Аколит в крови по локоть

Глава 19

Поначалу боль попросту ошеломила. Проклятие взвилось алым волчком, попыталось вывернуться и умчаться прочь, а попутно разорвать мой дух и отравить тело. Но в первую очередь, конечно же, второе. Разорвать и отравить!

Вот только сопротивляться воздействиям всяческой магической гадости я умел получше иных магистров медицины, так что сковал зловредные чары мёртвой хваткой своей воли и взялся промывать их небесной силой, изменённой приказами контроля, а заодно — отрывать и отшелушивать всё ненужное. Проклятие огрызалось, меня корёжило, и всё же я не оставлял попыток добраться до зачатка заклинания и ухватить следы тайнознатца, сию пакость создавшего.

В дверь ударили раз и другой, после навалились, и та начала подаваться, сундук пополз, нещадно царапая половицы. В щели мелькнуло чьё-то лицо, после внутрь протиснулся крепкий дядька с бляхой квартального надзирателя.

— Что здесь происходит⁈ — гаркнул он. — Отвечай!

Но я к общению с властями покуда ещё готов не был, закашлялся, покрепче зажал обильно кровоточившую рану и выдал:

— Пристава зови! И церковников!

Квартальный надзиратель огляделся и подбоченился.

— А наместника Царя небесного не кликнуть?

— Язык прикуси! С урядником Мёртвой пехоты разговариваешь! — огрызнулся я, благо на куртке блестел серебром нагрудный знак. — Меня проклятием приложили! Не знаю, долго ли его ещё удержу, а не удержу — мало никому не покажется! Давай!

Дядька оказался не робкого десятка и наутёк не кинулся, вместо этого отодвинул сундук и распахнул дверь, что-то кому-то сказал, а после посторонился, запуская внутрь упитанного мужчину с круглым лицом и красным носом завзятого пьянчуги. Судя по странноватому блеску соловых глаз — крепко подвыпившего тайнознатца.

— Проклятие словил, говорит, — указал на меня квартальный.

Дядька потянул воздух носом, поправил пенсне и кивнул.

— Не врёт. — Он растерянно огляделся. — Но это не по моей части, займусь дамами.

Следить за тем, как он осматривает тела, я не стал и зажмурился, сосредоточился на биении скованного моей волей проклятия. Оно жгло и рвало, а я не переставал пропускать через него небесную силу и слой за слоем снимал всё наносное, будто чистил ядовитую призрачную луковицу. Было паршиво и становилось только хуже, но я не позволял зловредным чарам врастать в меня и попутно обрывал все протянувшиеся к Беляне ниточки. Ещё выискивал ошмётки воли заклинателя, собирал их в единое целое и постепенно перекраивал проклятие, сохраняя неизменной его суть: просто создавал новые крючочки. Дёргался и сучил ногами по половицам, скрипел зубами и — не останавливался.

Проклятие было свежим, резким, ярким. Я готов был биться об заклад, что сотворили его не так давно, а значит, хозяин мог пожаловать в гостиницу решительно в любой момент. Он определённо был ещё жив, точнее — она.

Подумал так, и оказался прав. Вновь зашумели на первом этаже, и зловредные чары дёрнулись теперь уже не за окно, а куда-то вниз, но — слабо, слишком слабо. Подобного притяжения для задуманного мной хватить не могло, поскольку с эдаким напором совладал бы даже самый распоследний недоучка.

Ну же! Изменяйся!

Я мало что понимал в сотворении полноценных проклятий, толком не научился даже создавать высшую порчу, но попытался прыгнуть выше головы и взялся выворачивать алую пакость наизнанку, стремясь одновременно извратить её и оставить неизменной.

Кто-то истошно заголосил в коридоре, а следом в комнату ворвалась средних лет монахиня в чёрно-алом одеянии ордена Алаи Раскаявшейся. Её рдяные глаза метали молнии, а при виде застреленных сестёр тётка и вовсе едва не задохнулась от возмущения.

— Немыслимо! — воскликнула она, но ни на квартального, ни на выпивоху-врача этим никакого впечатления не произвела.

На меня так и подавно. Проклятие дрогнуло и нацелилось куда-то в сторону двери, я напрягся и заставил себя позабыть о боли, а миг спустя на пороге возникла старуха в балахоне чёрно-алой расцветки. Лицо её было испещрено морщинами, волосы всклокочены, в налитых кровью глазах горело безумие.

— Отдай! — ринулась она через порог с вытянутыми руками.

Скрюченные пальцы согнулись будто когти, чужая воля рванула из меня проклятие, и я не попытался удержать алую пакость, а вместо этого приказом ускорения швырнул прочь — прямиком в старуху!

Стремительный росчерк угодил в грудь монахини пушечным ядром, ту вышвырнуло в коридор, истошный визг оглушил и сразу оборвался, стоптанные башмаки вышибли короткую дробь и — тишина.

Сдохла ведьма!

Всё бы ничего, но самостоятельно залечить дыру в животе у меня не было ни единого шанса, а подвыпивший врач отнюдь не казался тем, кому по силам столь сложное медицинское вмешательство. Как бы сам себя не обманул…

Но зато никто теперь не обуздает проклятие и не натравит его на Беляну. Теперь все шансы на её стороне!

Я откинулся спиной на стену и хрипло выдохнул.

К слову, о проклятии… Вот пожрёт оно душу монахини, а что дальше?

Ответом стал испуганный визг. Ну всё, началось…

Ночь пришлось провести в больничной палате при казематах дворца правосудия, но никаких претензий к городским властям по этому поводу я не имел, поскольку подлечили меня по высшему разряду: не просто заштопали на скорую руку, но задействовали полноценное исцеление. И от самой дыры в животе ничего не осталось, и потроха в норму привели.

Даже позавтракал с аппетитом наутро, благо на тюремную пайку моя трапеза отнюдь не походила. Ещё и бульварный листок свежий принесли, а к нему печенье и полный кофейник. Когда попросил заменить его на чайничек, выполнили пожелание незамедлительно, да и заварили не солому напополам с сушёной морковью — напиток оказался в меру терпким и весьма ароматным.

Впрочем, оно и немудрено: кого бы по итогам предстоящего судебного разбирательства ни признали виновным в учинённом вчера смертоубийстве, стоимости моих акций с лихвой хватало, чтобы покрыть весь ущерб, отремонтировать гостиницу и оплатить лечение. Поэтому, как говорится, любой каприз за ваши деньги.

Я припомнил, в какую пакость переродилось пожравшее душу монахини проклятие, и невольно передёрнул плечами. Хорошо, что заранее за церковниками послали — если б пришлось самому с ним разбираться, мог бы и не сдюжить с дырой в животе!

Времени у меня было в избытке, взялся читать бульварный листок. Вновь наткнулся на сообщение о скором небесном приливе, а ещё газетчики задавались вопросом, почему до сих пор не объявили войну черноводским предателям или хотя бы не осадили Бирюзовую гавань. Мнения на сей счёт высказывались самые разные — одни толковали о поступившем из Тенезвёзда запрете на боевые действия, другие говорили о слабости городского ополчения и наёмных стрельцов.

Уделялось внимание и положению в бывших заморских владениях. Южноморские силы там были преимущественно разбиты, ничуть не лучше обстояли дела и у наших недавних соперников из Златогорска: все их земли перешли под руку владетеля Теночигара. Он же разгромил наёмников Альянса независимых экспортёров, чем вынудил Железногорский торговый дом пойти на союз с Первой пароходной компанией. На службу последней, к слову, перешла и Мёртвая пехота.

Я подумал-подумал и от греха подальше спрятал в карман свой нагрудный знак.

Куртку и штаны от крови худо-бедно отстирали, а вот рубаху пришлось выбросить, и по этому поводу вскоре после завтрака в палату наведался портной. Снял мерки, выслушал пожелания и пару часов спустя прислал подмастерье с новенькой сорочкой, оказавшейся мне впору.

— Вы не слушайте, будто мы только висельников обшиваем, — шепнул паренёк. — Это всё завистники воду мутят. Обращайтесь!

Он сунул картонный прямоугольник с адресом, я пообещал заглянуть. Ну а потом заявился клерк и пригласил меня на судебное разбирательство. Так и пошли вдвоём, без конвоя, что подарило надежду на лучший исход. Ну или это местные крючкотворы захотели проверить мои нервы: а ну как сорвусь в бега, дав им повод наложить руки на арестованные ценные бумаги?

Но — нет, бежать я не собирался и намеревался отбрёхиваться до конца. И на орден Алаи Раскаявшейся был безмерно зол, и не мог позволить себе остаться без гроша в кармане.

Но это всё так — это всё наносное, что ли. Лишь бы только не думать о Беляне. Где она и как, увидимся ли теперь вовсе…

В своих чувствах к ней я разобраться не мог, точнее даже — делать этого не хотел. И не из-за какого-то обмана с её стороны — и сам врун каких поискать! — просто от одной только мысли о подруге стягивало узлом кишки.

Обворожила ведьма! Очаровала!

Так что — не думать. Не вспоминать. Отложить в долгий ящик. Вернуться к этому тогда, когда появится возможность хоть на что-то повлиять, дабы не рвать себе в пустом сожалении душу.

Рвать я собирался противную сторону — аж знакомая улыбка уголки губ растянула, но вот так сразу кинуться в бой не вышло: перед дверьми зала судебных заседаний меня дожидался назначенный городом защитник. Хватало там и всякой непонятной публики, поэтому молодой человек в чёрной накидке и нелепом парике сразу потянул в сторонку.

— Надо согласовать линию поведения! — пояснил он клерку.

Тот указал на часы.

— У вас четверть часа.

Защитник отмахнулся и спросил:

— Как собираетесь представить случившееся?

— На меня напали, я их убил. Имел же право, так?

Молодой человек на миг задумался, затем кивнул.

— Идеально! Главное, не перебивайте меня во время заседания! И вообще, если будет что добавить, лучше сначала шепните на ухо. — И он сразу встрепенулся. — Да! А что насчёт пятой жертвы?

— Пятой? — Я недоумённо нахмурился. — Старая ведьма угробила себя сама! Свидетели подтвердят, что она не совладала с вырванным из меня проклятием!

— Только не «старая ведьма», а «сестра ордена Алаи Раскаявшейся», — поправил меня защитник. — Что ж, такая трактовка событий имеет право на существование, но наши оппоненты непременно заявят, что тайнознатцу вашей специализации ничего не стоило изменить чары!

Я покачал головой.

— Мне присвоили ранг полевого лекаря первого класса — куда такому совладать с проклятием! Да и аспект у него другой был. Даже толком защититься от него не сумел.

Молодой человек поглядел в ответ с некоторым сомнением, затем кивнул:

— Хорошо! — И начал гонять меня по другим обстоятельствам случившегося.

Минут пять мы общались, а потом я приметил чёрно-алые одеяния, и указал на явившихся на заседание монахинь, которых сопровождал крючкотвор постарше моего защитника. От одного только вида его напыщенной физиономии едва изжога не началась.

— На представителя они не поскупились, — отметил молодой человек и заторопился: — Идёмте же, идёмте!

Я придержал его за руку и спросил:

— Кто тебе платит?

Ответом стала широченная улыбка.

— В этом конкретном случае всё просто: счёт оплатит проигравший!

Меня такой ответ всецело устроил. Проигрывать я не собирался.

В дурацких париках оказались и судья, и его помощники, и даже писарь. Из нормальных людей — только охранники, да ещё немногочисленная публика, какого-то чёрта заинтересовавшаяся вчерашним происшествием в заштатной гостинице.

— Рассмотрение дела «Орден Алаи Раскаявшейся против аколита Лучезара Серого» объявляю открытым! — выдал судья, и тотчас поднялся представитель моих оппонентов.

— Настаиваю на формулировке «Город против аколита Лучезара Серого»! — с важным видом изрёк он.

Судья поглядел на секретаря судебного заседания и распорядился:

— Внеси пожелание в протокол.

Судя по довольной улыбке моего защитника и кислой мине представлявшего монахинь крючкотвора, его попросту послали, но я раньше времени расслабляться не стал и оказался совершенно прав, поскольку дальше меня привели к присяге и обязали изложить обстоятельства дела по существу, что оказалось не так-то и просто.

— На вас внезапно набросились двое с дубинками? Но как же получилось, что вы расправились с ними со столь поразительной лёгкостью? — выкрикнул с места представитель противной стороны.

С ответом меня упредил защитник.

— Ваша честь! Мой клиент был заблаговременно оповещён персоналом гостиницы об интересе к нему со стороны третьих лиц! Это прямо отражено в протоколе опроса свидетелей за номером четыре.

Тут уж крючкотвор подскочил с места так, будто ему шилом в зад кольнули; чуть парик с головы не слетел.

— Но как же так⁈ — завопил он. — Аколит с боевым опытом не сумел справиться с двумя простецами без смертоубийства? Возмутительно!

Выпад застал моего защитника врасплох, и я негромко шепнул:

— Амулеты и зачарованное оружие.

Молодой человек зашелестел листами, после чего повторил мои слова, дополнительно сославшись при этом на опись имущества погибших. И даже добился того, что один из охранников продемонстрировал присутствующим изъятую в гостинице трость.

— Продолжайте! — потребовал судья, когда показания внесли в протокол.

Я развёл руками.

— На этом всё, ваша честь. Заскочил в комнату и очнулся уже на полу.

Представитель ордена Алаи Раскаявшейся вновь оказался на ногах.

— Ваша честь! Обвиняемый нагло лжёт!

— Здесь нет обвиняемых, только стороны по делу! — парировал мой защитник.

А я подумал немного и добавил:

— И я отнюдь не утверждаю, будто не стрелял. Просто этого не помню.

— Вздор!

Представители сцепились, судье пришлось призвать их к порядку и даже несколько раз шибануть молотком. После давать показания вызвали главу миссии ордена Алаи Раскаявшейся — ту самую монахиню, заявившуюся вчера в гостиницу в сопровождении старой ведьмы.

— Мои сёстры были в своём праве, поскольку разыскивали отступницу и клятвопреступницу, известную в Южноморске под именем Беляны Скатень! — объявила она и этим ограничилась, поручив излагать свою позицию нанятому для представления интересов ордена крючкотвору.

Тот перво-наперво откашлялся, после внимательно оглядел присутствующих и указал на меня.

— Ваша честь! Дело чрезвычайно простое. Этот дезертир в попытке оградить от справедливого воздаяния клятвопреступницу убил трёх сестёр ордена Алаи Раскаявшейся и двух их доверенных лиц!

Мой защитник вскочил на ноги, но судья предупредил его выкрик очередным ударом молотка.

— На каком основании вы отнесли ответчика к дезертирам, мэтр?

Крючкотвор самодовольно улыбнулся.

— Он из Мёртвой пехоты, ваша честь! Они перешли на службу Первой пароходной компании, они все там дезертиры!

Мой представитель немедленно выбрался из-за стола и двинулся к судье.

— Ваша честь! Мой клиент полностью погасил долг по контракту и был подчистую уволен из Мёртвой пехоты за седмицу до отступления в Порт-Чёрный! Позвольте приобщить к материалам дела его расчётную книжку и приказ об увольнении.

Представитель монахинь сообразил, что дело пахнет жареным, и быстро проговорил:

— Приношу свои извинения! Я был не посвящён в такие подробности.

Я не утерпел и обратился к защитнику достаточно громко, чтобы расслышали окружающие:

— Могу я вызвать его на дуэль и убить?

— Увы, не в этот раз, — разочаровал меня молодой человек, улыбнувшись уголком рта.

Крючкотвор поправил парик и продолжил, как мне показалось, куда тщательнее подбирая слова.

— Хочу обратить внимание уважаемого суда на то, что ответчик преднамеренно поселился в гостинице под чужим именем и указал ложные сведения о своей спутнице.

— Да сотни людей ежедневно останавливаются в гостиницах под чужими именами! — отмахнулся мой защитник. — На отношения вне брака смотрят косо, но это не преступление!

— Эти сотни людей не покрывают клятвопреступниц! — немедленно прозвучало в ответ. — Предпринятые ответчиком меры явно показывают, что он был осведомлён о прегрешениях сожительницы и доказывают его предвзятость по отношению к ордену Алаи Раскаявшейся. Более того — прямо говорят об умысле на причинение вреда!

Мой представитель ответил неудобным вопросом:

— А разве эта якобы клятвопреступница была объявлена в розыск?

— Не относится к делу! — отмахнулся крючкотвор. — Достаточно и того, что ответчик опасался этого! Он изначально был предвзят!

— И всё же, была эта отступница объявлена в розыск или нет? — продолжил упорствовать мой защитник и даже обратился за поддержкой к судье: — Это принципиальный момент, ваша честь!

Представитель ордена Алаи Раскаявшейся нехотя признал:

— В этих формальностях не было нужды, поскольку никто не ожидал её появления в городе.

Судя по движениям ручки, секретарь ограничился одним только кратким «нет». Мой защитник воодушевился и перешёл в наступление:

— А миссия ордена вообще имеет патент на охоту за головами?

Тут уж ответила монахиня.

— Ордену не требуются никакие патенты для того, чтобы призвать к ответу отступницу! — надменно отчеканила она.

И вновь секретарь внёс в протокол краткое «нет». Только-только опустившийся на скамью рядом со мной молодой человек аж подпрыгнул.

— То есть, вы считаете себя вправе схватить любого горожанина и покарать его без суда и следствия⁈

— Вина отступницы неоспорима! Проклятие было выращено из её крови и нарушенной клятвы, никому другому оно вреда причинить не могло!

— Да неужели? Почему же тогда два уважаемых свидетеля обнаружили моего клиента с дырой в животе, оставленной этими зловредными чарами? Почему эти чары погубили одну из ваших собственных сестёр? Почему атаковали прибывшего на место преступления представителя епархии?

Монахиня не стушевалась и указала на меня.

— Это он! Это он изменил проклятие! Поглядите на его аспект!

— Полевой лекарь первого класса изменил высшее проклятие, выращенное из крови и нарушенной клятвы? — округлил глаза мой защитник. — Ка-ак интересно!

Разгоревшуюся перепалку оборвал стук молотка, после судья уставился на меня и потребовал пояснить, с какой целью мы заселились в гостиницу под чужими именами.

— Я и в самом деле опасался за жизнь Беляны Скатень, — признал я, а после недолгой паузы добавил: — В Тегосе она принимала участие в выявлении демонопоклонников, и после известных событий Черноводская торговая компания объявила за её голову награду в три сотни целковых.

Немногочисленные зрители загомонили, а мой защитник выкрикнул:

— Ваша честь, это меняет решительно всё! Беляну Скатень не объявляли в розыск, а якобы завязанное на её кровь проклятие поразило совершенно посторонних людей — так не логично ли предположить, что орден Алаи Раскаявшейся, известный своими тесными связями с Черноводском, преследует в этом деле какие-то собственные интересы?

Представителя здешней миссии ордена неожиданный поворот из колеи не выбил, он тотчас крикнул:

— Главная резиденция ордена расположена не в Черноводске, а в Высокореченске!

— Даже дети знают, что Высокореченск — это задний двор черноводских торгашей!

— Вздор! И кто может подтвердить слова о назначенной награде? Это всё выдумки!

Тут-то и поднялся сидевший на одном из задних рядов священник. Он спокойно прошествовал к судье и предъявил тому какие-то бумаги, после чего во всеуслышание объявил:

— От лица епархии уполномочен подтвердить тот факт, что аспирант Беляна Скатень проявила себя в Тегосе на ниве борьбы с демонопоклонниками, из-за чего Черноводской торговой компанией за её голову была назначена награда. В связи с этим выражаю сомнения в том, что оная особа могла запятнать свою душу нарушенной клятвой и отступничеством. Никаких меток о принадлежности к ордену Алаи Раскаявшейся моим окормлявшим её собратом замечено не было.

Представитель ордена возопил:

— Так где же она? Пусть разъяснит всё сама!

Полагаю, он намеревался просто потянуть время, но заседание превратилось в сущий балаган, причём как-то незаметно мои деяния отошли на второй план, и суд сосредоточился исключительно на роли противной стороны. В результате всю вину за случившееся на монахинь и возложили, обязав полностью компенсировать ущерб и вызванные разбирательством издержки. Да ещё в связи с вопиющим попранием законов Южноморска объявили присутствие в городе миссии ордена нежелательным и предписали закрыть её в течение седмицы с момента оглашения вердикта.

А я оказался чист. Я оказался в своём праве.

Мне бы порадоваться собственной изворотливости, да только не заяви я о назначенной за голову Беляны награде, о ней точно упомянул бы представитель епархии. Всё было разыграно как по нотам, местные власти изначально собирались выставить из города слишком тесно связанных с Черноводском монахинь, и так или иначе, но своего бы они добились.

Впрочем, я всё равно загадал на будущее не пренебрегать услугами судебных представителей и не экономить на них, поскольку без защитника мне сегодня пришлось бы лихо, да и после заседания он тоже изрядно помог. Например, истребовал у суда фигурировавшую в качестве вещественного доказательства трость и сгонял мальчишку-курьера в управу, где тот получил направление в школу Багряных брызг. Всего-то и потребовалось, что заплатить тому за услуги двугривенный.

Дальше пришёл черёд написания всяческих заявлений и возврата временно изъятых вещей, формальности в итоге затянулись до вечера, но зато помимо сотни целковых в качестве компенсации понесённых неудобств мне вручили ещё и четыре червонца на обновление гардероба. Выплаты эти произвели, разумеется, не из городской казны, а из наложенного на орден Алаи Раскаявшейся штрафа.

— Ещё вам оплачена седмица проживания в «Небесной жемчужине», — подсказал мне защитник. — Это гостиница аккурат напротив городской управы. Вещи из «Южного берега» уже там. Только… — Он покачал головой. — Наряд у вас для этого заведения не слишком подходящий.

— Учту, — кивнул я, взвесил в руке трость, окольцованную полосками зачарованной стали, и спросил: — Что-то должен?

Молодой человек улыбнулся.

— На сей раз нет. — И протянул визитную карточку. — Обращайтесь, если вдруг возникнет нужда. И не сочтите за труд зарегистрироваться в качестве вольного тайнознатца. А ещё советую озаботиться включением в реестр держателей акций, поскольку в скором времени по ним ожидается внеочередная выплата накопленного дохода.

Я пообещал так и поступить, про себя понадеявшись, что обойдётся без новых судебных тяжб, а ещё вспомнил о другой карточке — той, которую оставил помощник портного. Вот в ту лавку и направил свои стопы, небрежно помахивая тростью, которую решил покуда оставить себе. Пусть наложенный на неё ударный аркан и развеялся, но основа-то никуда не делась, и основа эта была весьма неплоха. Опять же — солидности придаёт, а за подходящим костюмом дело не станет. При деньгах же! Могу себе позволить!

Найти портного не составило никакого труда, в снятии дополнительных мерок не возникло нужды — хватило сделанных во дворце правосудия. Помимо сюртучной пары и пары сорочек, которые мне обещали пошить в самые кратчайшие сроки, я выбрал из готового платья куртку, рубаху и штаны в уже привычном для себя экспедиционном стиле, а когда их взялись подгонять, наведался к башмачнику по соседству. Там заказал сапоги взамен пришедших в негодность, а ещё присмотрел лёгкие ботинки на новомодном каучуковом ходу.

В итоге от ста сорока монет осталось немного меньше сотни. С учётом трёхсот, распиханных по потайным кармашкам ремня, карточного выигрыша и грядущей стрижки купонов с деньгами у меня был полный порядок, но я всё же безмерно порадовался тому обстоятельству, что в стоимость проживания включили завтраки и ужины. Думал, окажусь в гостинице белой вороной, но нет — таких вот загорелых и в походной одежде нас в обеденном зале этого весьма и весьма респектабельного заведения набралась едва ли не четверть.

Преуспевшие охотники за удачей гуляли и почём зря сорили деньгами, ну а я наскоро перекусил и поднялся в номер. Разулся и прямо в своей новенькой одёжке завалился на кровать. Уставился в потолок и задумался было о событиях сегодняшнего дня, но мысли сами собой перескочили на Беляну.

Где она и как?

И сразу: тридцать три года! Тридцать три! По виду сущая пигалица, а её дочка от силы на пару лет меня младше! Четырнадцать лет разницы! Да как так-то⁈

Стало обидно и тошно, но вспомнилось, как сам учил уму-разуму Дарьяна, и невольно рассмеялся. Выходит, мы с Беляной не просто друзья? Выходит, кем-то большим для себя её считаю, раз такой раздрай в душе?

Найти бы и потолковать, но — нельзя. Пока — нет.

Не стоит горячку пороть, надо выдержать паузу. Монашки, чтоб их черти драли, и ко мне самому неровно дышат, а возможность выследить Беляну они и подавно не упустят. Так что для начала стоит получить новую метку, точнее — сразу две метки, выучить кое-какие служебные приказы и озаботиться поисками Рыжули. Обещал же!

Может, и к лучшему, что всё так сложилось? Что выпала оказия в Южноморске задержаться?

Только нет, конечно же — нет. Я с обречённым вздохом поднялся с кровати, и разворошил узел с пожитками Беляны. Отыскал пачку патронов и перезарядил возвращённый по итогам судебного разбирательства двуствольный пистолет. Сунул его под подушку. Стало спокойней.