Астарта. Предназначение. Книга 3

Глава 16 «Если бы гусеница держалась за прошлое, она бы никогда не стала бабочкой.» (Аврелий)

Армия царя стояла передо мной, словно зачарованная, их взгляды были прикованы ко мне. В их глазах смешались удивление и благоговейный трепет. Некоторые из воинов, возможно, мои прихожане, опустились на колени, будто молясь.

Я чувствовала их напряжение. Они ждали моих дальнейших шагов — или, может быть, чего-то еще. Ну, что там делают боги, когда снисходят до своего народа? Может, дождик вызывают на поля или заставляют цвести цветы? Я судорожно размышляла, что делать дальше. Нужно было исчезнуть красиво и эффектно, с достоинством и, главное, магически-божественно.

В такие моменты я научилась полагаться на своих друзей. Они всегда находили способ помочь.

Я открыла «тихий чат» с Машей, чтобы незаметно обратиться за помощью. Мысленно, но уверенно, я сказала:

— Маша, все очень сложно! Придумай, как меня отсюда забрать, и сделай это эффектно. Помни: я играю роль Бога, все должно выглядеть убедительно.

Маша ответила мгновенно:

— Конечно, я все организую. Но сначала скажи что-нибудь вдохновляющее — это произведет впечатление. А потом… Подожди! Пася хочет сам тебя забрать. У него идея: он считает, что морские брызги сделают твое исчезновение по-настоящему драматичным и таинственным.

— А где вы сейчас? — спросила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

— Мы в храме. Все будет шикарно, просто доверься!

Я глубоко вдохнула, запрокинула голову к небу и подняла руку вверх. Ладонь озарилась электрическим разрядом, и я громко провозгласила:

— О, дети мои! Пусть ваши сердца наполнятся верой, а ваши дела — добродетелью! Я наблюдаю за вами и вижу вашу преданность. Этот день станет началом великих свершений!

Воины замерли, ожидая чуда. Я почувствовала, как воздух вокруг меня начал наполняться энергией. В этот момент в «тихом чате» раздался голос Маши:

— Готовься! Все начнется через три… два… один!

С этими словами я опустила руку, и в тот же момент сверху на меня обрушился мощный водопад. Потоки воды были настолько сильными, что я едва могла дышать. Вода окружила меня со всех сторон, словно живое существо. В какой-то момент я почувствовала, как чьи-то невидимые, водяные руки мягко обхватили меня и потянули к себе. Ледяная стихия была одновременно пугающей и нежной, словно старалась не причинить мне вреда.

Я закрыла глаза, полностью доверившись воде, и позволила ей унести меня. В следующий миг я ощутила, как потоки исчезают, а я оказываюсь в знакомой обстановке. Это был храм.

Я стояла посреди зала, промокшая до нитки, но довольная. Все прошло идеально.

Первой, кого я увидела, была Маша. Она стояла неподалеку, ухмыляясь:

— Ну что, получилось эффектно?

— Да ну нафиг ваши спецэффекты! — возмутилась я, откидывая мокрые волосы, прилипшие к лицу. — Это было чересчур! От неожиданности я чуть не захлебнулась и не упала лицом вниз!

Протирая глаза, я мельком огляделась. Все мои друзья были рядом, и я облегченно вздохнула. Посейдон смотрел на меня с восторгом и лукавой улыбкой. Осознав причину его настроения, я почувствовала, как начинаю краснеть: я же была в купальнике.

В этот момент ко мне подбежал довольный Дима и крепко обнял меня.

— Ну что, сработало? — спросил он с широкой улыбкой.

— Еще как! Ты умничка! — ответила я, обнимая его в ответ. — А где Пегас?

— Дядя Пася сказал, что эта территория родная для него, и можно отпускать его здесь гулять. Он должен кушать травку богов, — шепотом добавил Дима. — Тут его дом.

Я ошеломленно посмотрела на сына:

— Прости, но мне кажется, ты не говорил, что он уже родился.

Конечно, меня часто не было рядом из-за бесконечных «важных» дел. Но последнее, что я помнила о Пегасе, — это то, что он только вылупился и должен был окрепнуть. Гермес обещал присматривать за ним и следить за его развитием. Лошадке нужна была особая подпитка — определенный сорт сена и овса. Выходит, именно на этом полуострове была его еда.

Мои мысли прервал жужжащий рядом Гермес, который с деловым видом пролетел мимо моего удивленного лица.

— Ну, я долго искал подходящий корм для него. Когда мы оказались здесь, я наконец нашел эти пастбища, и это сразу же улучшило его рост и развитие. На родной травушке он быстро окреп и выпорхнул, — Гермес развел руками перед моим лицом. — А ты такая, блин, деловая и занятая, что уведомлять тебя об этом было просто некому. Да и потом, ты же доверилась мне не просто так. Я все держу под контролем.

— Да я не сержусь, — тут же уверила я летающую букашку. — Просто была в шоке, когда увидела сына на Пегасе. Тогда не было времени разбираться.

В этот момент к нам подошел Посейдон с величественным видом. Его глаза горели чем-то древним и непостижимым. Он заговорил низким, глубоким голосом, в котором звучали одновременно гордость и укор:

— Жаль, что ты этого не помнишь, но Пегас — моя кровь и плоть. Когда-то давно я зажигал с Горгоной Медузой, и Пегас — плод этой связи. Он появился в момент, когда Персей отрубил голову Медузе. Вместе с ним из ее тела вырвался его брат — воин Хрисаор.

Посейдон сделал паузу, словно давая весомости своим словам, а затем продолжил:

— Пегас родился у истоков океана, и его имя, как ты, возможно, знаешь, означает «бурное течение». Он символизирует свободу, мощь и непокорность.

Он снова сделал паузу и продолжил с важным видом:

— Пегас нашел свое пристанище здесь, в Коринфе — городе, который соединяет центральную часть Греции с этим полуостровом. Он проводил большую часть времени в горах, особенно на Парнасе — священном месте муз, как ты, вероятно, знаешь. Я подарил Пегаса своему сыну Беллерофонту, чтобы тот мог с его помощью совершать великие подвиги. И, поверь, он действительно совершил их немало! Так что прими как факт: Пегас не может принадлежать твоему сыну. Это просто смешно.

От его слов мои глаза буквально полезли на лоб. Я не могла поверить в то, что слышу, и, не сдержавшись, выпалила:

— Подожди-ка, ты подарил сына сыну? Разве это не звучит смешно?

Во мне закипало возмущение. Да, я не была экспертом в мифологии, но кое-что все-таки помнила.

— Насколько я знаю, твой сын однажды попытался взобраться на Олимп верхом на Пегасе, но упал с него, испугавшись высоты. Пегас же продолжил путь, забыв о своем наезднике. За это их обоих наказали. Или я что-то путаю? — добавила я, не скрывая раздражения.

Посейдон нахмурился, его лицо стало еще более суровым.

— Да, это правда. Тогда Пегаса забрали у моей семьи, и он стал служить Зевсу. Он носил ему молнии, выполняя роль небесного курьера. Но каким образом этот священный конь оказался у твоего сына? Вот что меня возмущает! — его голос стал громче, в нем звучала неподдельная ярость.

Я не собиралась уступать. Мой сын достоин Пегаса, и я была готова отстаивать это до конца.

— Не забывайся, Посейдон! Мой сын — архангел и ангел по своей сути, родившийся от богини, а не какой-то простой мальчишка! — выкрикнула я, чувствуя, как внутри меня разгорается пламя.

Посейдон замер, явно не ожидая такой резкости. Его молчание было оглушительным, но в нем читалось напряжение. Я знала, что этот разговор далеко не окончен.

Сцена была накаленной: я, в белом мокром купальнике, стояла напротив Посейдона, который, в мокрых белых плавках, яростно спорил со мной, тыча пальцем в мою сторону. Мы выглядели как два упрямца, которые не собирались отступать.

— Да не кипятись ты так, — наконец проронил он, отворачиваясь, словно обиженный ребенок. — Понял я тебя. Найди там у себя в интерфейсе галочку и подправь баланс, а то ты вечно шумиху поднимаешь из ничего.

Его попытка отмахнуться от моих слов только раззадорила меня еще больше. Я сделала шаг вперед, указывая на него пальцем.

— Не кипятись? — мой голос звенел от эмоций. — А как тебе вот это из твоей «прекрасной» биографии? Ты насильно завладел Горгоной в храме Афины! Или ты это называешь «зажигал с ней»?

Он резко обернулся ко мне, его лицо исказилось от гнева, но я не остановилась. Слова лились, словно бурный поток, и мне было плевать на его ярость.

— Она отвергла тебя, а ты, возмущенный ее отказом, решил применить силу. Медуза искала убежища в храме Афины, надеясь на защиту богини мудрости. Но что сделала Афина? Она отвергла ее, а потом еще и наказала за то, что ее святилище было осквернено.

Я видела, как его челюсти сжались, но продолжила, не давая ему вставить ни слова:

— В итоге Горгону превратили в чудовище с волосами-змеями и глазами, обращающими в камень. Когда-то красивая женщина, Медуза стала символом ужаса и вечной трагедии.

Моя грудь тяжело вздымалась от эмоций, а Посейдон стоял, будто окаменевший. Его глаза метали молнии, но он молчал, словно мои слова задели что-то внутри него.

И тут он сжал кулаки, словно борясь с желанием что-то сказать, но все же произнес тихо, почти шепотом:

— Ты не понимаешь. Афина наказала ее не из-за того, что я сделал. Она наказала ее из ревности. Вы все переврали. Я любил Горгону, и она любила меня.

Эти слова заставили меня замереть. Неверие и удивление смешались внутри меня. Любил? Любила? Я пыталась осмыслить услышанное, но в голове все путалось.

Посейдон поднял взгляд, в его глазах читалась усталость, накопленная за века.

— Мы были счастливы, — его голос стал чуть громче, но все еще звучал мягко и горько. — Однажды ночью мы решили пошалить в храме Афины. Это была ошибка, я признаю. Но я не мог знать, что это приведет к такому исходу.

Он замолчал на мгновение, будто пытаясь найти нужные слова, затем продолжил:

— Когда Афина узнала, она пришла в ярость. Ее гнев не знал границ. Она не просто наказала Медузу. Она отняла у нее все: ее красоту, ее человечность, ее жизнь. Я пытался что-то сделать, пытался защитить ее, но… обратного пути не было. Афина была непреклонна, а я — бессилен.

Его голос был тихим, но каждое слово звучало, словно удар молота. В нем читалась боль, которая копилась веками. Я смотрела на него, пытаясь понять, где правда, а где ложь. История, которую я знала, оказалась совершенно другой. Кто из нас прав? Кто лжет? Или, возможно, истина где-то посередине?

— Ты хочешь сказать, что ты не виноват? — спросила я, стараясь сохранить твердость в голосе, но чувствуя, как он слегка дрожит. — Что все это — просто недоразумение?

Посейдон усмехнулся, но в его улыбке не было ни радости, ни злобы — только горькое принятие.

— Я не оправдываю себя, — сказал он, его взгляд стал холодным, будто он вновь надел маску бога. — Я сделал ошибку. Но то, что случилось потом, — это не только моя вина.

Он сделал шаг вперед.

— Вы, смертные, любите упрощать истории, делая из нас злодеев. Вы рисуете нас чудовищами, чтобы не видеть своих собственных ошибок. Но ты не понимаешь, каково это — быть богом. Быть вечным. Видеть, как все, что ты любишь, исчезает. Как все превращается в пыль.

Его слова эхом отдавались у меня в голове. Они звучали правдой, но… могли ли они быть правдой?

Он говорил не только о Медузе. Нет, в его словах звучало нечто большее, какая-то глубокая, почти осязаемая боль, которую он нес в себе веками. Я молчала. Что можно сказать тому, кто потерял все и вынужден был жить с этим вечно? Этот разговор раскрыл передо мной другую сторону Посейдона, о которой я никогда не подозревала.

— Мне кажется, боги решили дать Пегасу второй шанс, чтобы он смог проявить себя, — сказала я, пытаясь разрядить напряжение, которое повисло в воздухе. — С твоим сыном они уже наделали шума, теперь посмотрим, как он покажет себя в руках Димы. Хватит нам спорить.

Посейдон перевел на меня тяжелый взгляд, но ничего не ответил. Я почувствовала себя неловко, словно нарушила что-то сокровенное. И тут, словно по воле судьбы, в храм с радостным ржанием влетел Пегас.

Его крылья, огромные и ослепительно белые, слегка задевали стены, но это только добавляло величия его появлению. Свет солнца, проникающий через высокие окна храма, ложился на его шкуру, заставляя ее мерцать. Пегас пробежал мимо Посейдона, который протянул руки, пытаясь обнять его. Но крылатый конь ловко увернулся, не останавливаясь ни на мгновение, и направился прямо к Диме.

Мой сын замер, ошеломленный величием существа, но, к моему удивлению, не испугался. Пегас остановился перед ним, склонив голову и опустившись на одно колено. Это было так похоже на жест почтения, что я задержала дыхание. Дима, словно ведомый интуицией, с легкостью запрыгнул ему на спину.

— Подожди! — воскликнула я, но было слишком поздно.

Не успели мы и глазом моргнуть, как Пегас с ним взмыл в воздух, оставив за собой порыв ветра, запах озона и легкое дрожание в пространстве. Лишь звук могучих крыльев эхом разнесся по храму.

Я уже собиралась выразить свое возмущение, но рядом оказалась Клавдия. Она мягко, но уверенно положила руку мне на плечо.

— Он его верный конь и будет оберегать, как родное дитя, — тихо произнесла она. Ее голос был одновременно спокойным и настойчивым.

Посейдон молча смотрел вслед исчезнувшему Пегасу. Его лицо оставалось неподвижным, но в глубине глаз, как мне показалось, мелькнуло что-то похожее на гордость… или, может быть, печаль.

— Если я спокойна, то и ты, пожалуйста, не начинай паниковать, — продолжила Клавдия с легкой улыбкой. Ее голос был твердым, но дружелюбным. Она прошла мимо Посейдона и, шутливо хлопнув его по мягкому месту, остановилась.

Морской бог вздрогнул и слегка смутился, но промолчал, лишь нахмурив брови.

— Давай заканчивай с этими переживаниями, гордый папаша, — продолжила Клавдия, уже более серьезно. — Пойми, теперь с твоим сыном настоящий воин — Архангел, вооруженный Мечом Правосудия. И, между прочим, отец — это не тот, кто просто подкинул семечко, а тот, кто с рождения всегда рядом.

Она выдержала паузу, давая Посейдону время осмыслить ее слова, а затем продолжила. Ее голос стал ниже, почти торжественным:

— Это не просто меч, если ты вдруг не в курсе. Это длинный волнистый клинок, выкованный из света и праведности. Его сила уникальна. При каждом ударе он вспыхивает языками пламени, которые символизируют не только ярость архангелов, но и обладают способностью сжигать зло до основания. Этот меч очищает мир от дьявольского присутствия и восстанавливает баланс. Теперь ты понимаешь, какая ответственность лежит на твоем Пегасе? Это не просто борьба с гадюками или мелкой нечистью. Это совершенно другой уровень.

Посейдон молчал, его взгляд стал задумчивым. Казалось, слова Клавдии действительно достигли его сердца. Наконец, он тихо кивнул, принимая ее правоту. Затем, словно преодолевая внутреннюю преграду, он протянул мне руку.

Я слегка замялась, но все же ответила ему тем же. Его рукопожатие было крепким, но в нем чувствовалась какая-то необъяснимая мягкость, словно он хотел показать, что готов к переменам.

В этот момент к нам, словно вихрь, подбежала Валя — лисица. Ее рыжая шерсть блестела на солнце, дыхание было тяжелым, будто она только что пробежала всю долину.

— У нас серьезные проблемы, — произнесла Валя, пытаясь отдышаться и осознать всю тяжесть ситуации. — Это моя раса. Они созданы из моей крови и слушаются меня, как родную мать. Но… это временно. — Она замялась, ее хвост нервно дернулся, словно предчувствуя беду. — Я думала, что у меня есть больше времени, но уже две лисицы вышли из-под контроля и уничтожили друг друга. Они не такие, как я. Их усовершенствования, к сожалению, обернулись против них. Пока я держу все под контролем, но чувствую, что скоро не смогу.

Я внимательно слушала, осознавая всю серьезность ее слов.

— Значит, у каждой особи регресс проявляется по-разному, и чтобы понять, в чем именно причина, нужно детально разбираться с каждым случаем, — сказала я, нахмурившись. — И что ты имеешь в виду под тем, что они другие?

— Их изначально создали другими, — тихо ответила Валя, опустив взгляд и нервно перебирая лапами. — Я думала, что их просто усовершенствовали, но оказалось, что дело в другом… Они утратили свою человечность. Их разум затуманен агрессией и жаждой власти. Я боюсь, что совсем скоро потеряю их.

Клавдия и Посейдон переглянулись, а внутри меня росла тревога. Мы все понимали, что ситуация уже выходит из-под контроля, и последствия могут стать катастрофическими.

— Если быть точнее, — продолжила Валя, — они полностью поглотили свою вторую половину. Теперь они больше не балансируют между человеческой сущностью и тотемным животным. Они превратились в нечто совершенно новое. И это новое, боюсь, опасно не только для них самих, но и для всего окружающего мира.

Ее голос звучал напряженно, а в глазах искрилась тревога, смешанная с чувством вины. Я ощутила, как внутри меня нарастает беспокойство.

— В итоге они остались только с одной личностью? То есть с тотемным животным, но без человеческой сущности? — спросила я, глядя Вале прямо в глаза. Я пыталась осмыслить услышанное, но ответы ускользали от меня, как песок сквозь пальцы.

— Именно так. Получился новый вид, созданный из моей крови, — подтвердила Валя с тяжелым вздохом, кивая. — Вся суть расы друидонов заключается в гармонии двух сущностей — человека и животного. Это наш ключ к полноценной жизни. Теперь же, когда осталась только одна сторона, могут возникнуть серьезные проблемы. Новый вид, который я больше не смогу контролировать.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Мы стояли на краю бездны, и я понимала, что последствия этого эксперимента могут быть катастрофическими.

— И что может случиться? — осторожно поинтересовалась я, хотя уже знала, что ответ вряд ли принесет облегчение.

— Без человеческой сущности они теряют контроль над своими инстинктами, — Валя опустила взгляд, ее голос сорвался на шепот. — Я боюсь, что они превратятся в хищников, которые будут видеть угрозу во всем вокруг. А это значит, что я потеряю их навсегда. Если мы не найдем способ вернуть им баланс, вернуть человеческую сторону, они начнут уничтожать все на своем пути. Даже друг друга.

Ее слова эхом отдавались в моей голове. Я задумалась, к чему может привести такая трансформация. Без контроля, который обеспечивал человеческий разум, эти существа могут стать непредсказуемыми и смертельно опасными.

— Нам необходимо что-то предпринять, — уверенно произнесла я, стараясь подавить дрожь в голосе. — Нам нужны специалисты, а также те, кто обладает опытом взаимодействия с такими существами, с их двойственной природой — человеческой и животной. Две сущности в одном теле — это не просто уникальная черта, это основа их существования, которой теперь больше нет.

— Именно так, — подтвердила Валя, ее голос был серьезен, почти холоден. — Они изменили саму суть моей расы. У этого вида, эксперимента общества Туле, отсутствует двойственность, нет баланса между человеческим и животным началом. Два разума, две памяти, две сущности с их уникальными способностями — все это уничтожено.

Она замерла, словно собираясь с духом, прежде чем произнести самое страшное:

— И это изменение лишило их возможности иметь потомство. Лишение способности продолжения рода — это не просто биологическая проблема. Это катастрофа для целой расы.

Слова застряли в воздухе, как тяжелый груз, который давил на нас всех.

— Потомство… может иметь только второй, то есть Вера-человеческая сущность, — добавила Валя, и ее голос дрогнул, наполненный горечью. Она отвела взгляд, словно не решаясь встретиться с моими глазами, в которых читалась тревога.

— А я, как тотемное животное, не способна к этому. Такова наша биологическая особенность. — Ее голос звучал тихо, почти шепотом, но каждое слово било прямо в сердце. — Это не просто утрата. Это крушение надежд. Надежд, которые были связаны с будущим всей моей расы.

Ее слова повисли в воздухе, как тяжелое бремя, будто сама тишина на мгновение замерла, впитывая их значение.

— Общество Туле, извлекая человеческую сущность, создало в итоге армию супербойцов, которые не остановятся ни перед чем, — грустно заметила Клавдия, задумчиво опустив взгляд. Ее голос был тихим, но каждое слово, словно острый нож, резало воздух, оставляя за собой болезненный след.

— Именно так, — подтвердила Валя, подхватывая ее мысль. Ее взгляд потемнел, а голос обрел холодные нотки гнева. — Они опробовали свой эксперимент именно здесь, на этом острове. — Она сделала паузу, всматриваясь куда-то вдаль, а затем добавила: — И я не позволю полного уничтожения своих сородичей.

Она резко выдохнула, будто пыталась вытолкнуть из себя весь накопившийся страх и гнев.

— Помните, я попросила у вас время, чтобы разобраться во всем? — продолжила она. Мы все кивнули, не отрывая от нее взглядов.

Валя продолжила, ее голос стал тверже:

— Мне нужно было время. И еще — надежда. Надежда на то, что я смогу оставить их всех живыми. — Она на мгновение замолчала, словно собиралась с мыслями, а затем добавила: — К сожалению, их армия… она вся без профилей. Они не возродятся.

Ее слова прозвучали как холодный приговор, заставляя нас всех замереть.

— Поэтому им внедрили ген, увеличивающий их численность, — продолжила Валя. — Они способны множиться и собираться опять в единое целое, но их копии живут недолго. Два, максимум три часа.

Она опустила голову, взгляд ее стал тяжелым.

— Коршуны были транспортом для армии. И не только транспортом. Они также выступали передатчиками информации. Вся «инфа» уходила прямо на базу Туле.

Ее голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки, вновь подняв взгляд на нас и продолжила:

— Я работала над тем, чтобы отключить передачу данных в лагерь Общества Туле. Я поставила блок всем своим сородичам, уничтожила все жучки, которые им внедрили. После того как все коршуны погибли, я оперативно уничтожила их датчики и прервала уходящий поток данных. Только тогда я сообщила Дине, что все готово, и друидоны теперь под моим контролем.

Ее голос звучал твердо и уверенно, но в глазах отражались глубокая боль и усталость, будто все ее силы были на исходе.

— Я устранила проблему, которая меня волновала, и помогла вам. Теперь помогите и вы мне. Наш вид был истреблен давным-давно. Мне нужны мои братья и сестры, мое общество. У меня есть шанс его возродить. И, возможно, если я все исправлю, мир Лурапис пропишет их в своей программе. Тогда они получат профиль и прописку в этом мире.

Ее взгляд скользнул по нашим лицам, и в нем читалась решимость, смешанная с отчаянием. Ее лицо выглядело сосредоточенным, почти суровым.

— Ты стала такой взрослой и мудрой, — с легкой улыбкой и восхищением ответила я, проводя рукой по ее загривку. — Лучшего решения я и сама бы не сразу нашла. Ты выросла. И, думаю, мы смогли внести свой вклад в это. А значит, ты в силах возглавить и создать свой клан.

— Уверена, у тебя все получится, — поддержала меня Клавдия, умиленно глядя на лисицу.

Валя подняла голову, и в ее глазах мелькнуло что-то, напоминающее уверенность, смешанное с легким проблеском слез.

— Я смогу, — кивнула она, ее голос звучал твердо. — Они слушаются меня… пока что. Я уже поговорила с Верой, и она дала свое согласие. Я останусь здесь, на острове, и буду работать над тем, чтобы извлечь второе «я» из этих существ, внедряясь в их сознания. Думаю, с этим мне смогут помочь Алина с мужем. Они из расы оборотней и прекрасно понимают суть тотемных животных.

Алина тут же кивнула, нежно обнимая Костика.

— Если все получится, — продолжила Валя, — мы сможем обосноваться здесь своим кланом и развиваться правильно, без угрозы извне. Но это нужно будет обсудить с царем полуострова.

Маша, стоявшая рядом, тут же кивнула, выражая свое согласие.

Валя хитро посмотрела на Посейдона, который стоял неподалеку, молча наблюдая за разговором.

— Еще, — добавила я воодушевленно, — я попрошу Якова прислать на остров специалистов, которые смогут вам помочь. Это отличная идея.

— Но для этого защита острова должна быть лучше, — заметила Валя с легкой улыбкой, продолжая сверлить своими лисьими глазами молчаливого Посейдона. — Если Пася усилит ее, нам никто не будет страшен.

Посейдон, до этого равнодушно наблюдавший за разговором, пожал плечами, даже не поворачиваясь к нам.

— Защита здесь и так неплохая, — сказал он буднично. — Вот только охранники подводят.

Я недовольно поджала губы и подошла ближе, чтобы привлечь его внимание. Легкий хлопок по плечу заставил Посейдона наконец повернуться ко мне.

— Этот вопрос нужно решить, — твердо сказала я, глядя ему прямо в глаза. — Мы не можем зависеть от плохих охранников. Нужно что-то помощнее. Ты же бог, что-нибудь придумаешь.

Я намеренно попыталась задеть его самооценку, и Посейдон, казалось, задумался. Его каменное лицо, обычно такое серьезное и непроницаемое, вдруг смягчилось. На губах мелькнула едва уловимая улыбка, словно тяжесть, которую он нес все это время, на мгновение стала чуть легче.

— Хорошо, — медленно произнес он, словно взвешивая каждое слово. Его взгляд устремился куда-то вдаль, будто он уже начинал прокручивать в голове возможные варианты. — Я подумаю над этим.

Мы не успели продолжить разговор, как внезапно раздался резкий звук сигнализации. Вибрация эхом отразилась от стен, заставив нас на мгновение замереть. Это означало одно: в храм вошел чужой. Или, точнее, не наш.

По залу уверенно шагал царь Орион. Его тяжелые шаги с гулким эхом разносились под сводчатым потолком, пока он не остановился у алтаря. Медленно опустившись на одно колено, он вознес молитвы, его слова были едва слышны.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, поспешили скрыться в соседнем помещении. Никто из нас не хотел, чтобы Орион заметил, что те, кому он молится, находятся здесь, совсем рядом.

Маша и старцы, оставшиеся в зале, подошли к царю. Они начали подробно объяснять ему всю сложившуюся ситуацию, пока мы, затаив дыхание, тихо ждали в стороне, напряженно прислушиваясь к их разговору.

Обсуждение длилось долго. Голоса поднимались и стихали, иногда переходя в оживленный спор, но в итоге Орион принял решение: выделить для расы друидонов отдельное здание. Это стало важным шагом на пути к обеспечению их безопасности и комфорта. Теперь у друидонов появилось место, где они могли чувствовать себя защищенными и спокойно работать над своим развитием.

Посейдон, в свою очередь, взял на себя задачу усиления общей защиты полуострова. Он не стал откладывать: тут же приступил к укреплению защитного щита, который окружал всю территорию, чтобы предотвратить любые возможные угрозы извне. С каждым днем полуостров становился все более неприступным, и это вселяло в нас уверенность в завтрашнем дне.

Мы приняли решение остаться на полуострове до конца недели, чтобы завершить все необходимые дела. Домой собирались вернуться за день до Большой Игры.

Во-первых, нужно было натренировать Пегаса, готовя его к Большой игре. Несмотря на то что он казался опытным и умным конем, на деле он оказался ребенком — как выяснилось, любившим бедокурить. Часто он подначивал моего сына на мелкие проказы, от которых мы с Клавдией порядком намучились. В итоге тренировки занимали большую часть нашего времени.

Сложность заключалась не только в физической подготовке, но и в синхронизации с его природной магией, о которой он сам не имел ни малейшего представления. Это оказалось нелегкой задачей, но на этот случай у нас был Гермес. Он скорректировал программу тренировок, учитывая возможности Пегаса. Ведь тот был из слота Димы, а значит, его ресурсы были ограничены: два часа работы при обычном полете и всего час, если он использовал свои навыки. Каждый раз, убирая Пегаса на подзарядку, Дима сокрушался, что время так быстро заканчивается.

Во-вторых, друидонам требовалась помощь в разработке четкого плана работы и занятий. Мы хотели, чтобы они не просто обосновались в новом месте, но и смогли стать частью сильной, сплоченной общины. Адаптация была ключом к их выживанию и процветанию, и мы прекрасно понимали это.

На полуостров даже прибыла целая группа специалистов, включая мужа Алины, Джованни. Царь Орион, увидев масштаб бедствия, скорректировал свой указ: в итоге друидонам выделили небольшой участок возле моря, где когда-то находилось старое поселение. Оно было давно заброшено, так как его жители переселились в центр. Решено было назвать деревню «Друид». Там разместились наши ученые, Валя с лисицами, Алина с мужем и их сыном Костиком.

Мы с Богданом и Клавдией старались успевать везде. Богдан проводил больше времени в деревне «Друид», помогая с организацией, а мы с Димой и Клавдией — на бескрайних полях, тренируя Пегаса. Работы было много, и она порой казалась бесконечной. Но каждый шаг, каждая выполненная задача приближала нас к цели, и это вдохновляло.

Лари же находился под строгим наблюдением, и вся тюремная система была сосредоточена на том, чтобы исключить любую возможность его побега или использования сил. Вместе с инженерами мы разработали и внедрили специальный имплант, который блокировал его внутренние способности. Этот имплант позволял тюремной охране отслеживать его местоположение и состояние, а также предотвращал любые попытки активации его навыков.

Дополнительно была проведена вакцинация, подавляющая его силу на длительный срок. Эти меры должны были гарантировать, что Лари больше не сможет причинить вред. И хотя все выглядело надежно, я все равно не могла избавиться от тревоги.

Лари был слишком спокоен. Его поведение выглядело натянутым, словно он носил маску, скрывающую истинные намерения. Иногда его взгляд задерживался на чем-то невидимом перед ним, и в эти моменты я чувствовала холодок по спине. Казалось, он что-то замышляет, и эта мысль не давала мне покоя.

Тем временем маяки, установленные по всему периметру острова, продолжали отслеживать обстановку. Они показывали, что все оставалось стабильно. Никаких посторонних на территории обнаружено не было. Это давало мне возможность немного расслабиться и перевести дыхание. Но где-то глубоко внутри тлело чувство тревоги. Я понимала: это затишье может быть обманчивым.

— Как долго продлится это спокойствие? — прошептала я однажды вечером, глядя на горизонт, где солнце медленно утопало в море.

Ответа не последовало. Только шепот волн и холодный ветер напоминали, что мирное время — всего лишь иллюзия. Я знала: угроза может возникнуть в любой момент. И именно поэтому оставалась настороже, как натянутая струна, готовая к любому повороту событий.

В один из относительно спокойных дней я все же позволила себе немного отдохнуть. Лежа на пляже, я наслаждалась теплом солнечных лучей, которые мягко согревали мою кожу, и слушала, как волны нежно накатываются на берег. Это был редкий момент тишины, словно сама природа решила подарить нам передышку.

Неподалеку Клавдия плескалась в море, весело играя с Димой и Костиком. Их звонкий смех разносился по всему побережью, как легкий ветерок, проникая в глубины моей души. На мгновение я почувствовала покой — такой хрупкий, что казалось, одно дуновение ветра может разрушить его. Но в тот момент я позволила себе поверить, что все может быть хорошо, хотя бы ненадолго.

Я с благодарностью наблюдала за Клавдией, которая, казалось, нашла общий язык с моим сыном лучше, чем я сама. В этом мире, полном забот, тревог и нескончаемых дел, время для Димы становилось для меня роскошью, которой я могла позволить себе все реже. И это терзало меня. Сколько бы я ни старалась, внутри меня жило непреодолимое чувство, что я недостаточно хорошая мать.

Но Клавдия… Она словно заполнила ту пустоту, которую я не могла заполнить сама. Она стала для Димы той самой неизменной опорой, источником заботы и тепла, которые я мечтала подарить ему. С утра до ночи она была рядом, ее внимание и любовь стали для него тихой гаванью, где он мог быть просто ребенком. Ребенком, которым он заслуживал быть, несмотря на хаос, окружавший нас.

А я? Я была матерью, вечно разрывающейся между долгом и желанием. Желанием быть рядом, слышать его смех, видеть, как он растет, и долгом — защищать, оберегать, делать все, чтобы он мог жить в безопасности. Но благодаря Клавдии Дима никогда не чувствовал себя брошенным. Это было не похоже на истории, когда детей оставляют на бабушек или дедушек, чтобы те заменили родителей. Нет, он знал, что его любят. Знал, что он важен.

Он понимал свою роль, осознавал ответственность, которая лежала на каждом из нас. И, несмотря на свой возраст, он с удивительной зрелостью принимал мои частые отлучки, мои решения, которые часто казались мне слишком тяжелыми для него. Он не обижался. Он рос. Ответственность, которую я невольно возложила на его плечи, сделала его сильнее.

Но главное, что согревало мое сердце, — это то, что Дима всегда был окружен любовью. Он знал, что я здесь, даже если иногда физически не рядом. Знал, что я делаю все возможное и невозможное, чтобы однажды, обняв его, наконец выдохнуть и сказать: «Нам больше ничего не угрожает».

Эта мысль становилась для меня маяком в бурной тьме. Она успокаивала, напоминала, что, несмотря на мою вину и тревогу, Дима рос в окружении заботы, тепла и понимания. Его улыбка, его смех говорили мне, что все это — не зря. Каждый день, каждая жертва, каждое решение.

И все же, как тень, чувство вины продолжало проскальзывать где-то глубоко внутри. Оно тихо напоминало мне, что там, где я должна быть, меня слишком часто не было. Мне хотелось верить, что он это понимает, что он прощает меня. Но иногда это внутреннее сомнение казалось слишком тяжелым, чтобы справиться с ним в одиночку.

Когда солнце начало клониться к закату, я почувствовала, что усталость, накопившаяся за последние дни, все сильнее дает о себе знать. Голова кружилась, словно после долгого полета на Пегасе, а тело становилось тяжелее с каждым движением. Я медленно поднялась с пляжа, в последний раз бросив взгляд на беззаботных Клавдию и детей, и направилась в свою комнату, догоняемая шелестом волн и далеким эхом их смеха.

Войдя в нее, я ощутила желание отвлечься от тревог и заглянула в сумку, где хранились книги, взятые из библиотеки полуострова. Одна из них выглядела особенно старой, с потрепанной обложкой и пожелтевшими страницами, и я решила начать с нее. Устроившись на диване, я попыталась сосредоточиться на чтении, но мое внимание все время ускользало. Усталость была не просто физической — она словно тянула мой разум в какое-то странное, вязкое состояние.

Веки становились все тяжелее. Голова наливалась свинцом. Я несколько раз буквально проваливалась в сон на секунду или две, но каждый раз просыпалась с резким толчком, словно что-то внутри меня отказывалось дать мне покой.

И вдруг перед глазами возникло уведомление «Предчувствия». Оно вспыхнуло ярким желтым цветом. Опасность. Но не явная, а какая-то неуловимая, туманная. Я резко открыла глаза и оглядела комнату. Все выглядело так же, как и несколько минут назад. Никто не входил. Ничего не изменилось. Но напряжение не отпускало.

Я попыталась вернуться к чтению, но снова провалилась в сон, на этот раз чуть глубже. Во сне я видела лишь силуэты, расплывчатые и непонятные, но что-то в них казалось тревожно знакомым. Через несколько минут я снова очнулась. Сердце бешено колотилось, словно я только что спаслась от падения с огромной высоты.

Я вскочила с дивана, чувствуя, как по коже пробежали мурашки. Комната все так же была пуста, но ощущение, что за мной кто-то наблюдает, не покидало.

И тут я услышала. Слабый, едва различимый голос. Он прозвучал так тихо, что я сначала подумала, будто мне почудилось.

— Астарта… вернись…

Эти слова эхом отразились в моем сознании. Мое тело напряглось, а в голове зазвучал вихрь мыслей. Кто это сказал? Откуда? Почему этот голос кажется мне таким знакомым?

Я медленно осмотрелась еще раз, но никого не было. Только тишина, которая теперь казалась пугающей.

Голос был слишком похож на голос «Тени» из моего сна. Это сходство вызвало у меня еще больше вопросов. Кто или что это? Почему оно звучит так, словно знает меня лучше, чем я сама? Странное чувство тревоги нарастало волной, и я поняла, что не могу оставаться в комнате. Сонливость все еще тянула меня к земле, но я заставила себя встать. Чтобы окончательно прогнать это состояние, я выбежала из комнаты и направилась гулять по городу.

На этот раз мне впервые не хотелось разбираться, что хочет сказать мне «Тень». Почему она стала более реальной, почти ощутимой? Почему она зовет меня? И, главное, почему мое «Предчувствие», которое прежде было немым, вдруг решило подать сигнал? Что изменилось?

Я не могла найти ответы на эти вопросы. Мысли путались и тянули вниз, словно цепи. В поисках помощи я решила написать Ясному. Он был одним из немногих, кому я могла доверять, человеком, который всегда умел расставить все по своим местам. Я попросила его приехать на остров. Мне нужно было поговорить с ним — о прошлом Астарты, о воспоминаниях, которые я увидела в голове Лари, и, возможно, о себе самой.

К счастью, Ясный оказался свободен. Он откликнулся на мою просьбу почти мгновенно. Узнав, где я нахожусь, он быстро добрался до острова.

Мы встретились в саду у реки Эвротас. Это место всегда казалось мне спокойным, почти умиротворяющим. Мы сидели в тишине, слушая, как вода тихо шепчет свои истории. Легкий ветерок шевелил листья деревьев, и это немного успокаивало.

— Это было как дежавю, — наконец нарушила я тишину, — я видела ее прошлое. Прошлое Астарты. Все, что она пережила, ее страхи, ее борьбу. Это было… это было слишком.

Я рассказала ему все: и о том, что увидела в сознании Лари, и о том, что почувствовала после. О голосе «Тени», который теперь звучал слишком реально, и о желтом предчувствии, которое не давало мне покоя.

Он долго молчал, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. Я знала, что он обдумывает каждое слово, каждую деталь. Наконец, он заговорил:

— Ты очень сильно рисковала. В мире Бансара, с этим сознанием Лари… Ты безрассудная и непослушная.

Я сжала руки в кулаки, ожидая продолжения.

— Но, — продолжил он, — все, что ты делаешь, кажется частью чего-то большего. Каждый твой шаг, даже самый необдуманный, словно утолщает линию судьбы. Я вижу ее среди сотен тысяч вариантов. Она яркая, словно пылающий огонь. Возможно, так и должно быть. Возможно, твое якобы безрассудство — это путь, который тебе предназначен.

Я горько усмехнулась, пытаясь скрыть внутреннее напряжение:

— Ваше а-та-та слишком мягкое, — сказала я, опуская взгляд. — Мне страшно за себя, за то, куда я лезу. Иногда я срываюсь в лапы смерти так быстро, что даже не успеваю подумать.

Я посмотрела на него и добавила, грустно улыбнувшись:

— Добавьте ремня. Мне иногда кажется, что только это меня остановит.

Он посмотрел на меня внимательно, с какой-то неизменной мягкостью, но и с долей строгости:

— Ты слишком строга к себе. Но я скажу одно: ты должна быть осторожнее. Не для себя, а для тех, кто тебе дорог. Для Димы. Для тех, кто ждет тебя.

Его слова задели меня за живое. Я кивнула, опустив голову, чувствуя, как эти простые фразы пробираются куда-то глубже, чем хотелось бы.

Тишина снова окутала нас, но теперь она казалась теплой, почти обнимающей.

Ясный улыбнулся и легко потрепал меня по голове, словно я была ребенком, которому нужно немного утешения.

— Я не могу запретить тебе что-либо, — сказал он мягко. — Я могу лишь направить. На ошибках учатся, а не на указаниях психологов о том, как жить «правильно».

— Главное — учиться, а не забывать, — добавила я с легкой грустью, прекрасно понимая, о чем он говорит.

Он посмотрел на меня чуть дольше, чем обычно, словно оценивая, насколько я сама верю в свои слова. Затем, откинувшись на спинку скамейки, он заговорил снова:

— Ты прародительница многих, и я почти всех их знаю. Но кто этот ребенок? И что с ним случилось? — Его голос стал серьезным, задумчивым. — Из того, что ты мне рассказала, я вижу двоякую ситуацию. Либо это ребенок расы цемен, и они его… подсунули.

Он замолчал, погруженный в свои мысли.

Я вздохнула, чувствуя, как его слова эхом отдаются во мне.

— Я тоже об этом подумала, — сказала я тихо, стараясь уловить, к чему он ведет.

Но он не обратил внимания на мои слова, как будто даже не слышал их. Его взгляд устремился куда-то вдаль, за горизонт, словно он пытался найти ответы в пустоте.

— Я так долго дружил с Лари, — произнес он, и в его голосе звучал оттенок горечи. — И это мой промах. Он умеет скрывать многое.

— Пошли навестим его? Может, он хоть что-то расскажет об этом? — предложил Ясный, и в его голосе появилась настойчивость.

Я нахмурилась. Его энтузиазм казался мне неуместным.

— Я сомневаюсь, что это что-то даст, — честно сказала я, стараясь сдерживать раздражение. — Он сейчас злой на нас. Его заставили работать здесь, и он наверняка недоволен. Он может просто выместить свою злость на нас.

Ясный, однако, не собирался уступать.

— Пошли! — повторил он с неожиданной решимостью. В его голосе появилась нотка нетерпения, которую я редко слышала. — Мне нужно проверить одну теорию.

Его слова заставили меня насторожиться.

— Какую теорию? — спросила я, стараясь, чтобы голос оставался спокойным. Но внутри меня зашевелилось подозрение. Он снова что-то скрывал. Это было так похоже на него. Ясный всегда оставлял часть информации при себе, словно боялся, что я не пойму или не приму то, что он хочет сказать.

Он посмотрел на меня внимательным взглядом, но вместо ответа задал свой вопрос:

— Вспомни, что было перед тем, как ты встретила отца своего сына.

Его слова заставили меня замереть. Я растерянно смотрела на него, чувствуя, как в груди начинает нарастать странное ощущение.

— Зачем вы это спрашиваете? — прошептала я, чувствуя, как внутри все переворачивается.

Он не ответил сразу. Его взгляд оставался пристальным, почти пронизывающим.

— Просто вспомни, — повторил он, будто это было самое важное, что я могла сейчас сделать.

Я задумалась. Тогда действительно был странный период в моей жизни. Незнакомые люди начали внезапно и порой навязчиво проявлять ко мне внимание. Они стремились познакомиться, ухаживать, осыпали комплиментами и даже дарили подарки. Это было неожиданно, непривычно и, честно говоря, немного пугало.

Я вспомнила, как часто чувствовала себя неуютно и растерянно. Это было похоже на какой-то парадокс: с одной стороны, внимание льстило мне, а с другой — я ощущала себя не в своей тарелке. Я никогда не считала себя особенно привлекательной, не была похожа на моделей с обложек журналов, таких как, например, Синди Кроуфорд. Поэтому этот всплеск интереса казался мне чем-то необъяснимым и даже подозрительным.

В тот период я научилась говорить твердое и уверенное «нет». Я стала отстаивать свои границы, что раньше давалось мне с трудом. Это было непросто, но необходимо. Однажды появился особенно настойчивый ухажер, который игнорировал мои отказы и продолжал преследовать меня. В конце концов, от него меня избавил человек, который позже стал отцом моего сына.

Именно тогда мы познакомились. Он был другим — спокойным, ненавязчивым, не похожим на остальных. Возможно, я просто устала от назойливых ухажеров и решила, что с ним мне будет проще. Он не был особенно разговорчивым, но это даже нравилось мне. Его молчание давало ощущение покоя. Либо…

— Либо что? — вдруг спросил Ясный, вырывая меня из воспоминаний.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Его глаза внимательно изучали меня, словно он читал мои мысли. Да, так и есть — читал. Как я могла упустить этот момент? Как я забыла, что он способен на это?

Я бросила на него полный укоризны взгляд и резко отрезала:

— Неважно. Мне нужен был человек, который не задает кучу вопросов и не играет в эти глупые игры под названием «романтика». Сама себе его навязала, сама влюбилась. Хотела, наверное, почувствовать, как это — быть парой. Быть как все! — язвительно добавила я, с трудом сдерживая эмоции.

Ясный выслушал меня молча, но в его взгляде мелькнуло что-то, чего я не смогла сразу понять. Он хмыкнул, словно обдумывая мои слова.

— А что, если он был послан обществом Туле? — вдруг вырвалось у меня. Эта мысль, казалось, давно зрела где-то глубоко внутри, но только сейчас оформилась в слова.

Ясный нахмурился, но ответил спокойно:

— Вот это и нужно выяснить.

Я сглотнула, ощутив неприятный ком в горле.

— Либо это все… подстроено, — сказала я наконец, стараясь держать голос ровным, хотя внутри все сжималось. — Подстроено кем-то, кто хотел, чтобы я оказалась здесь. Кто-то, кто знал, что я буду искать ответы.

Ясный кивнул, будто подтверждая мои слова. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то — то ли сожаление, то ли сомнение.

— Ты понимаешь, что это значит, правда? — произнес он, и в его голосе неожиданно появилась мягкость, почти нежность.

Я нахмурилась, почувствовав, как внутри начинает нарастать тревога.

— Нет, — ответила я, хотя где-то в глубине души понимала, что он прав. — Вы намекаете на что-то, но не хотите сказать прямо. Так скажите уже!

Он тяжело вздохнул, глядя куда-то в сторону, словно пытаясь найти нужные слова.

— Иногда то, что кажется случайностью, на самом деле — часть чьего-то плана, — сказал он наконец. — И этот ребенок… он может быть доказательством.

— Доказательством чего? — Я не выдержала и повысила голос. — Что кто-то все это время манипулировал моей жизнью? Что даже мое прошлое мне не принадлежит?

Ясный молчал, и это молчание вдруг стало невыносимым. Но я знала: он не из тех, кто избегает ответа. Он просто думал. Думал, как сказать мне то, что я, возможно, не готова услышать. Наконец он посмотрел мне прямо в глаза.

— Возможно, ты не просто часть этой истории, — тихо произнес он. — Возможно, ты ее ключ.

Его голос звучал уверенно, но мне показалось, что в глубине души он все же сомневался. И все же он был со мной согласен. Но с чем именно? Этот вопрос так и остался висеть в воздухе, тяжелый, как грозовая туча. Мы неспешно направились в сторону тюрьмы. Шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Я старалась не думать слишком много, опасаясь, что мои размышления опять может услышать Ясный. Вместо этого я сосредоточилась на птицах, которые порхали вокруг нас, словно беззаботные тени. Ясный время от времени бросал на меня недоуменные взгляды, видимо, догадываясь, что я скрываю от него свои мысли.

Когда мы добрались до тюрьмы, нас встретила сложная система охраны. «Молодцы! Быстро все восстановили.» — мелькнуло в моей голове. Металлические ворота, камеры наблюдения, охранники с оружием — все это было модернизировано и увеличено в числе. После проверки нас провели в небольшую комнату для свиданий, разделенную прозрачным стеклом. Знакомое место. Мы ждали около десяти минут, прежде чем в комнату ввели Лари. И снова я с трудом узнала его: он выглядел совершенно иначе. Его вымыли, побрили, и теперь он был полностью лысым. Этот новый облик сбивал с толку, словно передо мной стоял совсем другой человек.

— Ого! — вырвалось у меня, прежде чем я успела сдержаться. — Новый имидж?

Лари бросил на меня злой взгляд и, не скрывая раздражения, процедил:

— Это прихоть царя Ориона. Чтобы, не дай бог, я не спрятал в волосах ножик, которым обязательно покромсаю тебя!

Его голос был полон гнева, но уже через мгновение он слегка съежился, заметив фигуру Ясного.

Ясный, как всегда, сохранял невозмутимость. Его взгляд был холодным и проницательным, словно он видел Лари насквозь.

— Ты правда думаешь, что это все просто совпадение? — тихо спросил Ясный, не отрывая от него взгляда.

— Чего вы еще хотите от меня? — спросил он, стоя с гордо поднятой головой, словно пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Расскажи мне про историю Иштар… — начал было Ясный, но не успел договорить: Лари вдруг взорвался криком, как будто кто-то задел давно натянутую струну. Его голос был полон ярости и боли, словно слова Ясного пробудили в нем что-то давно и глубоко спрятанное.

— Она дьявол! — закричал Лари, его глаза полыхали ненавистью, а руки сжались в кулаки. — Мой народ сошел с ума из-за нее! Я всегда был против этого культа, против всего, что связано с ней. Я пытался сопротивляться, пытался сохранить то, что осталось от моего древа, но…

Его голос внезапно оборвался. Лари вздрогнул, словно ток прошел по его телу, и тут же бессильно осел на стул. Он сгорбился, опустив голову, будто вся его ярость и энергия испарились в одно мгновение.

Ясный осадил его, пустив по нему поток электрической волны. Теперь Лари знал, что любые его выпады будут немедленно пресечены. Я внимательно наблюдала за ним, не отводя взгляда. И вдруг меня словно молнией пронзило осознание.

— Это был он, — прошептала я едва слышно, будто мои слова могли разрушить хрупкое равновесие момента.

Лари поднял голову, и наши взгляды встретились. В его глазах смешались торжество и горечь.

— Узнала меня наконец? — с сарказмом спросил он. — Увидела мою татуировку? Жаль, что у нас ничего не вышло…

Он усмехнулся и, постукивая себя по лысой голове, начал демонстрировать свою татуировку. Ясный, стоявший рядом, не смог скрыть удивления. На макушке Лари был вытатуирован странный символ: круг, внутри которого находился крестообразный знак, наклоненный под углом сорок пять градусов. Концы креста были загнуты под прямым углом, направленные по часовой стрелке. Вокруг этого знака извивалась змея, словно обвивая его и охраняя.

Каждый раз, когда Лари поворачивал голову, казалось, что змея оживает. Ее чешуйчатое тело словно двигалось, создавая иллюзию, будто она вот-вот сорвется с головы и набросится на кого-то. Этот символ явно имел глубокий смысл, но его значение оставалось загадкой.

Ясный, который до этого сохранял абсолютное спокойствие, теперь не мог скрыть изумления. Его пристальный взгляд был прикован к татуировке, словно он пытался постичь скрытую тайну.

— Я помню одного лысого парня с нацистской свастикой на голове, — вдруг заговорила я, нарушая гнетущую тишину. — Он не давал мне проходу. Я даже в полицию на него жаловалась, чтобы хоть как-то отпугнуть.

Мои слова вызвали у Лари лишь легкую усмешку.

— А потом, когда у меня появился парень, он отстал, — добавила я, глядя прямо на Лари.

— Конкуренции не выдержал? — с иронией спросил Ясный, переводя взгляд с меня на Лари.

Лари ничего не ответил, но его улыбка стала шире. Было очевидно, что он наслаждался этой ситуацией, словно находил извращенное удовольствие в том, что его прошлое снова всплыло на поверхность.

— Кто я и кто этот сопляк! — взревел он, его голос дрожал от злости и обиды. Гневный взгляд Лари метнулся к Ясному, который стоял перед ним с ледяным, непроницаемым выражением лица.

— Ну и кто надоумил тебя стать парнем Астарты? — спокойно, но с нотками презрения в голосе спросил Ясный, пристально глядя на собеседника. Его взгляд был тяжелым, словно проникал в самую суть Лари.

Лари поморщился, раздражение нарастало в его голосе.

— Когда общество наконец догадалось, куда ты пропала, Астарта, они сошли с ума. Все рвались на Землю, чтобы найти тебя. Но когда увидели, что ты живешь обычной жизнью, без ребенка… они поняли, что что-то не так.

Он замолчал на мгновение, его лицо исказилось смесью гнева и презрения.

— Тогда они решили, что ты должна родить им нового бога. Каждый из них пытался ухаживать за тобой, соблазнить. А ты… ты была там, как серая масса. Никчемная, бесполезная…

Однако Лари не успел договорить. Внезапно он схватился за горло, его глаза широко распахнулись от ужаса. Казалось, что невидимая сила сжимает его шею, перекрывая доступ воздуха. Он задыхался, хрипел, пытаясь что-то сказать, но не мог издать ни звука. В следующую секунду его тело взмыло в воздух, зависнув на метр над полом. Лари судорожно дергался, его руки беспомощно хватались за пустоту, будто он пытался ухватиться за что-то, чтобы спастись.

Внезапно невидимая сила с оглушительным грохотом швырнула его об стену. Звук удара раздался по комнате, а тело Лари рухнуло на пол, словно тряпичная кукла.

Все это происходило под пристальным, холодным взглядом Ясного, который стоял за стеклом. Его лицо оставалось бесстрастным, но его рука двигалась плавно и уверенно, будто он управлял этой невидимой силой. Каждый его жест был точным, выверенным, словно он играл на невидимом инструменте, создавая симфонию разрушения.

Лари, осознав, что сопротивление бесполезно, наконец поднял руки. Он дрожал, его лицо было искажено страхом, а дыхание сбилось.

— Все, все, больше не буду! — хрипло взмолился он, кашляя и судорожно хватая ртом воздух, когда невидимая хватка наконец отпустила его.

Ясный медленно опустил руку, но его взгляд оставался тяжелым и непреклонным.

— Я все еще жду ответа, — произнес он, его голос звучал, как холодная сталь — твердый, безжалостный.

Лари, тяжело дыша, опустил взгляд, избегая встречи с ледяными глазами Ясного. Его голос дрожал, но в нем все еще звучала горечь.

— Я понял, что они годами будут тебя добиваться, — начал он, с трудом подбирая слова. — Убили одного, и тут же появляется новый защитник. Они не остановятся. И тогда я решил взять все в свои руки. Но ты… ты оказалась слишком подлой. Накатала заявление в полицию, и меня посадили на 15 суток! А потом ко мне пришел твой парень и выбил из меня…

Он сжал кулаки, его лицо исказилось от ярости, словно воспоминания еще сильнее разжигали его гнев.

— И этот новый спаситель! — почти выкрикнул он, зло ударив кулаком по стене. — Он не давал мне даже приблизиться к тебе! Каждый раз, как тень, оказывался рядом с тобой. Словно с собачьей чуйкой выслеживал и осаживал всех, кто был поблизости.

Лари резко сплюнул на пол, выражая свое отвращение, а его голос стал громче и резче.

— Фу, мерзость! Ты могла быть моей женой, могла стать матерью моего сына. Но что ты выбрала? Быть с этим чудиком собачьей породы! И чем это закончилось? Ты родила ему сына вне брака, а он бросил тебя, как ненужную тряпку, сразу после рождения твоего «злобного сынка» с ангельской кровью. Теперь ты — никто. И твой сын — тоже никто! Вы — никто! А я… я великий, а вы — ублюд…

Но прежде чем он успел договорить, его голос резко оборвался. Ясный поднял руку, и невидимая сила вновь сомкнулась вокруг Лари. На этот раз его лицо исказилось от боли, а в глазах вспыхнул страх. Он захрипел, а его руки беспомощно потянулись к горлу.

— Ты слишком много гавкаешь, — холодно произнес Ясный. Его голос звучал как приговор — суровый и непреклонный.

— Почему она должна была растить ребенка в мире людей? — добавил он, и его слова прозвучали скорее как вызов, чем как вопрос.

Лари попытался что-то сказать, но смог лишь захрипеть. Казалось, невидимая сила сжимала его еще сильнее, вынуждая говорить правду. Наконец, с трудом собирая слова, он прохрипел:

— Сбавь… захват… — выдавил он, глядя на Ясного. — Она… она ведь забрала его… Куда она делала ребенка? Нашего Бога… Она должна была… родить нового…

Его голос окончательно сорвался, и он замолк, хрипя и мучительно пытаясь вдохнуть.

— Я забрала вашего ребенка или своего? — удивленно спросила я, чувствуя, как слова сами срываются с моих губ, прежде чем я успела осознать их смысл.

Лари замер. Его глаза расширились, а лицо вдруг исказила злобная ухмылка.

— А… ты… как… — он закашлялся, будто воздух вдруг стал для него ядовитым. — Ты глупа…

Он не успел договорить. Его тело внезапно выгнулось назад, напоминая сломанную куклу. Это было похоже на раскладушку, только в обратную сторону. Раздался хруст — жуткий, глухой звук, который мог принадлежать только разламывающемуся позвоночнику. Один страшный щелчок — и все закончилось.

Лари рухнул на пол. Его тело застыло в неестественном положении, словно сломанный механизм. Тишина, наступившая после, казалась оглушающей. Лишь тяжелое дыхание Ясного нарушало мертвую тишину.

— Еще один, кто недооценил последствия своих решений, — тихо проговорил Ясный, опуская руку. Его холодные глаза на мгновение задержались на мне, и я почувствовала, как внутри все сжалось. Казалось, он видел мои мысли и страхи насквозь.

— Не бери в голову то, что он тут наговорил, — резко бросил Ясный, его голос звучал строго и не допускал возражений.

Я смотрела на это, но внутри меня не было боли. Не было обиды. Только пустота. Все, что Лари сказал обо мне, было пылью по сравнению с тем, что я пережила когда-то и сейчас в том числе. Но то прошлое, которое он заставил меня вспомнить, оказалось камнем, что все еще лежал на душе. Как мука, как незаконченное дело, несмотря на то, что я думала, будто отпустила это уже давно.

Тогда мое сердце было разбито, а душа раздираема на части. Я чувствовала, как моя жизнь рушится, как все, что я знала и любила, исчезает. Мгновения, когда каждая секунда казалась вечностью, а надежда ускользала, словно песок сквозь пальцы. Но я научилась жить дальше. Я выбрала не оставаться пленницей прошлого, не замыкаться на боли, а идти вперед, несмотря на все.

Нас выбирают, мы выбираем. Расставание с близким человеком всегда будет камнем на душе, даже если прошло много лет. Брошенная женщина долго помнит обиду, а брошенная мать с ребенком еще дольше. Но кто я чтобы судить? Я отпускаю и никогда не держу уходящего, смысла не вижу в том что бы держать рядом с собой «массу».

И сейчас эта пустота внутри была моей защитой. Никакие слова Лари, никакие обвинения или напоминания не могли сломать меня снова. Я уже прошла через худшее. Я выжила.

— Ты сильнее, чем кажешься, — неожиданно сказал Ясный. Его голос вдруг стал мягче, почти задумчивым. Он смотрел на меня так, будто видел что-то, что я сама отказывалась замечать. — Но пустота внутри может быть опаснее, чем боль.

Я молчала. Его слова задели меня, но я не позволила этому выдать себя. Вместо того чтобы ответить, я перевела взгляд на Лари. Его тело лежало неподвижно, словно остановившееся время. Я глубоко вдохнула, стараясь не позволить эмоциям взять верх.

— Что теперь? — спросила я наконец, обернувшись к Ясному.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни радости, ни злобы — только холодное, отстраненное понимание.

— Теперь мы движемся дальше, — сказал он.

Его слова эхом отозвались во мне. Да, именно так. Мы все имеем право на свободу. На выбор своего пути. И никто, абсолютно никто, не вправе осуждать нас за это.

Вопросы о том, есть ли у меня муж или как я живу, не должны волновать окружающих. Это моя жизнь. Мой путь.

Люди, которые продолжают придерживаться узких взглядов, осуждая других за их выбор, напоминают мне пугало, утыканное булавками. Они стоят на своем месте, неподвижные и беспомощные, пытаясь отпугнуть все, что выходит за пределы их ограниченного сознания. Все, что им непонятно. Но это их бремя. Их страхи. Их ограничения.

А я? Я выбрала идти дальше.

— Он больше нам не нужен, — продолжил Ясный. Его голос был ровным, но в нем теперь звучала холодная уверенность. — Ты сохранила его файлы у себя в интерфейсе. Скинь их мне. На досуге изучу их внимательно.

Я ничего не ответила, лишь кивнула. Внутри меня бушевали чувства, но внешне я старалась оставаться спокойной. Я продолжала смотреть на Ясного, пытаясь понять, что происходит у него в голове. Пытаясь постичь, что именно он чувствует. Но Ясный, как всегда, был загадкой — его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня.

Я перевела взгляд на Лари и содрогнулась. Находиться в этом месте было невыносимо. Каждой клеткой тела я ощущала, как его присутствие, словно липкая грязь, пропиталось в мою кожу. Я хотела стереть его из своей жизни. Забыть, как дурной сон.

Но забыть было невозможно.

К сожалению, он ожил. Я молча смотрела, как охрана уводит его, и внутри меня на мгновение вспыхнула злость. Почему? Потому что ответов у меня до сих пор не было? Или потому что этот человек, причинивший столько боли, все еще дышит? Я не знала. Но тут же подавила это чувство. Злость не поможет.

Мы отправились в гостиницу.

После всех событий я чувствовала, как напряжение постепенно отпускает. Мы пообедали в уютном ресторанчике у моря. Легкий бриз приносил с собой аромат соли и водорослей, а солнечные лучи танцевали на поверхности воды, создавая иллюзию бесконечности. Это место казалось созданным для того, чтобы забыть все.

Позже мы вернулись в наш номер. Слегка пригубив два бокала превосходного вина, я позволила себе расслабиться. Все тревоги ушли на задний план, растворяясь где-то за горизонтом. Вид моря передо мной успокаивал и уносил мысли далеко-далеко.

Но не только море дарило мне покой. Рядом был мой маленький комочек счастья. Сын уютно устроился в моих объятиях, свернувшись, как котенок. Я нежно гладила его по голове, чувствуя, как его теплое дыхание и тихие, довольные вздохи наполняют мою душу гармонией.

Клавдия сидела на диване, поглощенная чтением книги, ее лицо было сосредоточенным, но умиротворенным. Богдан мягко покачивал Алину с Костиком на кресле-качалке, тихо напевая что-то под нос. А Ясный стоял на балконе, опираясь на перила, и смотрел куда-то вдаль. Его силуэт казался неподвижным, а лицо — задумчивым, почти непроницаемым.

Тишину нарушил резкий сигнал. Интерфейс замигал, извещая о новом сообщении. Я нехотя открыла чат — не хотелось возвращаться к делам, но игнорировать нельзя. Передо мной появилось голосовое сообщение от Якова, нашего куратора.

Его голос звучал напряженно, но сдержанно:

— Нужна помощь. Общее дело выходит за рамки дозволенного. Нужны слаженные действия.

Сообщение было странным, обрывистым, но в нем чувствовалась тревога. Яков явно опасался прослушки. Две вещи приходили мне в голову, когда он упомянул «общее дело». Это могло касаться либо таинственной лаборатории общества Туле, за которой они вели наблюдение, либо Черного леса, который его команда зачищала от остатков чужих после событий с Бабой-Ягой.

Я на мгновение замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Тишина номера теперь казалась не такой уж умиротворенной. Морской бриз больше не приносил покоя — он, казалось, лишь подталкивал меня к новым размышлениям.