Глава 27

Безусловно, никаких возражений у менталиста не было. Мало того, Иван выразил готовность немедля приехать, куда потребуется. Но подвергать его лишнему стрессу я не стал, уж лучше процесс произойдёт в знакомом ему месте. Дом, пусть и не собственный, — всё же убежище, где чувствуешь себя под защитой.

Наверняка Абрамов выдержал бы, но к чему дополнительное испытание?

Всему нужна мера, в том числе и выпадающим на долю препятствиям. Никогда не разделял мнение, что чем больше страданий, тем ценнее результат. Ценность в достижении, не в том, насколько тяжело оно далось.

Город только начинал просыпаться, поэтому дороги были ещё пусты.

Особенное удовольствие ехать в такое время — словно находишься на грани двух миров. Фонари уже погасли, погрузив улицы в сумрак. Небо же светлело так быстро, что вроде отвёл взгляд на секунду, а оно уже стало ярче.

А воздух! Тоже будто совсем иной. Всё ещё хранящий секреты прошедшей ночи, но уже обещающий новый день, который будет наполнен чем-то удивительным. Если уметь удивляться, конечно же.

Поездка подзарядила меня силами не хуже, чем немного магии жизни, которой я воспользовался, чтобы выстоять после насыщенной бессонной ночи.

Как ни странно, обретение такого мощного аспекта меня ничуть не расслабило. Даже наоборот, я стал больше ценить самый обычный сон и отдых вместо использования силы.

— Пастила, — произнёс я в открытое окно, усмехаясь.

Столичные улицы промолчали, а мне вспомнился один урок, который я получил давно. Я обожал пастилу. Для меня она была вершиной самого вкусного, что можно найти. Я не помнил, ел ли я её в раннем возрасте, наверняка так. Скорее всего, как раз какое-то смутное воспоминание из детства сделало это лакомство столь желаемым.

Но после пожара и бегства было не до этого. В семью я попал зажиточную, но кормили меня исключительно простой едой, достаточной, чтобы выжить.

А уж потом, после знакомства с учителем и нашего путешествия, тем более не до подобных изысков было. К тому же я снова был на довольствии у другого человека, куда уж там сладости. Да и наставник предпочитал не баловать меня. Ни едой, ни условиями жизни.

И, как только я заработал свои первые деньги, купил огромный кулёк пастилы. На всё, что у меня было. Глупость, но ведь я был ещё мальчишкой.

Устроил себе праздник и съел всё. Вкусно было до слёз. Все невзгоды ушли, и в тот момент я был совершенно счастлив. Добился!

Ох, как мне плохо стало после этого пира… Словно не я слопал сладости, а они пожирали меня изнутри. С непривычки мучения были столь страшные, что даже учитель сжалился на второй день и вызвал лекаря. Хотя изначально сказал, чтобы я расплачивался за свою дурость. Впрочем, с магом он тоже поговорил, чтобы тот не совсем лишал меня этих последствий, а просто облегчил их достаточно для работы.

Долго я ещё на сладкое в принципе смотреть не мог.

С годами прошло, я стал ценителем самых разнообразных яств, но больше желания накупить себе пастилы не возникало. И даже не потому, что плохо тогда было. Я всё равно не жалел. А потому что появился настоящий выбор. А вместе с ним и удовольствие. От умеренности в том числе. И от разумного подхода.

Хорошо, что магия не стала для меня такой пастилой. Вот уж тут с последствиями ни один бы целитель не помог…


В особняке князя Львова меня уже ждали. Стоянка перед домом была пуста — судя по всему, гостей попросили удалиться раньше обычного. Что подтвердила Елизавета Аврамова, встречая меня у дверей.

— Дом и вся территория полностью в вашем распоряжении, Александр Лукич, — деланно прохладно заявила она.

Девушка была взволнована и тщетно старалась это скрыть. Точнее, иллюзия была наложена отличная, но для меня это не было преградой. К тому же эмоциональный фон был настолько сильным, что заметил бы менталист любого уровня.

Я вежливо сделал вид, что не заметил её состояния.

Тут как со взрывоопасным веществом, лучше проявить излишнюю осторожность. Последняя вспышка вспыльчивости этой дамы едва не лишила мою тётушку разума. Хотя за это я не был в обиде, но всё могло закончиться не так благополучно.

Графиня Вознесенская, к счастью, находилась в дороге, о чём исправно докладывал её сопровождающий. К сожалению, путь на север к Белому морю лежал через несколько аномалий, поэтому воздушный способ не подходил, и это могло занять несколько дней, в зависимости от состояний дорог. А они там периодически выходили из строя.

— Вы уверены, что у вас получится? — с сомнением спросила Аврамова, когда мы зашли внутрь.

Она поглядывала на большой мешок, в котором я привёз артефакт. Честно говоря, взял первое попавшееся под руку — промасленную мешковину, использованную для перевозки материалов для кузницы.

Я лишь улыбнулся, отвечать на её нервные выпады не собирался.

К тому же в разуме девушки горела ещё одна яркая мысль — потеря. Ведь когда брат встанет на ноги, то перестанет в ней нуждаться. Так она полагала, по крайней мере. Страх потерять близкого затмил всё прочее, даже желание ему помочь. Бедняжка вдруг осознала после стольких лет одержимости спасением брата, что это может их разлучить.

Что-то говорить и убеждать в обратном было бессмысленно. Иван любил свою сестру несмотря ни на что. Ведь он хорошо знал как её поступки, так и эмоции. Бояться было нечего.

Всё, что я мог сделать в этой ситуации — воздействовать на неё магией разума. Да, это было незаконно, да и неэтично. Но Елизавета могла сглупить, действительно оттолкнув брата. Очень лёгкое касание эмоций, лишь для того, чтобы немного их приглушить.

Дыхание девушки стало спокойнее, как и сердцебиение. Я удовлетворённо кивнул — с этой стороны проблем возникнуть не должно.

Аврамов был в своей комнате. По лихорадочному взгляду и подрагивающем пальцам было ясно — тоже на взводе. Даже моя внутренняя уверенность не помогла, а он считал её машинально.

Я вообще немало сталкивался с ментальной силой. Почти всегда это ощущалось неприятно, как грубое вмешательство. Но в случае с Иваном было не так. Его дар действовал мягче, словно не врывался в твой разум, я спрашивал у него как дела. Интересное развитие аспекта.

— Если вы не возражаете, Елизавета, то я бы хотел остаться с вашим братом наедине, — повернулся я к девушке, быстро оценив обстановку.

Двоих нервных удержать в рамках будет сложнее.

— А если возражаю? — с вызовом вскинула подбородок она. — Откажетесь помогать?

— Лиза! — возмущённо воскликнул Иван.

— Не стоит, — остановил я его и пристально посмотрел Елизавете в глаза. — Я не помогаю, а оказываю услугу. Поэтому вправе называть условия. Не надо воспринимать мою любезность, обусловленную воспитанием, за слабость. Либо вы сейчас выходите из комнаты, либо я вас выставляю отсюда. Понятно?

Как я и рассчитывал, возмущение от подобной грубости затмило всё прочее. Ушёл и страх, и переживания о судьбе брата. Аврамова побледнела и вылетела за дверь, оглушительно ею хлопнув на прощание.

С потолка осыпалась штукатурка, я стряхнул её с плеча и повернулся к Ивану.

Менталист застыл, распахнув и рот, и глаза. И тоже позабыл о тревогах, пребывая в глубоком шоке. Спустя несколько секунд его лицо дёрнулось, и он расхохотался. Смеялся Аврамов долго, до слёз. Вместе с этим уходило и нервное напряжение, терзавшее его всё время с нашего первого разговора.

Я подождал, пока он не успокоится. Тоже своего рода терапия, необходимая для успеха задуманного.

— Ну вы даёте, ваше сиятельство, — наконец заговорил он охрипшим голосом. — С ней так никто не говорил ещё. Давно так не говорил, если быть точнее. Рисковый вы человек.

— А вы? — улыбнулся я. — Достаточно рисковый?

— Я готов, — тут же стал серьёзным менталист и кивнул. — Даже если погибну, то в попытке изменить жизнь, а не просто мечтать об этом.

— Ну, такой жертвы не понадобится, — я покачал головой от подобной категоричности. — Но предупреждаю — будет больно. Очень. И не только сейчас, но и в первое время после процедуры. Вам придётся учиться ходить, как младенцу.

— Меня не страшит боль, — поморщился Иван. — Я знаю о ней всё, граф. Обо всех её видах, уж поверьте.

Но я-то и не собирался его пугать, просто настроить на результат. Ясно, что менталист его уровня пропускал боль через себя множество раз. Погружаясь в чужой разум, этого не избежать.

К тому же я правда не мог убрать все эффекты от вживления артефакта. Ведь боль — это не просто раздражающий фактор, а сигнал организма, созданный для выживания. Только так тело может сказать, что что-то идёт не так.

— Тогда приступим.

Пожалуй, не получи я ранее ранг магии жизни, не справился бы с этой задачей. Ведь сейчас жизнь переплеталась с металлом. Два понятия, предельно далёкие друг от друга. Хотя я ощущал материал, как живой, но это было не совсем так. И далеко не так, как оживал камень.

Целитель не может пользоваться только даром. Он должен понимать, что и как работает в организме. Одновременно чувствовать и магию, и процессы, происходящие внутри человека. Что само по себе отдельное волшебство.

Надо признать, что в один миг я едва не отступил. Одно дело, когда создаёшь сложнейшую схему артефакта. И совсем другое — человек.

Тончайшее плетение постепенно погружалось под кожу Ивана. Он держался до последнего, только сжимал губы и кулаки. В какой-то момент я уже отступил от первоначального плана и вливал в него целительный дар без ограничений. Не было нужды думать о цене — магия сама её выставила. И не постеснялась взять по полной.

Менталист закричал. Глухо и неистово. Скорее зарычал от боли, как медведь.

Я тоже ощущал это. Пришлось связать наши разумы на время процедуры. Иначе нельзя было контролировать, как всё идёт. Так что и я чуть не взвыл. Пот полился градом, застилая глаза. Но меня уже плотно держала магия — остановиться было невозможно.

Какой-то отголосок силы пришёл издалека — это джинн попытался помочь, поделившись магией. Капля в море, но лучше, чем ничего.

Не сразу я сообразил, на какой аспект сделать упор. Металл. По сути, я его оживлял, как и камень когда-то. Только сейчас делал частью человека. И я обратился к источнику, сосредоточившись на нём. Ещё и ещё, сколько возможно. И невозможно.

Как сделать чудо? Иногда его нужно заставить случиться.

И мне пришлось заставлять на чистом упрямстве. Вливая всю магию, которая была доступна. Кажется, я прилично зачерпнул и от элементаля, и от его мира. Ощутил жар пустыни. А затем и холод призрачного мира. И безмолвный сумрак мира теней…

Казалось, все аспекты закружились вокруг, сплетаясь воедино.

Но ярче всех горел металл. Я снова услышал его песнь.

Ранг навалился меня тем самым молотом, которым я орудовал этой ночью. Пришиб и повалил на пол. Выковал из меня того, кто способен управлять даром. Кровь будто сама превратилась в раскалённое железо, а голова — в наковальню, о которую громко стучало сердце.

Очнулся я от крика, одновременно немало удивившись.

Кричал Аврамов, но не от боли. Я с трудом открыл глаза и увидел невероятное зрелище — менталист танцевал. Выдавал какого-то незамысловатого гопака, хлопая себя по пяткам. Коляска валялась рядом, опрокинутая, а подле неё сидела Елизавета, совсем по-детски подогнув под себя ноги и со слезами на глазах.

— Не стоит этого делать… — еле слышно пробормотал я.

— А? — будто очнулся Иван и тут же рухнул.

Конечно же, артефакт заработал. Вот только это было как с пастилой — не стоило сразу нагружать себя с избытком. Организму нужно время, чтобы привыкнуть и освоиться с новыми возможностями.

— Ох… — выругался менталист так смачно, что стёкла зазвенели.

— Не торопитесь, мой друг, не торопитесь, — расплылся я в улыбке, садясь и потирая виски.

В голове всё ещё пульсировало и гудело.

— Вы сделали это, — Елизавета обратилась ко мне с горящим взглядом.

К счастью, все её сомнения были напрасны. Явно они уже успели поговорить, пока я валялся в отключке. То, что мне не попытались прийти на помощь, было логично. Хороший менталист может понять, плохо человеку или он просто… отдыхает.

— Я… — растерянно сказала девушка, умилительно хлопая ресницами. — Не знаю, что сказать… Я так вам благодарна, ваше сиятельство.

— Этого достаточно, — я осторожно встал и проверил своё внутреннее состояние.

Эффект получения ранга кузнечества был необычным. Я до сих пор ощущал себя сделанным из металла. Сила накопилась внутри и теперь ждала выхода. Спокойная и вместе с тем рвущаяся наружу, во что-то подходящее. И у меня было куда её применить.

— Недостаточно, — решительно помотала головой Аврамова. — Я достойно оплачу ваши труды. И буду должна вам услугу. Всё, что в моих силах и в моей сфере влияния. Думаю, вам это может пригодиться.

Она была права, информация, полученная в нужный момент, гораздо ценнее любых денег. Ведь не всегда её можно купить. Пусть я не собирался врываться в высший свет, но кто знает, куда может завести судьба. В конце концов, в ситуации с тётушкой это пригодилось.

Неважно, нравились мне светские игры или нет. Если уж придётся с ними столкнуться, лучше иметь под рукой оружие, чем оказаться в невыгодном положении.

— Полагаю, что это возможно, — кивнул я.

— И да, я совсем на вас не обижаюсь, — великодушно улыбнулась она. — За те ваши слова…

Я предпочёл промолчать. Бывают неисправимые случаи, с которыми бороться себе дороже. Её милостивое прощение лучше было не комментировать. Аврамов же хохотнул, наблюдая за этой сценой. Я шутливо-осуждающе нахмурился и менталист расхохотался уже в полный голос.

Прежде чем уйти, я проверил его магией жизни. Всё было в порядке, хотя внутренние процессы слегка нарушились и боль не утихала. Она ощущалась приглушённой и больше исцеляющей, чем приносящей страдания. Как чешется шрам, который активно заживает.

Больше Иван не поднялся. Послушался меня и лёг отдыхать. Успеет ещё набегаться, теперь было важно не торопиться и восстанавливаться постепенно. Хотя я по его глазам видел — попытается. Обожжётся, снова попытается и уж потом поймёт, что лучше сделать так, как я сказал. Ничего, это не ухудшит дело. Замедлит, но не испортит.

Домой я мчался, окрылённый желанием приступить к основному артефакту. Правда, мной двигала ещё одна жажда, помимо свершений. Голод, связанный со скачком силы. Я мечтал о тех запасах птицы, что сам сделал недавно. И был готов истребить их все.

Подумал заехать к Богдану Янину, проверить дела в ресторане и там подкрепиться. Но понял, что придётся потратить много времени, чтобы уделить достаточно внимания деловому партнёру. В ином случае нехорошо получится. Так что поехал прямиком домой.

Визитёра я заметил издалека.

Высокий мужчина в дорогой ливрее стоял на крыльце, выпрямившись и замерев, словно статуя. Где-то я его видел… Герб на груди мне тоже вроде был знаком, но голова была забита совсем другими заботами. Двумя конкретными. Поесть и поработать. Причём и то и другое предстояло сделать основательно.

— Ваше сиятельство, — ожил и поклонился гость, когда я подошёл. — Имею честь сообщить, что вас желает видеть его светлость князь Лопухин.

Мне кажется, я позволил себе хищную усмешку, так как посланник еле заметно вздрогнул. Ну вот не вовремя он со своими церемониями и тем более такой «честью».

Илья вовсю шёл на поправку, о чём мне сообщал целитель. Парень гулял в сосновом лесу, пил чудесные травяные чаи и вообще радовался жизни. Бажен Владиславович вообще хвалил своего тёмного пациента за послушание и строгое выполнение предписаний.

Поэтому дело было точно не в здоровье княжеского сына. А значит — несрочное. А ехать за город в имение Лопухиных означало потерять уйму времени.

— Очень рад, — искренне ответил я, ну, может, совсем чуть слукавив. — Но если его светлость желает побеседовать, то мне удобнее будет это сделать здесь. Ну либо он может подождать, когда будет удобно уже нам обоим.

— Я… — важно начал гость, затем до него дошло, что я сказал, и он растерялся: — Что, простите?

— Говорю, пусть его светлость приезжает, с радостью его приму, — медленно произнёс я. — Теперь прошу меня простить, но у меня очень срочное дело. Вопрос жизни и смерти, понимаете? — проникновенно спросил я.

И, после того как посланник рассеянно кивнул, я скрылся внутри дома. Меня сразу же окутали ароматы еды. Прохор опять готовил что-то невероятное. Я ничуть не соврал — вопрос был жизни и смерти. Убил бы сейчас за кусок хорошо прожаренного мяса. Что князя, что императора.

Загрузка...