Глава 10

Как неловко получилось…

Баталов смотрел на меня с той самой легкой усмешкой, с которой родитель глядит на нашкодившее чадо, попавшееся с поличным. Что уже послужило мне хорошим знаком.

Но что он-то тут делает?

Вопросов у меня было больше, чем ответов. Точнее, ответов вообще не было. Пришлось очень быстро соображать. Благо ни испуга, ни вообще каких-либо резких эмоций я не испытал, чтобы не наговорить лишнего. Глава тайной канцелярии уж точно не был мне врагом.

Но неловко, да уж.

Пока мы оба делали вид, что никто не догадывается про мои способности, было проще. Но рано или поздно это должно было измениться. И теперь, в отличие от нашей первой встречи, я был к этому готов.

— Доброй ночи, Роман Степанович, — улыбнулся я и пожал плечами. — Навещаю подопечных. Вы тоже, как я понимаю?

Тут даже опытный менталист не сдержался от подобной наглости и я ощутил всплеск его эмоций. Смесь изумления и восторга. И немножко гнева, но несущественно. Баталов обалдел, но ему это понравилось.

Разум он прикрыл быстро, но мне хватило. Маг опять будто пропал из общего фона — его закрывали мощнейшие артефакты. Баталов не хотел, чтобы кто-то знал о его присутствии. И у меня не было шансов заметить его. Не с моим текущим уровнем.

Сразу стало интересно, что за вещицы при нём находятся. В теории я понимал, как создать подобное. На практике это бы стоило слишком дорого. Мне пока не от кого так усиленно скрываться.

И я с какой-то детской радостью ожидал — как же он отреагирует? Я сделал свой ход, дело оставалось за ним. То, как Баталов ответит, обусловливало все наши дальнейшие отношения.

— Ваше сиятельство, — не менее неожиданно, чем всё прочее, он закашлялся, чтобы скрыть замешательство. — Я… Да я почитай каждый вечер здесь. Успокаивает это место, знаете ли.

Менталист решил придерживаться прежнего поведения и я испытал облегчение. Вот с кем мне искренне не хотелось конфликтовать, так с этим человеком. Был готов, но очень не хотел.

Вместе с этим меня его реакция насторожила. Не слишком ли большой кредит доверия он выказывал? Пусть я успел поучаствовать во многих делах, невольно или нет, но как-то чересчур он ко мне был благодушен. Ведь я улавливал некоторое возмущение в его эмоциях.

Но переубеждать Баталова я, конечно же, не собирался.

— Хорошее место, — согласился я, оглядываясь.

— Кстати, о хороших местах… Сделаете мне одолжение? Хотел показать вам одну вещицу. У себя, — закончил он прохладным тоном.

Ну вот, уже лучше. А то я бы начал беспокоиться, не случилось ли что с главой конторы. Одолжения, как и просьбы, от которых не отказаться — вот это я понимаю, было в его духе.

— Заодно угощу вас кофе, — мягче добавил Баталов. — Михаил Алексеевич добыл занятный сорт из Абиссинии, у нас теперь только его и варят.

Теперь уж точно отказаться было нельзя. Хорошим кофе на допросе не потчуют, так что я не стал возражать. Всё равно придётся приходить сюда в другое время. Идею использовать природную магию для роста нефритовой лозы я не оставлял. Раз уж меня тут обнаружили, зачем искать другое место?

Пока мы ехали на служебной машине к Каменному острову, Баталов говорил о чём угодно, кроме нашей встречи и вещи, что хотел мне показать. Весьма светский разговор получался.

Обсудили мы начало учебного года, военные реформы, задуманные императором, новые юридические нормы и прочее, не касающееся чего-то на самом деле серьёзного. Я слушал его и не мог понять, к чему он готовится. И меня подготавливает. Словно время давал, подумать о том, что я буду говорить.

Неужели и правда допрашивать вздумал?

— А как, кстати, Михаил Алексеевич поживает? — вспомнил я, что давно уже не видел Казаринова.

Теневик нередко заходил к нам в гости, просто посидеть в саду на берегу пруда. Воспользовался моим приглашением, к счастью. Но в последний раз это было… Я не мог припомнить когда.

— Делом одним занимается, не в столице, — чуть помрачнел Баталов, устало покрутил шеей и напряженно улыбнулся: — Интереснейшим. Как всегда, впрочем.

Расспрашивать я не стал, вряд ли это касалось его адвокатской ипостаси. Парню я сочувствовал, сил на работу он тратил много. Да почти все тратил. Ну да ему было решать.

Теперь, когда я знал историю бастарда сенатора и отношение Баталова к молодому теневику, понимал — лучше эту тему не затрагивать. Возможно то, что Казаринов обратился к Воронцову, расстроило главу конторы. А может, он сам отправил парня куда подальше, чтобы не впутался в неприятности из-за друга детства.

Илью Лопухина мы при этом тоже не обсуждали. Баталову хватило моего сообщения, что тёмный в лечебнице. Странные дела.

Получалось, что-то беспокоит менталиста сильнее, чем маг смерти.

Но, пока мы не насладились правда отличным напитком, к делу он не приступил. К кофе на столе оказались османские сладости — рахат-лукум и пахлава. Судя по изумительном вкусу, прямиком из посольства. Ни одна лавка в городе подобным не торговала. Да и в пределах слободы тоже.

— Взгляните на это, — наконец сказал Баталов, с виду равнодушно.

Мужчина достал из ящика стола монету. Крупная, грубой чеканки, она вроде была не особо примечательной. Потускнела от времени и что на ней написано было не рассмотреть.

Но едва я взял её в руки, меня как молнией ударило. Магия откликнулась мгновенно, окатив горячей волной. Эффект быстро прошёл, и я покрутил монету в руках, ожидая продолжения. Но больше ничего не происходило.

Тогда и попытался погрузиться в плетение, заложенное прямо при отливке. Что само по себе было необычно. В большинстве случаев напитывание магией происходило после изготовления носителя. Если только артефактор не был носителем главного аспекта, составляющего основу артефакта. И то, такое не имело особого смысла, слишком непредсказуемо. Лучше действовать последовательно.

Похоже, что у мастера, сделавшего вещицу, не было времени. Поэтому он сделал всё одновременно. И, скорее всего, такая реакция объяснялась именно этим.

По вещи, увы, было не определить дар артефактора. Но суть его работы я понял.

— Это ключ, — нахмурился я, считывая чужее плетение. — Устройства допуска.

— И как он работает? — поддался вперёд Баталов, выдавая свой крайний интерес.

Я с сожалением помотал головой. Такое расшифровать было не в моих силах. Раз уж возник вопрос как, значит ключ не сработал. Ну либо неизвестно, где замок. В обоих случаях результат один. Сломать артефакт я мог. Сказать к чему он подходит или как заставить его работать — нет.

Проще взломать защитную систему.

Но об этом я тоже говорить не стал. Иначе на каждый непонятный запор вызывать начнут, а вдруг за ним что-то ценное. Хотя я был уверен, что контора обладает всеми ресурсами, чтобы подобное провернуть и без артефактора.

— И вы… Больше ничего не ощущаете? — как-то странно поинтересовался Роман Степанович.

— Ничего, — я вернул ему монету, многозначительно взглянув на настольные часы, стоящие на подоконнике.

— Жаль, — вздохнул менталист. — Что же, не смею вас больше задерживать, ваше сиятельство. Вы мне очень помогли.

Я бы подумал, что он мне давал какое-то проверяющее устройство, судя по его поведению. Но, во-первых, он знал, кто я. А во-вторых, артефакт однозначно был обычным ключом. Из тех, которые не разгадаешь, как и шифры, придуманные не по известной системе. То есть когда знаешь — система есть. А вот какая… Чёрт её знает.

Головоломка, не факт что стоящая решения. Тем более, что менталист и не настаивал на важности её понять.

— И да, что касается просьбы про вашего помощника, — напоследок сказал он. — Ею занимаются. Я не забыл об этом.

Баталов лично проводил меня до ворот. Его задумчивый взгляд не давал мне покоя. На что же он наткнулся? К чему этот ключ? Вот зараза, меня начали увлекать загадки. Всё же умело этот человек мог подцепить, нарочно или нет. Так и подмывало спросить у него, где та запертая дверь.

Но стоит мне в это вовлечься, сам не замечу, как стану одним из его подчинённых. Жаждущих решать интереснейшие дела.

У меня же на главу тайной канцелярии были иные планы.

Словно прочитав мои мысли, Роман Степанович произнёс:

— До скорой встречи, Александр Лукич. Я в саду каждый день до полуночи, заходите, повидаемся. Увы, к полуночи всегда приходится возвращаться сюда. Дела, понимаете…

Вот так, в лоб, выдав мне когда его не будет рядом с нефритовой лозой, менталист улыбнулся, пожал мне руку и удалился. А я, немного ошалевший от настолько неприкрытого намёка, что я могу делать что угодно, вышел за ворота.

Чудеса…

Чтобы привести себя в чувства, я не стал вызывать такси и прогулялся обратно. Полчаса пешком и мысли выстроились в привычные стройные ряды.

Зачем-то Баталову нужно, чтобы я занялся лозой. Ну или тем, что мне необходимо. Отчего-то мотив называть он не хочет. Но пока всё это не противоречит моим целям — почему бы и нет?

В конце концов, если всем будет польза, то ни к чему знать причины. Все останутся довольны, это главное.

Как бы мне ни хотелось сразу же отправиться в сад и начать работать с лозой, я поехал домой. Много странного произошло, мысли об этом будут отвлекать. Лучше отдохнуть, выбросить всё из головы и взяться за дело следующей ночью.

* * *

Прочих дел на весь день, как полагается, оказалось много.

Сначала меня позвал мастер Емельянов, чтобы уточнить нюансы стройки. Бригадир где-то вычитал про особое устройство фундамента, требующее усиления аспектами, и хотел посоветоваться.

Предложение его было дельное, так что я опоздал на завтрак, пока мы обсуждали детали, оба увлекшись этой темой.

По задумке, уже воплощенной в других зданиях, при заливке смеси требовалось напитывать её силой. Не при изготовлении и не после. А именно в процессе. Так достигалась предельная прочность, способная выдержать прорыв магии. Ведь самое слабое место находилось в фундаменте. Можно было оплести лабораторию хоть стами слоями защитных плетений, но повреждалась в первую очередь основа. А за ней рушились стены.

И тут либо вкладывать под землю в несколько раз больше, либо вариант, рассказанный Емельяновым.

В общем, решением я был очень доволен, несмотря на пропущенный завтрак. Трапезу я устроил на кухне, едва успев подкрепиться.

Потому что позвонил Ряпушкин. Ректор академии долго извинялся и лишь после нескольких минут объяснил за что. Требовалось моё присутствие на приёмке кафедры. Ни один поверенный не мог меня представлять в таком важном деле.

К обоюдному счастью, у меня было время и я с удовольствием приехал, чтобы осмотреть свои будущие «владения».

Помимо лаборатории и кабинета, в список входили несколько хранилищ, аудитория, небольшой полигон на внутреннем дворе и ряд помещений свободного назначения. Их князь Левандовский, похоже, выторговал просто из принципа. Судя по пустоте, количеству пыли и заржавевшим замкам, кафедре артефакторики они были не нужны. Так что я злорадно передал их в пользование других подразделений.

Меня больше волновал склад накопителей. Вот там уже я проявил настойчивость, заставив комиссию подписать бумаги о запросе нужного количества. Они поразились масштабности предстоящей практики, но поделать ничего не могли. То есть заявление приняли, раздражённо ответив, что сделают всё возможное. Ряпушкин при этом так зыркнул, что я понял — сделают.

Удачный визит я отметил в ресторане, на радостях заказав себе целого молочного поросёнка. Уж больно нахваливал его официант. Мясо и правда оказалось изумительным, но всё съесть я не смог бы даже после взятия ранга. Поэтому большую часть отправил домой. Уж там было полно едоков, как прямоходящих, так и пушистых многолапых.

Позаботившись о сытости близких, на душевном подъеме я решил удовлетворить иную сытость. И заняться делом, несрочным, но необходимым.

Навестить мою тётушку.

Графиня Вознесенская, притаившаяся где-то за городом, требовала толику внимания. Как минимум, одного обстоятельного разговора. Пусть про графа Ерохина, приютившего родственницу у себя, я так не прочитал собранные Людвигом материалы, но в конце концов мне нужен был не он.

Достаточно адреса имения и формального повода. Всё родня, как ни крути.

В отличном настроении я и отправился в южном направлении, довольно быстро покинув пределы столицы. Мимо проносились промышленные районы, щедрые на внушительные кирпичные заводы, дымящие трубы и железные дороги, соединяющие все эти места с главными транспортными артериями империи.

Сразу за пределами города начинались густые леса, вплотную подступающие к дороге. Чуть дальше простирались поля с флегматично жующими траву коровами. Они совершенно не обращали внимания на летящие мимо автомобили, хвостами отгоняя мух.

Ерохины расположились в живописном месте.

Я съехал с трассы и, помучавшись на проселочной дороге, усыпанной колдобинами, добрался до просторного луга, за границей которой сверкала речушка.

На другой стороне тоже подступала чаща. Ивы буквально купали свои ветви в воде, наклоняясь в сторону течения. Редкий частокол условно обозначал начало усадьбы.

Я остановился, не доезжая до ворот. Просто побоялся за автомобиль, несмотря на его неплохую проходимость. Да и пройтись не помешало бы, заодно и осмотреться.

Пасторальная картинка здесь была другой, нежели в угодьях Зотова. Там, несмотря на сочный деревенский колорит, выглядело всё ухоженным и опрятным. Хотя бы дорога была пригодной для любого транспорта.

Тут меня встретил истошный крик петуха и посеревшее дерево ограждения.

Граф Ерохин либо абсолютно не разбирался в особенностях загородной жизни, либо не имел средств, чтобы её поддерживать в приличном состоянии. Хотя сам дом выделялся свежей краской и чистыми стёклами множества окон.

Натуральный терем — так бы я описал архитектурный стиль графского имения.

Наличники, гребешки на крыше, да даже резные флюгеры. Всё это в обилии присутствовало в украшениях и, надо признать, создавало более приятное впечатление, чем окружающее запустение.

На широком крыльце спал огромный кот, устроившись на ступеньке.

Откуда-то доносился аромат мёда. Вероятно, неподалёку была пасека.

Под окнами росла герань, чуть подвядшая от яркого солнца. Рядом с ней валялись осколки горшков и сломанная прялка.

Оценив всё это быстрым взглядом, я постучался. Ответа ждал долго, прежде чем повторить, но уже громче. В итоге отреагировал лишь кот — проснулся, изящно потянулся и важно удалился, помахивая хвостом.

Снова истошно проорал петух.

— Ваше сиятельство! — не очень уверенно, но весьма громогласно выдал я, прислушиваясь к дому.

Дверь распахнулась внезапно. На пороге стояла румяная и пухлощекая девица — ну просто символ здоровой деревенской жизни.

— Ба-а-а-арин! — завопила она, мгновенно уделав петуха по высоте диапазона. — Го-о-о-ости!

После чего ушла куда-то, оставив меня перед выбором, что делать дальше. Я переступил порог, оказавшись в прохладных сенях. Здесь, рядом с антикварным буфетом, наполненным хрусталём, валялись высокие сапоги и коса с засохшей травой.

— Кто пожаловал? — раздался глубокий баритон и ко мне вышел хозяин.

Объёмный и местами необъятный, граф Ерохин был облачен в халат, видавший лучшие времена. На босых ногах его были тапки с изогнутыми концами, отчего-то именно они поразили меня больше всего. Не тощая бородка, напоминающая козью. И не два увесистых перстня на руках, выделяющихся даже больше буфета. А тапки, искусно вышитые шелком.

Из-за его спины выглядывала тётушка. Авдотья Павловна сразу же показала своё отношение к происходящему. Залилась гневной краской и закричала:

— Убивают!

Загрузка...