Баоцан Золотой Цикады

Глава 7. Стратагема 順手牽羊. Уведи овцу лёгкой рукой

Даже малейшую слабость противника непременно используй.

Даже малейшую выгоду ни в коем случае не упускай.

Маленькая слабость противника — маленькое преимущество у тебя.

Солнце висело в зените, когда Ван Шанси вышел на тренировочную площадку. Окончательно протрезвев, он решил внимательнее присмотреться к тому, что ему досталось. Он начал разминку, его тело казалось потоком грации и силы, каждое движение — безупречным танцем смерти. Потом Ван приказал Юаню Байфу нападать на него.

Тот повиновался. Ван Шанси наблюдал. Юань, словно горный ручей, стремительный и неудержимый, обрушил на него град ударов. Его меч, казалось, танцевал в воздухе, оставляя за собой призрачные следы, при этом паренек буквально порхал, используя любую опору — от каменного столба до ограды ворот, и предсказать амплитуду его странных, рваных, сумасшедших движений Ван Шанси не мог, хотя тратил на них всё своё внимание. «А ведь и вправду Бяньфу, Летучая Мышь, — дошло до Шанси, — это движения нетопыря под луной! Путь его меча — это путь безумной Летучей мыши, непредсказуемой и убийственной».

А вот Фэн Цзиньчэн отличался грацией воды, обтекающей препятствия, но дробящей камни, при этом юнец обнаруживал любопытное свойство: временами он просто исчезал из виду, умудряясь слиться с деревом или кустами самшита. Его непредсказуемость была колдовством кладбищенского ёгуя, лживыми превращеньями ночных призраков. И ещё: оказалось, мальчишка одинаково хорошо владел левой и правой руками, что создавало проблемы для незнакомого противника.

Странные всё же ребята! Ван Шанси задумался. Когда они взяли в руки мечи, сталь запела иначе. Их движения, казалось, отрицали законы бытия, их удары были подобны порывам ветра, непредсказуемым и смертоносным. Их искусство меча было не знало правил боя, а было виртуозной импровизацией, симфонией, превосходящей любую партитуру.

А потом случился странный казус. Ван Шанси заставил учеников сражаться друг с другом: хотел посмотреть их возможности со стороны. Но ничего не вышло! Цзиньчан послушно ринулся на Бяньфу, тот мгновенно парировал удар…И обоих тут же отнесло друг от друга на три чжана! Оказавшись на краях боевого ристалища, оба удивленно переглянулись.

— Это что, тот самый меч силы из подземелья? — изумился Цзиньчан.

Бяньфу покачал головой.

— Вовсе нет, тот в спальне, а это мой старый клинок, что подарил отец мне на пятнадцатилетие…

Цзиньчан подошёл ближе.

— Ну да, тот самый. А с чего тогда меня отбросило?

— А меня с чего? Давай ещё раз. Я нападаю.

— Давай.

Но стоило мечам скреститься, соперников снова раскидало по краям боевой площадки. Ван Шанси поинтересовался.

— А вы раньше когда-нибудь дрались друг с другом?

Оба покачали головой

— Нет, не приходилось. С чего нам драться?

— А вы можете прикоснуться друг к другу?

— Конечно, в подземелье Бяньфу у меня на плечах сидел, — в доказательство своих слов Цзиньчан положил руку на плечо Юаня. Ничего не произошло.

— Странно…

Ван Шанси вновь вспомнил тот момент на экзаменах, когда Сюй Хэйцзи в сердцах велел Гэ Чжэню выставить этих ребят. Они тогда, не глядя друг на друга, в считанные секунды сломали его. И то же самое произошло сегодня утром. Но почему они не могут драться друг с другом, но так легко свалили Гэ Чжэня? Ван мрачно скривился. Вообще-то, что скрывать, в его глазах Гэ Чжэнь был ничтожеством: гора мышц и полное отсутствие боевых талантов. Его удары как взрыв вулкана: хаотичные и разрушительные, но лишенные тонкости и контроля. «Как можно научить летать камень? — ворчал Ван, наблюдая за Гэ. — Он как булыжник, годный разве что стены подпирать, но не творить боевое искусство…»

Новые же ученики удивили учителя. Ван Шанси запомнились слова его дружка Цзян Цзуна о том, что учеников можно выставить на турнир Золотого Дракона. До него было ещё два месяца. Но стоило ли? Турнир Золотого Дракона выявлял сильнейшего. Арена напоминала поле брани, доспехи сияли на мускулистых телах, а зрители, как стая голодных грифов, жаждали крови и триумфов сильнейших. Мастера клинка выходили один за другим, их движения были отточенными гранями совершенства, помноженными на ярость. Каждый выкладывал на алтарь победы свою душу и жизнь. Клинки, словно молнии в грозовом небе, рассекали воздух, оставляя за собой лишь призрачный след надежды…

И сколькие полегли там?

Могут ли Фэн Цзиньчэн и Юань Байфу победить на турнире? Шанси задумался. Раньше он внимательно следил за претендентами на победу, ревниво сравнивал своих учеников с другими, но последние годы почти ничем не интересовался. Впрочем, на прошлом турнире он был. Там блеснули двое — Ли Сумин и Нянь Мо. Ли показывал технику «подчинения тигра», а Нянь — «пути воина», однако ничего выдающегося Шанси не увидел. Просто сильные, тренированные ребята.

Юань Байфу и Фэн Цзиньчэн знали общие принципы боевых искусств, но каждый имел свой необычный стиль и свою манеру боя, а это много значило. Базовые навыки — это прекрасно, но они всем известны.

Надо разузнать, кого выставят на этом турнире Лао Гуан и Мин Цай — его всегдашние соперники, подумал Ван, и тогда определиться.

— Вы часто выходили на ристалище? — спросил он Фэн Цзиньчэна и Юаня Байфу.

Оба покачали головами.

— Нет, учитель, никогда.

Отсутствие боевого опыта — это и хорошо, и дурно. Хорошо потому, что у воинов не будет печальных воспоминаний о прошлых потерях и боевых ранах. Не будет и большого страха перед сражением. А плохо потому, что неопытного и не привыкшего к ристалищу воина проще выкинуть за пределы площадки.

— Кроме меча, ты ничем не владеешь, Бяньфу? — Шанси и сам не заметил, как начал, называя учеников, употреблять прозвища.

— Я умею управляться любым оружием дао, имеющим изогнутое лезвие с односторонней заточкой. Знаю нож, саблю, и алебарду-пудао, меч яодао и шуаншоудай. Но владею и мечом цзянь.

Шанси кивнул. Меч-дао — полководец ста видов оружия, приемы владения — разрубание, срубание, преграждение, укол и разрезание — что проще техник копья, их легче изучать и ими легче овладевать. Одиночный меч обычно держится одной рукой, а другая рука движется согласованно с мечом. При этом свободная рука добавляет силы руке с мечом. Сложность, согласованность и красота движений полностью зависят от действий пустой руки. А вот при действиях двумя мечами движения рук согласуются с движениями ног. В методах действий парными мечами очень много вращений, обматываний, опутываний. Если шаги будут неловкими, мечи трудно будет согласовать друг с другом. Когда профессионал смотрит на технику двух мечей, первым делом обращает внимание на точность перемещений. Мечом-дао надо драться яростно и свирепо. Он тяжелее других видов короткого оружия, потому в схватке им надо делать большие разрубания и жестко блокировать.

— А дадао ты владешь?

Дадао, «большой меч», был тяжёлым длинным клинком против кавалерии. Большой вес оружия не позволял работать только руками: в работу обязательно включается всё тело, корпус и ноги.

— Он тяжеловат для меня, учитель, — виновато обронил Бяньфу, точно извиняясь. — Отец подарил мне меч-цзянь, им я и пользуюсь.

Цзянь, прямой меч с двусторонней заточкой давно стал ритуальным предметом, символизируя благородство у военных и элегантность. Появилась даже мода на танцы с мечом. В искусстве обращения с ним сформировались две манеры. Первая, когда меч движется росчерками и извивами неописуемой красоты. Так тренировались аристократы-конфуцианцы и гражданские чиновники. Ван Шанси считал, что это уже не искусство боя, а искусство танца. Вторая манера — перемещения живые, приёмы изменчивые, движения резкие, это — реально-прикладное искусство обращения с мечом. Но меч-цзянь — легкий, короткий, утонченный, слабый, им трудно противостоять в лоб более толстому оружию. Лишь избегая атак, ловко используя методы действий корпусом, переходя от приема к приему и можно достичь победы.

— А ты, Цзиньчан, владеешь чем-то, кроме меча-цзянь и дао?

— Я? — удивился Золотая Цикада. — Я владею шестом гунь и цимэйгунь[1], копьями бусяцян и чжунпинцян[2], хлыстом-бянь, кистенем-люсинчуй, дротиком-шэнбяо, знаю летающие когти фэйчжуа и рукавные стрелы сюцзянь, стреляю из арбалета-ни.

Ван Шанси замер с открытым ртом.

— Ты знаешь все виды боевого оружия?!

— Знать-то знаю, учитель, но я очень плохо обращаюсь с булавами, особенно с теми, что весят восемьдесят цзиней[3]. Тяжелые они, заразы…

Шанси едва не расхохотался. Дробящее оружие, булавы, молоты и палицы, конечно, применялись в армейском строю. История говорила о нескольких легендарных полководцах, которые в каждом сражении сжимали в руках две булавы в восемьдесят цзиней. Но, разумеется, такое оружие было не для сложения этого парня. Красавчик их и поднять-то не смог бы…

Однако теперь Ван Шанси сообразил, что ошибся, когда подумал, что щенок просто отмахнулся от Гэ Чжэня бельевой верёвкой. Как бы ни так! Если он владел хлыстом-бянь, а также люсинчуем, молотом на длинной веревке, и умел метать дротики, то знал и технику вращения хлыстом в вертикальной плоскости! Выходит, ничего случайного в его движении не было, просто рука воина сама среагировала на опасность…

— Из каких вы семей, ребята?

Вопрос Ван Шанси вовсе не был праздным проявлением пустого любопытства. В Поднебесной уже столетие бытовала система фу-бин, военных округов трех разрядов: высшие поставляли тысячу двести солдат, средние — до тысячи, а низшие — до восьмисот. Количество округов исчислялось сотнями, что означало практически постоянную готовность армии в полмиллиона человек. Вне службы воины занимались сельским хозяйством, а отбывавшие повинность сроком в один лунный месяц несли охранную службу в столичной гвардии. Если же где-либо возникала потребность в войсках, им назначался полководец, а после воины возвращались в свои поселения, а полководец — ко двору. Такая система не позволяла усиливаться военной верхушке и делала армию удобным средством подавления беспорядков на местах.

Поэтому нужда в учителях боевых искусств была острой. Одни обучали приемам с пикой цзи, другие — караульному делу и использованию в бою флажков. В Гоцзысюэ юношам читали теорию боя на мечах дао и стрельбы из лука гун, и каждый месяц устраивался смотр, а раз в полгода проводился турнир.

При этом огромное значение придавалось моральной составляющей. Военные идеалы заключались в стремлении поддержания добра и изгнания страха зла.

Идеалы воина утрачиваются, когда он не может отличить добро от зла, использует силу, чтобы взять верх над слабым или помогает порочным людям в совершении дурных дел. Утративший идеалы теряет не только их — он полностью утрачивает в дальнейшем своё боевое мастерство. Без страха разум спокоен и дух сосредоточен. Непреклонная сила может предотвратить насилие и покончить с конфликтами. Если полководец ведёт себя в соответствие с традиционными ценностями преданности, терпения, сострадания, сыновней почтительности и скромности, он сможет достичь выдающегося боевого мастерства.

И потому было крайне важно, выходцем из какой семьи был воин, и соблюдались ли в его доме воинские идеалы. Ван Шанси был уверен, что эти ребята вышли из достойных семейств.

К его удивлению, прежде чем ответить, юнцы едва заметно переглянулись. Бяньфу, опустив голову, съёжился. Вопрос учителя просто выбил его из колеи: его родные, воины невысокого ранга, погибли, похвастать было нечем. Однако, что может сказать о своей семье Цзиньчан? Его братья были на несколько рангов выше его родных, но погибли, если разобраться, позорной смертью. И неважно, какую версию предпочесть: реальную смерть братьев Фэн от его руки и руки братца Цзиньчана, или ту, что инспирировал Золотая Цикада: смерть на охоте от стаи диких волков…

Тут, однако, заговорил Цзиньчан. В его голосе не было и тени замешательства.

— О, учитель! Моя семья Фэн из Учжоу по материнской линии восходит к знаменитому военачальнику эпохи Кайюань Пэй Мину, который участвовал в сражениях против сюнну, тибетцев и киданей. Он известен как Святой Меч, так как был очень искусен в фехтовании. Также говорят, что он был отличным лучником и убил тридцать одного тигра за один день. Тут я ничего не скажу, может, в эпоху Кайюань где-то и можно было найти почти три дюжины тигров за один день, но сейчас в наших лесах и за одним полдня пробегать придётся… Впрочем, я сбился. И недаром император Вэньцзун в своём указе включил Пэй Мина в «Три чуда династии», имея в виду фехтование Пэй Мина, поэзию Ли Бо и каллиграфию Чжан Сюя… Он был гением меча. Мы — потомки его дочери.

— Ты родня Пэй Мина? — изумился Ван Шанси.

— И не только я, учитель! Мы оба — его потомки. Дело в том, что мы с Бяньфу — родня! Братья в пятом колене: у нас одна прапрапрабабушка Фэн Ши Юн из Фубина. А Пэй Мин — её дед по матери!

Ван Шанли довольно кивнул. И чего он куксился? Отличные ребята ему попались, надо же, потомки самого Святого Меча!

Когда Ван Шанси отпустил учеников, Бяньфу долго молчал, потом всё же проронил.

— Ты здорово вывернулся! Это надо же такое придумать…

Цзиньчан пожал плечами.

— Ничего я не придумывал. Я просто немного сместил акценты на женскую линию рода и так ошеломил учителя громким именем предка, что он ничего не спросил о мужской.

— Что? Ты хочешь сказать, что мы действительно потомки Святого Меча?

Цзиньчан только хмыкнул.

— Пэй Мин не был особенно женолюбив, но имел жену и пять наложниц. И иногда, отдыхая от сражений, он навещал их, народив в итоге почти дюжину детей, сыновей и дочерей, одной из которых была Пэй Линьянь, которая вышла за Фэн Ши, крупного землевладельца. Её дочь Фэн Ши Юн — наша прародительница. Ты не знал, что ли?

Бяньфу потрясенно покачал головой. Он действительно этого не знал. После мятежа Ань Лушаня они потеряли не только дом, но и память предков, три главы рода тогда были убиты.

Однако Цзиньчан и тут не проявил ни малейшей сентиментальности.

— Не следует излишне часто вспоминать об этом. Только пни постоянно говорят о своих корнях. Глупо это. К тому же, излишне кичась предком, ты нарываешься на ненужные сравнения. Стоит тебе дать слабину — и тебе тут же припомнят это, скажут: «Надо же, а ещё потомок Святого Меча!» Если Святой Меч был символом доблести и чести, его потомки должны доказать свою ценность не родословной, а делами. Надо писать свою историю, не оглядываясь на тени прошлого.

Бяньфу с интересом спросил:

— Ну а что для тебя святое, Цзиньчан? Скрижали истории для тебя не святы. Вера? Ты знаешь даже буддийские дхарани, но исповедуешь принципы Болотной Гадюки. Ты вырос в семье с дурными принципами и невысоко ценишь родство и предков. Ты также крайне дурно отозвался о женщинах, когда говорил о Ян Гуйфэй…

Цзиньчан покачал головой, перебив его.

— Я говорил, что женщина не стоит империи, только и всего, а моя семья была просто стаей волков, грызущихся за падаль.

— Пусть так. Но что для тебя святое? Оно есть?

— Почему нет? Даже в темноте ночи проступают звезды, даже в сердце змеи теплится искра тепла.

— Но за что ты готов умереть?

Цзиньчан усмехнулся.

— А в том подземелье, если бы я не совладал с волками, ты бы ринулся мне на помощь?

— Разумеется, но ты справлялся лучше меня.

— А если бы пришлось погибнуть от волчьих зубов, спасая меня? Ты отдал бы жизнь за меня?

— Да.

— Но готов ли ты молиться на меня, братец? Отдать жизнь за того, кто тебе дорог — это нормально, а вот со святыней надо определиться в тишине и после долгих размышлений. Это разные вещи.

____________________________________________

[1] шесты больше двух метров длиной

[2] копьё разового шага и среднее горизонтальное копьё

[3] 95 кг.