Опять БСМП, опять травматология
На следующий день я летел в школу словно на крыльях, вдохновленный мыслью, что сегодня окончательно стану счастливым обладателем автомобиля.
Вчера я об этом промолчал. Не сказал ни maman, ни Альбине, заглянувшей на «вечерний чаёк», как она именовала посиделки по вечерам на кухне с maman, потом в зале со мной.
Не сказал ни Мишке, ни Андрэ. Зачем? А вот насчет прав решил поговорить с Денисом. Может, он сможет как-то помочь?
Была у меня еще одна идея. Научиться управлять машиной, а с Василия Макаровича или с Цветаны стрясти амулет отвода глаз, чтобы владельцы полосатых палочек меня не замечали.
Однако на первой же перемене меня отловил Карабалак.
— Бутылку принёс? — сразу же спросил он, пожимая мне руку. Я совершенно забыл о вчерашней просьбе.
— Деньгами возьмёте, Максим Иванович? — ответил я вопросом на вопрос, сунув руку во внутренний карман. Там у меня две «пятёрки» лежали.
— Давай! — Максим Иванович воровато огляделся по сторонам. Я сунул ему в ладонь купюру.
— У Натальи Михайловны брат под машину попал, — вполголоса сообщил он. — Лежит весь переломанный в гипсе в травматологии в БСМП. Не пошевелиться, ни в туалет сходить. Ему нужен постоянный уход. Гревцовой в отпуске за свой счет отказали. Она хочет написать заявление на увольнение.
— Пипец! — выдохнул я.
— Не то слово! — согласился Карабалак. — Если она уволится, у неё квартиру отберут. Она ж молодой специалист, обязана три года отработать после института. А её брат может окочуриться, если за ним ухода не будет. Там что-то вроде открытых переломов, нагноений, чуть ли не угроза гангрены…
— Что конкретно, я не понял, — продолжал он. — Жил в городе с матерью. А мать старая, еле, говорит, сама ходит.
— Кто говорит?
— Да Наталья Михайловна и сказала, когда заявление на отпуск за свой счет подавала.
Я вздохнул:
— А как его зовут хоть? Где конкретно лежит?
— Гревцов его фамилия, как и у Натальи Михайловны, — хмыкнул Карабалак. — Лежит где-то в детской травматологии, палату самому можно узнать, если что, по фамилии больного. Ну, что ты, как маленький?
— Так он, что, ребенок еще? — удивился я.
— Ну, не совсем, — покачал головой Карабалак. — 15 лет ему вроде. Почти ваш ровесник.
Рядом оказался Мишка. Он прислушался к словам учителя, потом тронул его за плечо:
— Максим Иванович! Дай ключ от курилки, а?
— У тебя ж был? — удивился Карабалак.
— Да я его дома оставил.
— Пойдём вместе, — предложил историк.
— Пошли!
Мишка потянул меня за руку, мол, пошли тоже.
Карабалак отошел открыть окно. Мишка шепнул мне:
— Ты ехать собираешься? Помочь хочешь?
— Наверное…
Мишка знал про мои способности. Видел, как я подлечил Андрея. И Наташке хотелось помочь. Жалко её и её братика. Даже мороз по коже прошел, когда себя вспомнил. Я ж тоже лежал в той же травмотологии. Подошел Карабалак, весело поинтересовался:
— Что задумали, шпана? Больше двух говори вслух!
— Вам это не интересно, Максим Иванович! — улыбнулся я. — Вас наши подружки не интересуют.
— Ну, почему же? — весело поддержал тему историк.
— У вас жена, библиотекарша, — добавил Мишка, затягиваясь «родопиной». — Серна, дети от Серны и еще от одной женщины в Ростове-на-Дону.
— Хотя бы с эстетической точки зрения, — возразил Карабалак.
Нашу дискуссию прервал звонок. Карабалак неторопливо закрыл окно, запер туалет. Мы же поспешили на химию. Молекула могла и не пустить за опоздание. На наше счастье она еще не подошла.
— Не составишь мне компанию? — предложил я Мишке.
— После уроков?
— Нет. Сразу после химии.
Мишка задумался. Было видно, что ехать ему не очень-то и хотелось. С уроков срываться, нарываясь на возможные неприятности. А мне нужен был напарник. Для подстраховки, помочь оклематься, на всякий случай.
— А поехали! — махнул рукой Мишель. — Прошвырнемся. Пирожки за твой счет!
— Вопросов нет, — обрадовался я.
Тут нас разогнала по местам Молекула.
— Сели все, быстро! — скомандовала она своим неприятно-скрипучим голосом. — Устроили базар…
Мы мгновенно рассосались по своим местам. Начался урок.
Андрюха-Комар, заметив, что мы собираемся уйти с уроков, увязался за нами. Он подхватил свой пластиковый дипломат, бывший предметом гордости у него и зависти у одноклассников года три назад, пока практически все, включая девчонок, не обзавелись подобными портфелями.
— Вы куда?
— В БСПМ, парня одного проведать надо! — сообщил я.
— А уроки? Геометрия? Биология? НВП — ладно, Петрович переживёт. Но, блин, Наташку прогуливать себе дороже…
— Так ты с нами? — отрезал Мишка. Мне Андрюху брать с собой не хотелось. Опыт показал уже, что не может он держать язык за зубами. Ладно, что-нибудь придумаем.
— Тоха пироги покупает! — с серьезным выражением лица добавил Мишаня.
— Еду! — довольно улыбаясь, решил Андрэ.
Мы погрузились в автобус. В это время они ходили полупустые: рабочий день уже начался, поток пассажиров схлынул. И с автобусом нам повезло. К остановке подошел не холодный «Икарус», а теплый пузатый львовский «ЛАЗ-695». Да и двигался он побыстрее, чем «Икарус-гармошка».
Перед тем, как направиться в больницу, я зашел в продуктовый магазин, благо он располагался рядом. Первым делом посетил бакалею, купил две больших шоколадки «Алёнка», потом в молочном отделе приобрел бутылку молока. От пятёрки остался рубль. На пирожки хватит.
— Лучше бы апельсинов купили или сок, — скривился Андрэ, увидев, что я купил.
— Идём!
В детскую травматологию мы поднялись, пройдя через приемный покой, минуя всякие посты с дежурными вахтёрами и гардероб. Удивительно, но в коридоре отделения было пустовато. Разве что медсестры со шприцами пару раз выходили из процедурного кабинета по направлению к палатам. Я взглянул на часы — половина двенадцатого. Врачи как раз обход закончили, начались процедуры: уколы, капельницы, прогревания всякие…
На посту сидела знакомая мне медсестра Зина. Я поздоровался с ней. Она подняла голову, взглянула на меня. Не узнала.
— А Гревцов в какой палате? — поинтересовался я, протягивая одну «Аленку».
Оказалось, что в той же, в которой лежал я — возле с реанимационным отделением.
— Только у нас сейчас посещение больных запрещено! — заявила Зина. — Процедуры, потом обед. После 16.00 можно.
— А мы не навещать, — нашелся я. — Мы за ним ухаживать.
— Что, все трое? — недоверчиво усмехнулась Зина.
— Не, — ответил я. — Я один. Они подождут.
— Ладно! Только халат возьми!
Медсестра указала на металлическую стойку-вешалку, на которой висели три условно белых халата, на самом деле посеревшие от времени. Я надел один, Мишка с Андрюхой остальные. Зина критически посмотрела на нас, качнула укоризненно головой, но промолчала.
— Мишель, Андрэ! — сказал я. — Ждите меня здесь. Миха, держи наготове шоколадку и молоко. Когда я выйду из палаты, мне будет очень хреново. Поэтому будешь меня реанимировать. Понял? Андрюхе не давай, как бы он не просил. Перебьется!
Мишка кивнул. Андрэ сначала слушал мои инструкции с открытым ртом, после последних слов сделал вид, что обиделся. Они сели на кушетку у медсестры за спиной, а я зашел в палату.
Надо же, Гревцов лежал на бывшем моём месте. Выглядел он… Ну, как может выглядеть человек, у которого рука и обе ноги в гипсе, другая рука в повязке с кровавыми пятнами? Да еще и непонятный корсет на грудной клетке. При всём этом запашок стоял в палате такой, что невольно начинались слезиться глаза: в разделочном цеху мясокомбината пахло приятней! Здесь же воняло отходами жизнедеятельности, кровью и еще чем-то кислым.
Что за корсет, я понял, взглянув на парня магическим зрением. Чуть выше поясницы у наташкиного братика был сломан позвоночник. Глаза у больного были закрыты, видимо, накачали его успокоительным да обезболивающим. Я вздохнул и привычно выпустил в пациента два конструкта — «айболит» и «хвост ящерицы». Организм парня их словно и не заметил. Привычно прибавляю силы в конструкты.
Переломы начинают сращиваться. Даже тот, что на другой руке под обычной повязкой. Оказалось, там открытый перелом причем со смещением. Ничего, его уже прооперировали. Правда, кровь всё еще продолжает сочиться.
Конструкты подействовали, а я принимаюсь за позвоночник, вливая живую силу двумя ручейками выше и ниже поврежденного места. Процесс несложный, но муторный. Зато в магическом изображении видно, как сращиваются косточки, нервы и сосудики. Завораживающая картина, если бы еще не изматывал так сам процесс лечения.
К финалу я еле держался. Парень еще спал. Я не стал его будить. Сюрприз будет. Шатаясь словно пьяный, я встал со стула, направился к выходу из палаты. Не скажу, что процесс исцеления дался мне очень уж тяжело. Легче, чем, скажем, лечение Зинаиды Павловны или Дениса Устинова. Но, тем, не менее чувствовал я себя не очень. Держась рукой за спинку кровати, потом опираясь на стену, я добрёл да двери.
Прямо перед самым носом она резко распахнулась, и я лицом к лицу столкнулся с Натальей Михайловной.
— Ковалёв! Ты? — удивленно и почему-то гневно воскликнула она. — Какого…
Какого хрена, черта или еще кого-то там — она не договорила, с койки слабо, но внятно послышалось:
— Как же жрать охота… И в сортир! Есть кто-нибудь?
Я поспешно ретировался в коридор и в сторону, где меня ждали Андрей и Мишка. Андрюха подскочил ко мне, подхватил подмышки, помог присесть. Мишка сунул в руки развернутую плитку шоколада и открытую бутылку молока. Я откусил, прожевал, запил. Опять откусил, прожевал, сделал глоток молока. Пока я перекусывал, Мишка и Андрюха успели снять халаты и надеть куртки.
— Натаху видели? — поинтересовался я. — Надо успеть свалить, пока она не вышла.
Я передал Мишке почти пустую бутылку из-под молока, Андрюхе остаток шоколада и стал одеваться, не забыв повесить халат. Краем глаза я заметил, как Наташка выскочила из палаты с уткой в руках и направилась в сторону туалета.
Тем временем Андрюха доел мой шоколад.
— Вы чего здесь буфет устроили? — раздался до боли знакомый визгливый голос. Санитарка тетя Валя! Она же Баба-Яга! Я повернулся к ней, поинтересовался, ехидно улыбаясь:
— Всё пряники подворовываете у больных? Или на конфеты перешли, а?
Старуха потеряла дар речи. Зина за столом хихикнула, а ребята засмеялись.
— Валим! Валим! — озорно сказал я, подхватив дипломат, направляясь в сторону лестницы. Я уже почти пришел в себя.
— Хулиганы! — успела крикнуть нам в спину Баба-Яга. — Шпана!
Мы выскочили на улицу. Я застегнулся, допил молоко, отправив пустую бутылку в урну.
— Не успели тебя предупредить, — развел руками Мишка. — Наташка мимо нас просквозила, мы только рты раскрыли.
— Она нас не заметила, — добавил Андрэ.
— Зато со мной лоб в лоб столкнулась, — сказал я. — Хорошо, двери в коридор открываются. Иначе она бы мне точно в лобешник заехала бы.
— Ну, и как? — ухмыльнулся Мишка.
— Завтра узнаем!
— Ты пирогов обещал, — напомнил Андрэ.
— Какие пироги? — возмутился я. — Ты мою шоколадку сожрал!
— Чё там было-то? — удивился Андрэ. — На полтора укуса.
Подошла «пятёрка». На этот раз нам не повезло: им оказался «Икарус-гармошка», автобус, продуваемый всеми ветрами и совсем без отопления.
— Ты сейчас куда? — спросил Мишка.
— Домой, — ответил я. Про предстоящий визит в ГАИ я благоразумно умолчал. Андрэ обиженно отвернулся в окно, расставшийся с мечтой о халявных пирожках.
— Мне через пару остановок выходить, — сообщил я.
Мы пожали друг другу руки. Уже на выходе я услышал, как Андрюха крикнул мне в спину:
— Должок!
Обернувшись, я увидел, как он поднял руку с выставленным вверх указательным пальцем и пригрозил мне, имитируя подводного царя-злодея из кинофильма-сказки:
— Должок!