И я бы следы непременно запутал — да только как их запутаешь, когда от горизонта и до горизонта одни драные поля, через которые тянется единственная драная дорога? Не говоря уже о том, что и уносить-то ноги у нас получалось с превеликим трудом. Плакса еле-еле плелась — под тяжестью закинутого на плечо узла с револьверами её так и мотало.
Разумеется, я мог наплевать на свой дурацкий зарок и забрать у девчонки трофейное оружие, да только ничего бы это не изменило. По уму тащить на своём горбу следовало ещё и её саму, а причин так надрываться я попросту не видел. Убежать мы в любом случае были неспособны, посему дальнейшее развитие событий зависело исключительно от того, возьмутся за нас всерьёз или предпочтут не связываться.
Примерно через полверсты попался перекрёсток, там я сказал Плаксе:
— Привал!
Девчонка аккуратно уложила узел на обочину, сама отошла чуть в сторонку и без сил повалилась в траву.
«Не дойдёт», — решил я и спросил:
— Так чего плохого в приюте?
Плакса словно от удара дёрнулась.
— Всё! — выпалила она. — Всё! Они там злые!
— Кто?
— Заправилы из старших, — пояснила девчонка. — В рот Червоне и Наставнику заглядывают! По нескольку раз на дню собираются, а потом всех жизни учат. А чуть что не по-ихнему — бьют и без еды оставляют! Могут и плетей всыпать. Мне раз досталось…
«Наставник» она произнесла будто имя, и я не преминул уточнить:
— Наставник — это бородатый?
— Он, — подтвердила Плакса. — Добреньким прикидывается, а сам не лучше Червоны! Тем, кто ему глянется, сначала двойную пайку выдавать начинают, а потом продают.
Я приметил катившую со стороны Южноморска телегу и отреагировал на слова девчонки не сразу.
— Продают? — озадачено глянул на неё и высказал первое пришедшее на ум предположение: — В бордели?
— Не! — отрицательно мотнула головой Плакса. — Дворянчики за этим прямо в приют приезжают, им Червона девчонок подбирает. А Наставник и на старших указывал, и на совсем мелких. Никто не возвращался. Беглецов частенько в городе ловят и обратно привозят, а этих — никогда.
Я хмыкнул, подхватил узел с револьверами, протянул руку Плаксе.
— Вставай!
Когда телега уже доползла до перекрёстка, мы двинулись ей навстречу, и я уточнил у клевавшего носом дедка в потрёпанной соломенной шляпе:
— Это в Южноморск дорога?
Тот натянул вожжи и кивнул.
— В Южноморск. Куда ещё?
— А там что? — указал я налево.
— Луковичи, — подсказал возница. — Деревенька такая.
— Через неё в город можно попасть?
— Отчего же нельзя? Можно! Только крюк изрядный выйдет.
Я кинул узел на телегу, затем подхватил и усадил рядом Плаксу, а дедку скомандовал:
— Поворачивай тогда.
У того аж седые брови на лоб полезли.
— Зачем это? — удивился он, сдвинув на затылок соломенную шляпу. — Не по пути мне туда!
— Думаешь, под кусты с дырой в голове по пути? — спросил я, усаживаясь на телегу. — Поворачивай, кому сказано!
Возница нехотя повиновался, а когда Плакса громко прошептала:
— Мы ведь не убьём дедушку? — то аж втянул шею в плечи.
— Не убьём, — заявил я и усмехнулся. — А если его кляча шустрее копыта переставлять начнёт, то ещё и целковым одарим.
И та — да, начала.
Уж не знаю, поверил ли мне дедок, но на окраине Южноморска я велел Плаксе:
— Расплатись!
Девчонка округлила глаза.
— А почему я?
— По кочану!
Плакса закусила губу и достала кошелёк, поколебалась немного и проныла:
— Да ему и гривенника хватит…
— Не жадничай! — рыкнул я.
Девчонка шмыгнула носом, вытерла покатившие из глаз слёзы и нехотя протянула вознице крупную серебряную монету. Так и давилась слезами втихомолку, пока в первой же попавшейся по пути уличной харчевне я не купил две лепёшки с сыром, порцию жареной рыбы и пару кружек холодного ядрёного кваса. Думал, этого нам хватит, но в итоге пришлось брать ещё кулёк пирожков с луком и яйцом. Вот с ним мы в оружейную лавку и заявились.
Приказчик хоть и безмерно удивился странным посетителям, но виду не подал. Уважительно глянул на мой нагрудный знак урядника пластунов Мёртвой пехоты и улыбнулся.
— Чего изволите?
Я забрал у Плаксы надкушенный пирожок, кинул его в газетный кулёк и скомандовал:
— Выкладывай!
Девчонка устроила узел на краю прилавка, кое-как развязала на совесть затянутые мной рукава куртки и один за другим достала три револьвера, а затем принялась выставлять рядком патроны.
— Нам бы сдать! — пропищала она.
Приказчик не сдержался и спросил:
— Могу поинтересоваться происхождением оружия?
— Можешь даже квартального кликнуть, — улыбнулся я, — и мы поведаем обо всём сразу вам обоим. Но лично я предпочту вести дела с тем, кто стоит за прилавком ради заработка, а не для удовлетворения собственного любопытства.
Отповедь своё действие возымела, и приказчик взялся осматривать револьверы. Изучил их один за другим и объявил:
— Тридцать целковых за всё!
Сразу отпер кассу и выложил на прилавок три червонца, ясно давая понять, что торг лишён всякого смысла. Я в ценах на оружие не ориентировался, поэтому сказал:
— Забирай!
Плакса глянула на меня округлившимися от изумления глазами, схватила монеты и хотела было сунуть их в рот, я едва успел её остановить.
— В кошелёк убери, бестолочь!
Девчонка послушала, но украдкой всё же отправила одну из золотых монет за щеку. Оставалось лишь надеяться, что она ею не подавится.
Покинув оружейную лавку, мы вернулись к примеченному мной блошиному рынку и обменяли ненужную больше куртку на чуть поношенные кожаные сандалии. Те оказались Плаксе заметно великоваты, но с ног не слетали. Вдобавок к обувке получилось выторговать чепец и котомку. Девчонка принарядилась, и вид у неё стал самую малость менее дикий. Стала смотреться уже не бродяжкой, а всего лишь деревенщиной.
После я справился о ближайшем лекаре, к нему девчонку и отвёл, попросил обработать загноившийся порез. И да — платить за приём вновь пришлось Плаксе.
Когда вернулись на улицу, я сразу уловил перемену в настроении девчонки и предупредил:
— Надумаешь удрать, догонять не стану. У Соловьиного моста церквей не так много, сам Мелкую сыщу, а ты снова в приют угодишь. Деньги у тебя и того раньше отберут.
Плакса поёжилась и вновь стала как шёлковая.
Сбивать ноги я не пожелал — и устал, и подмётка держалась лишь на честном слове, поэтому из пригорода мы укатили на дилижансе. До Соловьиного моста немного не доехали — я чуть раньше углядел лавку алхимика, вот и попросил возницу нас ссадить.
На хозяина торгового заведения выложенные Плаксой амулеты никакого впечатления не произвели.
— Одноразовые дешёвки! — объявил он, только лишь на них взглянув.
— Да прям уж! — фыркнул я. — Кровавой искрой пробить не смог!
— Не очень-то это, как вижу, их владельцам помогло!
Я пожал плечами.
— Так пули они не отводят.
Алхимик прищурился.
— Дам в обмен один, который отводит.
— Не интересует, — решительно покачал я головой.
— Вот этот — полупустой! Кому я его продам?
— На всякий товар свой покупатель найдётся. Вопрос только в цене.
С этим алхимик согласился и предложил какие-то совсем уж смехотворные деньги. Торговаться я начал исключительно из-за этого беспримерного бесстыдства, в итоге кошелёк Плаксы потяжелел ещё на тридцать шесть целковых. Девчонка без малого в обморок не грохнулась.
— И вот ещё что… — задумчиво протянул я, когда мы уже совсем собрались уходить. — Есть в продаже состав, который плоть от разложения уберегает? Только не тот, что в кадавров закачивают, а для замачивания.
— Есть.
— И ёмкости примерно вот такие…
Я развёл ладони, и алхимик понимающе улыбнулся.
— Чтобы голова поместилась?
— Именно.
— Найдутся.
Ценами я интересоваться не стал, пообещал заглянуть при случае и вывел Плаксу на улицу.
— Так ты охотник за головами? — спросила девчонка. — А зовут как?
— Серым зови, — разрешил я, и мы отправились к Соловьиному мосту.
Идти до той округи было всего ничего, а на месте Плакса сразу указала дом, в котором одно время обретались сбежавшие из Черноводска босяки.
— Вот он! Вон тот! — задёргала она меня за руку. — Там на воротах уд вырезан!
Накарябанный каким-то сорванцом срамной рисунок я приметил ещё в прошлый свой визит сюда — с этим ошибки не вышло, а вот к монастырю, куда забрали Мелкую, Плакса отвести меня не смогла. Мало того, что она совсем обессилела и приходилось постоянно останавливаться, позволяя ей перевести дух, так ещё и ни одна из множества церквей по соседству знакомой ей не показалась. Обошли всю округу Соловьиного моста и — ничего.
— У монахинь одеяния каких цветов были? — попробовал я зайти с другой стороны, но и тут Плакса лишь замотала головой.
— Не помню-ю-ю! — проныла она. — Обычные они были!
Я мысленно ругнулся и решил нанять извозчика, чтобы дальше колесить по окрестным улочкам на экипаже, но тут Плакса указала на заболоченный берег речушки.
— Там заброшенные склады, мы в них ночевали! И Мелкая ещё всё время тайник Луки искала! Каждый вечер туда возвращались, а милостыню просили…
Она неуверенно заозиралась, затем потянула меня в один из переулков. Под стать взявшей след ищейке девчонка с новыми силами протянула вглубь квартала, на углу повернула и через два перекрёстка запрыгала от радости на краю базарной площади.
— Здесь мы милостыню клянчили, и здесь Мелкой плохо стало! — возбуждённо запищала Плакса, будто не проходили мимо этого места уже раза два или даже три. — И понесли её… Туда!
Девочка юркнула в неприметный переулочек, вывела по нему к мосту, только не Соловьиному, а какому-то другому, и сразу поспешила на тот берег. Никуда не сворачивая, мы прошли с десяток кварталов, а там на глаза попалось мрачное строение с узенькими оконцами и островерхой крышей. Рядом высилась колокольня.
— Тута! — указала на неё Плакса. — Мелкую тута оставили, а меня в приют отдали, тварины такие!
На паперти побирались нищие, я подошёл и спросил:
— Что за монастырь?
Один якобы безногий дед глянул с прищуром и потряс деревянной миской с парой медяков.
— Помоги чем можешь, добрый человек!
— Денег нет, но могу вылечить. Хочешь — враз на ноги поставлю?
Нищий поджал губы и сказал, будто выплюнул:
— Сей монастырь ордена Небесных плакальщиц!
«Не церковный», — с неудовольствием отметил я, окинул взглядом высоченную ограду с коваными пиками поверху и направился к служебным воротам, решив покуда за помощью к толстому священнику из канцелярии епископа не обращаться. Влезть к нему в долги всегда успею.
— Мелкая — твоя сестра, ты пришла с ней повидаться, — сказал я Плаксе. — Если дадут поговорить, выспроси всё, что она о той ночи помнит, и о тайнике разузнай.
— А потом? — забеспокоилась девчонка. — Потом меня куда? Не в приют же? Ведь не в приют, а?
На глазах у неё заблестели слёзы, я вздохнул и пообещал:
— При монастыре точно дом призрения есть — попробую тебя туда пристроить. Поживёшь, пока Мелкую не выпустят.
Если только ту не убедят принять постриг.
Но уже об этом вслух я говорить не стал. Постучал кольцом о медную пластину, а когда сдвинулась в сторону задвижка смотровой щели, со всем почтением поведал о причине нашего сюда визита.
— Невозможно! — последовал короткий ответ, и задвижка вернулась на место.
Я вновь постучал, и на сей раз был уже не столь вежлив и несравненно более убедителен. На самом деле — едва сдерживался, аж потряхивало всего.
— Слушай сюда! — прошипел я. — Свобода — превыше всего, превыше вашего устава! И если не передашь мои слова настоятельнице — то, когда вас возьмут к ногтю, крайней окажешься именно ты!
На сей раз мне велели ждать, но в итоге послали куда подальше, ещё и пригрозили погнать взашей. Плакса захныкала, я вслух помянул чертей драных, но нарываться на неприятности не стал, потянул девчонку прочь.
— И что теперь? — проныла та, шмыгая носом.
На самом деле так уж сильно в разговоре с Мелкой я не нуждался, но и спускать плевки в лицо не собирался. Опять же — утереться не сложно, а Плаксу куда девать? Пусть её семьдесят целковых — не столь уж и незначительная сумма, и на несколько лет проживания в доме призрения её вполне хватит, но… но… но…
Бесит!
И мы отправились в канцелярию епископа. Там я сразу прошёл в кабинет пузатого священника и с порога объявил:
— Свобода превыше всего!
Тот внимательно и отчасти даже настороженно нас оглядел, после важно кивнул:
— Воистину!
Я подтолкнул Плаксу в спину и потребовал:
— Рассказывай!
Путаясь и сбиваясь, та поведала о похищенной монашками сестрице, с которой ей даже увидеться не дают, и отец Калёный развёл руками.
— Увы, они в своём праве. Совершенно невозможно позволить скитаться по улицам неофиту с пробудившимся даром.
— Но! — воздел я к потолку указательный палец. — Место неофита в приюте! И орден Небесных плакальщиц в своём праве, только если монахини не удерживают сестру этой малютки насильно. А именно так дела и обстоят.
— И кто кроме этой юной особы сие способен подтвердить?
— К чему эти подтверждения, если можно просто спросить её сестру?
Священник тяжело вздохнул.
— Зачем бы этим кому-нибудь заниматься? Зачем ломать через колено добрых сестёр безо всяких на то оснований?
Но — нет, предлагать взятку я не стал и зашёл с другой стороны.
— У церкви есть ведь и собственные приюты? Неужто там откажутся от неофита, который ещё даже до пробуждения дара заговаривал обереги от приблудных духов?
— Да! — оживилась Плакса. — Мелкая умеет! Раз в небесный прилив её птички ка-ак вспыхнули! Ярко-ярко!
И вот тут отец Калёный проявил интерес, задал несколько уточняющих вопросов, похмыкал и объявил:
— Что ж! Если сестрица этой особы решит покинуть приют ордена Небесных плакальщиц, так тому и быть! Церковь готова взять её под своё крыло.
— А меня? — пискнула Плакса. — Я не хочу обратно! Меня там либо голодом заморят, либо продадут!
Толстяк нахмурился.
— Как это — продадут? Кому? — Но он тут же поднял раскрытую ладонь. — Погоди! Ещё расскажешь. Что же касается церковного попечения…
— Проживание она оплатит, — предупредил я. — Да и руки-ноги на месте, сможет по хозяйству помогать.
Священник кивнул и грузно поднялся из-за стола.
— Брат Резкий! — рявкнул он во всю глотку и протопал на выход, а уже в дверях спросил у меня: — А ты разве родственник Мелкой? Нет? Тогда твоё присутствие в монастыре будет излишним и лишь всё осложнит.
Плакса немедленно вцепилась в меня, пришлось приложить немало усилий, дабы убедить её поехать со священником. И не поехала бы, но прибежавший на крик брат Резкий мигом разобрался в происходящем и невесть где раздобыл леденец на палочке. Плакса сразу заткнулась и позволила себя увести, а я насел на Калёного:
— Отче! Мне нужно будет непременно с ними переговорить, — предупредил я. — Хотя бы с одной из них!
— Это можно, — кивнул тот.
Они уехали, а я остался и очень скоро в конец утомился терзаться неизвестностью. Вроде бы какая разница — выдернут церковники Мелкую из одного монастыря, чтобы законопатить в другой, да только непонятное предчувствие нашёптывало об обратном.
В итоге я сначала восстановил свой уже начавший распадаться защитный аркан, и заодно восполнил потери небесной силы, затем какое-то время медитировал, ну а после плюнул на всё и отправился в управу, благо располагалась та неподалёку отсюда. Как оказалось, внеочередные выплаты по акциям уже начались, и лично мне причиталось пятьсот сорок пять целковых, что порадовало просто-таки несказанно. А то безденежье надоело хуже горькой редки. Давно отвык от того, что в кошельке и десятка грошей не наберётся.
Ещё самую малость стало совестно, что векселей Беляне досталось меньше, нежели мне акций, но сразу выкинул эту ерунду из головы. Увидимся — сочтёмся, а нет…
Я вздохнул и поплёлся обратно в канцелярию епископа. Без денег поплёлся — мало того, что к заветной кассе выстроилась изрядная очередь горожан, получавших выплаты наличными, а не банковским переводом, так ещё и акции были заперты в сейфе гостиницы.
И снова потянулось раздражающее ожидание.
Ну куда они запропали, а? За это время монастырь штурмом можно взять!
Отец Калёный и Плакса прикатили в канцелярию епископа уже ближе к вечеру.
— Получилось! — крикнула девчонка, выскочила из коляски и бросилась ко мне. — Забрали Мелкую!
— И где же она? — озадачился я.
— Сразу в наш приют отвезли, — пояснил священник. — Не слышал разве, что звездочёты со дня на день небесный прилив ожидают?
Я кивнул, а Плакса потянула меня за рукав, заставила наклониться и зашептала на ухо.
— Он говорит, меня тоже в приют возьмут, но надо деньги для сохранности сдать! Не обжулит, а?
— Какую плату назначите за проживание в приюте? — поинтересовался я, выпрямляясь.
Священник покачал головой.
— Во время пребывания её сестры в приюте никакая плата с твоей подопечной взиматься не будет. Деньги внесём на счёт в банк Небесного престола, получить их она сможет в любой момент.
Я глянул на Плаксу и кивнул.
— Не обжулит. — А когда мы вслед за священником двинулись к кассе, спросил девчонку: — Поговорила с Мелкой?
— Да! — кивнула Плакса. — Она сказала, голос Пламена в ту ночь слышала! Знаешь такого? Это подручный Бажена, колдун! Наверное, за нами из Черноводска приплыл.
— Даже так? — Я хмыкнул и напомнил: — А тайник?
— Тайник где-то в тех складах, что я тебе показывала, — подсказала девчонка. — Но Лука Мелкую туда никогда не брал, только Рыжулю.
Подумалось, что Рыжулю Лука мог водить туда совсем не из-за схороненного в потайном месте дурмана, только что уж теперь?
Дальше меня в оборот взял брат Резкий — сунул стопку листов, взялся подсказывать, в каких местах ставить подписи. Бумаги оказались документами о передаче сестриц под опеку церкви, так что упрямиться я не стал, подмахнул все до одной.
Когда освободился, на улице уже начало смеркаться, вот и отложил поиски тайника на завтра, сам же поспешил в гостиницу, где получил на руки акции Южноморского союза негоциантов, после чего вновь наведался в управу. Пять с половиной сотен целковых чуток подсластили преподнесённую судьбой горькую пилюлю разочарования, спать завалился если и не в добром расположении духа, то и не скрежеща зубами от бешенства.
Завтра! Разберусь со всем уже завтра.
Может, и вправду Лука с Пламеном столковались. Если тайник окажется пуст, тогда на Дикое поле наведаюсь. А вот если дурман так и лежит где-то в заброшенных складах, тогда — беда. Что Лука, что Рыжуля его бы точно не бросили, а в случае ареста им бы и откупились. Нет, если дурман на месте, этой парочки точно нет в живых. И тогда у меня возникнут к Пламену совсем другие вопросы.
Выходит, идти на Дикое поле придётся в любом случае.
Но — завтра.