Глава 22

Однажды, когда я был молодым и считал себя самым умным, то хотел помочь буквально всему миру. Всем обездоленным, несправедливо обиженным и подобное. Хорошие намерения, кого ни спроси.

Тем более быть артефактором — означает обладать чуть бо́льшим, чем прочие одарённые. Способностью создавать удивительные вещи. Ограниченные только фантазией. Ну и опытом, конечно же.

Тогда я получил важный урок.

Мне его, правда, не хватило, но потом я вспоминал его много раз. Как те пресловутые грабли, на которые самые умные как раз дважды не наступают.

Так вот, учитель сказал мне однажды: что даётся просто так, никогда не ценится.

Отношения у нас были непростые, и долгое время я его считал просто вредным жестоким стариком и закоренелым эгоистом. Оттого и очередную мудрость пропустил мимо ушей.

Жаль, так и не удалось мне его поблагодарить. Не успел.

В общем, как-то раз пришёл к нам один интересный человек. Шёл аж с Алтайской губернии, до которой долетела молва о великом мастере. Естественно, тогда речь была не обо мне. Вроде даже пешком шёл, так как средств не имел практически никаких.

Точнее, берёг те деньги, что сумел раздобыть, чтобы оплатить услуги артефактора.

Ситуация была немного похожая на беду Аврамова. Только у того отказывали глаза. Ни целители, ни местные шаманы не могли помочь. Попался мужичок под руку магам, когда те устраивали раздел территорий. Лихие времена были, времена силы.

Магические травмы, если ими не заниматься сразу же, в дальнейшем не лечились магией. Ну или лечились с таким трудом, что никто и не брался. Так и тут получилось — потерял время, не обратился вовремя и начал слепнуть.

Мужчина был не так и стар, к пятому десятку шло дело. Охотником прослыл у себя знатным, в этом и была его жизнь. Ну а охотнику без зрения, ясное дело, никуда.

Меня восхитило его упорство. Дошёл ведь! И долго у нашего порога стоял, ожидая, когда его примут. Что-то вроде лагеря разбил, устроил укрытие и разжигал огонь каждый вечер. В конце концов, учителя это стало раздражать, и он выслушал просителя.

Выслушал и хмыкнул, ничего не ответив. Выставил на улицу и занялся другими делами. Разозлился я тогда сильно. Отчего не помог? Ведь лишь недавно делали мы похожую вещицу — очки, передающие картинку прямо в голову. То есть артефакт, способный подстраиваться под ухудшение зрения вплоть до его полной потери. И, пока этого не произошло, схема подстраивается, всё глубже и глубже внедряясь в организм.

То есть даже ничего придумывать не нужно было, основная работа уже была сделана.

— Дурак ты ещё, хоть и умный, — сказал мне тогда учитель и отмахнулся. — Хочешь, делай. Вот только, если потом разочаруешься, не приходи с этим ко мне — розгов получишь.

Я преисполнился великим и взялся за работу. Средств у охотника было, мягко говоря, мало. На компоненты ушло бы больше. Но я не взял и их. Справедливо рассудил, что последнее отдавать — слишком большая плата. Я выкручусь, потратив своё, благо профессия у меня может быть более доходной.

Всё шло замечательно. До момента первого испытания. Я тогда превзошёл себя и нашёл мастера, изготовившего мне искусную оправу. Отыскал стекольщика, чтобы тот подобрал нужный материал, подходящий по магическим требованиям.

Слепнущий охотник обрадовался и даже обниматься принялся. Но потом присмотрелся к очкам и стал сомневаться. Изящные слишком — куда ему такие. Выглядят солидно — а вдруг украсть вздумают. Позолоченные — не идёт ему такое совсем. И вообще — долго он в столице, денег сколько нужно, на пропитание и прочее.

Я так переживал, что и не обратил внимания на эти тревожные симптомы. Исправлял каждое замечание, делал всё лучше и лучше.

Пока в один вечер не заглянул к нему в палатку. Разбил он её возле нашего дома, на берегу реки, когда ещё не было набережных и большинства мостов. Проект Васильевского острова в те времена лишь утверждался. Рыли каналы, но их облагораживанием не занимались. Потом они превратились в проспекты, но тогда это был остров каналов. На берегу одного из них был и наш дом.

Я чуть не проехался по скользкому спуску, едва удерживаясь на ногах. Шумела вода, и поэтому моё приближение и ругательства не услышали.

— Пушнину-то я местным богачам потихоньку сдаю, — услышал я голос охотника. — Дюже дурные люди тута, не чают в стоимостях. Можно втридорога загнать, а они и довольны. Вернусь богатеем, во как!

Заглянул я незаметно за полог. А там картина маслом — две весьма сомнительные девицы в объятьях полуслепца, рядом пустая тара от дорогих хмельных напитков.

— Ротозей этот младой, ну чисто потеха. Обхаживает меня, как царя! — хвастался тот, прижимая покрепче к себе хихикающих дам. — Ну а уж я вас, как цариц, отблагодарю…

Ушёл я тогда. Всю ночь по будущему великому городу бродил. Ругал нечестных людей. Не сразу додумался себя ругать. Не в ту ночь. Снова взыграло во мне пустое чувство — гордости. Посчитал ниже своего достоинства отказать обманщику. Да и вообще хоть как-то наказать.

Наутро встретился с ним и отдал артефакт. Категорично заявил, что это конечный результат, не будет другого. Изнутри распирало, но я промолчал. Всё ждал, когда он проникнется и оценит то, что я для него сделал. Не оценили даже чайки, обгадившие мой новый костюм.

— На удачу, — усмехнулся охотник и брезгливо принял очки. — Ну раз уж это всё, что вы можете сделать…

Спалить тогда хотелось его. Мечтал на миг стать магом огня и сжечь подлеца. Но я кивнул и отправился к учителю. За розгами.

Были у меня потом сходные ситуации. Всегда заканчивались одинаково. Не только лишь с оплатой они были связаны. Если денег заказчикам доставало, но задача казалась изначально сложной, то и простое решение вызывало недовольство. Мол, как так, получается и проблемы не было? Странно это всё было для меня, но уж как есть.

Поэтому для Аврамова было необходимо испытание. Иначе вся жизнь его, проведённая калекой, могла показаться бессмысленной. А избавление не столь важным.

По этой причине я любил задачки более технические — защита, к примеру. Всё более личное приводило к сложностям.

Того охотника, кстати, зарезали на следующую ночь там же, в его палатке. Те самые девицы, которым он хвалился своей прозорливостью. Взяли их быстро, а артефакт нам вернули — клеймо на нём стояло. Я всю жизнь при себе эти очки держал, как напоминание. Не сразу помогло, правда.

Опыт моего учителя позволял ему разглядеть подобное сразу. Объяснить такое сложно, но теперь я умел не просто видеть, но и ощущать, благодаря магии разума.

И я точно знал — для Аврамова избавление не может быть лёгким. Никогда он не будет чувствовать другую жизнь, если не произойдёт что-то кардинально меняющее все представления.

Боль. Достаточно сильная, чтобы ощутить цену избавления. Не настолько огромная, чтобы действительно страдать. Но достаточная. Тем более, с учётом того, что я задумал — без боли не обойтись. Хотя бы вначале. Структура артефакта подразумевала буквально вживление в плоть. Я мог снять вообще все эффекты от этого процесса аспектом жизни, но оставил ту толику, что станет настоящей ценой и ценностью.

Аврамов много жертв принёс. И без ещё одной не смог бы идти дальше.

Сложнейшая моя работа, если подумать. Вложить в схему артефакта такие нюансы было тяжело. Но необходимо. К тому же с главным заказом придётся сделать больше — закопаться с самую суть намерений.

— Может, лучше заняться массовыми артефактами для купеческой гильдии? — рассмеялся я, завершая набросок.

Барон Кусов до сих пор ждал ответа насчёт отличительных знаков «честности». Несмотря на побочные эффекты ока василиска, идея его захватила.

Из-под топчана, стоящего в лаборатории, выбрался Дымок и громко чихнул. Его шёрстка наконец-то начинала возвращать прежний окрас — но только на кончиках. И теперь кот выглядел словно подпалённый.

Зверь потёрся о мою ногу, прикусил и дёрнул за штанину, чихнул и ушёл в тени.

— Согласен, нужно поспать, — произнёс я, понимая, что глаза слипаются.

Убрал чертежи в папку, навёл порядок и только после этого отправился к себе. Все моральные вопросы были решены. У меня была схема плетения и понимание о материале. Оставалась малость — воплотить это в жизнь. Создать артефакт.

Кошачье семейство, словно чувствуя моё нелёгкую ночь, освободило кровать. Все, кроме предводителя волшебных созданий. Но тот улёгся на соседнюю подушку, так что ничуть не мешал.

Сон набросился на меня в долю секунды, уносясь в упоительную дрему. Прохладные и мягкие простыни, волшебный матрас — что ещё нужно герою после такого количества приключений?

Я лишь со стоном блаженства растянулся в кровати и мгновенно уснул.

* * *

— З-а-а-а-втрак!

Лучшее начало дня — это когда тебя будят призывом к трапезе. Ладно, одно из лучших. Голос Прохора выдернул меня из приятного сна. Что именно мне снилось, я не помнил. Но точно нечто восхитительное.

За ночь, конечно же, все пушистые переместились на кровать. Так что я привычно снял с себя всех кутлу-кеди, отбросил тяжеленный хвост тигра и отправился в ванную.

Загудели медные трубы, зафыркала душевая лейка.

Обыденный ритуал, но именно он дарил чувство дома. Водопровод снова барахлил, его ремонт требовал переделки всей системы. Но и это меня обрадовало. Это как каждое утро засовывать ноги в тапочки, один из которых прохудился, но тебе в них так комфортно, что плевать на такую мелочь.

Даже начинаешь находить особый смысл в подобных деталях. Это привязывает сильнее каких-либо обязательств. Щербатая чашка, дырявые тапки или сбоящий водопровод. Забавно, но так и получалось.

С улыбкой от таких мыслей я спустился в столовую.

Аппетит после взятия ранга по-прежнему был сильнейшим. Поэтому я был готов съесть что угодно. И, после обмена приветствиями с домашними, буквально проглотил почти всё.

— Ммм, — простонал я. — Это очень вкусно!

Что-то воздушное, нежное и мягкое сегодня было на завтрак. Украшенное сверху крупными ягодами черники и посыпанное сахарной пудрой. Все остальные меня поддержали, и смущённый похвалой Прохор торжественно объявил:

— Манный фуфел!

— Что? — закашлялся патриарх, с подозрением глядя на последний кусочек.

Слуга постарался незаметно взглянуть на свою ладонь, где было написано правильное название на обрывке бумажки. Прочистил горло, выпрямился и провозгласил:

— Суфлё из манки!

Обвёл нас всех торжествующим взглядом и добавил:

— На подушке из медового бисквита.

— Очень вкусно, — повторил я, пока остальные по-новому осматривали угощение.

Прохор приосанился и охотно поделился:

— Спасибо, вашсиятство. Хотел вам деликатеса приготовить, лапы лягух с каком-то там соусе, мудрёном. Тыртыр иль что-то такое. Но оказалось, что наши лягухи, значит-с, не годятся. Мелкие и вообще не то… Заморские стоят аки приличный осётр, да и выращивают их на востоке. То бишь ни рыба, ни мясо, и не пойми откуда и зачем. Помнится, мы и тараканов кушали, когда в Маньчжурию ходили. Сытно, но что лучше нашей каши в печи может быть? Пущай и фуфельной, но родной.

С таким заявлением никто спорить не стал. Поблагодарили и дружно попросили добавки. Всё же маг еды наш Прохор.

Тимофей убежал сразу после утреннего приёма пищи, так что я не успел его спросить, о чём он хотел поговорить. Дед сразу же отбыл к графине, мимоходом посетовав на грядущую осень и неизбежные подготовительные работы в саду.

Дух предка меня будто избегал, вместе с призраком ординарца куда-то пропав. Впрочем, и Гордей тоже улизнул после завтрака. Поэтому я предположил, что они опять учат чему-то подрастающее поколение.

Я воспользовался спокойствием дома, чтобы тоже заняться делами. И поехал к кузнецу со свежей схемой нового артефакта.

— Александр Лукич! — лучезарно улыбаясь, встретил меня мастер Коваль, едва я вышел из машины. — Я так вам рад!

Никита Васильевич тут же повёл меня на экскурсию. Помимо царь-горна, здесь было много прочих улучшений, чем он с гордостью делился. Да и мне приятно было пройтись и посмотреть на место, в которое вложили душу.

Обустроили вспомогательные помещения — утеплили и укрепили, в том числе магически. Повсюду были охранные амулеты, очень добротные. Территорию тоже облагородили. Высадили газоны, цветы и даже несколько стройных яблонь. Я влил в них природную силу — чтобы росли быстрее.

Возле спуска к воде возвели навес и поставили столы. Чтобы работники могли делать перерывы с прекрасным видом. Рядом поставили полевую кухню с мангалом и погребом. Условия улучшились весомо.

— Кажную пятницу мы делаем вечер этой… — мастер нахмурился, припоминая. — Этнической кухни, во. У нас же работяги со всей империи, а в каждом её уголке свои есть яства, чудны́е и дюже вкусные. Уж сколько всего попробовать успели! Вы приходите к нам, ваше сиятельство. Такого и в столичных едальнях не отведать.

Я принял приглашение без раздумий. Да и ближе мне были такие вечера, чем все столичные рестораны вместе взятые. Посидеть так на берегу да вкусить блюда по рецепту тех, кто вырос там, где их готовят… Как от такого отказаться?

Мы неторопливо обошли всю территорию, затем напились ароматного травяного чая, и лишь после этого Коваль, признательно поклонившись, сказал:

— Так что у вас за дело, Александр Лукич? Как и говорил, для вас моя кузница всегда готова исполнить любой заказ.

— Научиться я хочу, Никита Васильевич, — улыбнулся я. — Кузнечному мастерству.

— Не шутите чтоль? — у него брови поползли вверх.

— Не шучу, мастер, — с уважением ответил я. — И если вы сумеете выделить время для этого, буду вам очень благодарен.

— Ну, это… — растерялся Коваль, нервно покручивая краник на самоваре, в котором приготовил нам чай. — Чему я-то научить могу? Сам не обучался в академиях.

— Не скромничайте, — покачал я головой. — Обучался или нет, но вы известный мастер на всю империю.

— Ой, да прямо уж на всю, — покраснел кузнец, неловким движением отломив часть самовара. — Работаю хорошо, тут не спорю. Не халтурю и не зазнайствую. Но чтоб учить знатных господ?

— У вас же есть подмастерье. Вот я и желаю стать таким же, на время. Обещаю — слушаться буду беспрекословно.

Пожалуй, с последним я поторопился. Это заявление вообще выбило Коваля из равновесия. Кузнец испугался, и по понятным причинам. Работа опасная, и гарантий безопасности в этом деле не мог дать никто. Учитывая последнее происшествие с пожаром, тем более.

А тут я, молодой аристократ, за которого спросят многократно больше…

Да, порой положение играло против моих планов. Всегда преимущество могло стать и препятствием. Суть равновесия в этом и была. Но не в моих правилах сдаваться.

Я отодвинул самовар, чтобы уберечь его от непоправимых разрушений, доверительно наклонился над столом и сказал:

— Клянусь честью, всё останется между нами.

Естественный страх сменился скепсисом. Похоже, кузнец решил, что это всего лишь моя блажь. Каприз дворянина, желающего разнообразить жизнь. Развлечение, отгоняющее скуку.

Конечно, ничего подобного не отобразилось на его лице. Мастер давно имел дела с высшим светом и всё же умел контролировать себя. Но мне было плевать на его первоначальные выводы. Главное, чтобы согласился. Если учиться, то у лучших. А уж Коваль действительно был лучшим в своём призвании.

— Пожалуй, — протянул кузнец, взглянув в окно на двор, где суетились рабочие. — Можно попробовать. Но скажу сразу — ежели вы не справитесь, прогоню.

Это меня устраивало и даже обнадёжило. Если бы мне пообещали обучить ковке, я бы ушёл. Всё зависит от двух составляющих. Учителя и ученика.

— Тогда начнём с главного, — Коваль решительно поднялся и уже более уверенно улыбнулся. — С техники безопасности. Тут, уж простите, ваше сиятельство, ежели недобздеть или перебдздеть, то никакой растительности на телесах не останется. Это — в лучшем случае.

— Понял, — я тоже встал и протянул ему руку, которую мастер после короткого замешательства крепко пожал. — Приступим!

Загрузка...