Аттестат зрелости

Глава 8

Отдыхаем хорошо!

Директор сопроводил меня домой лично. Его водитель хотел что-то сказать насчет переработки, но Николай Васильевич его резко оборвал:

— Можешь прямо сейчас валить домой, только пешком. Завтра жду заявление по собственному…

Водитель сразу обиженно заткнулся.

На улице уже темнело. Я неожиданно для себя обнаружил, что провозился с домочадцами директора три часа. Когда выходили я влил в себя остатки холодного чая из своего бокала, кинул в рот плитку шоколада. Николай Васильевич, глядя на мои действия поморщился, и зачем-то хлопнул меня по плечу.

— Заверни к «Театральному»! — скомандовал директор, когда мы проезжали через площадь Театральную.

«Театральным», куда мы завернули, оказалось одноименное кафе, размещенное в пристройке областного драмтеатра.

— Пойдем, перекусим, — предложил Николай Васильевич и пояснил. — Дома как-то не с руки, понимаешь?

Я возражать не стал.

Кафе оказалось неожиданно уютным, по типу небольшого ресторана. Внутри, сразу за гардеробной, через арку размещался зал на десять столиков. Причем столики были не ширпотребовские алюминиевые, а самые что ни на есть дубовые. И стулья были им под стать.

Но директор меня повел чуть дальше, в коридор. Здесь оказались несколько (я увидел три двери) отдельных кабинок.

Внезапно возникший официант поздоровался и чуть ли не с поклоном предложил садиться.

— Два мясных салата, две котлеты «по-киевски», — начал директор.

— Нет, одну котлету, — перебил я. — Мне бифштекс с яйцом.

Я успел на столе разглядеть меню.

— Одну котлету «по-киевски», один бифштекс с яйцом, — согласился директор. — Бутылку армянского…

Официант понимающе кивнул.

— Лимончик там порежь, ну, как всегда, одним словом!

— И черный чай очень крепкий, сладкий прямо сейчас! — добавил я.

— Да, — опять согласился директор. — Чай побыстрей. И шоколад?

Он вопросительно посмотрел на меня.

— И шоколад! — кивнул я.

Официант ушел, закрыв за собой дверь. Директор молчал. Я тоже.

Исцеление жены и дочери Николая Васильевича мне далось неожиданно легче предыдущих. Я чувствовал, что не потратил даже четверти своих сил. Хотя каких сил? В основном, расход шел «некроэнергии». Может быть, поэтому я себя чувствовал вполне нормально.

Официант принес чайник, сахарницу, чашки. Я тут же налил в чашку одной заварки, всыпал две ложки сахару, размешал, сделал глоток. Тепло разлилось вниз по пищеводу. Нет, всё-таки определенная усталость имела место быть.

Официант снова заявился в кабинку, поставил на стол бутылку коньяку, две пузатых рюмки, блюдечко с нарезанным лимоном, положил на стол плитку шоколада «Гвардейский».

— Выпьешь? — вскрывая бутылку, поинтересовался Николай Васильевич.

— А давай! — махнул рукой я. Мы чокнулись. Если директор пил коньяк маленькими глотками, то я махнул сразу всю рюмку. Пищевод сразу обожгло. Я закашлялся, поспешно сунул в рот лимон. Николай Васильевич внимательно совершенно без улыбки посмотрел на меня.

— Что это было? — спросил он, хлопнув ладонью по нагрудному карману пиджака, где лежала завернутая в целлофановый пакетик «горошина».

— Я думаю, что рак, — честно ответил я и добавил. — Наверное.

— Я в понедельник её на анализ отдам, — сообщил директор.

В ответ я развел руками, мол, ваше право. Директор кивнул.

— Когда ты Машку лечил, — задумчиво сказал он. — У тебя глаза черные были. Ни белков, ни зрачков. Одна чернота. Я испугался.

— Ну, ведь всё хорошо, — улыбнулся я. — Хорошо, что всё хорошо кончается.

Он снова наполнил рюмки. Эту рюмку я выпил, как полагается, мелкими глотками, смакуя коньяк во рту и одновременно запуская у себя и «айболит», и «хвост ящерицы», чтобы нейтрализовать алкоголь.

— Мы с Валентиной так и не смогли завести еще ребенка, — мрачно сообщил Николай Васильевич. — Да и возраст уже.

Я не выдержал, хихикнул. Потом засмеялся. Не во весь голос, но достаточно громко. Директор нахмурился. Я улыбнулся и пояснил:

— Теперь сможете. Хоть сто порций!

За первой бутылкой почти сразу же последовала вторая.

Домой я попал в десятом часу вечера. Николай Васильевич, сам едва держась на ногах, проводил меня до квартиры, сдал на руки maman, церемонно поцеловал ей руку, попытался осмотреть квартиру, громко сообщив ей:

— Пора вам расширять свои жилищные горизонты!

И добавил:

— Заслужили… Заслужили! Ударным трудом на благо нашей Родины и химической промышленности в целом!

Он расплылся в пьяной улыбке, игриво подмигнул (maman от неожиданности потеряла дар речи), икнул, после чего засобирался домой. Разумеется, я вышел вместе с ним, провожая его до машины.

— Что это было? — шепотом спросила не отошедшая от шока maman.

— Начальство надо знать в лицо! — многозначительно ответил я и засмеялся.

— Это же Вострецов? — продолжала допытываться maman. — Николай Васильевич? Наш директор завода? Да?

Я улыбнулся, обнял её:

— Мэм! Как вы смотрите на то, чтобы улучшить наши жилищные условия?

Maman отстранилась, недоверчиво посмотрела на меня:

— Ну тебя нафиг, шалапут! Спать ложись немедленно!

И задумчиво добавила:

— От твоих выходок всего можно ожидать!