Баоцан Золотой Цикады

Глава 12. Стратагема 金蟬脫殼. Цикада сбрасывает золотую шкурку

Всегда сохраняй уверенный вид.

Не допускай изъянов в своей позиции.

Не позволь союзнику поддаться страхам.

Не дай противнику повода напасть.

Бяньфу, тихо сидевший в углу и сжимавший в руках ставший совсем мягким персик, теперь до боли закусил губу. Так вот почему Цзиньчан велел ему проиграть! Он бы точно пошёл в зал один и точно вышел бы в колодках! Убийца же подлинно растерялся, когда увидел у входа сразу четверых, а Цзиньчан, предвидя все, специально притворился пьяным и затащил на пир его, готового быть на подхвате, Ван Шанси и директора, как идеальных свидетелей, которых в убийстве никто никогда не обвинит. Золотая Цикада сразу разглядел тело девицы, привлёк к нему внимание, и фактически отрезал убийце путь к отступлению. Жаль, они оба сплоховали в полутёмном помещении, но теперь у убийцы есть убийственная примета. А это уже кое-что…

Девица же Ши Цзинлэ несколько минут сидела молча, потом заговорила.

— Если это так, то не тебя ли подставить хотели, Золотая Цикада? Тогда личность убитой вообще никакого значения не имеет. Любую, которая тебя встречать вышла, придушили бы.

— Неверно, красавица. То, что я стану победителем турнира, заранее никто предсказать не мог. Мой бой с принцем, конечно, постановка, но все остальные бои были с непредсказуемым исходом. Подверни я ногу в предпоследнем бою, — и победителем стал бы Мао Вэй. Победитель турнира — любой — по задумке убийцы, носил бы на спине закопченный котел…[1]

Цзиньчан умолк, заметив, что девица выпрямилась в струнку и застыла на стуле, как на троне. Взгляд её ушёл в пространство и замер там. Цзиньчан переглянулся с Ло Чжоу, но тот сделал знак молчать.

— Не случайно, — пробормотала вдруг Ши, — не случайно! Но кто это был?

— Что? Вы что-то вспомнили?

Девушка покачала головой.

— Нечего вспоминать, просто я разговор слышала. Когда приехала на турнир, меня в павильон директорский проводили. И я через ширму слышала, как Лю Лэвэнь с кем-то говорила. Она спросила: «Так вы думаете, если я смогу покорить чемпиона, Чэнь взревнует?», и мужской голос ей ответил: «Конечно». Но я не знаю, кто это был. Но тогда выходит, она действительно вышла неслучайно. И тогда… это просто убийство частного лица по личному поводу.

— Возможно, красавица, — кивнул Цзиньчан, — а раз так, то вам должно быть понятно, что я хочу знать. Что представляла собой ваша подруга Лю Лэвэнь, и кто мог свести с ней счёты?

Ши поморщилась.

— Не зови меня красавицей, надоело. Что до Лэвэнь, — Ши вздохнула, — то подругой моей она никогда не была. У меня вообще нет подруг, — в этих словах девицы не промелькнуло ни сожалений, ни горести, казалось, она просто походя отметила это.

— Но вы не можете не знать, правдивы ли те слухи, которые утверждали, что Чжэнь Чанлэ способна обвести вокруг пальца самого проницательного евнуха, что Сюань Янцин может посеять раздор между кланами Ню и Ли, а Лю Лэвэнь умело манипулировала мужчинами, вы же, Ши Цзинлэ, как настоящая лиса, легко можете довести мужчину до самоубийства? — вмешался в разговор Ло Чжоу.

Девица ничуть не смутилась.

— Способна ли Чжэнь обмануть евнуха, я не знаю, а вот папашу своего она дурит виртуозно. Сеять раздор между кланами Ню и Ли? Большого ума тут не надо, они так годами грызутся. Могла ли Лю кружить головы мужчинам? Да у мужчин определенного рода головы при виде любой юбки сами кругом идут. Я же до самоубийства никого не доводила, просто, побывав у нас в доме, один знатный сынок семейки Линь руки на себя наложил. Но после этого — не значит вследствие этого. Он с братцем моим виделся и взаймы просил на выкуп куртизанки. А братец не дал, хоть и не из жадности. Просто сам накануне всё на девок в ивовых домах спустил. Причём тут лисы-то?

— Ясно, всё пустые разговоры. Однако вы были знакомы с Лю довольно близко и кое-что о ней должны знать.

Девица снова укусила персик и задумчиво прожевала его.

— Но едва ли это вам поможет. Лю выросла без отца и матери. Что с ними сталось — про то она никогда не говорила. Она вообще-то очень много говорила, порой часами не умолкала, однако при этом умудрялась ничего не сказать. Однажды три часа говорила, что у неё просто нет слов. Воспитал её старший брат её матери, Чжао Гуйчжэнь. Он — даос, и она усвоила от него очень много странного. Читала «Дао де цзин» и говорила, что безграничное Дао невозможно познать с помощью чувств и разума, с ним можно лишь слиться воедино. Говорила, что идеален тот, кто сумел отказаться от мирских радостей в пользу созерцания и слияния с Дао. На мой вопрос, как можно слиться с тем, чего не можешь понять, не отвечала. Грезила каким-то эликсиром жизни и постоянно про лисиц рассказывала. Мой отец, он конфуцианец, говорит, что когда даосские фантазии слишком захватывают головы властителей, случается беда, и он прав, пожалуй.

— А были ли у неё поклонники?

Ответ девицы был весьма циничным, что, однако, не умаляло его разумности.

— Как не быть, когда твой дядя — ближайший друг императора, входящий к нему без доклада? Мужчин вокруг неё крутилось столько, что и пересчитать всех не смогу. Но из тех, кого она сама отмечала, только троих знаю. Это генерал Су Юлинь, первый красавец столицы Исинь Чэнь и губернатор-цзедуши округа Шэнь Мао Линьюнь. Но Су убивать бы её не стал: зачем, коли жениться мог и продвинуться? В Исинь Чэня Лю сама влюблена была, так зачем же ему сук под собой рубить? А Мао недавно отца похоронил, в семье строгий траур. Не до Лю Лэвэнь ему сейчас. Свадьба в траур чжаньцуй[2]? Да его затопчут…

— Так это Исинь Чэнь должен был взревновать, услышав о том, что она покорила победителя турнира?

— Другого Чэня в её окружении я не знаю, — пожала плечами девица, — однако… Я не знаю, что такое Дао, но я точно знаю, что Дао — это не я. А вот Исинь Чэнь, похоже думает, что суть вселенной и начало всего — он сам. Такие не ревнивы. Вы просто не знаете Чэня. К тому же, он ничуть не влюблен в Лю.

— А если её убил тот, кому она отказала? Чтобы другому не досталась? — забросил удочку Ло Чжоу.

Девица покачала головой.

— Все серьёзные женихи, что там были, сначала к Чжао Гуйчжэню подкатывали. Глупо же девицу брать, если дядя не одобрил. Тогда незадачливого жениха ждут колодки да опала, а вовсе не фавор. Но он никого вроде пока не одобрил. И вообще, — девица чуть сморщила носик, — чует сердце, не в ней тут дело. Лю вообще могли придушить назло дядюшке. А он, как в фавор попал, многим при дворе досадил, ох, многим. И немаленьким людям. И не только им. Папашин человек, стражник Дун, недавно рассказывал, что разговор за стеной храма Небесной росы слышал. Монастырь-то разогнали намедни, так там трое монахов буддийских Чжао Гуйчжэня напоследок прокляли… Они и нанять могли кого-то, их ребята и шестом, и мечом, и шнурком прекрасно орудуют.

Цзиньчан не согласился.

— Убийца не был монахом, у него длинные волосы. И монах едва ли знал бы расположение комнат в академии, расписание турнира и место пира.

— Полагаешь, это человек из академии? — всерьёз удивилась Ши Цзинлэ. — Человек, реально заинтересованный в смерти Лю Лэвэнь, племянницы самого Чжао Гуйчжэня, здесь, в академии, а не при дворе?

Цзиньчан пожал плечами.

— А разве мало придворных, что то и дело мелькают тут и там? Любой чиновник при дворе может, не вызывая никаких подозрений, появиться в Гоцзысюэ, у некоторых тут учатся дети, а кое-кто тут преподает.

— Вот об этом я не подумала, — виновато кивнула девица. — И ведь князь Гуань тоже был! Тот ещё лис- оборотень. И чинуш десятки, и почти все они Гоцзысюэ-то и заканчивали.

Бяньфу, внимательно слушая разговор, почувствовал, что у него кружится голова. Слишком много было предположений, слишком много поводов для убийства, но какой из них истинный?

При этом что скрывать, ему совсем не понравилась Ши Цзинлэ. Нет, на неё, конечно, было приятно смотреть, но в ней совсем не было той утонченной слабости, что так пленяла Бяньфу в девушках. Она была слишком… сильной. Слишком уверенной в себе. Он же предпочитал девушек, которые нуждались в его покровительстве, в его силе. Ши Цзинлэ же, казалось, не нуждалась ни в ком. Она сама могла постоять за себя, сама могла решить свои проблемы. И это отталкивало. Да, она была красива, умна, образована, принадлежала к знатному роду. Но разве этого достаточно для счастья?

В отличие от Цзиньчана, Бяньфу во время турнира не сводил глаз с трибуны, где сидели красавицы. И именно несчастная Лю Лэвэнь показалась ему самой прекрасной, самой нежной, самой беспомощной…

И кто бы знал, что не пройдет и часа, как она погибнет под безжалостной рукой негодяя?

Ло Чжоу тем временем поинтересовался.

— Ну а как относились к Лю Лэвэнь Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин?

Ши задумалась, но ответила не на вопрос, а на то, что он подразумевал.

— Чжэнь Чанлэ с детства просватана за Ли Бао. Сговор семей ей не отменить. А раз так, из-за мужчин ей ссориться с кем-то не резон. А что ещё ей с Лю делить-то было? Обе богаты, у каждой всего вдоволь. Сюань Янцин? Не замечала я, чтобы они враждовали, но Сюань особа тоже странная…

— Но я не заметил в этой девушке ничего особенного, — откликнулся Цзиньчан.

Ши усмехнулась.

— А этого сразу и не разглядишь. В любом случае, Сюань и Лю Лэвэнь между собой хорошо ладили. Даже дружили.

— Картинка путаная, — вздохнул Ло Чжоу.

— В любом случае, — заметил Цзиньчан, — кое-что теперь понятно. Это не ошибка убийцы. Убили именно того человека, которого хотели. Убийце не удалось осуществить вторую часть плана: обвинить невиновного и вывести самого себя из-под подозрения. Между тем это было существенной частью его плана. Но почему? Не потому ли, что он учится в академии? Но ни директор, ни Ван Шанси не узнали его.

— В Гоцзысюэ около пятисот человек. Ты думаешь, директор знает всех, кто тут учится? И Ван Шанси знает людей со всех факультетов? — хмыкнул Ло Чжоу.

— Это проще спросить у них самих, но есть и еще кое-что. Кроме того, убийца теперь лишен возможности вести привычный образ жизни, у меня есть странное чувство, что я его уже видел. Бяньфу!

Бяньфу повернулся к другу.

— Закрой глаза и вспомни каждую секунду с того момента, как мы вошли в приемную. Ты первый кинулся на убийцу. Почему ты понял, что он опасен? Не было ли у тебя чувства, что ты его знаешь или узнаёшь по манере двигаться?

Бяньфу кивнул и закрыл глаза. В наступившем мраке медленно проступили лицо и фигура убийцы. Они были в тени, человек прижимался к стене, точно старался слиться с тёмным углом. Черная тень под его ногами становилась зелёной. Сердце Бяньфу колотилось в груди, как пойманная птица. Лёгкий скрип половицы под ногой заставил его замереть. Он не увидел, но почувствовал опасность. Дальше воспоминания были размытыми, как пейзаж под дождем. Лицо убийцы растекалось, Бяньфу ощутил холод, несмотря на духоту комнаты. Он вспомнил запах земли и зелени, который надолго въелся в ноздри. Лицо убийцы сохранилось в памяти, но оно никого не напоминало.

Он открыл глаза. Воспоминания, словно потревоженные призраки, мгновенно рассеялись.

Бяньфу вздохнул.

— Нет, думаю, я никогда не сражался с этим человеком.

Двери пиршественного зала распахнулись, и на пороге появился Ван Шанси. Он выглядел странно помолодевшим, несмотря на явно непростой для него день.

— Чжао Гуйчжэнь только что распорядился назначить награду в тысячу золотых тому, кто найдет человека с отрубленным мизинцем и следом от кнута на шее, — сообщил он. — Он уверен, что этот человек учится здесь. Надо сказать, этот старик быстро соображает и быстро действует. Сейчас сотни глаз будут ощупывать глазами соседа, и если убийца здесь, его найдут.

— Недурное решение и щедрая награда. За такие деньги многие родного отца продадут, — усмехнулся Ло. — А то и того хуже: мизинец соседу сами отрубят и сдадут его.

Ван Шанси тоже усмехнулся.

— Да уж… неожиданно всё случилось. Не ждал, что эту несчастную красавицу придушат, всё же думал, что попытаются бедного Цзунцзяня порешить.

— Нам просто глаза отвести пытались, — махнул рукой Ло Чжоу. — Но нет ли возможности запросить в Цзайсянате, кто это им сообщил о покушении на Цзунцзяня? И если от канцлера мы ответа наверняка не получим, наш запрос просто проигнорируют, то у Чжао Гуйчжэня есть возможность в рамках расследования смерти племянницы не только задать вопрос, но и получить ответ.

Ван Шанси кивнул.

— Я скажу директору, но думаю, ничего мы тут не вытянем. Если все заранее задумано было, так просто в Цзяйсянат кто-то бумажку без подписи подкинул, только и всего. Ладно, я за вами, ребята, собирайтесь. Госпожа Ши, вас проводить? Люди вашего отца ждут у входа.

Ши Цзинлэ поднялась и хотела что-то ответить, но её опередил Цзиньчан.

— Я сам провожу госпожу Ши до её повозки.

Девица смерила его удивлённым взглядом, но не возразила. Ло Чжоу, Бяньфу и Ван Шанси направились в резиденцию Вана, а Цзиньчан повёл девицу к её экипажу. По дороге он спросил, не кажется ли госпоже Ши, что Лю Лэвэнь убил тот человек, который разговаривал с ней за ширмой? Он посоветовал ей «покорить чемпиона», чтобы вызвать ревность Исинь Чэня, и он единственный точно знал, что она постарается выйти, чтобы первой встретить его.

— Да, я тоже об этом думала. Но его голос был ничем не примечателен: бесцветный, низкий, и незнакомый мне. Не уверена даже, что, услышав его снова, узнаю. Жаль, что так вышло, но что поделаешь. Прощай, Золотая Цикада, — и девица, подав руку охраннику, поднялась в повозку.

Цзиньчан стоял, пока экипаж не тронулся и вскоре не растаял в сумерках. Он не любил истеричных и вздорных женщин. Ненавидел лицемерных девиц, прикидывавшихся нежными цветами. Не терпел и глупышек, способных мертвым грузом висеть на плече у мужчины. Но Ши Цзинлэ не была ни истеричной, ни вздорной, ни лицемерной. Она отличалась редкой для женщины способностью анализировать риски и предлагать решения. В её спокойном взгляде не было и тени кокетства, лишь холодная логика и деловая хватка.

Цзиньчан оценил это. В его жизни не было места романтике, и Ши Цзинлэ смотрела на него равнодушно и бесстрастно. И именно эта сдержанность, эта внутренняя сила и пленила Цзиньчана. В мире интриг и предательств, где каждый норовил воткнуть тебе нож в спину, Ши Цзинлэ казалась женщиной, на которую можно положиться. Женщиной, которую стоило завоевать.

Впрочем, сейчас думать об этом не стоило.

Вернувшись в резиденцию Ван Шанси, он уединился в своей спальне, вынул из пояса киноварные шарики и замер, вращая их в руках. Он всё еще не понимал до конца природы оказавшихся у него «глаз Будды», как Ши Цзинлэ не понимала Дао, но с каждым днем его понимание ширилось.

По сути, этим камням он уже был обязан жизнью: именно они открыли ему опасность, таящуюся в победе на турнире. Он видел тело в зелёном одеянии, темноту и колодки на руках. Не на своих руках. Человека выводили из зала в колодках — вот и всё, что он видел. И это не было прошлым, и едва ли было будущим: ведь оно не осуществилось. Ему просто показали некую возможность того, что могло бы произойти. По сути, предупредили об опасности. И он сумел правильно понять предупреждение.

Но то, что реально произошло, было иным. Совсем иным, оно неожиданно вышло за пределы замкнутого мирка академии, открыв выход в те сферы, где решались судьбы умирающей империи, где легко было обогатиться и прославиться, равно и сгинуть без следа в водовороте чужих интриг, суть которых тебе была столь же ясна, как бесконечность Дао.

Золотая Цикада не был жаден. Он полагал, что, будучи наследником своего семейства, обеспечен до конца жизни. Слава тоже не прельщала его. Он знал, что победа на турнире только добавит ему зависти и дурных шёпотков за спиной. Выйдя из страшного детства и дурного отрочества, он больше всего ценил покой и преданных людей, от которых не пришлось бы ежедневно ждать подлости и удара в спину.

Сейчас он вращал в ладонях шары и вдруг заледенел. Он перестал думать, мысли остановились и точно осыпались прахом. Он снова увидел ту кромку будущего, заглядывать за которую было смертельно опасно.

________________________

[1] Стать козлом отпущения

[2] Траур по отцу, самый строгий.