Артефактор. Книга 8. Компас желаний

Глава 23

— Итак, — говорил мастер Коваль, пока мы шли к главному строению, где стоял царь-горн. — Ожоги — это самое частое, понятное дело. Сами видите, — он продемонстрировал свой застарелый ожог на руке, про который раньше уже рассказывал. — Поэтому за огнём следить особо внимательно надо. Можно дымом травануться, пальцы раздробить, слухом иль зрением повредиться…

С таким воодушевлением он мне это говорил, словно не предупреждал, а прямо-таки обещал. Радостная улыбка не сходила с его лица, пока кузнец перечислял все травмы, поджидающие в этой профессии.

— Если кто подумает, что это романтическое занятие, то тут ошибётся. Ковка — это тяжёлый физический труд. Слабым тут не место, как и этим… Одухотворённым. Строгий расчёт и сила, вот и всё.

Заметно было, что Никита Васильевич всё ещё смущается и подбирает слова. Но когда я его убедил, что не лишусь чувств от крепких выражений, дело пошло лучше.

— Тут и амулеты мудрёные ваши не помогут, пламя-то у нас тоже магическое. Долбанёт, если руки из жопы, ничегошеньки не поможет. А чтоб наверняка защитить — шибко дорогие игрушки выйдут. Да и не получится познать мастерство наше, если себя волшбой окружить и закрыть. Да и с металлом, огородившись, не поймёте, как подружиться. Уж как есть, не серчайте. Кузнец без ожогов — не кузнец вовсе.

Мы дошли до распахнутых дверей кузни, и оттуда дохнуло жаром и дымом. А ещё обрушилось множество звуков: грохот, крики и хохот. У Коваля не было отбоя от заказчиков, так что и мастерская работала без устали.

— Да идрить вашу налево! — кузнец встрепенулся и ринулся куда-то вглубь. — Вы же сейчас заготовку попортите, ироды!

Вернулся он быстро, вдоволь наоравшись на подчинённых. Виновато улыбнулся и с добротой пояснил:

— Глаз да глаз за охламонами нужен. Вот здоровенные детины, да и опытные уже, а разгильдяи… Ну это ладно, так на чём мы остановились?

— Что ошпариться можно, если неправильно охладить, — охотно напомнил я последнюю угрозу, озвученную моим новым учителем.

— Ах, ну это ерунда…

Готовность мастера назвать что-то похуже бесцеремонно прервал мой телефон. Каким-то чудом он перебил весь шум.

— Прошу простить, — нахмурился я, взглянув на номер — это был Аврамов. — Я на минуту.

Кузнец кивнул и сразу же отвлёкся на рабочие процессы, то есть принялся кого-то ругать. Я вышел наружу, из-за грохота, стоящего внутри, я вряд ли смог бы хоть что-то расслышать.

По пути проверил сообщения, но там было пусто. Значит, что-то срочное, я сомневался, что менталист стал бы тревожить меня зря. Ответил Иван мгновенно, явно ждал звонка.

— Ваше сиятельство, извините, что нарушаю ваши планы, но требуется ваше присутствие… — выпалил он таким тоном, что я забеспокоился.

— Вы в порядке?

— Да-да, — Аврамов издал немного нервный смешок. — Дело в той даме, о которой вы справлялись…

И он умолк, а я даже проверил связь. Но звонок всё ещё шёл. Понятно, не хочет говорить по телефону. Да что же там случилось?

— Уверяю вас, не стал бы настаивать, если б то было возможно, — ожило на той стороне.

— Буду, — коротко ответил я, приняв решение, и отключился.

Загадочности менталист навёл немало, но он был явно не из тех людей, кто пользуется подобным зря.

Пришлось извиняться перед Ковалем и спешно покидать кузню. Благо мастер к этому отнёсся спокойно — просто пожал плечами, улыбнулся и заверил, что я могу вернуться тогда, когда мне заблагорассудится. Хоть посреди ночи.

Идея ковать, рассекая в ночи искры, меня воодушевила несмотря на все слова о неромантичности. Всё же искусство. Но, безусловно, пользоваться таким радушием кузнеца я не собирался. Вот отстрою у себя кузню и там уже буду хоть ночью, хоть днём работать, никого не тревожа.

Заинтригованный неожиданным звонком, я отправился в особняк князя Львова, резиденцию близнецов Аврамовых. Версий у меня было множество, но особо полагаться я на них не стал. Просто поразмышлял, чтобы подготовиться к любому исходу.

Но то, что я увидел, повергло меня в некую растерянность.

Встретил меня, как ни странно, сам Иван на своей коляске. Проводил в дом, куда подняться ему помог слуга, и по пути как-то скомкано пытался намекнуть, из-за чего такая спешка.

— Сестрица моя, надо признать, слегка перестаралась, стремясь заслужить вашу признательность, Александр Лукич. Вы только не злитесь на неё, Лизонька вспыльчива, но не со зла…

Мы прошли сквозь дом и спустились в подвал, пока менталист сбивчиво рассказывал мне о характере сестры. Здесь было темно и прохладно, освещали узкий проход тусклый масляные фонари.

А уж магии здесь было! Под завязку. Не знаю, княжеское это наследие или доработки семейства Аврамовых, но экранирование сделали высочайшего уровня. Пожалуй, даже рождение места силы вполне возможно было скрыть.

Чем дальше мы шли, тем худшие предположения рождались в моей голове. Они её убили, что ли?

Но всё оказалось не так страшно. И вместе с тем ситуация не обрадовала.

Тётушка сидела прямо на полу в одном из помещений, выделенных под хранение. Вокруг высились пирамиды ящиков, покрытые приличным слоем пыли и оплетённые паутиной. Воздух здесь буквально висел — спёртый и затхлый.

Графиня Вознесенская при этом улыбалась как дитя, получившее долгожданное мороженое в жаркий летний день. Да и по эмоциональному фону получалось, что она совершенно счастлива.

— Я был вынужден немного вмешаться, — болезненно поморщившись, признался Иван. — Моя сестра…

События развернулись стремительно и неуправляемо. Елизавета Аврамова, повстречав этой ночью мою тётушку в салоне, решила действовать. Вроде как сначала пыталась поговорить, но в этом я сомневался. Вот уж что, а беседу маг иллюзий тоже мог провести без жертв и подобного результата.

В общем, непонятно, что именно случилось, но хозяйка потеряла контроль и обрушила на графиню свою силу. Чуть не сведя ту с ума. Чтобы скрыть этот факт, Аврамова отправила Авдотью Павловну в подвал, заперев там. И лишь утром сообщила о происшествии брату. Иван спустился, мягко говоря, обалдел и воздействовал на разум тётушки, чтобы его вообще спасти.

Кстати, очень успешно. Очень талантливый одарённый.

Сейчас же графиня пребывала в прекрасном мире грёз и под сильным седативным действием ментальной магии.

— Гришенька… — сладострастно шептала она пыльному мешку, который сжимала в крепких объятиях.

— Вы можете привести её в чувства? — поинтересовался я, оценив ситуацию.

Пусть мои возможности в магии разума были лишь на начальном ранге, но я видел, что не всё потеряно. И это было заслугой Ивана, причём поработать ему пришлось много. Скорее всего, всё утро он и провёл здесь, стараясь вернуть Вознесенскую в этот мир.

Я бы при этом, пожалуй, не рискнул выводить тётушку из магического транса. Вероятность того, что она станет сумасшедшей, была велика. Пусть и до этого были сомнения в её благоразумии. Но мне в любом случае хотелось бы сначала поговорить.

— Относительно, — покачал головой Аврамов. — Если резко вывести её из текущего состояния, то случится истерика. В принципе, у нас есть лекарь…

— Не стоит, — ответил я.

С истеричными дамами общаться уж точно не стоит. Здесь и магия не поможет, толку всё равно не будет.

Можно было внедриться в её грёзы под видом того самого Гришеньки. Но такого опыта мне совсем не хотелось. Не то, что хочется помнить о родственниках, какими бы они ни были.

— Вы можете аккуратно вывести её в иную среду? Не такую, хм, благоприятную, — спросил я у менталиста.

К счастью, он меня понял без лишних деталей. Усмехнулся, прикрыл глаза и принялся за работу. Я видел магические потоки и уважительно хмыкал: Аврамов действительно был хорош. За эти годы научился искусно и бережно обращаться с человеческим разумом. Ни в какое сравнение не шло с грубым вмешательством того же Баталова. Но у него и работа была другой, с иным контингентом, так сказать.

Авдотья Павловна сначала замерла, а потом напряглась. Безмятежное выражение лица сменилось на тревогу. Мешок, воображаемый неизвестным возлюбленным, превратился в защиту — женщина спряталась за него.

Я включился в процесс по ходу. С Аврамовым в связке оказалось работать приятно и просто, он легко позволил внедриться. Я создал себе собирательный образ то ли судьи, то ли палача. Переходить границы не стал, остановился на внушающей трепет и уважение фигуре.

— Я вас, пожалуй, покину, — понимающе сказал менталист и удалился.

Я отблагодарил его мысленно, всё внимание было сосредоточено на графине. Тонкая работа — удержать разум в пределах созданной иллюзии, поддерживаемой менталом.

— Говори, — велел я, соответствуя созданному образу.

И Вознесенская заговорила…

В некоторые моменты я даже был вынужден её останавливать, — так откровенничала дама. Внушаемая до безобразия, что и стало первопричиной всех дальнейших событий.

У графини никогда не было амбиций. Жажда денег, но при этом весьма ограниченных. Выгодный брак и ранняя смерть мужа обеспечили её весьма неплохо. Так что Авдотья Павловна не мыслила о большем. Разве что хотелось нарядов роскошнее, чем у местных дворянок Новгородской губернии.

Не мечтала графиня и о столице, считая ту бездушным большим городом, где никто никого не знает. Страшила её сама мысль о том, сколько людей там живёт. Но больше всего пугало то, что в столице как раз не знают её.

Светских развлечений в губернии было не так много, поэтому все они посещались исправно. Там-то она повстречалась с высокопоставленным чиновником из Санкт-Петербурга. По её словам.

Внешность этого человека Авдотья Павловна описала настолько неприметно, что я сразу понял — тот был под мороком.

Мужчина очаровал графиню мгновенно и выразил удивление, когда узнал, к какому роду она принадлежит. Дальше пошли увещевания о несправедливости и прочие басни, убеждающие в одном: необходимо ехать в столицу и получить то, что женщина заслуживает по праву.

С женским разумом и памятью работать всегда сложнее всего. Причина лежала в сильной эмоциональной окраске. Там, где мужчина отмечал факты, женщина делала выводы. Как правило, те, что были желанны в моменте. Поэтому копать пришлось глубоко. Вытаскивать по крупицам, что именно сказал графине незнакомец.

Выходило, что он надоумил поехать на императорский бал. Вознесенская изначально не планировала этого делать. Побочные ветви аристократических родов могли отказаться от подобного приглашения без последствия. И, как правило, так и поступали. Если только не намеревались заявить о себе, что было отдельным вызовом.

— Добрейшей души, добрейшей. Средства выделил, транспорт оплатил… — заливалась тётушка, раскрывая подробности.

Я сопоставил даты — произошло это почти сразу после того, как я вернул нас особняк и закрыл все долговые обязательства. Значит, князь Шаховский, трагически погибший после того дела, не был последней инстанцией… Интересно.

Кому же так хочется завладеть нашим имуществом? И главное — зачем?

Да, владения Вознесенских находились в почётном месте Петербургского острова. Исторические места, но не настолько недоступные для приобретения. Тот же Янин смог купить участок по соседству, пусть и по ошибке.

Подземелье? Тоже сомнительно — в нашем доме был не единственный вход в лабиринты, прокопанные древним тайным сообществом. Даже одна прогулка по ним мне показала, что выходов на поверхность лишь на одном острове несколько. Тот же нынешний ресторан Янина был более доступным вариантом.

Я не мог понять причину интереса к нашему роду, оттого находился в непривычном для меня состоянии — лёгкого раздражения.

Но и тётушка помочь ничем не могла. Легко внушаемая, она моментально поддалась искушению быстрой наживы, и объяснений логических ей не потребовалось.

В столице её свели с княжичем Шишкиным-Вронским. То, что Павлова, его сестра, в это время работала в моём саду, было чистым совпадением. Княжич, похоже, тоже был всего лишь пешкой. Парень любил кутить на полную, а довольствия на такую жизнь ему недоставало. Отец не выделял достаточно средств для разгульной жизни. К тому же у княжича была страсть — карты. А в этих развлечениях, как известно, можно целые города и страны потерять.

Поиграть на слабостях, потешить тщеславие, свойственное всем, и всё — не нужно излишне стараться. И трат не так и много. Сплести сеть из подобных людей гораздо надёжнее, чем любая наёмная сила. У той, как раз, есть недостаток — способна думать.

— Он же проклят! Проклят! — возмущалась Вознесенская, говоря обо мне. — Божье дело убрать проклятого из общества.

Моя шутка сыграла сильнее, чем я планировал. И пожалуй, неплохо. Весть о моём проклятье дошла и до благодетеля тётушки. Она, по договорённости, ежедневно отправляла ему письма на адрес почтового отделения. Имя я запомнил, пусть и не думал, что оно меня приведёт к реальному следу.

Смотрел я на эту женщину и размышлял.

Глупая и алчная. Но враг ли мне она? Смертельный ли враг? Право сильного не только в том, что можешь решать чужие судьбы. Но и в принципах справедливости. Сложная штука, никогда не любил такие ситуации. Жизнь зато их очень любит.

Я бы мог её убить, избавить мир от паразита, кем я её и считал, честно говоря. Вот только я не судья, которым предстал перед графиней. Но и отпускать её было нельзя. Глупость не лечится великодушием.

Вспомнив «исцеление» шамана, я усмехнулся.

Пожалуй, и графиня сможет принести пользу обществу. За которое так переживала, желая меня из него убрать.

Я присел рядом с тётушкой, приложил руки к её вискам и начал вливать в дурную голову единственный способ выжить. Аврамова не привлекал — не было нужды. В разуме Вознесенской уже творилась такая сумятица, что она сама мучительно хотела найти выход. Понимала, что загнала себя в угол.

— Покаюсь, — провыла графиня, и её неприятный высокий голос эхом разнёсся по помещению. — Уйду в монастырь, посвящу себя благим делам. Служить буду до смерти людям. Надеясь получить прощение…

Чёрт, слегка перестарался… Хотя эффект пройдёт, так что тут излишнее вправление мыслей не помешает. Основную работу сделали близнецы, мне всего лишь оставалось внести коррективы. Либо так, либо наказание по закону. А это, скорее всего, казнь. Учитывая симпатию императора ко мне, он с большей вероятностью так бы и рассудил. Ох уж эти царские подарки…

— В дальний скит пойду, на Соловецкие острова, — продолжала строить планы тётушка. — Всё оставлю сыночке моему, кровиночке.

Вот это меня не устраивало. Судя по нашему знакомству, наследник был под стать матушке. Унаследовал бы не только имущество, но и стремления. А вот невестка на меня произвела самое лучшее впечатление. Детей воспитала нормальных, да и характер у неё был.

Голова затрещала, но я сумел вложить свои представления в поток разума Вознесенской. Отыскал в её памяти эмоции, связанные с Еленой. Оказалось, что и графиня по достоинству оценивала девушку. Не показывала, но точно знала — та умница.

Так что усердий прикладывать не пришлось. Перенаправить немного, и всё.

— Ленке всё завещаю, — нахмурилась графиня. — И внукам. Пусть детки лучшую жизнь получат. Да и девица поживёт нормально, не под гнётом этого недоросля. Без отцовского надзора выросло незнамо что… — напоследок свалила она вину воспитания на почившего графа.

Но мне уже было плевать. В голове Авдотьи Павловны сложилась чёткая картина будущего. Уйти в монастырь, оставив род и владения своей невестке. И так тётушке не терпелось это сделать, что она подскочила и властно потребовала:

— Законника позовите сейчас же! Желаю волю я свою заверить. И немедля в скит после этого отправиться. Ну же, скорее!