Аттестат зрелости

Глава 7

Когда суббота совсем не выходной

Соревнования в субботу я, конечно, выиграл. День прошел по той же схеме. Смирнов меня встретил в вестибюле, сразу потащил в раздевалку, потом забрал документы и мы пробежались по врачам, взвесились.

Спортсменов в зале оказалось значительно меньше. Детишек не было совсем. Прибавилось число зрителей на трибунах на втором ярусе над залом, в том числе людей в милицейских серых мундирах и в погонахс большими звездами.

— Начальство приехало, — на ухо шепнул Смирнов. — Покажи класс. Понял? Чтоб красиво, как ты можешь.

Он даже встал и кому-то там на втором ярусе помахал рукой. А мне стало скучно. Первая схватка по жеребьевке выпала как раз мне. Я прогнал силу по каналам, усиливая мышцы. Нечестно? Может быть, но мне хотелось побыстрее отделаться.

Первый противник мне достался какой-то мелкий, но жилистый, прыгучий. Он даже не «танцевал», а скорее прыгал вокруг меня, пытаясь провести захват, уцепиться за рукав, за отвороты куртки. Его прыжки вокруг меня, уклоны туловищем из стороны в сторону напоминали скорее движения боксера, чем борца. Всё-таки у борцов более статичные движения, экономные.

Я сначала привычно сбивал его попытки, изображая активную оборону и не предпринимая атакующих действий, тем самым провоцируя его дальше на атаки.

Наконец он всё-таки ухватил меня за отворот одной рукой, за рукав другой, попытался сбить равновесие и провести бросок, но, увы… Я с силой потянул его на себя, подсекая ему ноги. Практически чистая классическая передняя подсечка. Плюс навалился на него, взял в локтевой захват голову, раскинул ноги пошире, а его руку взял на болевой. Соперник, сдаваясь, поспешно застучал ладонью по ковру. Победа!

Судья поднял мою руку, мы поручкались с соперником. Я опустился на скамью рядом с тренером.

— Тебя начинают бояться, — вполголоса объявил он. — Все схватки заканчиваешь на первых минутах да еще практически чистыми победами.

— Следующая когда? — спросил я. — А то меня люди ждут.

Смирнов с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Следующего поединка пришлось ждать полтора часа. Оказалось, он был последним в сегодняшних соревнованиях. Моим соперником на этот раз оказался кавказец, то ли дагестанец, то ли чеченец. Парень с неплохой физической подготовкой, тоже вёрткий, как и первый, напористый. Разве что с техникой у него было плоховато.

Он попытался навалиться на меня, ухватить, расшатать, при этом лупя своими ногами чуть ли не впинковую по моим. Судья замечаний не делал, то ли не замечал, то ли не посчитал нужным расценить это как нарушение.

Ладно. После особо болезненного удара в голень я разозлился, уцепился за отвороты куртки, потянул соперника на себя, обозначая, что буду проводить переднюю подсечку. Дагестанец попытался отшатнуться. Он почувствовал, что я значительно сильнее его.

Я оказался не только сильнее, но и быстрее. Перехватился правой рукой от отворота за рукав и, подшагнув вправо ему за спину, подбил опорную ногу точно под пяточку. Приложился он сразу на лопатки. И достаточно жестко, не успев сгруппироваться. Я не стал проводить удержание, отойдя в сторону. Он секунд пять полежал на ковре, перекатившись со спины на бок, поднялся и отскочил в сторону, держась за локоть.

К нему сразу подскочил его тренер, потом подошел судья. Они обменялись фразами, после чего была объявлена моя победа. Соперник при падении повредил руку. Пожимать мне руку он отказался, только кивнул.

— Получите за меня грамоту, ладно? — спросил я у Смирнова. — А я во вторник тогда заберу. Хорошо?

— Ладно, заберу, — кивнул тренер и, ухватив меня за руку спросил, — да что с тобой творится, парень? У тебя впереди такие перспективы! А ты поник, как…

— Устал, — отмахнулся я. — Школа, уроки, беготня всякая…

Я не стал говорить, что потерял интерес к спорту, что у меня другие приоритеты появились в жизни. Зачем?

— С девушкой проблемы? — вдруг спросил Смирнов. — Да брось… Хочешь, я тебя с девчонками из секции художественной гимнастики познакомлю?

— Нет, не с девушкой, — улыбнулся я. — Я побегу, а то у меня дела еще есть.

Машина, серая «24-я волга», стояла у подъезда, хотя до расчетного времени было еще 15 минут. Директор топтался возле неё.

— Добрый день! — он поздоровался со мной за руку. — Вы всё закончили? Поедем?

Я пожал ему руку.

— Да, я готов.

Он пригласил мне садиться сзади, сам сел рядом с водителем. Дорога заняла неожиданно много времени, почти 40 минут, несмотря на сравнительно небольшую транспортную загруженность улиц. Директор, как оказалось, жил на самой окраине города, в противоположном от завода районе, к тому же в старом двухэтажном доме да еще и на первом этаже.

Всю дорогу он молчал, подав мне знак перед тем, как сесть в машину, приложил палец к губам, указав глазами на водителя.

— Жди! — коротко приказал директор водителю, как только мы въехали во двор. Двор тоже был… своеобразен. Посередине детская площадка со всякими лесенками, ракетами, турниками, качелями. Вокруг кусты, четыре клумбы с обвязанными тканью на зиму высокими цветами (наверное, розами). Чуть дальше десяток капитальных гаражей из белого кирпича.

И квартира в этом старом доме оказалась неожиданно большой — трехкомнатной, с высокими потолками, просторными комнатами, большими окнами.

— Проходите, Антон! Раздевайтесь!

Навстречу нам вышла давешняя хозяйка, с которой я познакомился при определенных обстоятельствах на квартире Альбины. Она несколько церемонно-холодно поздоровалась со мной, потом кивнула мужу. Тогда я это не ощутил, а вот теперь в полном объеме прочувствовал — от неё прямо-таки веяло подавляющей властностью. Нетрудно догадаться, кто в этом доме был настоящий хозяин.

— Это Антон, — поспешно представил меня Николай Васильевич. — Это моя жена, Валентина Викторовна.

— Очень приятно, — отозвался я. Валентина Викторовна опять медленно-церемонно, словно особа царских кровей, протянула мне руку, которую я осторожно пожал, точнее, слегка коснулся.

Я поставил свою сумку со спортивной формой, разулся, снял куртку.

— Пройдемте в залу, — предложила хозяйка. Прямо так и сказала — «В залу». Я мысленно усмехнулся, но послушно направился за ними. Босиком, в носках. Тапочки мне не предложили. Впрочем, паркетный пол блестел, как те самые «фаберже» у кота, не испачкаешься.

Мебель в зале была… мягкая. Очень мягкая. Красивая, как в фильмах про дореволюционные времена. И, наверное, дорогущая. Но не совсем удобная. На таких креслах-диванах-кушеточках хорошо сидеть, а вот лежать совершенно невозможно. В кресло сел, меня со всех сторон обжало мягкими подлокотниками, спинкой. Диван узкий, с высокой спинкой.

Я пошевелился в кресле, откинулся на спинку. Красота!

— Вырасту, разбогатею, обязательно такой себе заведу! — пошутил я. Моя фраза осталась без реакции, что у Николая Васильевича, что у Валентины Викторовны.

— Мне надо похудеть, — взяла в свои руки разговор хозяйка. — Освежить кожу. Ну, вы понимаете, чтобы вот…

Она указала на мужа:

— Как он стал. Он же моложе лет на 10 стал выглядеть! Я тоже так хочу.

Странно, я бы не сказал, что она была такой уж полной для того, чтобы худеть. Наоборот, фигура у неё была скорее худощавой, особенно для своих лет. Сейчас-то я её разглядел получше. При первой нашей встрече она была в мешковатом пальто да еще с пышным меховым воротником. В нём она мне показалась действительно корова коровой.

— Всё в наших руках, — улыбнулся я. — Вам стоит переодеться. Наденьте что-нибудь поудобнее, спортивный костюм, например.

Я указал на её халат.

— В этом будет неудобно лежать во время процедуры…

Она вскочила, направившись сразу в комнату.

— Николай Васильевич, не забудьте насчет чая, — напомнил я директору. — Крепкого, сладкого. И, если есть, шоколад.

Он кивнул. Открылась дверь в комнату. В зал выглянула девчушка лет 10-11, рыжая, конопатая, словно солнышко. Кивнула мне, весело улыбаясь:

— Здрасьте, дяденька!

— Здрасьте, тётенька! — улыбнулся я.

— Маша, иди к себе, не мешай, — строго отозвался Николай Васильевич. На его лице появилась теплая улыбка. Девчушка поспешно захлопнула дверь, озорно высунув язычок.

— Вот оторва! — совершенно искренне улыбнулся Николай Васильевич. — Дочка наша…

Из комнаты вышла хозяйка в шерстяном спортивном костюме, села на диван.

— Вам надо бы прилечь на диван, — посоветовал я. — Так будет удобнее.

— Принеси подушку! — то ли приказала, то ли попросила она мужа. Николай Васильевич мгновенно сорвался с места в комнату, тут же вернулся с подушкой в руках, аккуратно положил на диван.

Валентина Викторовна прилегла, вытянула ноги, закрыла глаза и спросила:

— Что дальше?

Я сел рядом на стул.

— Дальше? Дальше не мешайте мне! Я работаю!

Я наложил на Валентину Викторовну конструкт сна, потом «айболит». Со здоровьем всё у неё было в порядке, разве что щитовидка да поджелудочная светились неярким красным цветом. «Айболит» с этим прекрасно справится. После этого я скастовал на женщину «хвост ящерицы», добавив силы больше обычного. Вот теперь она помолодеет. И зубы новые вырастут вместо двух золотых справа снизу.

Директор сидел рядом, глядя на меня. Я еще раз демонстративно поводил руками над телом его жены, «наводя туман», дескать, не всё так просто.

— Дяденька, а что ты делаешь? — неожиданно сзади меня раздался шепот. Я чуть ли не подскочил, повернулся. Рядом встала давешняя девчушка и с любопытством таращилась то на меня, то на маму. Интересно, в кого она такая рыженькая уродилась?

— Маша! — страшным шепотом отозвался Николай Васильевич. — Не мешай! Ступай к себе немедленно!

Девочка развернулась, обиженно направилась в комнату.

— Стой! — почти крикнул я. — Иди сюда!

Я не успел «выключить» магическое зрение. Маша остановилась, повернулась к нам.

— Давно у тебя болит коленка? — спросил я.

— Да она и не болит почти, — Маша задумалась. — С лета, наверное. Я в деревне упала во дворе. Вот и иногда болит. Но не сильно.

— Ладно, иди, — сказал я. — Мы сейчас чай попьем и вернемся.

— Идём на кухню! — скомандовал я. Николай Васильевич удивленно подчинился.

Мы сели за стол. Я налил себе одной заварки, совсем не добавляя кипятку, насыпал три ложки сахару, размешал. Сделал глоток, другой. Директор сидел и смотрел на меня.

— Что-то случилось? — наконец выдал он.

— Случилось? — переспросил я. — Случилось? Случилось!

Я чуть не взорвался. Еле сдерживаясь, тихим шепотом, чтобы не услышала его дочь, я сообщил Николаю Васильевичу в лицо:

— У твоей дочери выше колена кость почернела!

— Как почернела? — не понял он.

Я сообразил, что не могу ему объяснить природу своего магического зрения, а моих знаний в области медицины не хватает, чтобы поставить диагноз и доступно его описать.

— Выше клена у твоей дочери почернела кость, — повторил я. — Черный шарик величиной с орех. Я не знаю, что это — опухоль, раздражение, заболевание. Я не врач. Но от неё уже пошли паутинки вверх и вниз.

— Не может быть! — недоверчиво ответил директор.

Я закрыл глаза, успокаиваясь. Внутри меня бушевал пожар.

«Я тут лечу глистов у самовлюбленной бабы, а рядом скоро будет умирать её дочь!» — подумал я.

— Завтра нам к врачу надо, я так понимаю? — спросил Николай Васильевич. Я с жалостью посмотрел на него. Возможно, он меня понял и, пряча глаза, пробормотал:

— Если вы нам поможете, сколько я буду должен? Понимаете, у меня сейчас несколько стесненное положение…

Я едва сдержался, чтобы не высказать ему, взрослому человеку, всё, что я о нём в данный момент, подумал.

— Пошли!

— Куда?

— Машу лечить будем!

С девочкой пришлось немного повозиться. Хорошо, уже был опыт — с лечением соседа деда Пахома.

Я уложил девчонку на кровать в её комнате. Сантиметрах в пяти выше колена едва выделялся почти незаметный простому глазу бугорок размером с горошину. Я его и заметил-то благодаря магическому зрению.

Показал отцу.

— Видите?

— Что? — не понял Николай Васильевич.

Я нажал на вздутие пальцами. Девчонка взвизгнула от боли. Николай Васильевич ухватил меня за руку.

— Ей больно!

— Конечно, больно! — ответил я, вырывая свою руку. — Я уже сказал, что там кость чернеет! А вам похудеть важнее!

Я сразу же наложил на девочку заклятие сна.

— Вам что-нибудь еще нужно? — примирительным тоном спросил Николай Васильевич.

— Нужно! — отрезал я. — Не мешайте!

Сначала с помощью щупальца «мертвой» силы я убрал невидимые простому глазу черные волосинки, идущие от черного ядра вверх-вниз. Одна, самая длинная, выросла вверх по бедру сантиметров на десять. Остальные, слава богу, были значительно короче — по 3—4 сантиметра.

Как только выжег их, приступил к самому «орешку». Черное образование выросло на кости и выглядело, как гриб чага на стволе дерева. Я аккуратно «обжёг» этот своеобразный «грибок» со всех сторон, заставляя его съежиться, усохнуть, уменьшиться в размерах. Работа требовала ювелирной точности. Стоило чуть промахнуться, и жгут «некросилы» прошелся бы по костям, по нервам, по тканям организма. Страшно подумать, к каким последствиям это может привести. Некроз, отмирание тканей? Гангрена? Вполне может быть? Почему-то я был уверен, что справлюсь и не допущу этого.

«Орешек» постепенно превратился в «горошину», уменьшившись раза в два. Я не удержался, потрогал его через кожу пальцами, не опасаясь реакции — девочка крепко спала. «Горошина» свободно ходила под кожей. У меня возникла идея.

Раздался звонок в дверь. Директор вздохнул, поднялся, бросив мне:

— Я сейчас…

Как будто от него что-то зависело. В прихожей послышался недовольный мужской голос, потом спор, который прервал директор:

— Жди! Сколько надо, столько и будешь ждать!

— Мне нужно лезвие! — скомандовал я директору, когда тот вернулся в комнату. — И бинт.

— Ага, сейчас!

Я прижал кусок бинта к ноге девочки, чиркнул лезвием по коже.

— Ой! — не выдержал Николай Васильевич.

Сдавил «горошину» пальцами и вытащил её из раны, тут же накладывая конструкт «айболита». Рана мгновенно затянулась.

Я довольно улыбнулся, вытер кровь с бедра спящей девочки, потом со своих рук. Кое-как вытер «горошину» и протянул её директору:

— Держите! На память!

Николай Васильевич аккуратно, двумя пальцами взял у меня с ладони темно-коричневый комочек.

— Это?‥

— То, что у неё выросло на кости, — пожал я плечами.

— Она опасна?

Я улыбнулся, развел руками:

— Нет, я её практически убил. Да, чуть не забыл…

Я разбудил девочку. Маша стремительно села в кровати, посмотрела по сторонам:

— Папа…

— Машенька, посиди пока в своей комнате, — попросил Николай Васильевич. — Посиди, девочка моя…

Голос его понятно дрогнул.

В зале я разбудил его жену. Прямо на глазах директора наложил на неё конструкт подчинения и скомандовал:

— Как только я уйду из квартиры, ты про меня забудешь!

Николай Васильевич смотрел на этот процесс ошеломлённым взглядом, открыв рот, но молчал.