сестёр Рутты. А ты кто?

Его вопрос прозвучал не очень вежливо, и сестра, несомненно, это заметила. Её старшие коллеги не обратили бы на чужую непочтительность никакого внимания, считая, что грубость всего лишь указывает на нестабильность настроения того, кто её произносит. Но такая сдержанность была хоть и небольшой, но всё же вершиной мастерства.

– Моё имя Лаэш, я служу в обители Джаноа, – запальчиво ответила она, а потом взглянула на Бэли, который наблюдал за всем, спрятавшись за спиной Гиб Аянфаля, – Дитя, идём!

Бэли покачал головой и робко сказал:

– Я хочу пойти с Багровым Ветром!

Точно дожидавшийся этого Хиба встал между ним и Лаэш и сказал:

– Он хочет остаться со мной! Вы ведь уважаете желания вольных асайев, верно?

– Уважаем, – твёрдо ответила Лаэш, – но до тех пор, пока эти желания не приносят им вреда. Бэли не должен слишком часто быть с вами! И тем более не должен слушать то, что вы ему говорите о вашем якобы родстве! Если бы вы были просто его другом, то я бы и не думала препятствовать. Но вы оказываете на него дурное влияние, и я просто обязана вмешаться!

– «Дурное влияние», «якобы родство», – насмешливо повторил Хиба слова сестры, – как будущая белая мать, а то и матрона, ты должна видеть, что он – моё дитя. Разве тонкие волны ни о чём не говорят?

Лицо Лаэш выражавшее упрямую уверенность в правоте, не дрогнуло:

– Это ваша ошибка, Багровый Ветер, – сурово произнесла она, – глубокая и грубая. Я не могу много говорить о ней в присутствии ваших спутников, но, если вы хотите исправить её – отпустите Бэли сегодня со мной. У него должна быть своя жизнь!

Эти слова, в которые она вкладывала всю свою жёсткость, вызвали у Хибы только улыбку.

– Упряма, как горнячка! – воскликнул он, – у меня тоже нет никакого желания обсуждать всё это здесь и, тем более с той, кто и близко не испытывал того, что я уже знаю. У твоих старших коллег хватало мудрости говорить со мной так, что я соглашался с ними. У тебя – нет. И потому Бэли останется со мной, по нашему с ним обоюдному желанию. Тебе же, Лаэш, посоветую соблюдать осторожность. Твоя неприкосновенность не непреложна.

– Это что, угроза? – настороженно спросила воспитательница.

– Предупреждение. Я знаю все риски и последствия.

Лаэш усмехнулась, покачав головой.

– И вы ещё отстаиваете своё право на родство! – воскликнула она, – вы хоть понимаете, что только что мне сказали?

– Прекрасно понимаю. На этом закончим, – покровительственно проговорил Хиба и быстро приставил указательный палец ко лбу своей собеседницы.

Волны, заполнявшие галерею, замерли в тихой неподвижности. На лице белой сестры промелькнуло удивление, после чего глаза её закрылись, а тело обмякло и начало падать. Хиба легко подхватил его и заботливо уложил на пол. Он распрямился и развёл руками.

– Немного неловко вышло.

Бэли задрожал. Гиб Аянфаль услышал, как быстро зашевелилась чужая пыль. Самому ему происходящее казалось каким-то нереальным. Точно сон.

– Хиба! Что ты натворил? – негромко воскликнул он, подскакивая к другу.

Хиба погрозил ему той же рукой, которой только что «отключил» неугодного асайя и пояснил:

– Ничего страшного, Янфо. Это просто сон, так сказать, приключившийся невовремя. Сейчас мы даже найдём для дорогой Лаэш комфортное место.

– Но… но это же белая сестра! – не мог уняться Гиб Аянфаль, – Говорят, их даже искажённые не трогают! Ты сам говорил!

– А ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? Поговорим потом! Бэли, есть тут что-нибудь похожее на жилые комнаты?

– Есть, – ответил ребёнок, выступая из-за Гиб Аянфаля, – там за поворотом, на втором уровне…

– Прекрасно. Все за мной.

Багровый Ветер поднял тело Лаэш на руки, и быстрым шагом направился к комнатам. Они предназначались для взрослых асайев, находящихся в процессе смены рабочей точки, но к счастью, оказались пусты. Хиба вошёл в первую из них и, уложив воспитательницу на ложе, придал ей вполне естественную позу погружённой в сонные волны.

– Устала от трудов, прилегла отдохнуть, – пояснил он Гиб Аянфалю, который наблюдал за всем из-за его плеча, будучи до сих пор не в силах смириться со случившимся, – Бэли! Завтра ничем не напоминай ей про то, что вы о чём-то договаривались. Ты как обычно закончил учение и пошёл в обитель. Ясно?

– Да, – кивнул Бэли, старательно отводя взгляд от спящей.

Хиба уже было двинулся к выходу, но потом вновь вернулся к ложу, покачав головой.

– Всё-таки надо закрепить начатое. Прости меня, матушка Онсарра, – проговорил он и вытащил из-за пояса показавшийся Гиб Аянфалю знакомым пузырёк-капсулу.

Хиба легонько встряхнул его пару раз, заставив активную пыль внутри прийти в движение. На гладкой поверхности капсулы образовалось крохотное отверстие, в глубине которого что-то мигнуло яркой золотой искрой. Глаза Хибы при этом на миг потухли. Он чуть приоткрыл бесчувственной сестре Лаэш рот и, на миг поднеся капсулу к её губам, отвернул голову на бок.

– За недостаток мудрости, – назидательно произнёс он.

Гиб Аянфаля, неотрывно наблюдавшего за его действиями, неожиданно поразила догадка о том, чем напоили беспомощную Лаэш. И если так… То точно так же могли поступить и с ним тогда! И если бы не вмешательство абы… Он попятился, чувствуя, что его всего охватывает волнение. Промелькнула безумная мысль – а не Хиба ли сделал это с ним? Не верящими в происходящее глазами он взглянул на друга. Хиба обернулся.

– Янфо, ты чего? – с беспокойством спросил он, шагая к Гиб Аянфалю. Строитель тут же попятился от него назад, натыкаясь на Бэли.

– Испугался?

Гиб Аянфаль покачал головой.

– Со мной сделали так же однажды, – проговорил он.

Лицо Хибы стало жёстким.

– Кто и когда? – коротко спросил он.

– За три декады до начала строительства у Сэле. Я ничего не помню. Аба меня разыскал и потом сказал о золотистой амброзии. Если бы не он, то я забыл бы всё с первого дня жизни!

Ненадолго повисло молчание. Хиба покосился на лежащую на ложе фигуру, а затем прямо взглянул на Гиб Аянфаля.

– Думаю, твой аба всё-таки преувеличивает – произнёс он, – не вижу причин ни в пространстве, ни в тонких волнах, по которым кто-то стал бы так с тобой возиться. А вот то, что ты увидел что-то не то – вполне вероятно. А эта-то так, – кивнул он на настойчивую Лаэш, – пробудится утром, позабыв о нашем визите, да и всё.

– Может быть… – ответил Гиб Аянфаль, которого всё не отпускало волнения, – а у тебя эта амброзия откуда?

– Осталась со старой службы. Её мне дали нэны, – ответил Хиба, а потом решительно добавил, – Потом мне всё расскажешь, в более подходящем месте! Пойдёмте отсюда.

Он тронул стену, давая ей команду принять прежний облик, после чего направился к выходу. Бэли, который рад был наконец покинуть учебные залы, побежал впереди, а Гиб Аянфаль не мог сдвинуться с места. Только когда Хиба, поравнявшись, потянул его, взяв за плечо, он побрёл вслед за ним.

Чутье подсказывало, что друг уже не в первый раз так поступает. Во всех его движениях были спокойствие и уверенность. Гиб Аянфаль не мог поверить, что на его глазах только что было совершено насилие, пусть и сопровождавшееся «заботой» о пострадавшем. Когда они вышли на свежий вечерний воздух, он взглянул на Хибу и вопрос сам сорвался у него с уст:

– Что теперь будет?

Хиба хмыкнул и ответил, не вдаваясь в подробности:

– Ничего.

– Хиба! – Бэли подбежал ближе, – мы можем пойти поесть пасоки?

Гиб Аянфаля удивило его спокойствие. Бэли как будто уже и думать забыл об увиденном!

– Да, конечно, – бодро ответил ребёнку Хиба и обратился к Гиб Аянфалю, – ты с нами?

Гиб Аянфаль помедлил, прислушиваясь к внутреннему голосу, а потом кивнул, так и не до конца обдумав своё решение. Он чувствовал, что просто не решится остаться один после увиденного.

Они направились к ближайшей обители, центральная зала которой не имела боковых стен и представляла собой огромный купол, изящно сплетённый из жёлто-зелёных стеблей. Под его сводами сновали асайи, вернувшиеся с дневного труда. Волны уже начинали понемногу призывать к покою. Но Гиб Аянфаль шёл, всё время думая о случившемся. Ему казалось, что он вот-вот увидит среди цветных одежд мирных асайев чёрные облачения стражей. Стражи, конечно, подойдут к ним. И что тогда?

На Кольце Светил никого не наказывают за совершение насилия. Вместо этого провинившихся ждёт исправление, ибо творить насилие способны только искажённые. Гиб Аянфаль мало знал об этой неприглядной сфере жизни. Слышал только, что исправления варьируются от простого внушения до совершенно непредсказуемых форм, когда исправленного асайя уже невозможно узнать. Подробности были ему недоступны, так как Голос заботливо ограждал его от информации, которая могла бы причинить ему вред. Что же может повлечь за собой поступок Хибы? Внушение? Или что-то более страшное?

Он с тревогой косился на друга, но тот оставался совершенно спокойным и весело разговаривал с Бэли. Гиб Аянфаль даже не улавливал смысл их речи. Только когда Хиба усадил их на кольцевую скамью-стебель под сенью купола, он пришёл в себя.

– Подождите тут, – коротко сказал Багровый Ветер, – я сейчас вернусь, принесу пасоки.

Гиб Аянфаль рассеянно проводил его взглядом, после чего огляделся. Волны повеяли новыми вестями от далёкой покорённой звезды, и многие асайи, прислушиваясь к ним, ненадолго замирали на месте, после чего возвращались к прежним делам. На них с Бэли никто не обращал особого внимания. Тут он почувствовал, что ребёнок ближе придвинулся к нему.

– Ты не беспокойся, всё будет хорошо. Такое уже случалось, – негромко произнёс он.

Гиб Аянфаль взглянул на ребёнка.

– Почему у вас такие сложности? – спросил он, – у меня тоже есть родичи, но нам никогда не приходилось отстаивать своё право быть вместе. Белые сёстры только поддерживали нашу семью!

Бэли пожал плечами, а потом осторожно прикоснулся рукой к руке Гиб Аянфаля.

«Хиба – мой аба», – зазвучало в мыслях, – «Когда я пробудился, то увидел Хибу, он держал меня на руках. А Звезда пришла позднее. О ней говорят, что она – мать. Хиба не отрицает, но говорит, что она очень, так сказать, далёкая мать, и что многие искажают память Гаэ Онсарры, так почитая Звезду. Он обещал, что всё расскажет мне, как только я закончу раскрытие рабочей точки и вступлю в юность. Он бы и сейчас мог это сделать, но опасается за моё сознание. Мысли ребёнка трудно защитить. Когда я раскрываю свою рабочую точку, воспитательницы могут легко уловить то, что я знаю что-то неположенное. Белые сёстры, заключающие родственные союзы, отказались представить нас родичами перед Голосом Ганагура. Они считают, что Хибе не хватает мудрости, чтобы стать абой. Они призвали его ждать, но он с этим решением не согласен. Я не знаю, что им не понравилось. Они настояли, чтобы мы жили в разных обителях, до того, как я вырасту. Но я всё равно часто бываю вместе с Хибой. Тонкие волны связывают нас наперекор всему. В общем-то, у нас всё хорошо. Но иногда бывает, как сегодня».

После этих слов Бэли убрал руку.

– А у тебя сколько родичей? – сразу же спросил он вслух.

– Трое. Один аба, и двое равных.

– И карточка есть?

– Да. Вот.

Он вынул из-за пояса тёмно-синий кристаллик и протянул его Бэли. Ребёнок с интересом поднёс его к глазам и считал. Лицо его озарило удивление, он взглянул на Гиб Аянфаля не без восторга в огромных серебристых глазах.

– Ты дитя пропавшего архитектора и родич ведущего Ае! – негромко произнёс он, – просто удивительно!

Гиб Аянфаль смутился.

– Да. Архитектор Хосс нас опекал, а Ае – мой старший родич.

– Уже начали секретничать?

Перед ними стоял Хиба с тремя чашами пасоки в руках. Он деловито сел перед ними, протянув одну чашу Бэли, другую Гиб Аянфалю.

– Мы говорили о родичах, – ответил на его вопрос Бэли.

– Понятно. Ешьте, а после продолжим.

Он отпил из чаши немного пасоки, после чего глянул на Гиб Аянфаля и проговорил:

– Ко всему привык в жизни городского строителя. Но вот одного не могу принять – потребность есть почти каждый день и помногу. Как ребёнок, честное слово!

Гиб Аянфаля его замечание удивило – для него-то с самого пробуждения ежедневная трапеза была обычным делом. Когда с пасокой было покончено, Хиба вновь обратился к нему:

– Так что вы там говорили про родичей?

Бэли приблизился к нему и шепнул:

– Хиба, представляешь, Янфо – родич ведущего Ае!

Хиба удивился:

– Правда? Ты родич этого сокровища всея Онсарры?

Гиб Аянфаль почувствовал в его словах некоторую язвительность, которая ему не совсем понравилась. Он взглянул на Хибу, но у того на лице было написано превосходство и ни тени сомнения.

– Почему ты так говоришь о нем? – спросил он, – Ае хороший патриций! Для меня он – пример, и многие асайи любят его.

Хиба горделиво повёл плечами.

– Я ничего такого и не сказал. Просто… Ладно, Янфо, раскрою – я лично знаю его. И видел его восхождение к верхам патрицианского влияния. На твердынях Онсарры далеко не в каждый цикл появляются асайи, способные всего за несколько тысяч оборотов взлететь от простого до старшего патриция. Он – один из восьми ведущих, которые помогают управлять глобальными эмоциями самому Гэреру. Ты, верно, живёшь в его компании с пробуждения, вот и не понимаешь, какая это высота.

Гиб Аянфаль только пожал плечами. Он ведь действительно провёл всю свою жизнь подле двух старших патрициев, принимавших в делах Пятой твердыни весьма заметное участие. Мечтая однажды стать им равным, он даже не задумывался о том, как это всё может выглядеть со стороны. Самого Ае он всегда воспринимал как взрослого асайя, и очень редко расспрашивал о том, каким он был в юности или детстве. Потому сейчас ему очень захотелось узнать, каким же видел его родича новый друг.

– А где вы познакомились? – спросил он.

– На арене, где же ещё! – усмехнулся Хиба, – недолго, правда виделись. Я уже встал на путь стража и посещал арену как простой зритель, когда среди танцующих появился один очень перспективный асай оборотов сорока пяти. Его частенько сопровождал архитектор Хосс. Тогда не было потребности в мощных потоках, и на небольшие арены пускали тех, кто хотел просто полюбоваться танцами. Вот твой аба Альтас и наблюдал иногда за тем, как танцует его старшее дитя.

– Даже удивительно, – задумчиво проговорил Гиб Аянфаль, – Ае мало рассказывал мне о своей юности. Для меня он как будто бы пробудился сразу старшим патрицием!

– Нет, патрициями не пробуждаются, – смеясь, ответил Хиба, – а вот быстро стать ими можно. Ае недолго пробыл танцующим. Он открывал мощнейшие потоки энергии, танцуя даже в одиночку. Немудрено после этого, что его так быстро заметили ведущие… Хотя, откровенно говоря, ведущая точка хитрая. Из-за того, что она даёт большую власть над волнами, доверить её можно только патрицию. А потому, асай, который с ней пробудился, поначалу и не подозревает о том, кто он. Считает себя простым танцующим, и лишь позднее раскрывается. Такая вот приятная неожиданность для некоторых избранных. Хм, а знатная у тебя семейка, слушай. Аба и старший родич – такие патриции! И они что же, не пытались разобраться с тем, что с тобой приключилось?

Гиб Аянфаль понял, что Хиба имеет в виду случай с его потерей памяти.

– Они разбирались. Но ничего. Аба дал мне шанс вспомнить самому, вот только у меня это так и не получилось. А потом он сказал, что лучше оставить это, чтобы я был в безопасности.

Он смолк, чувствуя неудобство. Так рано рассказывать о своей потере памяти он не планировал. Хиба, однако же, сел ближе.

– Рассказывай, – потребовал он, и Гиб Аянфалю ничего не оставалось, кроме как передать ему все сведения о случившемся, прижавшись лбом к его лбу.

Хиба, приняв информацию, некоторое время сидел с погашенными глазами.

– Неслышащие. Нутром чую, – уверенно произнёс он, закончив свои размышления, – это, кстати, их метод уничтожать память нечаянным свидетелям. Да и себе иногда. Золотистая амброзия на самом деле мало общего имеет с пищей глубинных, которую я иногда потребляю. Она ни что иное, как пыль твердынных владык, которые спят в недрах под городами. Нэны её добывают и делятся только с белыми матерями, да некоторыми чёрными стражами. А вот неслышащие преступно похищают её, чем немало сердят глубинных властительниц. Обращаться с ней нужно умеючи: направлять в чужом теле, контролировать её воздействие на пыль и тем самым очищать память. Если просто выпить хоть целый пузырёк, то ничего не будет. Разве что рот насквозь прожжёшь. Видать, не в простом трансфере ты ехал. И ещё это поле, и само время… После этого в Рутте были волнения, которые хорошо скрыты от несведущих. Очень любопытно. Вот если бы ты вспомнил, то тогда кое-кто смог бы выстроить полную картину этих событий. Однако, эти воспоминания и в правду могут оказаться опасными.

– Почему? – спросил Гиб Аянфаль, – аба мне не захотел ничего объяснять, но может ты скажешь?

– Ну, они явно не желали, чтобы ты их помнил, и позаботились о том, чтобы так и было. Если попытаться исправить это, они могут вновь проявить к тебе интерес. Возможно те, от кого ты пострадал, до сих пор находятся где-то неподалёку, может, даже слушают наш разговор.

Гиб Аянфаль недоверчиво взглянул на него.

– А что, чёрные стражи не могут с ними справиться?

– Почему же? Справляются, иначе Затишья бы не было. Но неслышащих не стоит недооценивать, они – сильные и изворотливые асайи. Рассказать, как они прячутся? Среди них много тех, кто хорошо умеет управлять волнами Глобальной Памяти и информационным пространством. Вестники из их общин создают для них искусно составленные истории ложного прошлого, за которыми они скрываются при помощи покрывателей – мастеров по обманным манипуляциям с волнами. Ты не будешь их видеть, не будешь чувствовать и знать, твоя интуиция ничего тебе не скажет, а они будут рядом. Мы с мастером Караганом не одну сотню оборотов потратили на то, чтобы научиться как можно быстрее разгадывать эти уловки, благодаря чему в том цикле на твердынях держался устойчивый порядок. Однако таково свойство баланса между нами и ими, установленного ещё Праматерью: рано или поздно кто-то начинает брать вверх, а кто-то сдавать позиции, а потом всё меняется. Только во времена, когда всей системе угрожает опасность, да в тёмные эпохи, пролегающие между циклами, мы стоим на страже вместе, забыв о былых раздорах.

Хиба замолк, взглянув на своё дитя. Бэли, прижавшись лбом к его плечу, закрыл глаза и погрузился в сонные волн.

– Устал за день, – негромко сказал бывший чёрный страж, – уж пора и на покой.

– Да, мне тоже, – ответил Гиб Аянфаль, – надо навестить родичей. Я ещё ни с кем не виделся… после того, что случилось.

* * *

Гиб Аянфаль добрался домой, когда уже наступила ночь. Новые впечатления частично вытеснили из головы вчерашние переживания, по крайней мере казалось, что всё случилось не вчера, а когда-то давно. В обители стало гораздо спокойнее, должно быть от того, что многие асайи уже разошлись на ночной отдых.

Гиб Аянфаль беспрепятственно добрался до своей комнаты. Он вошёл внутрь и остановился, увидев, что комната не пуста. На его ложе лежала Гиеджи. Едва ощутив присутствие Гиб Аянфаля, она резко поднялась. Лицо её выражало глубокую скорбь, смешанную с едва сдерживаемым гневом.

– Где ты был? – тут же спросила она.

Гиб Аянфаль почувствовал себя неловко.

– Я встречался кое с кем, – проговорил он.

– С Ае?

– Нет, со строителем из моей команды. У нас были дела.

Гиеджи сверлила его жгучим взглядом. На её лице серели недавно зажившие следы слёз, которые она проливала, верно, ещё со вчерашнего дня.

– Были дела, – произнесла она убийственно горьким голосом, с трудом сдерживаясь, – это после того, что случилось! Наш аба исчез! А ты вместо того, чтобы остаться, чтобы сказать что-нибудь мне… Где-то ходишь!

Гиб Аянфаль потупил взор, чувствуя себя виноватым перед сестрой. Его сегодняшнее поведение стало казаться ему донельзя беспечным. Как он мог уйти с Хибой, не навестив её прежде? Аба Альтас был бы крайне недоволен таким поступком.

– Тебе всё равно? – резко спросила Гиеджи.

Гиб Аянфаль взглянул ей в глаза.

– Гиеджи, нет. Прости меня. Я видел, как это произошло и… Я не знаю. Я чувствовал себя таким растерянным, что мне хотелось убежать! И никогда не возвращаться. Здесь вчера все так… ты сама видела! Я уловил в волнах, что ты находишься у себя, но пройти не смог – тут кого только не было! А Голос сообщил им, что я был свидетелем. Потому я побоялся, что они будут спрашивать меня о том, как это случилось. Я не смог бы вынести это ещё раз! Только не вчера!

Лицо Гиеджи смягчилось. Она помолчала, стоя перед Гиб Аянфалем с опущенными голубыми глазами, после чего присела на ложе, подперев подбородок рукой. Гиб Аянфаль, немного помедлив, присоединился к сестре.

– Ае тебе всё рассказал? – спросил он.

– Да, как только я прибежала. Потом отвёл меня в наш садик, попросив двух техников побыть рядом. Они вчера целый день провели со мной, укрывая от публики. Да и сегодня тоже, пока я под вечер не пошла в твою комнату.

– Ае больше не появлялся?

– Не знаю. Я его не видела.

Голос Гиеджи дрогнул, и она вытерла рукой вновь выступившую пылевую слезу, почему-то имевшую тёмно-синий цвет, казавшийся в затенённой комнате почти чёрным. Гиб Аянфаль протянул руку и потёр пальцами оставленную слезой дорожку, вспоминая, как это делал Хиба. Заживить не получилось, но Гиеджи, ощутив его заботу, взглянула на него и на её лице проскользнула слабая мимолётная улыбка. Её пыль совсем не обжигала Гиб Аянфаля – это был один из самых сокровенных признаков родства.

– Я сразу почувствовала, что что-то случилось, – сказала Гиеджи, – стало нехорошо. Я оставила труд, вернулась в замок и тут… Я вчера целый день ждала тебя. И сегодня тоже.

Гиб Аянфаль ждал ещё неудобных вопросов, но Гиеджи только молча рассматривала его лицо. Затем она поднялась на ноги.

– Я, пожалуй, пойду. Я очень устала и хочу на покой.

– Не хочешь остаться со мной?

Гиеджи помедлила. Гиб Аянфаль чувствовал, что на самом деле она не хочет уходить, борясь со все ещё тлеющей обидой.

– Я бы осталась, – наконец сказала сестра, – но те неприятные видения в волнах… Боюсь, сегодня они снова посетят меня.

– Вот и хорошо, если мы будем вдвоём! Я никому не дам тебя потревожить. Вдруг белые сёстры уловят, что ты не так себя чувствуешь.

Гиб Аянфаль устроился на ложе, с ожиданием глядя на сестру. Гиеджи ещё немного помедлила, а затем легла рядом с ним на спину, складывая руки на груди. Взгляд её неспокойно блуждал по потолку.

– Я не боюсь, что они придут, – сказала она, – мне только не хочется, чтобы они это видели. Я уже говорила. Если сюда кто-нибудь войдёт, то разбуди меня, ладно?

– Обязательно.

Лицо Гиеджи стало успокоенным, и она закрыла глаза. Сестра быстро уходила в сонные волны, а Гиб Аянфаль продолжал лежать на боку, рассматривая её аккуратный профиль. Все же Гиеджи при всей обидчивости и ранимости, легко справляется со своими эмоциями, если не считать тех неуправляемых кошмаров. Рядом с ней всё казалось таким привычным, как будто аба Альтас никуда не исчезал. Гиб Аянфаль по привычке прислушался к тому, что происходит в соседней комнате, где живёт Эньши. Ребёнок был на месте. Гиб Аянфаль с облегчением закрыл глаза.

Загрузка...