Баоцан Золотой Цикады

Глава 21. Стратагема 明修棧道,暗渡陳倉. Для вида чини мостки, втайне выступи в Чэньцан

Сначала выкажи наступательные действия.

Когда же противник, уверенный в своём превосходстве,

Ничего не предпримет в ответ,

Воспользуйся его пассивностью.

Через неделю после прибытия в Гоцзысюэ чиновников следственной палаты Ханьлинь Цзиньчану, шедшему на ристалище, преградил дорогу человек в черном. Он молча указал на дорогой паланкин, стоявший у здания ректората. Цзиньчан понял, что его ждёт всесильный фаворит императора Чжао Гуйчжэнь. Сердце болезненно сжалось. Он помнил об истерике этого человека при потере племянницы, как оказалось — единственной родственницы, но что он мог сказать ему?

Цзиньчан глубоко вздохнул и приблизился к паланкину. Его окутывала тишина, нарушаемая лишь тихим шуршанием шелка и приглушенным дыханием слуг. Запах благовоний, густой и терпкий, ударил в нос, вызывая тошноту. Он поклонился. Полог медленно отдернулся, открывая полумрак внутри. Цзиньчан поднял глаза и увидел Чжао Гуйчжэня. Тот полулежал на подушках в шелковом халате, расшитом драконами. В глазах теперь мерцал холодный, оценивающий блеск.

— Я назначил награду нашедшему убийцу. Почему ты не пришел за ней?

— Это вовсе не убийца, господин Чжао.

— Почему?

— Ему изуродовали руку уже после смерти. Цвет кожи Му Чжанкэ не совпадает с рукой убийцы. Срез мизинца не такой, как сделал я, форма ногтей тоже другая. Убийца неопытен в обращении с оружием.

Чжао Гуйчжэнь, с лицом, испещренным морщинами, словно карта древней империи, нахмурился. Его взгляд, обычно острый, сейчас был затуманен усталостью и разочарованием. Он жаждал мести и справедливости, но получил лишь новые загадки, подброшенные словно кости на игральный стол судьбы. Но было и иное. Чжао Гуйчжэнь удивился. Юнец предпочел правду — возможности получить тысячу лянов золота? Чжао Гуйчжэнь привык видеть, как люди продают свои души за малейшую возможность разбогатеть. И вот перед ним стоял юнец, отказывающийся от богатства ради принципа. Тысяча лянов золота! Это состояние, способное обеспечить безбедную жизнь нескольким поколениям! С помощью этих денег он мог бы стать уважаемым человеком, а не вечным скитальцем по задворкам жизни. Но он отказался?

Его проницательный взгляд скользнул по хрупкой фигуре. Лицо юноши выражало тоску и усталость.

— То есть ты думаешь, что Му Чжанкэ убил тот же человек, что и Лю Лэвэнь?

Цзиньчан казался спокойным, почти невозмутимым. Его тонкое лицо, обрамленное темными волосами, выражало лишь печаль и сочувствие старику. Он склонил голову в знак уважения, прежде чем ответить:

— Для меня это бесспорно. И если бы я понял, почему убили Лю Лэвэнь, я понял бы и всё остальное.

Чжао Гуйчжэнь молчал, обдумывая слова Цзиньчана. В его душе боролись сомнения и подозрения. Слишком много было интриг при дворе, слишком много врагов он нажил…

— Объяснись. Почему так важно именно это?

— Это удивительный преступник. Он совершил уже четыре убийства, и у каждого из них разная причина и разная цель. Первое — ваша племянница, задушенная шелковым шнурком, слишком тонким для мужской руки. Мотив — неясен. Зачем ему эта девушка, которая вышла встречать победителя турнира? Второе убийство — подруга убитой, которая общалась с ней. Она была оглушена и повешена в покоях племянника канцлера. Почему она умерла? Третье убийство — изнеженный племянник канцлера, найденный зарезанным у ног повешенной. Кому он мог перейти дорогу? Четвертое — мечник Му Чжанкэ, утопленник, которого убийца постарался выставить преступником. Каждое убийство — загадка, каждая причина — туманна. Кто стоит за этими преступлениями? И какая нить связывает их вместе? Но на самом деле между этими убийствами есть одно очень важное обстоятельство. Это я и мой друг Юань Байфу.

Чжао Гуйчжэнь слышал молча, не перебивая.

— Я уверен, что трёх последних убийств могло и не быть. Если бы убийце удалось осуществить свой план, и положить рядом с трупом Лю Лэвэнь бесчувственного победителя турнира, он достиг бы своей цели. Вопрос: какой? Но я испортил ему этот план, и не только не лёг рядом с трупом, но и сумел изувечить его самого. Теперь положение дел для него изменилось. Он вынужден подчищать те следы, что остались и о которых он не думал, рассчитывая повесить всю вину на победителя турнира. Мало того — ему нужно было скрывать ранение. Сюань Янцин была подругой убитой и, я полагаю, что-то знала или вспомнила, и стала опасной. Исинь Чэнь мог просто прийти не вовремя и застать убийцу. Несчастному Му Чжанкэ была уготована та же участь, что и победителю турнира: прикрыть все несуразности этих смертей…

Чжао Гуйчжэнь кивнул, но промолчал.

Цзиньчан продолжал.

— И только одна смерть была значима для убийцы. Смерть Лю Лэвэнь. Он с неё начал, он задумал это преступление и осуществил его. И только она может раскрыть нам облик этого человека и понять его цель. Я десятки раз пытался продумать последствия его замыслов, но я не настолько опытен в делах дворца и академии, чтобы разобраться во всем. Если бы у убийцы все получилось, и все бы подумали, что красавица Лю Лэвэнь убита победителем турнира Фэном Цзиньчэном — что за этим могло бы последовать?

Чжао Гуйчжэнь напрягся и закусил губу.

— Понял тебя… Последствия? Ну… могли бы наказать всю семью Фэн, могли бы сменить руководство академии, точнее, снять Сюй Хэйцзи. Но он родственник самого императора, хоть и отдаленный, так что его просто не сдвинешь. А ещё — могло и у меня сердце не выдержать…

— А ещё? Я слышал о предстоящем браке между Лю и Исинем… Что последовало за его отменой?

— Есть люди, заинтересованные убрать и меня, и Ли Дэю, но они интригуют только при дворе. И наши отношения с Ли не изменились ни после смерти Лю, ни после гибели Исиня. Я бы скорее заподозрил какого-нибудь студента и личные отношения, потому что… Я говорю это только тебе и запрещаю распространять. Лю не была невинна. Возможно, это сделал Исинь, а, возможно, и не он…

Цзиньчан помрачнел, но с готовностью кивнул.

— Я понял. У меня к вам просьба. Пусть комиссия Ханьлинь объявит убийцей Му Чжанкэ. Тогда в ближайшее время убийств не будет: убийца не захочет светиться. Но ему надо организовать и пятое убийство, замаскированное под несчастный случай. Это произойдет на праздновании дня рождения Кун-цзы…

— Что? И кого ещё он собирается убить?

— Меня, разумеется. Я слишком много испортил в его плане и слишком сильно помешал ему. Не верю, что он смирится с этим…

Чжао Гуйчжэнь смерил Цзиньчана долгим взглядом и словно видел в этом юнце отражение самого себя в молодости, когда мир казался проще и прямолинейнее, когда честь и достоинство значили больше, чем золото. Он почувствовал, как к горлу подступает ком. Неужели в этом жестоком алчном мире еще остались такие души? Неужели не всё потеряно?

— И ты уверен, что справишься?

Цзиньчан пожал плечами.

— Насколько я понял этого человека, он находчив, умён и безжалостен. Но он не мечник, неловок в обращении с оружием и не очень подвижен. Я уверен, он не с факультета боевых искусств. Он или словесник, или алхимик. Я надеюсь справиться с ним. Что же, благодарю вас за откровенность и помощь, господин Чжао.

Цзиньчан поклонился и собрался идти, но Чжао Гуйчжэнь окликнул его.

— Подожди… — он протянул ему ящик, закрытый тёмной парчой. — Здесь тысяча таэлей золота. Ты не нашёл убийцу, но ты можешь обнаружить его. Потрать их на расследование. Я больше ничего не могу сделать для неё. Дух Лю всё ещё неотомщен.

Цзиньчан кивнул.

— Если я погибну, деньги будут у моего брата Юаня Байфу.

Нельзя сказать, что встреча с Чжао Гуйчжэнем порадовала Цзиньчана, но она добавила ему материала для размышления. Лю Лэвэнь кто-то соблазнил? Может ли это быть причиной её смерти? Что если соблазнитель узнал о её готовящемся браке и испугался, что его имя в этом случае неминуемо всплывёт? Но сам Цзиньчан не верил в это. Он при жизни Лю Лэвэнь видел её только издалека в ложе почётных гостей на турнире мечников. Но слова Ши, Лисинь, Сюань и Чжэнь говорили, что девица была влюблена в Исинь Чэня и хотела выйти за него замуж, но сам он был равнодушен к ней и пытался ухаживать за Ши. Значит, он не был соблазнителем Лю. Её обесчестил насильник? Но почему он оставил её в живых? Почему она не пожаловалась дяде? И почему была уверена, что её брак с Исинем вполне возможен?

Вопросы роились в голове Цзиньчана, словно потревоженные осы. Картина вырисовывалась смутная, полная противоречий и недомолвок. Если это не страсть и не насилие, то что? Месть? Но кому могла перейти дорогу юная девушка? Ни одна версия не казалась достаточно убедительной, чтобы объяснить её столь жестокую смерть. Необходимо было копать глубже, искать скрытые мотивы, тайные связи. Опросить прислугу, торговцев, соперниц — всех, кто мог хоть что-то знать о жизни и окружении Лю Лэвэнь. Каждый обронённый взгляд, каждое небрежное слово могло стать ключом к разгадке этой мрачной тайны, но с учетом того, что ему было предписано держать язык за зубами, многие вопросы были обречены навсегда остаться вопросами.

Однако было и то, что ничего не мешало понять и осмыслить. Это была его собственная странная связь с человеком, к которому он успел привязаться и которого полюбил. Его брат и его друг. События последних месяцев закружили его и Юаня в водовороте происшествий и интриг, и он откладывал размышления, отодвигал в дальний угол сознания то, что надо было осмыслить давным-давно. Он крикнул Бяньфу.

Тот тут же показался с кухни, где явно жарил пирожки.

— Заканчивай там и иди сюда.

Через считанные минуты Бяньфу, на ходу вытирая руки, появился в комнате Цзиньчана.

— Что случилось?

— Ничего. Ты видишь этот ящик? — Цзиньчан указал на сундук с таэлями Чжао Гуйчжэня. — Подними его.

Бяньфу молча подчинился.

— Он тяжелый?

— На дань[1] не тянет, сорок цзиней…

— Повернись ко мне и держи его на вытянутых руках, — приказал Цзиньчан.

Потом он подошел к Бяньфу и сам взялся за сундук с другой стороны.

— А теперь?

— Он стал легче. Я его почти не чувствую.

— По идее, если я берусь с другого края, вес для тебя должен уменьшиться вдвое. Его вес двадцать цзиней?

Бяньфу покачал головой.

— Его вес как чан с пирожками. Три цзиня.

— Так. С покойником было то же самое?

— С Му Чжанкэ? Да! Мне показалось, что ты просто снял груз с моих плеч.

— Я всего лишь взял его за ноги. Ладно. Загляни в сундук.

Бяньфу молча повиновался и ахнул.

— Это… Это… Откуда столько золота?

— Дал Чжао Гуйчжэнь на расследование смерти племянницы. Я буду брать оттуда по мере надобности, но храниться он должен у тебя. Случись что со мной — ты мой наследник.

— Ты с ума сошел? Что я могу расследовать? И с чего ты взял…Или ты думаешь о мести убийцы?

— Я много о чём думаю, но сейчас хочу разобраться в том, что надо было понять давным-давно. Баоцан. Он веками хранился в вашей семье. Открыть его смог я. Мы дальние родственники, и почему-то не можем сражаться друг с другом, однако уменьшаем вес любого предмета вдвое, едва беремся за него. Разве это не странно?

— Странно, я всегда так думал. И тогда в пещере этот шарик мне здорово мозги перевернул…

— Я медитировал с одним шариком и с двумя, но мне не приходило в голову попробовать сделать это вдвоём.

Бяньфу только пожал плечами.

— Давай, но я не особо склонен к медитации.

— Неважно. Садись на циновку.

Цзиньчан вынул шарики из шкатулки, заставил Бяньфу взять их, и начать думать о преступлении. Сам сел напротив, соединил свои ладони с руками Бяньфу и погрузился в медитацию. Свет свечи медленно угасал в его сознании. Тепло Цзиньчана потекло по венам Бяньфу. Шарики в его руках, гладкие и прохладные, словно капли росы на рассвете, начали пульсировать в унисон с его учащенным сердцебиением. Он закрыл глаза, позволяя разуму скользить по лабиринтам воспоминаний, отыскивая ту тонкую нить, что связывала его с преступлением. Перед внутренним взором Бяньфу всплывали обрывки образов: темная пещера, силуэт в плаще, отблеск луны на стальном клинке. Он пытался ухватиться за детали, зафиксировать ускользающие фрагменты, но они рассыпались, словно песок сквозь пальцы. Но дыхание Цзиньчана, ровное и спокойное, словно шум прибоя, помогало ему сосредоточиться, отбросить лишнее, отделить зерна правды от плевел лжи. Внезапно, в глубине сознания, вспыхнул яркий свет. Бяньфу увидел лицо девушки, довольное и счастливое. Шарики в Бяньфу руках нагрелись. Цзиньчан открыл глаза.

— Ты что-то видел?

— Прости, но я, правда, этого не умею. Я видел Сюань Янцин на лекции. Она читала стихи. Очень радостная. Рядом была Чжэнь Чанлэ, — Бяньфу виновато вздохнул.

— Чжэнь Чанлэ? Черт возьми, а ведь убийца покушался и на неё! Так, садись снова и прикажи мыслям уйти в эту сцену. Ты должен запомнить каждое слово, сказанное там.

— Подожди! — взмолился Бяньфу. — У меня и так голова кругом идёт и в висках колет. Почему ты сам не можешь войти туда? А я подержу твои руки.

Цзиньчан растерялся. А, в самом деле, ему будет куда проще погрузиться в медитацию.

— Хорошо, давай.

Свет померк в глазах Цзиньчана, он ощутил себя невесомым, точно осенний лист на ветру, потом перед ним открылась стена, затем полукруглая аудитория. На возвышении стоял декан факультета словесности Линь Цзинсун. В распахнутое окно лился дневной свет, и струился легкий осенний ветерок, размахивающий полами халата и рукавами профессора. Сюань и Чжэнь сидели в первом ряду. Профессор витийствовал.

— Запомните, «увлажненный рукав» — образ слёз, отираемых рукавом. Узкий рукав — символ бедности. Чёрные рукава — образ монаха. Ветер, дующий в рукава — постоянный образ в песнях странствий. И наконец, любовный образ «рукава изголовья», потому что на ложе под голову клали рукава. Кто приведёт примеры?

Девушка из третьего ряда процитировала:

— Остановить коня,

Рукава отряхнуть бы…

Приюта нигде не найдёшь.

На всей равнине Бай Ню

Снежный вечер…

— Прекрасно, Линь Мэй. Кто ещё?

— Много ль проку в слезах,

что бисерной россыпью капель

увлажняют рукав?

Гоню печальные мысли.

Любуюсь полной луной, — проговорила девица с четвертого ряда, терявшаяся в тени.

Неожиданно подняла руку и Сюань.

— Как будто аромат душистой сливы

Мне сохранили эти рукава,

Лишь аромат…

Но не вернется тот,

Кого люблю, о ком тоскую…

— Молодец, Сюань, у тебя хорошо получается. Думаю, на будущий год ты войдешь в Общество поэтов Сиреневой Беседки…

В глазах Цзиньчана просветлело. Он снова оказался в комнате и задумался. Общество поэтов Сиреневой Беседки? Цзиньчан с Бяньфу были там однажды. Стихи лились рекой, как слезы разочарованного чиновника, не получившего повышения, а поэты соревновались в метафорах, словно павлины, меряющиеся хвостами перед кучей ослепленных куриц. Поэты обсуждали тонкости спектра лунного света и оттенки увядающих хризантем, и под конец Бяньфу пришлось здорово пихнуть его в бок, чтобы разбудить…

______________________

[1] Дань- 50 кг