Баоцан Золотой Цикады

Глава 10. Стратагема 聲東擊西. Шуми на востоке — напади на западе

Дух неприятеля пришел в замешательство.

Обманный манёвр притворной заинтересованности одним

для достижения другого, запутывание хаотичными действиями

и «случайное» обнаружения собственной притворной слабости —

и вот он, благоприятный момент для внезапного нападения.

— Однако, — продолжил Цзиньчан после легкой паузы, — если что-то случится с кем-то из гостей, это же не навредит вам?

— Если меня отрядили спасти принца, я должен спасти именно принца. Можно, наверное, уговорить Сюй Хэйцзи вызвать подкрепление. Но стоит ли? Это увеличит толпу на празднике ещё на пятьдесят человек, а чему поможет? Будем логичны. Если кому-то надо избавиться от мешающего человека — как ему помешать, если неизвестно направление удара? Я буду оберегать принца и внимательно смотреть по сторонам.

Они распрощались. Ло ушёл, а Золотая Цикада ещё около получаса сидел на берегу, погруженный в мрачные раздумья. Потом ушел спать.

Наутро, где-то в час Змеи, Ван Шанси, Бо Миньюнь, Бяньфу и сонный Цзиньчан собрались к завтраку, во время которого учитель сообщил ученикам о готовящемся покушении на принца, о чем Цзиньчан уже знал, а вот Бяньфу выслушал новости с недовольным видом.

Сам Бяньфу грезил турниром, который определял судьбы, возносил героев и повергал в прах неудачников. В его глазах это был экзамен на зрелость, проверка на прочность, алхимия, где сталь воли превращалась в золото победы. И кто-то собирался использовать толчею и скопление народа на турнире для убийства? Сообщение учителя расстроило его.

А после, ближе к обеду, его расстроил и Цзиньчан. Сначала тот предложил другу прогуляться к Восточному рынку, где купил себе и Бяньфу два халата, приобрел и воинский пояс с навесными карманами. Пояс был очень красив: на коже отличной выделки выделялись тисненые узоры с дорогими серебряными заклепками. Бяньфу такой не захотел, сочтя его дурной роскошью.

Они пошли обратно, но Бяньфу неожиданно остановился. На прилавке, мимо которого они проходили, лежали пачки портретов: здесь был портрет выдающегося генерала Су Юлиня и первого красавца столицы Исинь Чэня, портреты первых красавиц города и рисунки с изображением битв прошлого, пейзажи и фантастические изображения драконов и фениксов.

Бяньфу замер, глядя на верхний портрет девицы, изображенной в полный пост в роскошном платье. Подпись на портрете гласила, что это Лю Лэвэнь, одна из четырех красавиц Чанъани. Торговец, заметив его интерес, тут же принялся расхваливать товар.

— Эти портреты прекрасны, господин! Вы только взгляните! Чжэнь Чанлэ — утренняя заря, расцветающая на горизонте, ее улыбка — луч солнца, пробивающийся сквозь облака сомнений! Сюань Янцин — лунный свет, серебряный и загадочный, взгляд ее — глубокий колодец, в котором отражаются звезды вечности! Лю Лэвэнь — тихий рассвет, нежная и спокойная, ее присутствие — умиротворяющий бриз, ласкающий кожу после знойного дня! Ши Цзинлэ — пылающий закат, страстная и неукротимая, ее голос — песня ветра, несущаяся над бескрайними равнинами!

В разговор неожиданно вступил Цзиньчан.

— А из каких семейств происходят все эти прелестницы?

Торговец не затруднился ни на минуту.

— Чжэнь Чанлэ — дочь начальника императорской канцелярии Чжэня Сицзяна, Сюань Янцин происходит из рода Чжао, она дочь сестры начальника имперского секретариата Чжао Наньци, Лю Лэвэнь — племянница святого монаха Чжао Гуйчжэня, любимца императора, а Ши Цзинлэ… Ши дочь начальника императорской охраны Ши Шэнься.

— Такое впечатление, — усмехнулся Золотая Цикада, — что в поисках красавиц в Чанъани далеко не ходили, а выбирали из тех, что оказалось под рукой. В списке ни одной простолюдинки, словно высокое происхождение само по себе обязательно наделяет девиц красотой…

Торговец не стал спорить по сути, но возразил по факту.

— Я видел их всех на прошлом празднике Середины Осени, и могу сказать, господин, что портреты не врут.

Бяньфу в итоге купил портреты всех четырёх: оптом выходило дешевле. Когда они вернулись домой, Цзиньчан попросил их у Бяньфу и погрузился в созерцание. Чжэнь Чанлэ не походила на утреннюю зарю, но обладала приятными чертами и красивой улыбкой. Девица была грациозна и стройна, в глазах не было особого кокетства и похвальбы своей внешностью, в них читались мудрость и спокойствие. Но не показные ли? Но она была намного красивей всех остальных девиц. Сюань Янцин казалась особой сильной и решительной. В ее взгляде горел огонь, способный растопить зимние льды, её облик был воплощением энергии и страсти, готовой бороться за свои принципы. Но были ли у девицы принципы? Лю Лэвэнь пленяла загадочностью и утонченностью. Ее красота была неяркой, но притягательной. Художник нарисовал её с пяльцами для вышивания, подчеркнув таланты девицы. Настоящие ли? Ши Цзинлэ покоряла непосредственностью и жизнерадостностью. В её глазах искрились озорные искорки кокетства.

Цзиньчан отбросил портреты и погрузился в размышления. Он понял, что не ошибся. Именно эти лица он видел в смутных предрассветных видениях и молитвенной медитации с шариками яшмового баоцана. Но видения были рваными и путаными, и извлечь из увиденного цельную картинку не получалось.

Тем временем Бяньфу летал по площадке, сражаясь в Бо Миньюнем. За прошедшее время он многому научился, его выпады стали мощнее и яростней, контроль над противником многократно усилился. Тренировался он намного упорнее Цзиньчана, отчасти стараясь догнать старшего брата, а отчасти доказать всем на факультете боевых искусств, что их пребывание в академии — вовсе не удача, а заслуга.

Между тем их не принимали там всерьёз: за их спинами всегда извивались раздвоенные змеиные жала и раздавались мерзкие шёпотки. «Выскочки», «любимчики», «ах, эта участь избранных! Как же им, бедняжкам, тяжело нести бремя гениальности…», «надежда Гоцзысюэ! Будущее школы!» — слова, брошенные в спину, бесили. Зависть захлестывала невежд, неспособных даже правильно держать меч. Злопыхатели следили за их тренировками и ликовали при любой мелкой оплошности, но именно эти моменты закаляли Бяньфу, делая сильнее и неуязвимее. Ведь настоящий мастер познается не по безупречности, а по умению подниматься после падений и двигаться вперед, даже когда весь мир против тебя.

Зато Цзиньчан проявлял поразительную глухоту к подобным слухам. Их путь — путь избранных, тернистый и непредсказуемый, но ведущий к вершинам, недоступным для смертных. А удел сплетников — лишь шептаться по углам, распространяя нелепые слухи! — говорил он.

Бяньфу понимал, что подобное умение Цзиньчан приобрёл ещё в отрочестве в склоках с отцом и братьями, но сам он реагировал на подобные выпады куда болезненней. Ему хотелось доказать всем, что он вовсе не выскочка и совсем неслучайно стал учеником мастера. А как доказать это, если не триумфальной победой на турнире?

И тут его ждало неожиданное разочарование. Оказывается кто-то собирается использовать турнир для сведения невесть каких счётов? Но и этого было мало. После тренировки его подозвал с себе Цзиньчан.

— Ты так старательно тренируешься, Бяньфу. Хочешь выиграть турнир?

Бяньфу покраснел.

— Ну… а кто же не хочет? Ведь иначе все эти Линъи да Чжанкэ, что травят нас, никогда не заткнутся.

Цзиньчан сжал запястье Бяньфу.

— Плюнь на них. Мне жаль, Бяньфу, но сейчас на кону совсем не победа. Послушай меня и ничего не перепутай. На турнире будут двадцать участников. Они сойдутся друг с другом в первом поединке. Если ты выйдешь против принца Ли Цзунцзяня — разоружи его и только. После этого останется десять участников. Они сойдутся пять на пять. Молю небо, чтобы мы не сошлись друг с другом, но, думаю, этого не случится. Участников останется пять. Мы должны попасть в их число. А теперь запомни! В финале ты можешь побеждать любого, но если выйдешь против меня — сразу втыкай меч в землю и сдавайся! Если я проиграю в финале, и ты выйдешь против любого участника — всё равно втыкай меч в землю!

— Но почему?!

— Да потому что призом в этом турнире, Бяньфу, будут в лучшем случае колодки каторжника.

— Что? Почему!? А как же награда императорского дома и первые красавицы?

— Забудь об этом. И ещё. Ты должен принести на турнир небольшой жбан чжоусского вина. Но вина там быть не должно! Ты должен приготовить отвар из фруктов по виду неотличимый от вина, наполнить жбан наполовину и если на турнире победа достанется мне — сразу же после награждения подать мне этот жбан. Ты меня понял?

Бяньфу растерялся. Он слишком сильно мечтал о победе на турнире, чтобы так легко отказаться от мысли победить, однако понял, что Цзиньчан не шутит: слишком серьёзным и мрачным было его лицо, слишком странными, но явно глубоко продуманными были его слова.

— Но если ты победишь… Ты сказал про колодки каторжника? Тебе же они не угрожают?

— Угрожают, Бяньфу, ещё как угрожают, но я понимаю опасность и постараюсь её избежать. Доверяй мне. И ещё. После поражения в турнире держись рядом с учителем. Если увидишь, что со мной что-то не так, например, если меня кто-то схватит, тут же с Ван Шанси кидайтесь мне на помощь. А если получится — и директора прихватите. Ты меня понял?

— Ты… что-то знаешь? Баоцан? Но что ты увидел?

Цзиньчан не стал отпираться.

— Да, только картинка очень путаная. Тело впотьмах, потом на чемпиона турнира надевают колодки. Его обвиняют в убийстве.

— Но тогда ты безумно рискуешь!

— Не совсем. Если ты сделаешь всё, как я сказал, есть шанс выпутаться. И ещё. Не выпускай из рук меч. Ни на минуту… — Сказав это, Цзиньчан исчез.

Настал день турнира. Для Бяньфу он оказался совсем не таким, как он ожидал: он не чувствовал никакой радости и горячки ожидания боя, все его чувства были обострены, но волнение было неприятным, его подлинно тяготило мрачное предчувствие беды. Он внимательно следил за последними приготовлениями к турниру: возвышение для боев посыпали песком, над судейской ложей развесили алые флажки, при этом в самой ложе находились два охранника. Ещё двое с арбалетами затаились на вершине Средней башни, откуда, как знал Бяньфу, открывался вид на всё поле боев турнира.

Ложи зрителей, пока пустые, окружали поле с севера и востока. В центре северной ложи выделялись почетные места для членов императорского дома и иных знатных гостей, там стояли стулья, обтянутые красным шелком. Сейчас там возвышался Ло Чжоу и мрачно озирал восточные ряды для зрителей. Служки выкатывали на площадь большой барабан, гром которого должен был через час ознаменовать начало турнира.

Постепенно ложи начали заполняться гостями. Бяньфу заметил студентов своей группы, которые прошли мимо него, как мимо пустого места, показался Цзиньчан, разодетый, как на праздник, в дорогом халате и поясе, на котором Бяньфу неожиданно заметил вшитые киноварные шары баоцана, потом появились судьи и наконец восхищенным взорам публики предстали первые красавицы Чанъани.

Девицы были одеты так, словно заранее договорились об этом. Чжэнь Чанлэ была в одеянии «бяньфу» цвета майской розы, Сюань Янцин — в нефритовом халате-юаньлинпао, Лю Лэвэнь — в жюцуне зелёного цвета с наброшенным на плечи шарфе либо, а Ши Цзинлэ — в синем старинном платье лифу в ханьском стиле.

Бяньфу невольно загляделся на красавиц, между тем двор академии быстро наполнялся студентами, преподавателями, чиновниками в голубых, красных и зеленых одеждах. Потом мелькнули несколько лиловых халатов с золотыми рыбками у пояса, и директор Гоцзысюэ поспешил им навстречу. Появился и пожилой человек в просторном белом халате даофу с тёмным кантом вдоль ворота, по подолу и широким рукавам. Он по обычаю даосов держал в руке мухогонку, символ сметания препятствий, устранения зла и нечистоты. В собравшейся толпе зашептались, что это любимец императора, даосский монах Чжао Гуйчжэнь.

К Цзиньчану подошел Ло Чжоу и тихо сообщил, что директор, опасаясь гибели принца, согласился помочь ему. В первом туре Ли Цзунцзянь окажется соперником одного из них, либо Бяньфу, либо — его: оба они — ученики великого Ван Шанси, так что проиграть им принцу будет не зазорно. Цзиньчан кивнул и обернулся на принца, который сидел между двумя охранниками Ло Чжоу. Он выглядел так, словно не спал трое суток: был бледен, глаза окружала серая тень, подбородок слегка дрожал. Цзиньчан понял, что Ло Чжоу рассказал принцу об угрозе его жизни и всерьёз испугал.

— А это ещё кто? — поинтересовался Цзиньчан, увидев только что прибывшего тучного человека в роскошных шелковых одеждах цвета шафрана.

— Это князь Гуань, дядя нынешнего императора. Он тринадцатый сын покойного императора Сяньцзуна. Странный он. Почему-то вечно дурака из себя корчит.

— Он пришёл на турнир поглядеть или полюбоваться, как укокошат родственника? Кем ему приходится Ли Цзунцзянь? Внучатым племянником?

— Его вообще не было в числе заявленных гостей… — Ло Чжоу зло хмыкнул.

Он обернулся. На трибунах собирались князья, военачальники и просто любители захватывающих зрелищ. Зрители затаили дыхание, предвкушая начало битв. Жеребьевка прошла в атмосфере строгой торжественности, определяя судьбу каждого из двадцати бойцов, и каждый представлял лучшие школы фехтования, каждый обладал уникальным стилем и смертоносным мастерством. Их мечи, выкованные лучшими кузнецами, обещали захватывающие поединки.

Первым на арену вышел Му Чжанкэ, ученик Лао Гуана, самонадеянный и наглый, считавшийся одним из фаворитов. Четыре красавицы Чанъани криками подбадривали его, выкрикивая его имя. Ему противостоял Юань Байфу. Так распорядился жребий. Бой начался стремительно. Мечи скрестились, искры полетели во все стороны. Му Чжанкэ атаковал напористо, полагаясь на свою силу и дорогую экипировку. Юань же уклонялся от ударов, выжидая удобный момент, и внезапно нанес молниеносный удар, обезоружив Му, меч которого со звоном упал на арену.

Толпа затихла. Униженный Чжанкэ покинул арену под недовольный гул зрителей. Первый поединок завершился неожиданным поражением фаворита, предвещая непредсказуемый ход турнира.

Затем на арену вышел Мао Линъи, ученик известного мечника Мин Цая. Его бой с выпавшим ему по жребию Хань Юлинем, учеником Лао Гуана, был долгим и изматывающим. Четыре красавицы Чанъани дружно скандировали имя Мао. Соперники были равны по силам, но победил на этот раз Хань Юлинь.

Оглушительный гонг возвестил о начале третьего боя. Настал черед принца Ли Цзунцзяня. Он вышел на арену, сжимая в руке меч, отполированный до блеска. Его противником по заранее заготовленному жребию стал Фэн Цзиньчэн, ученик великого Ван Шанси. Бой начался медленно, Цзиньчан совсем рядом увидел глаза принца, глаза загнанного оленя. Четыре красавицы Чанъани молчали. Цзиньчан не торопился, он нанёс принцу несколько ударов, однако внимательно следя за их парированием, сам отбил несколько атак, потом оттеснил принца к краю площадки, где стоял Ло Чжоу, и снова перешел в атаку. Один выверенный удар, и меч принца вылетел из его руки.

Принц проиграл, но из глаз его понемногу ушло напряжение. Его окружили двое людей начальника стражи и повели на трибуну. Ло Чжоу еле заметно кивнул Цзиньчану, давая понять, что все дальнейшее больше неуправляемо и зависит лишь от воли Неба. Сам он с мечом шел за спиной принца.

К Цзиньчану подошёл Ван Шанси. Он знал, что бой с принцем — чистой воды театральная постановка, куда его ученик не вложил и толики своих умений. Одолеть принца Цзиньчану ничего не стоило. Но что будет дальше? После первых десяти боёв на арене остались только десять участников. Теперь Юаню Байфу предстояло скрестить мечи с Хань Юлинем, а соперником Фэн Цзиньчэна стал Чжэн Лихуэй, ученик Мин Цая. Оказалось, ничего сложного в этих поединках, закончившихся за считанные минуты, для учеников Ван Шанси не было. Четыре красавицы Чанъани смотрели на поединки молча.

Золотые лучи полуденного солнца окрасили небо в огненные тона. Теперь на ринге оставалось только пятеро. Бяньфу, Цзиньчан, Сунь Ши и Гао Фу, ученики Лао Гуана, и Мао Вэй, ученик Мин Цая.

Сунь Ши с его силой тигра и молниеносной реакцией считался одним из лучших мечников в академии. Его меч, словно живой змей, извивался в его руках, безошибочно предугадывая каждое движение противника. Движения Бяньфу напоминали танец, идеально синхронизированный с ритмом дыхания. Четыре красавицы Чанъани снова скандировали имя Сунь Ши. Бяньфу, быстро поняв, что противник равен ему по силам, применил свой собственный прием «Летучей мыши во тьме», когда даже сам воин, направляющий меч, не может предсказать его движения. Меч живёт и двигается сам по себе. Сунь Ши на мгновение растерялся, и этого Бяньфу хватило, чтобы отбросить противника за край площадки.

Мао Вэй, известный как «Небесный меч», спокойно парировал атаки Цзиньчэна. Он видел его бой с принцем и понял, что этот Фэн ничего из себя не представляет. Всё, что было нужно, это напасть, выбивая из соперника веру в победу. Четыре красавицы Чанъани выкрикивали имя Мао. Но вдруг оказалось, что меч Цзиньчана способен превратиться в смерч, рассекающий воздух, отражая удары и нанося контрудары с невероятной точностью. Вэй за несколько минут проиграл Цзиньчану, а Гао Фу, на которого рассчитывал Лао Гуан, как на свою последнюю надежду, проиграл Юаню Байфу.

Студенты угрюмо переглядывались. Красавицы Чанъани молчали. Два ученика Ван Шанси вышли в финал! Талант не пропьешь! Он подготовил двух гениев меча и с этим ничего не поделаешь. Лао Гуан иМин Цай стояли, как оплеванные. Для самого Шанси было совершенно неважно, кто выйдет в финал: в любом случае, победит его ученик. Да и как они собираются драться, если их отшвыривает друг от друга на целый чжан? Тут он услышал вполне ожидаемые слова Юаня Байфу.

— Я сдаюсь.

А вот дальше случилось нечто совершенно непредвиденное.